Феномен «юридической доказуемости» в действии

Повторю немного банальных истин:
1. Запад стоит на сугубой убыточности понятия «справедливость», которое фактически является предметом роскоши, доступным лишь Избранным.
2. Другим фактором, практически определяющим общественное сознание, является интерес Капитала (платёжеспособного спроса) к долговременной памяти (долгое время понятие было синонимично письменной традиции).

Если нечто нелицеприятное ограничить Преданием (устной традицией), то в стратегической перспективе (для далёких потомков) оно исчезнет.

Вектор воздействия достаточно точно описывается освящённой многовековой практикой традиционной юридической формулой (сейчас наилучшей публичной доступностью обладают документы Нюрнбергского трибунала):

Практика Трибунала свелась к тому, что свидетели, признававшие религиозную присягу, обычно принимали ее по такой формуле: «Клянусь богом всемогущим и всеведающим, что я буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Да поможет мне бог».

Сравните с формулой для граждан Державы:

Для граждан СССР была выработана следующая формула торжественного обещания: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом Высокого суда говорить все, что мне известно по данному делу и ничего не прибавить и не утаить».

ИСТОЧНИК

Прекрасное и характерное требование типичного западника: принеси [мне в клювике] аутентично-научное (да ещё признанное заинтересованном в аннигиляции исследуемого сообщения) описание скелета в шкафу. Активность подрядчика востребованной критики (на задаче компрометации самой мысли об исследовании «неправильного» Голодомора®©™) показала успешную реализацию профессиональными (они же — придворные) историками нежелания знать проблему современной науки (не только исторической, в качестве ключа приведу цитату из первой монографии С.П. Махова и Э.Б. Созаева: «Мэхэн (об этом почему-то все забывают) — это прежде всего философ, исследующий морскую силу, а уж потом историк, поэтому он часто был вынужден подгонять факты под свою теорию, а не строить теорию, опираясь на достоверные факты.») и как следствие — активное нежелание хотя бы демонстрировать знакомство с задачей контроля достоверности первичных данных (помним откровения Александра Зиновьева).

Откуда проистекают в том числе требования привести подтверждения из официальной демократической статистики. Физический смысл которых прямо-таки вопиёт о приводимой аналогии.

П.А. Кропоткин, «Великая Французская Революция 1789–1793» (выделение жирным шрифтом моё):

Никогда еще не было во Франции такой энергичной пахоты, говорит Мишле, как осенью 1792 г., когда крестьяне вели борозду по землям, отнятым ими у помещиков, у монастырей, у церквей, и, подгоняя своих волов, кричали на них: «Тяни, Пруссия! Вытягивай, Австрия!». Никогда еще не было столько поднято нови, как в эти годы революции, с этим согласны даже реакционные историки. Первый хороший урожай в 1794 г. дал уже достаток двум третям Франции — ее деревням, само собой, так как города вследствие войны продолжали жить под угрозой голодовки. Не потому, чтобы для них не хватало хлеба, или чтобы муниципалитеты не принимали меры для прокормления безработных; но весь рабочий скот в деревнях, свободный от полевых работ, был отобран для подвоза припасов и боевых запасов 14 армиям республики, отбивавшимся от иностранного вторжения. Железных дорог тогда не было, а сельские дороги были еще в том состоянии, в каком они теперь в России.
Но везде в деревнях народилась уже новая Франция за эти четыре года революции. Крестьянин наедался досыта в первый раз за последние несколько сот лет. Он разгибал наконец свою спину!…

Мне было бы очень интересно посмотреть на демонстрацию критиком «теории Борисова» теоретической выполнимости предъявляемых в пылу востребованного платёжеспособным спросом доказательства требований на данном примере. В смысле: в данных придворных (официальных) французских историков (смотрим только работы изданные до первого издания ВФР) отыскать подтверждения выделенному наблюдению.

Отдельно по памяти из уже не идентифицируемого и не верифицированного источника добавлю, что известно мнение, согласно которому французские крестьяне ещё кузяво жили. По сравнению с коллегами из процветающего режыма старейшей демократии (Англии).

Дополнение:

Другой пример нерукопожатного знания — в условиях утверждения вселенской несправедливости «предрассудков» в отношении к иудеям нельзя допустить информации о том, что когда-то общество знало причины этих предрассудков, и самые что ни на есть заинтересованные лица не находили что бы возразить.