Государство Российское через призму истории. ч.2.

Из статьи: Эпоха модерна: государство и международная политика.

...наряду с промышленной революцией и формированием бюрократии, – которое XIX век привнес в Вестфальскую систему, стало появление наций и национализма. Циммер интерпретирует эти категории как результат массово-мобилизационных процессов, свойственных буржуазному обществу в его индустриализованной фазе. Нация – это форма политического объединения, выполняющая роль несущей конструкции государства и вступающая в сложные отношения с другими формами организации общества. Главной  функцией нации является легитимация государственной власти на определенной территории. Нации порождены модерном и функционально взаимозависимы с государством модерна. Превращение рационального государства в национальное существенным образом изменило Вестфальскую систему, придав государствам-акторам идеологическую специфику. «Нации оказались едва ли не самой могущественной социальной системой верований в XIX и XX столетиях», – приводит Циммер слова немецкого социолога Норберта Элиаса.

Функциональное определение нации отделяет ее от этноса, обладающего многими чертами нации (язык, культура, религия, обычаи и проч.), но политически бездейственного, а также, с одной стороны, от протонации, проявляющей политическую волю к образованию государственности (немцы до объединения Германии в1871 году, современные курды и т. д.), с другой – от национальной группы, не имеющей таких стремлений (как, например, шотландцы).

Сказанное выше не означает, что национальные государства непременно моноэтничны. Напротив, таковых меньшинство, и они, как правило, периферийны (Япония, Исландия, Португалия). Классические национальные государства включают разные этносы и национальные группы, интегрированные общей сверхидеей. Показательный пример – Франция, страна с ярким национальным самосознанием, населенная разными этническими группами (норманнами, бретонцами и т. д.), а также Канада, Великобритания.

Национализм можно понять как идеологию, которая внутренне определяет нацию (или протонацию), причем содержательно нерелевантным образом. Национализм двулик, как Янус: он составляет основу современного государства, является проводником либерально-демократических стремлений, но он же нередко становится источником имперских, расистских и агрессивных тенденций в области международных отношений...

Из интервью с Игорем Данилевским

— В Древней Руси попросту отсутствует такое понятие, как государство. Не было экономики, политики, социальной структуры — люди того времени просто не знали, что это такое. Бессмысленно задавать им вопрос, когда образовалось Древнерусское государство: такого слова даже не было до XV века. Впрочем, и слова «счастье» — или слова со значением «счастье» — до XV века не было. Но это не значит, что люди того времени не испытывали счастья — просто для них это состояние, видимо, не было существенным.

Или, скажем, патриотизм. Дмитрий Сергеевич Лихачев писал, что его поражает всепроникающий патриотизм Повести временных лет. У меня сразу возникает вопрос: а что такое патриотизм для летописца конца
XI — начала XII века? Есть у него представление о родине, об отечестве? Нет. До XVII века отечество — это просто наследство. А родина — вплоть до Гавриила Романовича Державина — просто место рождения. Очень точно идею древнерусского «патриотизма» уловил Андрей Тарковский. В его замечательном «Андрее Рублеве» во время погрома во Владимире ученик Андрея кричит дружиннику звенигородского князя: «Дяденька, что вы делаете, я же свой, русский!» На что тот очень патриотично отвечает: «Сейчас я тебе покажу, сволочь владимирская!» Свой город, своя земля — это для древнерусского человека основа чувства патриотизма.

Но самым точным, на мой взгляд, в определении патриотизма был Лев Николаевич Толстой

"Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм."

Из статьи "Миф о «предателе» Александре Невском"

...С Востока пришли не «мифические монголы», а родичи русских, такие же наследники Великой Скифии, которая когда-то простиралась от Карпат и Чёрного моря до границ Индии, Китая и Японии. Ордынцы были европеоидами, носителями тех же антропологических, культурных, языковых традиций, что русские-русы Владимирский, Киевской, Галицкой и Новгородской Руси. Основное отличие было в религии: ордынцы были язычниками, в некоторых элементах культуры сохранялся скифо-сибирский «звериный стиль». При этом на самой Руси ещё сохранялось двоеверие, в Новгородской Руси многие были откровенными язычниками.....

...Они были единой хорошо организованной силой. Единство, организация и дисциплина взяли вверх над раздробленностью Руси и эгоизмом русских князей, которые равнодушно смотрели, как берут штурмом и жгут соседние города. Однако ордынцы не были «чужими», как западные «псы-рыцари». Они не планировали вторгаться в духовную, культурную жизнь русских княжеств. Язычники были терпимы к чужим верованиям. Они не планировали менять систему управления, захватывать и колонизировать земли, строить свои крепости. Им это было не нужно. Ордынцам и так принадлежала огромная территория, доставшаяся им от предков, русов-скифов. То есть они не собирались навязывать свои порядки своим братьям по крови, цивилизационному наследию. Орде нужно было: 1) послушание — дисциплина, то есть покорность царю, верховному правителю; 2) оброк-выход на содержание армии; 3) участие русских дружин в общих войнах империи.....

Отсюда

....Вопрос о русской идентичности остро встал в очередной раз с момента, как разрозненные княжества стали собираться в царство. Великому князю Московскому Василию (Темному) - отцу Ивана III, деда Иоанна Грозного - пришлось бороться не только с ближайшими соседями, но и вести непримиримую войну с Великим княжеством Литовским. Оно, будучи славянским, тяготело к Западу и конкурировало с Москвой за право стать точкой сборки Руси. А вместе с этим предлагала и иные идентификационные коды. И уже в этой войне Москве надо было искать какие-то объединительные идеи, приемлемые для новых подчиняемых территорий.
Славянское родство не могло служить такой опорой. Противники были с тобой одного роду-племени и предъявляли свои претензии на право, или жить отдельно, или быть альтернативой Москве. Надо было искать что-то большее и актуальное, горячо переживаемое всеми. И одного православия было уже недостаточно, хотя оно и позволило размежеваться с Западным сообществом славянских племен. Рязанские и Тверские соперники были твоими единоверцами. И тогда появилась тема Византии.

Женитьба Ивана III на византийской наследнице была далеко идущим политическим шагом. Это был мостик соединяющий Русь с чем-то большим, древним, с сущностно очень важным и близким. Родство с Византией, тесно связанной с истоком русской православной идентичности, поставило Москву идейно выше других княжеств, и наполнило смыслом само собирание земель. Конечно, в практическом плане важную роль играла все возрастающие военная и экономическая мощь. Но не все можно утвердить силой. А собрать и удержать земли - тем более. 

Утвердившись в качестве идейного лидера, Московское княжество стало царством. Но борьба за идентичность не была окончена. Еще вопрос - выгнали ли Лжедмитрия I, посаженного в Москву наследниками того же Великого Литовского княжества, обуздай он грабежи и насилие, чинимые пришедшими с ним поляками и казаками. Но это была финальная стадия борьбы, в ходе которой выбор был закреплен и оформлен в виде московской Патриаршей кафедры. А что альтернатива была принесена оружием, только упрочило этот выбор. Для Московского царства, еще не забывшего ордынское иго, выбор с принуждением был всегда поперек горла. Так и при Иоанне IV Москва, скинув ордынскую зависимость, не горела желанием попасть под новое ярмо - диктат Рима. Именно тогда, в качестве антитезы идентичности, опирающейся Византию, которая еще только угадывалась, нежели была оформлена, была предложена норманнская теория происхождения русского государства. В рамках все той же борьбы Запада за русскую идентичность. 
Для Ивана Грозного, в этой теории не было ничего оскорбительного. Какая разница, куда уходят корни Рюрика, если ты его потомок? Эта теория никак не отменяла прав Иоанна IV на Московский трон. Но снова возвращало все на уровень внутри славянских споров. Что было неприемлемо

Ровно по причине сказанного и была снята с повестки дня «голая» славянская идентичность. Она была дополнена еще раньше православной. А относительная близость исторического горизонта этой опоры, дополнялась древностью Византии, преемницей которой стала считать себя Москва. На этом строилась Русское Царство, а затем и Российская империя.