О непрозрачности крупного бизнеса

Проблема исключения опасности использования собственниками крупного и сверхкрупного бизнеса теневой политической власти, а также употребления этой власти для присвоения, нецелевого использования и вывода за рубеж общественно значимых экономических активов (что, собственно, и составляет суть «олигархизма»), требует от общества принятия серьезных мер по обеспечению прозрачности крупного бизнеса и его открытости для государственного и общественного контроля.

По сути, требуется завершить осуществление реального демонтажа созданной в 90-е годы модели «оффшорного» капитализма, в рамках которой преобладающая часть активов российского «большого бизнеса» оказалась формально принадлежащей компаниям, созданным в иностранных юрисдикциях, — компаниям абсолютно непрозрачным и находящимся вне зоны досягаемости для национальных (а часто и любых других) регулирующих и контролирующих органов. Несмотря на то, что для вывода центров владения и центров прибыли российских компаний в зарубежные юрисдикции у их фактических владельцев в свое время имелись достаточно разные, при этом не всегда криминальные основания, сохранение такой модели на будущее ставит под угрозу «честность и чистоту намерений» крупных корпоративных структур и дает основания для различного рода сомнений и подозрений, с одной стороны, и для соблазна конвертировать теневую собственность в теневую власть — с другой.

Существенное повышение степени прозрачности крупного российского бизнеса, отказ от «оффшорной» модели ее построения также весьма помог бы выяснению обстоятельств нередко имеющих место фактов низкой эффективности управления структурами крупного бизнеса их производственными, да и финансовыми активами.

 Отмечающиеся  в России, случаи пассивного или даже откровенно бессмысленного распоряжения ранее приобретенными активами со стороны крупных собственников во многом связаны с анонимным характером владения ими. Внесение большей ясности в вопрос о конечных собственниках тех или иных активов, появление у всех участников деловых отношений, в том числе у потенциальных инвесторов и кредиторов, более широких возможностей для сбора и анализа соответствующей информации, безусловно, будет оказывать на всех субъектов экономических отношений дисциплинирующее воздействие, а также способствовать более быстрому удалению с экономической сцены откровенно неэффективных и недобросовестных предпринимателей.

Нынешняя ситуация, при которой границы существующих бизнес-групп остаются размытыми и неопределенными в силу недоступности полной информации о структуре собственности на те или иные активы, сильно затрудняет объективную оценку их эффективности. Активное использование внутри групп трансфертных цен, показ прибыли в тех или иных звеньях производственных цепочек по выбору собственников группы делают невозможной оценку действительной рентабельности отдельных активов, позволяет завышать соответствующие параметры одних из них за счет других. Помимо повышения общего уровня рисков для хозяйственной и инвестиционной деятельности, такая непрозрачность отношений внутри групп влечет и репутационные потери для частного капитала в целом, так как сплошь и рядом создает впечатление, что частные собственники ведут производство на грани рентабельности или даже с убытками, то есть, по сути, разоряют принадлежащие им предприятия; причем далеко не всегда очевидно, является ли это частью продуманных схем, или следствием реальной некомпетентности и недобросовестности.

Вышеописанная непрозрачность собственности и контроля над ней в рамках российских бизнесгрупп позволяет им сравнительно легко планировать и организовывать нелегальные трансграничные финансовые потоки, означающие не только уход от налогообложения, но и нанесение ущерба миноритарным собственникам — по сути, обман доверия инвесторов и кредиторов. Помимо обвинений в мошенничестве (которое по меркам большинства экономически развитых стран является отнюдь не невинной «игрой с законом», а серьезным преступлением, подлежащим реальному уголовному преследованию), это ведет к тому, что рано или поздно такие группы российских частных собственников оказываются «под колпаком» западных спецслужб и правоохранительных органов, что отнюдь не способствует улучшению имиджа и репутации российского частного капитала в мире.

Косвенным подтверждением того, что непрозрачность российского крупного частного бизнеса влечет за собой достаточно большие финансовые потери (хотя бы в качестве  упущенных возможностей), является и то, что в структуре притока в Россию частного иностранного капитала как в форме заимствований российским предприятиям, так и в форме вложений в корпоративные ценные бумаги до известного времени преобладали  вложения в предприятия с государственным участием. Хотя обычно аналитики связывают это со значительным участием государства в хозяйственной деятельности («так называемое строительство госкапитализма»), в немалой степени это связано и с тем, что респектабельные потенциальные инвесторы оценивают коммерческие риски в российском частном секторе, связанные с его непрозрачностью, как весьма высокие.

Именно многоступенчатость схем, обеспечивающих конечным собственникам контроль за находящимися в их распоряжении активами, вовлечение в них различных оффшорных компаний, не имеющих ни истории, ни доказательств добропорядочности и надежности управляющих структур, равно как и юридической чистоты сделок по приобретению тех или иных активов, порождают у потенциальных кредиторов и инвесторов вполне закономерные опасения.

С другой стороны, раскрытие информации, способной пролить свет на чувствительные стороны хозяйственной деятельности крупных собственников в прошлые периоды, в свою очередь, определенно требует своеобразного «тонкого подхода» со стороны государства. Конечно же, это имеет ввиду некие механизмы «помилования и отпущения грехов лихих девяностых», а также  амнистию имевших место отступлений от норм валютного контроля и использования механизмов трансфертного ценообразования, для вывода капитала и минимизации налогов. Естественно, степень «деликатности» подлежащей раскрытию информации не следует переоценивать: в общих чертах, она  давно уже не должна была бы представлять собой никакой тайны для государства с его огромными возможностями контроля за движением людей и финансовых потоков.

 К сожалению, как показывает практика, отсутствие полной,  достоверной, доказательной,  открытой публикуемой информации, даже в случаях изобличения фактов совсем уже  «одиозного хозяйствования», порой с запозданием,  приходится компенсировать политической волей и использованием административных рычагов.

Неопределенность собственности

Итак, существенной чертой, обозначаемой здесь в качестве негативной, но характерной особенности российских предприятий, является значительная степень неопределенности в вопросе об их собственниках.

На первый взгляд это утверждение может показаться надуманным. Действительно, все предприятия, ведущие хозяйственную деятельность на территории России, имеют государственную регистрацию и включены в так называемый Единый реестр предприятий и организаций, что подразумевает наличие у них владельцев или совладельцев, наделенных всеми правами и обязанностями, связанными с деятельностью этих хозяйственных единиц. То есть юридически вопрос о форме собственности внешне представляется решенным.

Тем не менее вопрос о собственности не так прост, как может показаться с первого взгляда. Для его разрешения потребуется  на время абстрагироваться от малого  бизнеса, который по определению имеет более или менее очевидного собственника, но вносит относительно малозначимый вклад в совокупную хозяйственную активность.

Среди предприятий, играющих в экономике ключевую роль, велик удельный вес предприятий с достаточно сложной картиной распределения прав собственности. А именно: большинство таких предприятий зарегистрировано в форме акционерных обществ, как правило, с большим количеством акционеров, среди которых есть и частные, и юридические лица; зарегистрированные и в России, и за ее пределами; представляющие как российский, так и иностранный капитал. Во многих случаях в число акционеров предприятий, действующих в самых разных отраслях, входят организации и предприятия с различной степенью государственного и муниципального участия.

В принципе, в наличии у крупных акционерных обществ большого числа разноплановых акционеров нет ничего удивительного — это характерно для так называемых публичных компаний. Следует подчеркнуть, что пестрая картина миноритарных собственников характерна почти исключительно для публичных компаний, акции которых обращаются на биржах и которые, соответственно, просто обязаны отличаться очень высокой степенью прозрачности и информационной открытости, без чего инвестиции в акции такого рода компаний лишаются всякого коммерческого смысла.

Однако большое значение имеет и степень публичности компаний. Действительно, по-настоящему публичные компании, акции которых котируются на биржах и имеют широкий и сравнительно стабильный вторичный рынок и которые предоставляют потенциальным инвесторам требующуюся по соответствующему законодательству информацию, до сих пор можно пересчитать по пальцам. Но даже эти компании имеют степень прозрачности управления, очень далекую от стандартов стран с налаженной инфраструктурой финансовых и фондовых рынков. Можно привести немало примеров компаний, чьи акции  относятся   к категории «голубых фишек» российского фондового рынка и являются весьма привлекательным объектом для портфельного инвестирования, при этом крайне скупо и неохотно делятся информацией о деталях корпоративного управления и организации финансовых потоков внутри компаний, а также между компаниями  и их дочерними и аффилированными структурами. Информация о сделках, контрактах, партнерах является строго дозированной и вызывает у миноритарных акционеров массу вопросов, которые чаще всего просто повисают в воздухе.

Если даже немногочисленные публичные компании в России отличаются слабой прозрачностью управления, в том числе для собственных акционеров, то можно представить себе, насколько закрытыми являются подавляющее большинство российских акционерных предприятий, которые не заинтересованы в повышении собственной капитализации через активное публичное размещение своих акций и других ценных бумаг. Типичным для них является крайне пренебрежительное отношение к интересам миноритарных собственников, которые рассматриваются в лучшем случае как своего рода «пенкосниматели», а в худшем — как внутренний враг, от которого надлежит хранить в строгом секрете любую информацию, касающуюся деятельности предприятия.

Если же добавить к этому почти полное отсутствие фактов принятия эффективных решений в этой сфере независимой судебной системы и слабую зависимость бизнеса от общественного мнения (а именно эти вещи, то есть действенный и беспристрастный суд в сочетании с зависимостью судьбы компаний от их репутации в глазах средств массовой информации и общественности в целом, призваны служить главным гарантом уважения прав миноритарных собственников), то смысл распыления прав собственника среди большого количества неконтролирующих акционеров зачастую сводится к тому же затуманиванию вопроса о реальной собственности и собственниках.

Именно поэтому для многих российских компаний частой практикой является включение в число формальных хозяев — совладельцев компаний по существу фиктивных фирм, зарегистрированных нередко в оффшорных юрисдикциях, с символическим капиталом и единственным предназначением — прикрыть статусом полуанонимного юридического лица конкретных людей, осуществляющих реальный физический контроль над компанией. Более того, во множестве случаев «прикрывающие» структуры с их долями собственности дополняют собой хаотическую конструкцию мелкого держания акций, до сей поры унаследованную от процедуры приватизации с ее ваучерными аукционами и особыми схемами, в результате которых акции попадали в руки большого количества частных и юридических лиц с неопределенным статусом и часто непрослеживаемой судьбой. И несмотря на то, что вопрос о контролирующем собственнике в такой ситуации часто фактически повисает в воздухе, высшие менеджеры предприятия сплошь и рядом не желают и не пытаются внести ясность в этот вопрос.

В результате возникают ситуации, когда не только внешние наблюдатели, но и контролирующие органы, и даже формальные совладельцы - «хозяева» сплошь и рядом не могут четко ответить на вопрос о том, кто же является конечным собственником достаточно крупных предприятий как в реальном, так и в финансовом секторе, и кому, собственно, следует предъявлять претензии в случае нарушения данным предприятием важных общественных интересов. Шахты и порты, крупные машиностроительные заводы и сети предприятий торговли работают годами, при этом об их собственниках известно только на уровне слухов, догадок или умозрительных заключений. Фактические хозяева этих активов не только не обнаруживают себя публично, но и всячески препятствуют установлению реальной картины контроля и собственности, засекречивая информацию о звеньях сложной цепочки косвенного или опосредованного контроля. В отношении банковского сектора только в 2014 году законом были установлены более менее основательные критерии раскрытия информации об органах управления и деятельности банковских организаций. Как результат – имеется определенное оздоровление этой сферы.

С одной стороны, подобного рода секретность в вопросе о собственнике вполне объяснима, а стоящие за ней мотивы — понятны. В условиях известной степени коррумпированности и криминализации как самого бизнеса, так и государственных органов, призванных его контролировать и охранять, чем меньше информации о собственниках доступно государству и обществу, тем спокойнее их сон. Анонимность собственников способствует как их личной, так и, в какой-то степени, экономической безопасности: ни одна структура, будь то государственная или криминальная, не рискнет покуситься на крупный и привлекательный кусок собственности, пока не будет уверена в том, что при этом не затронет слишком чьи-нибудь более «яркие» интересы; и в этом смысле неопределенность хозяина собственности в какой-то степени охраняет ее от пресловутых «наездов».

Однако, с другой стороны, такого рода секретность и умолчания в более широком плане имеют своим следствием долгосрочную уязвимость контроля над управляемыми активами. Анонимность сама по себе несет в себе элемент неопределенности, а в условиях, когда судебная защита прав, связанных с титулом собственника, практически не работает, отсутствие публичного легитимного собственника создает благоприятные возможности для использования многочисленных хитроумных и не очень, законных и откровенно нелегальных схем ослабления контроля над активами со стороны действующих владельцев или полного или частичного их присвоения. Практика последних  лет показывает повседневность созыва альтернативных собраний акционеров, назначение ими параллельных органов управления, самостоятельно или на основании решения «своего» (то есть фактически контролируемого данной группой) суда вступающих в борьбу за контроль над активами со «старыми» органами управления, которые тоже претендуют на легитимность, используя для этого решения дружественных им судов или иные формальные обоснования. Такого рода борьба иногда тянется месяцами и даже годами, местами перерастая в силовые столкновения враждующих сторон – откровенный рэкет, местами — в паралич любой хозяйственной деятельности на спорных предприятиях.

Конечно, эти конфликты имеют более глубокие основания, нежели формальные особенности, связанные с неопределенностью отношений собственности, но становятся возможными в немалой степени благодаря наличию именно этих особенностей и в определенной степени даже провоцируются ими. В условиях, когда предприятия или компании воспринимаются как не имеющие конкретного и узнаваемого собственника, попытки захвата власти в «чужой» компании воспринимаются широкой публикой как личное дело конкретных лиц, участвующих в схватке за контроль над данным предприятием, не имеющее непосредственного отношения к общественным интересам. Тем самым легитимный собственник фактически лишается защиты своих прав со стороны общества и в глазах общественного мнения ничем не отличается от тех, кто пытается отнять собственность у ее нынешних хозяев (типичная реакция: «все они одним миром мазаны», «что те — бандиты, что эти...» и т.п.).

Но, как говорится, и это еще не все. Даже в той части, в которой формальный собственник более или менее ясно идентифицируется, это не всегда означает, что картина ясна и прозрачна для любого внешнего наблюдателя. Во-первых, этот собственник может быть действительно чисто формальным, в то время как реальный владелец остается в тени или даже неизвестности. А во-вторых, на практике титул формального собственника часто переходит от одного физического или юридического лица к другому, и далеко не всегда истинные пружины и последствия этого перехода понятны наблюдателям вне узкого крута посвященных, что еще раз подчеркивает крайнюю непрозрачность отношений собственности.

Значение прозрачности  реализации права частной собственности и хозяйственной  деятельности в достижении целей стабильного развития государства?

Само по себе «воцарение» прозрачности, честности и добропорядочности бизнес-отношений, финансовой и производственной деятельности отнюдь не самоцель, а неотъемлемая часть почти любых усилий и стараний по совершенствованию экономики в направлении достижения целей устойчивого развития страны.

Получение полной, достоверной и надежной информации о системе управления и финансово-хозяйственной деятельности субъектов экономических отношений крайне необходимо, к примеру,  для решения таких весьма насущных задач:

       а) оптимизация налогообложения и улучшение собираемости налогов;

       б) сокращение оттока (вывода, вывоза, бегства) капиталов;

       в) введение рациональной и прагматичной схемы прогрессивного  налога;

       г) создание благоприятной среды для «патриотичных» инвестиций.