О юниорных  геологоразведочных компаниях в России

В последнее время все чаще звучат опасения относительно того, что углеводородные богатства России могут закончиться через какое-то время. Для воспроизводства минерально-сырьевой базы страны необходимо поддержание уровня геологоразведки. Об итогах работы отрасли и ее перспективах, а также о необходимой государственной поддержке рассказал в интервью РИА Новости глава российского многопрофильного геологического холдинга "Росгеология" Роман Панов.

— Как вы оцениваете состояние отрасли к концу текущего года? Был ли он труднее, чем прошлый?

— Проще работать, безусловно, не стало, но в целом результаты 2016 года оцениваем достаточно оптимистично с точки зрения той работы, которая была проделана. Этому способствовали объективные и субъективные факторы. В целом мы находимся в тех бюджетных параметрах, которые запланировал для себя холдинг на 2016 год. При этом макроэкономическая ситуация и рыночные тенденции, которые существуют в нашем отраслевом сегменте, пока не самые благоприятные. Это связано с общим снижением конъюнктуры фактически на все виды минерального сырья.

Это, безусловно, отразилось и на инвестициях в геологоразведку, и не только в частную, но и в государственную. Если брать в фактическом выражении, то ежегодно с 2014 года объемы финансирования снижались в среднем на 15%. В общем итоге доля снижения относительно плановых объемов работ, предусмотренных программой по воспроизводству минерально-сырьевой базы, составила около 30%. Эта разница существенна, она не могла не отразиться на результатах воспроизводства минерально-сырьевой базы.

Другой вопрос, что холдинг внутри себя за эти три года смог переконфигурировать объем контрактной базы. То есть если по состоянию на 2013 год у нас коммерческий заказ составлял лишь 30% против 70% государственного, то по состоянию на 2016 год у нас обратная пропорция — 70% выручки приходится на коммерческие контракты, 30% — на госзаказ. Здесь объективные и субъективные факторы. Объективные связаны с присоединением к холдингу еще ряда предприятий и изменением маркетинговой политики, которая нацелена на формирование комплексного подхода: мы предлагаем рынку весь спектр услуг от региональных работ до бурения. Этот подход все больше импонирует заказчикам, поскольку при снижении валовой себестоимости мы имеем возможность на эффекте масштаба предлагать комплексный набор услуг.

Есть субъективные факторы, которые связаны с тем, что при такой сложной ситуации достаточно много предприятий, которые находились в не самом стабильном финансовом состоянии, начали выбывать с рынка. И эту долю начали постепенно завоевывать либо укрупняющиеся игроки, либо уже крупные и сложившиеся предприятия.

В общем, сегодня рынок геологоразведочных работ, включая оценочное и эксплуатационное бурение, оценивается где-то в 250 миллиардов рублей. Ожидаемые значения по нашей выручке на 2016 год — 32 миллиарда рублей. То есть наша доля получается около 13% от рынка, что соответствует нашим плановым показателям, заложенным в долгосрочной программе развития холдинга.

— Есть ли в планах увеличение доли и за счет чего?

— Оно предусмотрено в программе развития компании. Планируем обеспечить его за счет наращивания объемов коммерческого заказа. Однако программа предусматривала сохранение темпов финансирования по госпрограмме воспроизводства минерально-сырьевой базы (МСБ), сейчас мы видим, что объемы снижаются, эту часть документа необходимо будет доработать. При этом, учитывая темпы, которые набрал сегодня холдинг, думаю, рост объемов выручки все равно можно обеспечить — в среднем до 10% в год.

Целевой показатель, который предполагает к 2020 году выход холдинга на выручку в 50 миллиардов рублей, достижим за счет внутренних процессов. Он не учитывает возможностей укрупнения холдинга с помощью докапитализации или сделок слияния и поглощения. Это естественный рост.

— Сильно ли, по вашему мнению, заденут отрасль геологоразведки те дополнительные налоговые изъятия, которые планируются в нефтегазовом секторе на 2017 год?

— Безусловно, это скажется на геологоразведке. При этом надо понимать, что при формировании инвестиционного портфеля геологоразведка, к сожалению, попадает под секвестирование. Это проекты на дальнюю перспективу, и при достаточно сбалансированной ресурсной базе наши ключевые компании сейчас не нуждаются в интенсивных объемах геологоразведки. Это обусловлено тем, что обеспеченность запасами компаний сейчас достаточно высокая, вопрос в их качестве. Постепенно отрабатываются запасы высоколиквидные с низкой себестоимостью добычи, а компенсируются они, к сожалению, пока запасами с существенно более высокой себестоимостью. Поэтому очень остро встает вопрос, как обеспечить компенсацию этих запасов и какая роль здесь будет отведена госсектору. Ответ на этот вопрос, безусловно, должно дать правительство.

— Многие участники форума "Геологоразведка-2016" говорили о необходимости господдержки. В какой форме эта поддержка могла бы быть оказана?

— На мой взгляд, при сохранении подхода, который предусматривает сохранение права государства на собственность недр, вместе с этим правом должна быть и определенная ответственность, связанная с необходимостью поддержания этого фонда, корректной оценкой запасов на госбалансе и сохранением ключевых компетенций, которые должны обеспечивать ликвидность этого фонда недр. Это три важных элемента, от которых государство может отказаться только в том случае, если примет решение о передаче права собственности. Однако я думаю, что в наших сегодняшних условиях — экономических, законодательных и сложившейся практики управления фондами недр — это не вопрос ближайшей или среднесрочной перспективы. А тогда, понимая, что собственность на недра принадлежит государству, необходимы инструменты, которые бы позволяли поддерживать МСБ в эффективном состоянии.

Компании-недропользователи сейчас заинтересованы в ликвидных и хорошо подготовленных запасах с коротким плечом ввода в эксплуатацию. Соответственно, государство должно довести с этой точки зрения этот участок недр до такой степени готовности, когда он будет находиться в ликвидной фазе, будет востребован рынком и за приемлемые с точки зрения компенсации исторических затрат и маржи средства будет продан на рыночных условиях. Если эта логика экономического стимулирования отрасли будет выстроена, то и отрасль получит дополнительные инвестиции, и государству будет комфортно с точки зрения финансирования этих работ. Поэтому сейчас, с одной стороны, идет секвестр госпрограммы, но, с другой стороны, ведется работа по ее актуализации, изменению целевых показателей с доведением ресурсной базы до запасов низких категорий, что может за собой повлечь некоторое увеличение финансирования в перспективе. Нужно отметить, что это даст возможность компенсации и исторических затрат, которые будут понесены государством на эти цели, и существенно увеличит налогооблагаемую базу за счет более короткого срока ввода в эксплуатацию потенциальных стратегических месторождений.

— Росгеология стремится создать на своей основе госкорпорацию и стать куратором геологоразведки в стране, в том числе выделенных на нее бюджетных средств. Может ли эта инициатива помочь выполнить обозначенные выше задачи?

— Сложившаяся система обеспечения воспроизводства МСБ, наверное, требует такого инструмента, будь то госкорпорация или какая-то другая юридическая форма. Но указ президента определяет Росгеологию как субъект, целью создания которого стало обеспечение воспроизводства МСБ и комплексное государственное геологическое изучение недр. Компания была обеспечена соответствующими активами с точки зрения докапитализации и дала возможность сохраниться государственному сектору геологоразведочный отрасли, который по факту является весьма значимым сегментом.

Планомерное замещение выпадающих ликвидных запасов сможет обеспечить только целостная система. Как уже показала практика, разрозненные элементы такую задачу решать не могут. В условиях существующего нормативного и законодательного регулирования субъекту, который будет выполнять эту функцию, необходимо обладать определенными публично-правовыми функциями. А определить, как он будет это регулировать и взаимодействовать с ведомством и другими элементами системы, здесь, мне кажется, задача правительства, министерства и наша — найти правильную форму и организацию работ. Собственно, что сегодня и идет — проработка этого вопроса на межведомственном уровне.

—  Есть ли какой-то срок рассмотрения?

— Срока быть не может, это естественный процесс. Но с учетом того, что сегодня идет обсуждение вопросов формирования стратегии развития МСБ, идет актуализация действующей редакции программы по воспроизводству минерально-сырьевой базы (ВМСБ), то в рамках обсуждения этих документов нельзя не ответить на вопрос, как дальше будет функционировать система управления фондом недр и ВМСБ. Поскольку стратегия должна быть разработана и вынесена на обсуждение правительства до конца года, я думаю, что и на этот вопрос будет дан ответ до конца года.

— Вы сказали, что инвестиции в отрасли планомерно снижаются последние несколько лет. Какой объем вы ожидаете в 2017 году?

— Поскольку это долгосрочный тренд, который привязан к мировой конъюнктуре, и поскольку рынок ощущает определенный дефицит инвестиционных ресурсов, я думаю, что этот тренд сохранится. Тот факт, что на 2017 год запланировано определенное снижение госфинансирования, объективно отражает реальное состояние инвестиционных программ и компаний-недропользователей. Если государство снижает инвестиции, вопрос, почему компании должны начать активно вкладываться в ранние стадии геологоразведки, если возвратность этих инвестиций предполагается через 15 лет. То есть сегодня спрогнозировать на такой длинный срок, объективно закладывая какие-то макроэкономические показатели, может только государство либо крупные компании, обеспеченные долгосрочными сбытовыми контрактами, которые позволяют им прогнозировать их денежный поток. А поскольку, как я уже говорил, у этих крупных компаний ресурсная база сбалансирована относительно рынка, то возникает риск, что, если государство уйдет, а компании не придут, через 10-15 лет, может, уже нечего будет добывать в тех объемах, которые заложены в их программе по добыче.

Относительно 2016 года в абсолютных цифрах снижение инвестиций по отрасли в 2017 году ожидается в районе 10%.

— А как обстоят дела с импортозамещением?

— Мы выбрали для себя определенные элементы по которым понимаем, что мы можем построить цепочку продуктов, которые для нас являются критически значимыми и по которым мы достаточно быстро сможем восстановить конкурентные преимущества. В первую очередь это сейсморазведочное оборудование. Мы провели цикл испытаний и ставим перед собой задачу сформировать полный комплекс сухопутного сейсморазведочного оборудования, который бы имел возможность заместить импортные аналоги на российском рынке. Мы сейчас сделали концепт нового поколения, я думаю, что в начале следующего года мы сможем вывести его на рынок. Сейчас мы проводим тестовые и технические испытания по сопоставлению его с основными зарубежными аналогами. Наша задача — построить всю линейку оборудования в сейсморазведочных работах от получения сигнала в поле до финальной его обработки в центре. Это один из ключевых элементов, и, в принципе, сегодня до 80% рынка такого оборудования занято импортными аналогами. Наше оборудование по техническим параметрам будет соответствовать импортному, а его стоимость будет существенно ниже.

Вторая часть — это морская сейсморазведка — там, где мы сталкиваемся с ограничениями из-за санкций. Здесь мы работаем совместно с ведущими отечественными научными институтами. Кроме того, в составе холдинга есть предприятие "Южморгеология", которое исторически занималось разработкой такого оборудования. Сейчас мы на его базе формируем спецподразделение.

Мы сегодня выступаем интегратором этого процесса, так как являемся конечным потребителем, нам легко предъявлять требования с точки зрения технических характеристик. Пока у нас в планах к 2019 году выйти с полным комплексом производства сейсмического оборудования для работ на шельфе. На следующий год мы хотим завершить эту работу по сухопутной части, к 2019 году — по морской сейсмике.

— Объем производства уже понятен?

— Что касается сухопутного оборудования для сейсмики и связанных с этим услуг, рынок оценивается примерно в 500 миллионов рублей, а рынок оборудования морской сейсморазведки — это, наверно, около миллиарда рублей.

В части наших возможностей мы можем занимать не менее 50% от этого рынка, и мы себе такой предел ставим. Также важно не только заместить, но и развить эту компетенцию, поскольку она ведет за собой развитие связанных компетенций.

— Каких успехов за рубежом Росгеологии уже удалось добиться в текущем году? И какие активности за рубежом планируются на 2017 год?

— В этом году мы подписали несколько контрактов. В завершающей стадии находится контракт по проведению сейсмических работ в транзитной зоне Бахрейна. Это сейсморазведка в формате 3D, которая должна локализовать прогнозные ресурсы и определить точки заложения скважин для последующего бурения.

Мы подписали в этом году два контракта с Минприроды Судана. Контракты по цифрам небольшие, но они закладывают хорошую основу для последующей интенсификации работ. Это проведение минералогической оценки состояния ресурсной базы, формирование последующих объектов для проведения геологоразведочных работ и создание лабораторного комплекса, а также комплекса, связанного с обработкой, хранением и интерпретацией данных. Поэтому это проект больше стратегического характера на долгосрочную перспективу.

В этом году у нас прорабатывается несколько проектов на территории Африки: это и ЮАР, где мы взаимодействуем с компанией Petro SA, и возможные морские сеймсмоработы. Мы ведем переговоры по участию в доразведке двух потенциальных блоков на шельфе Южной Африки. Они находятся фактически в завершающей стадии.

Большой объем работы сейчас проводится по таким перспективным странам, как Иран, Египет, Алжир, где достигнуты договоренности, но они не материализовались в конкретный контракт. Это три перспективных рынка, на которые, я думаю, что в следующем году мы сможем выйти с конкретными проектами.

Мы, в принципе, сейчас ведем работу на рынке Юго-Восточный Азии. Это страны, по которым могут быть реализованы проекты на шельфе, например Вьетнам, Индия, Индонезия. В этом году завершили проект в Латинской Америке — это Эквадор, Мексиканский залив, в том числе Мексика.

— Будет ли меняться доля зарубежных проектов в портфеле компании?

— Она на сегодняшний день составляет около 10%. Я думаю, что в среднесрочной проспекте она сохранится где-то на этом же уровне.

—  Из последних соглашений, заключенных Росгеологией, соглашение с нефтегазовой холдинговой компанией Бахрейна Nogaholding. Не могли бы вы рассказать подробности?

— На мой взгляд, это очень важный контракт, поскольку он говорит о способности холдинга работать на таком высококонкурентном рынке, как страны Персидского залива, где уже присутствуют основные игроки. По результатам коммерческих переговоров наше предложение было признано одним из лучших и с технической точки зрения, и с точки зрения ценообразования. Коллегами из Бахрейна был проведен детальный аудит наших производственных мощностей. Они подтвердили высокий класс оборудования и наших специалистов. Поэтому мы считаем, что это очень важный этап с точки зрения развития международного бизнеса компании. Он дает возможность наращивать партнерство в странах Персидского залива, так как там в перспективе могут быть проекты по морской сейсморазведке и на сухопутной части. Мы сейчас изучаем возможность проведения сейсморазведочных работ, тем более что подобные работы мы уже проводили и на территории Ирака, Курдистана, а также на территории Ирана. Наша задача сегодня — укрепить свои позиции на рынке Ближнего Востока.