Неизбежность революционных процессов. Часть 11

В этой главе мы попытаемся кратко проанализировать имеющиеся данные о результатах столыпинских реформ в контексте продолжающегося процесса демографического Сжатия.

• Изменения в уровне жизни крестьянства

  • • Крестьянские восстания были подавлены  

  • • Крестьянство добилось некоторого облегчения своего положения  

• Отмена выкупных платежей

  • • В конце XIX века крестьяне платили 72 коп. выкупных платежей, 5 коп. поземельного налога и 58 коп. земских и мирских сборов  

  • • Отмена выкупных платежей почти полностью сняла с крестьян государственные прямые налоги  

  • • Более 9/10 крестьянских податей теперь шли органам местного самоуправления, земствам и «миру»  

• Снижение налогов

• • В 1901 году крестьяне платили всех прямых налогов в пересчете на хлеб 3,5 пуда с души  

• • В 1912 году налоги снизились до 1,7 пуда с души

По данным бюджетных обследований в Воронежской и Калужской губерниях подати всех видов отнимали 8-10% чистого крестьянского дохода; стало быть, снятие платежей составляло в среднем около 5% дохода. Однако бывшие помещичьи крестьяне Черноземья платили не 72 коп., а 1 руб. 80 коп. с десятины[4], и для этой категории крестьян отмена выкупа означала прибавку 10-15% дохода. Как отмечалось выше, неспособность крестьян платить выкупные платежи была одним из главных признаков «оскудения» Центра; теперь государство почти не требовало с крестьян денег – если не принимать во внимание косвенные налоги. Это был весьма показательный результат Сжатия, которое, согласно теории, делает крайне затруднительной уплату прямых налогов.

Для прекращения крестьянских восстаний большое значение имело то обстоятельство, что в манифесте о закрытии Первой Думы царь обещал предпринять реформы, направленные к расширению крестьянского землевладения. Правительство противопоставило крестьянской программе «черного передела» свою программу реформ, которую обычно связывают с именем П. А. Столыпина[5]. «Столыпинская аграрная программа настолько совпадала с аграрной программой Совета объединенного дворянства, – писал А. Я. Аврех, – что все тогдашние наблюдатели, от кадетов до большевиков, прежде всего подчеркивали это родство»[6]. Как отмечалось выше, программа Первого съезда уполномоченных дворянских обществ (май 1906 г.) содержала три основных пункта: переход от общинного землевладения к частной собственности на крестьянские наделы, облегчение покупки земли крестьянами с помощью Крестьянского банка и организацию переселения малоземельных крестьян на окраины; эти пункты стали основными положениями правительственной программы[7].

После реформ 1860-х годов количество переделов (изменений прав владений в общине) уменьшилось. По данным правительства, относящимся к 28 губерниям, переделы проводились примерно в половине всех общин. Считалось, что архаичные черты общины были главной причиной того, что средний урожай на частновладельческих землях в 1891–1900 годах был на 21% выше, чем на надельных. Факт спорный. Частные земли были чаще всего лучшего качества.

Тем не менее, требование создания компактных наделов из крестьянских полос, передачи их в частную собственность и разрушения общины было одним из традиционных требований русских либералов, начиная с выступления тверского дворянства в 1862 году. Предполагалось, что бедные крестьяне, получив землю в частную собственность, будут вынуждены вскоре продать её крепким хозяевам, у которых есть средства для повышения урожайности с помощью современных методов ведения сельского хозяйства. Это был так называемый «прусский путь развития капитализма»: в Пруссии после освобождения крестьян в ходе так называемого «регулирования» произошло укрупнение крепких крестьянских хозяйств за счёт сгона с земли крестьян-бедняков.

Правительство опиралось на демографический аргумент: П.А. Столыпин считал, что рост населения в России опережает другие страны, и даже предоставление крестьянам всей земли не удовлетворит земельный голод. Он предлагал два выхода: освоение новых земель и переход части населения в другие отрасли. В этом он следовал за экономистами, доказывавшими, что земельные переделы являются причиной высокого естественного прироста, и разрушение общины — способ борьбы с аграрным перенаселением[13].

Дворянство стремилось разрушить общину, так как она формировала негативное отношение крестьян к помещичьей собственности. При обсуждении столыпинского проекта в Совете министров отмечалось, что община способствует разгрому имений. С.Ю. Витте в воспоминаниях писал, что правительство приняло решение не из государственной необходимости, а из полицейских соображений: необходимо обеспечить спокойствие частных владельцев и защитить их собственность[15]. Экономист А.А. Кауфман отмечал, что составители указа 9 ноября мало задумывались о хозяйственной стороне дела и ставили чисто-политическую*****[]**** задачу. Общине приписывали аграрные волнения и беспорядки, и она из друга стала врагом правительства[16].

**Возможно, это стало основной причиной, по которой консервативное дворянство поддержало либеральную доктрину. Даже П.Н. Милюков, лидер русских либералов, упрекнул Столыпина в забвении коллективистской традиции. Кадеты и некоторые представители дворянства опасались, что быстрое разрушение общины вызовет массовое разорение малоземельных крестьян и аграрные волнения. 

Указ, изданный 9 ноября 1906 года, предоставлял право каждому владельцу общинного надела выйти из общины и потребовать укрепления надела в личную собственность. Э. Кингстон-Мэнн называет эту политику политикой «репрессивной модернизации», утверждая, что русские «модернизаторы» не понимали роли общинных традиций. 

Вторая Дума отвергла указ, но он был утвержден Третьей Думой. Закон от 29 мая 1911 года позволял общинам проводить землеустройство с укреплением земли в собственность. 

За 1906-1915 годы в 45 губерниях Европейской России вышло из общины 26,6% дворов с 16,3% земли. Наделы были меньше средних, часто выходили бедняки и отходники. 10,3% хозяйств перешли к отрубному и хуторскому землепользованию. 

В Черноземном районе вышло из общины 26,5% дворов с 15,6% земли, но выделилось только 8,8% хозяйств. Четверть укрепленных земель была продана. 

Средний размер выделившегося двора в Тамбовской губернии составлял 4,1 дес., в то время как средний размер общинных хозяйств был 7 дес. Средний размер хуторов и отрубов равнялся 6,4 дес., что меньше прожиточного минимума. В Землянском уезде Воронежской губернии почти половина отрубных дворов не имела лошадей. Многие исследователи отмечают, что зажиточные крестьяне предпочитали оставаться в общине, так что ставка Столыпина на «сильных и крепких» хозяев не оправдалась.

Табл. 5.1. Динамика выхода из общины, землеустройства и переселения на окраинные земли (за вычетом вернувшихся обратно)[24].

Еще одной мерой властей, направленной на снижение остроты аграрного кризиса, была организация покупки крестьянами частных земель. Для этой цели в 1906 году было произведено снижение процентной ставки Крестьянского банка до 4,5%; при этом было разрешено предоставлять кредиты практически на всю сумму покупки. Это решение было подано как царская милость, поскольку реальная стоимость кредита была примерно на 1% больше, и фактически крестьяне покупали землю на 15-20% ниже стоимости; получавшуюся разницу продавцам доплачивал банк. 

 За 1905-1914 годы дворяне продали, в основном Крестьянскому банку, 22% своих земель. Однако результаты снижения кредитного процента были отчасти нейтрализованы повышением цен на землю; если в 1904 году десятина стоила в среднем 112 руб., то в 1909 году – 144 руб. Тем не менее, за 1905-1914 годы в 47 губерниях Европейской России (без Прибалтики) крестьяне приобрели 9,7 млн. дес. частной земли, что увеличило их долю в землевладении (суммарно надельном и частном) с 68 до 72%.

«Таким образом, – подводит итог Р. Пайпс, – взвесив все обстоятельства, следует признать, что результаты столыпинских реформ были весьма скромными. “Аграрной революции” не получилось…»[31]

Аграрное развитие в 1907-1913 годах

Сумел ли Столыпин снизить уровень перенаселения в сельской местности?

За период с 1906 по 1913 год из деревень Европейской России выехало 4 138 тысяч крестьян, которые продали свои земельные участки и отправились в города. Ещё 2 566 тысяч человек переселились за Урал. В общей сложности из деревень уехало 6 704 тысячи человек.

Однако за это же время естественный прирост составил 14 127 тысяч человек. В результате за восемь лет население в сельской местности увеличилось на 7 489 тысяч человек, или на 7,3%. Несмотря на все усилия, проблема перенаселения в аграрном секторе стала ещё более острой.

Как видно из табл. 5.2, корреляция между ростом производства и такими параметрами, как процент выхода из общины или процент землеустроенных земель, отсутствует;

Табл. 5.2. Рост производства в 1901-05 – 1910-14 гг., процент выхода из общины и землеустройства в Черноземном районе[45].

Табл. 5.3. Душевое потребление хлеба и картофеля (в переводе на хлеб 1:5) с учетом перевозок «четырех главных хлебов» и за вычетом расходов на винокурение[49]. Курсивом выделены губернии с потреблением меньше минимальной нормы(19,2 пуда).

Табл. 5.4. Среднее потребление по данным бюджетных обследований. Выделены курсивом значения, близкие к минимальной норме в 15 пудов[52].

Необходимо отметить, что в отличие от таблицы 5.3 в этой таблице приводится потребление продуктов в пищу, то есть не учитываются расходы на корм скоту. «Обращают на себя внимание центральные губернии пониженной нормой потребления, – отмечал А. В. Чаянов. – Окраинные губернии в общем имеют повышенные нормы. Если взять губернии: Костромскую, Ярославскую, Московскую, Смоленскую, Калужскую и Тульскую, то средняя норма этого района – 13,65 пуда (без картофеля – С. Н.). По остальным губерниям – 18,06 пуда»[53]. Перечисленные здесь губернии (кроме Московской) выделены как губернии с низким потреблением также и в таблице 5.4, таким образом, расчеты, основанные на статистике урожаев и перевозок, согласуются с данными бюджетных обследований. Однако эти расчеты дают более полную картину, и в частности, выявляют существование, помимо Центра, очагов бедности в Белоруссии, в Поволжье и на Севере. Хотя в 1909-1913 годах положение несколько улучшилось и эти очаги бедности сократились в размерах, они не исчезли и продолжали оказывать негативное воздействие на общую ситуацию.

Что касается реальной заработной платы фабрично-заводских рабочих, то, как видно из рис. 5.1, в 1905-1909 годах она немного уменьшилась, а в 1911-1913 годах вернулась к прежнему уровню. Динамика заработной платы строительных рабочих (см. рис. 4.20) была аналогичной. Л. И. Бородкин и Т. Я. Валетов обращают внимание на то обстоятельство, что в российской промышленности было большее, чем на Западе, различие в уровне оплаты квалифицированных и неквалифицированных рабочих, причем, если реальная заработная плата неквалифицированных рабочих в изучаемый период практически не менялась, то оплата квалифицированных рабочих возросла примерно на 15%. Исследователи объясняют это явление тем, что чернорабочие набирались в основном из крестьян (приток которых в города увеличился), а квалифицированные кадры – из потомственных горожан[58].

Рис. 5.1. Реальная заработная плата в среднем по фабрично-заводской промышленности (руб. в мес. в переводе на цены 1913 г.) и поденная плата сельхозрабочих летом (в пудах ржи в день)[59].

Данные о численности рабочих имеются лишь для 1900 и 1913 годов (см. табл. 5.5).

Табл. 5.5. Численность наемных рабочих[62].

Революция 1905-1907 годов консолидировала дворянство под консервативными лозунгами Совета объединенного дворянства. Монархия после колебаний вступила в союз с Объединенным дворянством и изменила избирательный закон, обеспечив в Думе дворянское большинство. Один выборщик приходился в землевладельческой курии на 230 человек, в первой городской курии – на тысячу, во второй городской – на 15 тысяч, в крестьянской – на 60 тысяч, в рабочей – на 125 тысяч. Из 442 мест в Третьей Думе помещикам было обеспечено 233 (56,8%), крупной городской буржуазии – 72 (17,6%); реально было избрано 229 дворян.[64]. Витте писал: «В законе выразилась идея, что Россия существует для избранных 130 000, т.е. для дворян, что законы принимаются для сильных, а не для слабых. Закон 3 июня не может претендовать на выборность членов Думы, он дает “подобранных” членов, подобранных для принятия решений в пользу привилегированных и сильных».[65]**.

 Социальная нестабильность в 1908-1914 гг.

Подавление революции 1905-1907 года не означало успокоения и возврата к дореволюционной ситуации. Крестьянские волнения затухали постепенно, и их уровень в 1908-1910 годах оставался на порядок более высоким, чем до революции (см. рис. 5.2).

Рис. 5.2. Интенсивность крестьянского и рабочего движения в 1890-1916 годах[74].

Табл. 5.7. Число наиболее важных зафиксированных преступлений (в среднем в год, тыс.)[75].

Табл. 5.8. Число крестьянских протестных акций в 1907-1913 гг.[76]

В период с 1910 по 1911 год в России наблюдалось значительное увеличение количества мелких акций протеста, особенно поджогов. С. М. Дубровский связывает это с противостоянием общинников попыткам зажиточных крестьян выйти из общины. Он также отмечает, что динамика протестных акций, возможно с некоторой задержкой, коррелирует с динамикой выходов из общины. После 1910 года количество выходов уменьшилось, и волна протестов пошла на спад.

Кроме того, на ситуацию повлиял неурожай 1911 года, после которого последовали два рекордных по урожайности года. Это привело к значительному увеличению уровня потребления в деревне.

О том, к чему может привести недовольство законом о выходе из общины, предупреждал Столыпина тамбовский крестьянин И. Болтышев: «Я не пророк, но убежден, при случае какой бы то ни было общественной беды в большом размере, в виде войны особенно неудачной… от закона 9 ноября останутся только обгорелые головешки да трупы»[79].

«Не подлежит… сомнению, – писал С. Ю. Витте, – что на почве землевладения… и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертрубации в империи, особливо при том направлении крестьянского вопроса, которое ему хотят придать в последние годы, когда признается за аксиому, что Россия должна существовать для 130 тыс. бар и что государства существуют для сильных»[80]

«После революции 1905-1907 гг. в деревне больше не было крупных массовых выступлений, – писал известный исследователь А. Я Аврех. – Преобладающий характер имели, так сказать, первичные формы массового протеста… – порубки, поджоги, потравы, столкновения с чиновниками-землеустроителями. Тем не менее, наблюдатели, знавшие деревню, в один голос оценивали ситуацию в ней как крайне социально напряженную и взрывоопасную**. Дело тут заключалось в революции в умах десятков миллионов крестьян, в отказе от прежней патриархальной психологии… уходила в прошлое приниженность крестьянина перед попом, чиновником, барином. Особенно такое умонастроение было характерно для деревенской молодежи…»**[82]

Как отмечалось выше, имели место также и изменения в ментальности рабочих, отчасти связанные с притоком разоренных и озлобленных крестьян из деревни. Р. Пайпс отмечает, что в 1914 году более половины рабочих Петербурга были пришлыми и эти слои считали даже эсеровскую программу слишком умеренной, предпочитая ей более эмоциональные лозунги большевиков и анархистов[84].