Субботнее: Фарцовщики в Ленинграде.

Я жил в простой советской коммуналке на Благодатной, рядом с гостинницей «Турист». Гостинница была построеная еще в 50-е для труженников села, приехавших торговать на «Московский колхозный рынок», расположенный в соседнем квартале. Однако, к середине 60-х основными «туристами» в этой гостиннице, наряду с вездесущими гражданами кавказских республик и белоруссами, торгующими картошкой, стали изможденные сухим законом граждане соседней Финляндии.

Я немного отвлекусь от повествования, чтобы уточнить картину.

В те времена, когда хрущевская оттепель уже переходила в заморозки, прошли фестивали молодежи и студентов в Москве, когда был расстрелян главный фарцовщик страны - Рокотов, в соседней Финляндии  действовал, так называемый индивидуальный контроль над продажей алкоголя и государственная монополия на его продажу. Каждый, кто хотел купить алкоголь у государственной алкогольной монополии, должен был зарегистрироваться в ближайшем магазине по месту жительства. Таким образом, он получал разрешение на покупку алкоголя из своего магазина. Покупки алкоголя тщательно записывались, и, если количество купленного алкоголя становилось большим, специальные контролеры по закупке приглашали посетителя на беседу, в ходе которой ему объявлялось порицание.

Наказанием служило изъятие разрешения на покупку различной длительности, когда покупатель не мог купить алкогольную продукцию легально нигде. Система охватывала всю страну. В 60-х разрешение на покупку заменили личной "винной карточкой", и покупки больше не регистрировались. Винная карточка была изъята из обращения в 1971 году.

Именно тогде в в финском языке актуализировалось слово kalsarikannit , что в переводе значит "выпивать дома в нижнем белье, не планируя никуда выходить"

Помимо этих мер, касающихся приобретения алкоголя, особенно следует помнить, что в Финляндии алкогольные напитки подлежали и подлежат до сих пор очень строгому налогу. Считается, что высокие цены на алкоголь, частично сдерживают употребление алкоголя. Но для истинных ценителей зеленого змия выход был найден – это алкотуры в СССР.

Напомню, бутылка водки в Финляндии стоила что-то около 140 марок, а тур выходного дня в Ленинград 400 марок. Но выгода алкотуриста была еще и в том, что проехав пару-тройку часов ,в Выборг, он мог не только предаться ностальгии по утерянному навсегда парку Монрепо.

_{«Человек без прошлого» (фин. Mies vailla menneisyyttä) — фильм финского кинорежиссёра Аки Каурисмяки  (рекомендую к просмотру, прим А)}

Который, кстати, основан еще президентом Санкт-Петербургской Академии Наук, а так же, как следует выпить (и закусить) русской водки, причем совершенно легально и безмерно. Более того, выпивка была выгодна всем, начиная от самого алкотуриста, ВАО «Интурист» и заканчивая последним подростком в Выборге или Ленинграде, знавшим фразу – йокси рупла, паракуми, товери (дай жувачки на рупь, товарищ). Не говоря уже об услугах доступных девушек с низкой социальной ответственностью.

Ну, девушек мы оставим для следующих тем, а рубль можно было получить от пачки (5 пластиков) до блока (10 пачек) ,в зависимости от заинтересованности в этом рубле туриста.

Алкотуристы были в массе своей парни рабочих профессий – лесорубы, сантехники, экскаваторщики, короче парни смекалистые, поэтому везли с собой в СССР жувачку, колготки, нейлоновые рубашки и плащи «болонья». Замечу, что  даже какой-нибудь финский журнал имел рублевую ценность у «ценителей».

Если измерять мир в поллитровках, как небезызвестный персонаж Крамарова, то нейлоновая рубашка в Хельсинском Стокмане стоила марок сто, естественно, этих денег не хватит, чтобы купить поллитра водки. А привезенная в Ленинград, она уже стоила пятнадцать рублей – а это почти четыре  поллировки! Профит, как говорится, в горло. В конце 80-х эта разница увеличилась кратно в разы.

Начнем с того, что гостей соседней страны встречали уже парни на трассе,  в тех местах ,которые были определены для стоянки «по нужде». Заправок и мотелей в те времена на дорогах не было, поэтому были построены специальные пандусы, куда причаливал автобус и туристы высыпали справлять нужду - мальчики-направо, девочки-налево. Впрочем, девочек в этих автобусах почти не было.

Тут-то их поджидали первые фарцовщики – трассовые. По удивительному совпадению фамилии главаря (Комарово – поселок на трассе), в 80-е их называли комаровские. Наиболее нетерпеливые туристы сбрасывали барахло прямо им, но несколько дешевле ,чем в могли бы это сделать в Ленинграде, зато у них уже были вожделенные рубли, на которые водка стоила такую привлекательную цену.

Далее, автобусы приезжали в Ленинград и туристы размещались в гостинницах города. Это потом для этих целей в городе работало ВАО "Интурист" с шестью интуристовскими гостиннцами наивысшего класса. Но тогда, в 60-е, в сезон количество (и качество) туристов по вполне определенным выше причинам, было значительно больше, поэтому этих туристов размещали практически там, где были места. Этих горячих финских парней совершенно не волновало качество обслуживания и сна. Их задачи были куда более тривиальные - предаться бахусу от начала до конца путешествия.

В летний сезон в несчастную гостинницу «Турист», что на Севостьянова 3, набивалось до 15-и автобусов.

Я жил в доме напротив, как раз над гастрономом, куда сразу направлялись изможденные жаждой и поездкой финские граждане. Поначалу они, пытаясь купить спиртное в гастрономе,  забавляли меня своей громкой речью с многими сдвоенными гласными и согласными буквами, но один случай поменял мое отношение к ним.

В детстве мы все были естествоиспытателями. Напилить стружки из обломков школьных вешалок и смешать этот магний с марганцовкой, а потом поджечь…набрать карбида кальция на стройке, накидать в бутылку с водой и закрыть…в конце концов, в марганцовку налить йоду. Я так и сделал в коммунальной ванной…Реакция сразу не пошла, я разочарованно оставил пузырек на полочке и ушел. В это время наш сосед решил постирать свою любимую нейлоновую рубашку…Мама, конечно, побелила потолок, заплатила ему за убитую взрывом рубашку, новую стрижку в «ноль» и перенесенный стресс….Сосед оказался неплохим парнем, строителем зданий и\или социализма, а в свободное время он чисто по-любительски фарцевал у гостинницы. Он мне, только что принятому в пионеры,  рассказал ,как я могу отработать испорченную нейлоновую рубашку и еще, как не отказывать себе в количестве и качестве капиталистической жувачки. С тех пор я приобщился к этому опасному, но престижному (в определенных кругах) ремеслу. Я видел ,как подъезжают автобусы к гостиннице, сколько и какого качества приехал «турист». Предложить ему рупь в магазине было делом простым, но в магазин они уже приходили «пустые», отдав все привезенное на подходе, а марки мне были не нужны, тем более, что за них запросто могли исключить не только из пионеров, но и из школы и такие показательные страшные акции в нашей школе были. Более того, были и такие ученики, кто сообщал учителям о тех, кто крутился у гостинницы. Но самым удачным делом было заскочить в автобус к еще\уже полупьяным туристам и большую удачу остается только унести, убежав от завистников с красными повязками и корочками.

У гостинницы было очень стремно, там были на страже родины представители только что сфорированного 3-го управления МВД (спецслужба), что располагалось на Лиговке, близ Обводного канала и вездесущие дружинники из числа старшеклассников – активистов.

Спецслужба разделялась на три подразделения. Первое – это те ,кто работал непосредственно в гостиннцах и имел там свое помещение. Вторые работали перед гостинницей на улице, пресекая проникновение фарцовщиков в автобусы. Третьи, это те, кто работал на трассе, нейтрализуя трассовых фарцовщиков. Позднее я удивленно узнал, что они мало пересекались в своей работе. 

Думаю, все поймут, почему я тогда записался в лыжную секцию и секцию бега, и достиг там (в лыжном спорте) первого разряда. Убежать от комсомольцев было просто. В детстве бегаешь быстрее взрослых, рывок лучше, но на короткие дистанции, а на длинные они в наших дворах и не бегали, этим и пользовались.

Сотрудники спецслужбы были горды своей миссией - гонять фарцовщиков, проституток, жуликов всех мастей, пытаясь оградить гостей из-за бугра от назойливого приставания и рисков расстаться с кошельком. Но жажда приобрести импортные шмотки, попасть в валютный бар, провести  не по-советски хотя бы вечер в валютнике,  для многих советских граждан середины 80-х стало мечтой. Другое дело, что одни работали, делали бабки и рисковали,  а другие только хотели жить, как фарцовщики.

Фарцовщики определенно были антиобщественными элементами, но точно в той же мере, как и Иосиф Бродский тунеядцем. Общественная и правовая оценка зависит от морали государства. Мораль исторична: сегодня Бродский – наш гениальный соотечественник, а фарцовщик – родоночальник-кустарь российской буржуазии.

Спекулянт и валютчик не были положительными героями, но героями того времени они были определенно. Мы гордились победами наших хоккеистов, но мечтали о кроссовках «Адидас».  Была даже такая поговрка – кто носит тапки «Адидас», тот скоро Родину продаст. Оказалось неправда – Родину продали другие, в мышиных пальто и шапках-папахах. Если интеллигенты  брежневского застя, собираясь на кухнях, слушали забугорное радио и мечтали о ста сортах колбасы, то фарцовщики жили здесь и сейчас, наживая деньги.

Официально из презирали, всячески поносили, а к их товарам тянулись и завидовали. Кто там читал Солженицина? Всем было наплевать на Ивана Денисыча, все просто мечтали о тряпках и хотели жить лучше. Правда, какое это «лучше» представляли себе не многие.

А что до питерских фарцорвщиков, то все нажитое ими сгорело в девальвациях, деноминациях и прочих инфляциях. Они могли работать на стыке систем, предлагая каждой то, чего ей недоставало  и совершенно не понимали природы денег, не читали Адама Смита и Мильтона Фридмана. Только единицы из них стали заметными бизнесменами ,ка ,впрочем и бармены валютных баров.

Мало осталось от прошлых центровых, да и тех нет. Они приносили пользу трудящимся ради корысти, то есть делали то, к чему призывает сегодня буржуазное право. Еще чаще обманывали, что пытается делать сегодня практически каждый буржуа. Они жили под лозунгом: «Не пропадешь, но горя хватишь». С их исчезновением Ленинград-Петербург лишился яркой доли этнографии. По крайней мере, стало скучнее, ну или мы с высоты прожитых лет просто устали от свалившегося на нас «изобилия».