Лебединая песнь Модерна

... и мелкий писк первого мiрового «гадкого утёнка» Постмодерна. Это всё о «походе» пригожинских кавалеристов.

Собственно, в названии и в следующем предложении, что выше, основная затея данной статьи уже выражена. Всё именно так: Постмодерн, доселе пребывавший в относительном зачаточном состоянии, которое и позволяло «лить бочки» дерьма в сторону Постмодерна всем страждущим, вышел на международную арену, да так ярко, так мощно, что мозги модернистов скручены в узел тысяч вариантов объяснений, а что же произошло «реально» – до сих пор непонятно.

На площадке АШ лишь несколько человек сразу же просекли, что происходит. И сразу же взяли ничью сторону, потому что Постмодернизм подразумевает, что такая малоценная позиция, как «принятие какой-то стороны» (любой) сношает затем мозг в увеличенном до неприличия кордебалете. Долго так. Постмодернизм же, как способ мышления, уходит от идиотизмов в области чистых смыслов. Которые, как вот это ни странно, напрочь лишены морализаторских увещеваний, а предпочитают смотреть «в корень». Вообще, как видишь/слышишь нотки морализаторства – знай, перед тобой очередные сопли модерниста. Соплями переполнено всё изрыгаемое пространство информационных модернистов (любой стороны всех на свете конфликтов).

Там же где соплей нет – там возможны циничные рассуждения по сути, или по понятиям, кому как угодно. Не секрет, кстати, что уже давно понятия – входят в самую ценную ценность императивов (если они есть) Постмодерна. Не мораль, не нравственность, а понятия, которые стоят выше. Когда человек пробует «разобраться» с понятиями с позиции Традиции или Модерна, то он сталкивается с парадоксами, которые в этих сферах нерешаемы в принципе. Для того, чтобы они были ясны (решаемы), требуется разобраться, цинично и жестоко, с тем, что понятия вообще-то – НЕОПРЕДЕЛЁННЫ. Они подвижны, они лабильны, они гарантированно гибки, как шланги, но они, вот самое странное, ЕСТЬ. И с этим ну ничего нельзя поделать.

С точки зрения Постмодерна рулит целесообразность интересантов. Вот так просто? Да, вот так просто. Всё что обрамляет целесообразность интересантов в слова – остаются лишь словами, чья основная задача мозгопудрить. Более того, слова остаются последним убежищем модернистов, которые ещё уповают... Для постмодерна слова – есть звук пустой (по сути это так и есть), ну или пока они ещё есть – пусть будут ещё и инструментиком. Типа зонтика. Или мыла. Ну или, на совсем худой конец, кувалды.

Гадкий утёнок Постмодерна наконец-то вышел в мiр во всей своей красе. До этого были только отблески «яиц» непроклюнутых птичек, типа, поломка какого-то там зелёного посреди Суэцкого канала, который, бац, и привёл в безчувствие на несколько дней международную логистику. Ну или вот ковидка та же. Которая ознаменовала собой треск черепов модернистов в попытках понять очевидную глупость/неглупость, управляемость мiровых государственных деятелей/неуправляемость с последующим их отбытием в мiр иной, ну и т. д., отголоски всё ещё идут по инерции (а может и поддерживаются сознательно). Всё это лишь присказки, а сказка сама началась только сейчас. И это крайне любопытно.

На примере пригожинского мятежа, который случился в России, а не в США, не в Европе, не в Китае, ни даже в Иране, можно смело умозаключить, что Власть России умеет в Постмодерн. Умеет в неопределённость. Да так умеет, что кажется иногда, что и не умеет вовсе. Хотя подозрения остаются. Эти подозрения целиком и полностью пока не подтверждаются целесообразностью интересантов, но это только на «поверхности», потому что интересанты не обязаны ни с кем делится, как именно они целесообразируют. Как хотят, однако. А если у кого возникает желание вместе с ними поцелесообразировать, что ж, группа Вагнера открыта для взаимодействия, равно, как и открыта возможность для входа во Власть России. Надо лишь уметь, как говорится, ну и хотеть тоже.

Этот пример (пригожинский) показал ещё кое-что: ну совсем для морализаторских душ. Всё, поезд морали и нравственности закончился, он остался лишь для эльфов, лохов, природных мудаков, в общем для всей околомодернистской коловерти размышленческой безплодности. Кто хочет оспорить сей момент, пусть до содрогания высоких устремлений спорят о том, нравственно ли нанимать зэков на войну, а также о том, а можно ли «прощать» зэков же за то, что обычно «не прощают». А в Постмодерне нет «можно» или «нельзя», есть целесообразно или нецелесообразно. Для интересантов. И это не для «галочки», а так и есть на самом деле. Вот реальнее некуда. Остальным, кто непосредственно не принимает участия во всём этом, предоставляется две возможности: первая – оставаться в тенетах Модерна и продолжать бултыхаться мозгом в мутнеющих водах «реальности», вторая – освоить Постмодерн (который есть способ мышления, а не всякая хрень на воде или молоке).

По освоению Постмодерна многие вещи, ныне запредельно жуткие и жестокие, непонятные и тайные, мутные или слепящие, станут просто очевидными. Может быть зеркальными. Что по сути одно и то же, лишь с другой конвертацией в симметрию. В Постмодерне появляются и иные штучки-дрючки, и их неопределённая целостность уже давно выражена Тэффи, у которой штучки ещё могут быть целованы, а вот дрючки – пока ещё никто и никогда не целовал. Вот... скоро поцелуют.

Вот такие дела, братие. То ли в полёты ума удариться, то ли в безудержный труд, безсмысленный и безпощадный.