Корпорация РЭНД: Российский Генеральный штаб. Понимание роли военных в принятии решений в “осажденной крепости”

Сокращённая публикация исследования 2022года  зловещей корпорации РЭНД (США), посвященная России и её вооруженным силами вообще, и Генштабу в частности. {Свои комментарии топикстартера автора записи (Кылдысин) здесь и далее по тексту привожу в фигурных скобках. Сразу оговариваю своё резко негативное отношение к приводимой статье, даю которую исключительно с целью показа истинного отношения одного из мозговых центров США к нашей стране. Чтоб бить врага, надо знать его}.

RAND (англ. РЭНД — аббревиатура от Research and Development — «Исследования и разработка») — американская некоммерческая организация, которая выполняет функции стратегического исследовательского центра, работающего по заказам правительства США, их вооружённых сил и связанных с ними организаций. 

Российский Генеральный штаб {далее - ГШ} не похож ни на одну организацию в оборонном ведомстве США. Отсутствие аналога в Соединенных Штатах означает, что гражданские и военные круги США в основном не знакомы с концепцией ГШ. Из-за растущей милитаризации российской внешней политики с 2008 года важно понимать не только формальные полномочия и обязанности этого ведомства, но и его способность влиять на процесс принятия решений в области национальной безопасности в России.
В этом отчете авторы разрабатывают основополагающий текст для политиков и военных, чтобы улучшить коллективное понимание российского ГШ. Сначала авторы обращаются к различным первичным и вторичным русскоязычным источникам{даны в первоисточнике, здесь убраны}⁠, например к уставам, речам политической и военной элиты и академическим военным трудам, чтобы дать свою характеристику ГШ. Затем они производят сравнение ГШ, - ролей, обязанностей и полномочий с американским аналогом ГШ — Объединенного штаба, рассматривают баланс сил между политическими лидерами России, ГШ и российскими вооруженными силами в целом.
 
Содержание


ГЛАВА ПЕРВАЯ
Введение
Проблема
Исследовательский подход
Предостережения
Организация этого отчета


ГЛАВА ВТОРАЯ
Роли и обязанности российского ГШ
Официальные роли и обязанности ГШ
Поддержка внутренней структуры и укомплектования штатов
Заключительные замечания


ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Российский ГШ в сравнительном контексте
История и обязанности Объединенного комитета начальников штабов США
Сравнительные организационные структуры и обязанности
Власти
Разные мандаты, разные способности
Наблюдения, основанные на сравнительном анализе высокого уровня
Заключительные замечания


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГШ и баланс сил
Первые попытки российской оборонной реформы: мастер-класс по обструкции
Объяснение успеха генералов в создании препятствий
Как звезды сошлись за переменами
Заключительные замечания


ГЛАВА ПЯТАЯ
ГШ в практическом контексте: тематическое исследование Украины


Введение
Крым, Донбасс и российский ГШ
Российское вмешательство в Крыму
Российская интервенция на Донбассе
Роль российского ГШ в проведении кампаний в Крыму и на Донбассе
Выполнение операции на Донбассе
Ключевые решения, действующие лица и взаимоотношения в Украинском конфликте
Уроки, извлеченные ГШ из Крыма и Донбасса
Российский ГШ: понимание роли военных в принятии решений в “осажденной крепости”


ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГШ в практическом контексте: тематическое исследование Сирии


Введение
Российское вмешательство в Сирии
Командование и контроль и субординация в Сирии
Сирия Ключевые решения, действующие лица и взаимоотношения
Основные извлеченные уроки
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Делаем выводы о роли ГШ в принятии решений в области национальной безопасности
Формальные и неформальные системы влияют на принятие решений
Определение приоритетов на основе организационной структуры
Сокращения
Библиография {даны в первоисточнике, здесь убраны}
Рисунки и таблицы {даны в первоисточнике, здесь убраны}


ГЛАВА ПЕРВАЯ
Введение
За пятидневный период в августе 2008 года Вооруженные силы России одержали победу, быстро мобилизовав силы с подавляющим численным превосходством, чтобы победить гораздо меньшего противника. Российские войска достигли своей военной цели — поставили две отколовшиеся от Грузии территории, Абхазию и Южную Осетию, под российский контроль. И все же, хотя российские войска продемонстрировали лучшее планирование и оперативное мастерство по сравнению с двумя войнами в Чечне (1994-1996 и 1999-2000), Вооруженные силы России боролись с грузинскими военными дольше, чем ожидалось как Россией, так и Западом. Российские цепочки командования и управления (C2) столкнулись с многочисленными сбоями почти во всех эшелонах. Устаревшая российская техника страдала от многочисленных поломок, тем самым останавливая продвижение войск. ВВС РФ потерял более десяти самолетов, совершивших всего 200 боевых вылетов против противника, у которого не было истребителей или передовых средств противовоздушной обороны. Сухопутным войскам не хватало эффективных средств радиоэлектронной борьбы; способности поддерживать связь с подразделениями противовоздушной обороны и воздушной поддержки; и доступа к функциональным, защищенным системам связи на поле боя, среди прочих недостатков.
Эти события побудили российское правительство вложить значительные средства в военную модернизацию и повышение профессионализма. Менее чем шесть лет спустя действия российских войск при захвате Крымского полуострова (2014) и операции в Сирии (2015) показали, что российские Вооруженные силы заметно улучшились, по крайней мере, в ограниченных сценариях конфликта. В Сирии Россия продемонстрировала способность проецировать силу —с помощью воздушных перевозок и морских перевозок — на тысячи миль за пределы своих границ. В частности, при захвате Крыма Россия продемонстрировала способность сопоставлять силы с военной целью, развернув солдат специальных операций , которые проявляли сдержанность при применении насилия — так называемых маленьких зеленых человечков или вежливых людей.
В этих кампаниях Россия использовала более современное оборудование, включая высокоточные управляемые ракеты большой дальности, средства электронной борьбы и беспилотные летательные аппараты (БПЛА) для разведки, наблюдения и рекогносцировки. Наконец, Россия продемонстрировала улучшенные возможности C2, которые включали солдат с индивидуальными устройствами связи и межведомственной координацией.
Это очевидное повышение компетентности, произведенное в одной из крупнейших в мире вооруженных сил, заслуживает дальнейшего рассмотрения. Такой анализ необходим для понимания не только того, как было достигнуто это улучшение.
Четыре самолета были сбиты грузинскими средствами ПВО, два самолета, по-видимому, пострадали от дружественного огня, и по меньшей мере еще четыре самолета были повреждены без возможности ремонта в результате некоторого сочетания этих двух причин, но также для того, чтобы продвинуть наше понимание того, были ли эти кажущиеся улучшения материальными или миражом, учитывая плохую работу российских войск через месяц после их полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году. В этом отчете мы стремимся изучить, как российские военные смогли так быстро перейти от плохих боевых характеристик к компетентным боевым силам в этих ограниченных операциях. В частности, мы стремимся изучить роль, которую сыграл российский ГШ в организации и реализации этих реформ. Мы исследуем, как обязанности ГШ, его внутренняя структура и штатное расписание, а также его положение в более широкой системе национальной безопасности России способствовали — и препятствовали — общей эффективности Вооруженных сил. Главная цель этого доклада - обеспечить лучшее понимание текущего вклада ГШ в процесс принятия решений в области национальной безопасности России и спрогнозировать на будущее пути, по которым это влияние может развиваться.
Подготовка для этого исследования проводилась до вторжения России в Украину в 2022 году, которое развернулось, когда этот отчет был написан и подготовлен к публикации. В результате в настоящем отчете не рассматривается роль ГШ в принятии решений, планировании или исполнении, связанных с этой текущей кампанией. Но мы были бы небрежны, обсуждая прогресс российских Вооруженных сил как института, не принимая во внимание первоначальные замечания прессы и аналитического сообщества относительно ошибок, которые имели российские военные в первые недели своего вторжения в Украину. До сих пор российские военные сталкивались с многочисленными проблемами, связанными с логистикой, моральным духом, C2, обучением и возможностями — в своей операции на Украине.
Исследовательский подход
В этом отчете мы используем смешанный методический подход для анализа российского ГШ по нескольким направлениям, с целью улучшения понимания роли и обязанностей российского ГШ в процессе принятия решений в области национальной безопасности государства. В первом разделе доклада мы опираемся на русскоязычные материалы, особенно на работу: Ю. Н. Балуевский, ред., ГШ Российской армии: История и современность, Москва: Академический проект, 2006. Этот отредактированный том был недавно приобретен и переведен корпорацией RAND.
В этом отредактированном томе представлен относительно редкий исторический обзор ГШ с российской точки зрения, и он охватывает период с начала 1700-х годов по 2004 год. Мы также опираемся на соответствующие российские законы, определяющие роли и обязанности ГШ, и соответствующие речи, произнесенные нынешним начальником российского ГШ генералом Валерием Герасимовым и другими должностными лицами ГШ, для построения авторитетной характеристики уставных полномочий ГШ. 
...
Мы используем этот анализ, чтобы сделать обоснованные, хотя и умозрительные выводы о том, как полномочия и обязанности ГШ определяют способность политических лидеров использовать вооруженные силы в качестве инструмента внешней политики.
Мы изучаем участие этого учреждения в двух недавних конфликтах: на Украине (2014–2021) и в Сирии (2015-2019), что позволяет нам делать выводы о том, как ГШ ведет себя на практике и его роли в российском процессе принятия решений. Хотя наша способность представить исчерпывающую характеристику участия ГШ в каждом конфликте ограничена непрозрачным характером этого учреждения, мы изучаем разнообразные источники, чтобы оценить, как российский ГШ участвовал в том или ином конфликте. Мы также используем для анализа данные тематических исследований которые определяют ключевых сотрудников ГШ и их взаимоотношения (как прямые, так и косвенные) для каждого конфликта. Диаграммы {даны в первоисточнике, здесь убраны}, подготовленные для этого отчета, предлагают новое средство, которое позволяет по-новому взглянуть на то, кто в Генеральном штабе является центральным, кто периферийным, и кто с кем связан, чтобы показать, где и как действующие лица в Генеральном штабе взаимодействуют с более широким кругом персонажей.


Предостережения
Прежде чем углубиться в анализ, проведенный в рамках этого исследования, важно, чтобы мы признали ограничения нашего анализа. Хотя при построении нашего анализа мы использовали аналитически строгий подход к поиску множества независимых источников, особенно для тематических исследований, читатель должен помнить о нескольких предостережениях. Они заключаются в следующем.
Как система с высокой степенью персонализации, принятие решений в России, особенно на самых высоких уровнях, зависит от личных сетей лиц, принимающих решения. Таким образом, чтобы понять, какие действующие лица и институты обладают полномочиями по принятию решений, нужно понимать конкретных вовлеченных лиц. На формирование политики национальной безопасности в России влияет широкий круг субъектов, включая субъектов в Министерстве обороны (МО), Министерстве иностранных дел, Администрации Президента, Совете безопасности, Федеральной службе безопасности (ФСБ) и ключевых государственных корпорациях, и т. д.
Хотя мы осознаем, что более высокопоставленные сотрудники ГШ и российские военные обязательно имеют связи в этой более широкой сети, этот отчет не является попыткой всесторонне разместить отдельных сотрудников ГШ в так называемой вертикали власти.
Более того, мы признаем, что все более узкий круг лиц обладает полномочиями по принятию решений на национальном уровне в России, но мы утверждаем, что люди за пределами этого небольшого круга обладают свободой воли, и наш отчет является попыткой продвинуть наше коллективное понимание этих сетей более низкого уровня.
Мы подозреваем, что ни одно лицо или учреждение, включая ГШ, не несет полной ответственности за улучшение, или его отсутствие, у российских Вооруженных сил в период после 2014 года. Другие факторы и действующие лица, которые выходят за рамки этих усилий, вероятно, должны были бы быть рассмотрены, чтобы предоставить всеобъемлющее объяснение совершенствования российских Вооруженных сил. Факторы, способствующие увеличению численности российских военных эффективность включает, среди прочих факторов, экономический рост России, обусловленный ростом цен на нефть на рубеже веков, и десятилетнюю долговечность ключевых политических и военных фигур.
Что касается влияния на экономику, Россия пережила бурный цикл подъемов и спадов в течение трех десятилетий после распада Советского Союза. Экономика 1990-х годов была омрачена переходной рецессией и дефолтом в годы президентства Бориса Ельцина, в результате чего российский оборонный бюджет сократился с 344 миллиардов долларов США в 1988 году до 52 миллиардов долларов США в 1992 году и менее 20 миллиардов долларов США в 1998 году. За этим спадом последовал бум 2000-х годов, во время которого валовой внутренний продукт России увеличивался примерно в среднем на 7 процентов в год до экономического кризиса 2009 года; снижение было вызвано глобальным экономическим спадом и последующим падением цен на нефть. В течение этого десятилетия мировые цены на нефть выросли с менее 30 долларов США за баррель до почти 90 долларов США за баррель до лета 2008 года, снова достигли максимума в 2011 году, а затем оставались относительно устойчивыми выше 110 долларов США за баррель до 2015 года.
Это важно для России из-за сильной зависимости ее экономики от экспорта энергоносителей. Благодаря нефтяной ренте расходы России на оборону неуклонно увеличивались в течение этого периода с точки зрения паритета покупательной способности; они выросли на 90 процентов в период с 2005 по 2018 год и составили примерно 180 миллиардов долларов США, даже будучи ограниченными примерно 3 процентами валового внутреннего продукта.
Другим важным фактором является долговечность ключевых политических и военных фигур, в первую очередь удержание Владимира Путина у власти более 20 лет и преемственность, которую это порождает. Министры обороны Сергей Шойгу и Герасимов занимают свои посты большую часть десятилетия и проводят реформы, которые имеют историческую связь с усилиями по реформированию, предпринятыми и инициированными почти всеми их постсоветскими предшественниками.
Известный бывший начальник ГШ и маршал Вооруженных сил Советского Союза во время Второй мировой войны Борис М. Шапошников и бывший заместитель начальника ГШ Махмут Гареев поддержали более длительные сроки полномочий начальников ГШ, подчеркнув, что это обеспечивает стратегическую преемственность и дает достаточно времени для “серьезной работы”. Эта преемственность имеет несколько потенциальных преимуществ. Высокий уровень единства политической и военной элиты путинской эпохи обеспечивает высокую степень согласованности политики. Путин, например, руководил увеличением расходов на оборону в течение двух десятилетий. В других системах с более жесткими сроками полномочий бюрократия может использовать эти ограничения как инструменты — выжидая выборных должностных лиц, надеясь, что новая партия или новая политика утвердятся — как средство, с помощью которого можно противостоять реформе.
В российском случае, однако, стабильность лица, занимающего высший пост, аннулировала этот вариант. Эта преемственность руководства и политики обеспечивает важную объясняющую переменную.
{здесь РЭНД поневоле признаёт плюсы «долговечности ключевых политических и военных фигур»}
Российский аппарат принятия решений непрозрачен, и поэтому этот анализ в некоторой степени неизбежно носит спекулятивный характер. Как было описано многими экспертами в российской политике, неформальные сети доминируют в российском процессе принятия решений.
Формальные институциональные роли и обязанности часто не отражают реальных власть. Более того, как отмечает один российский эксперт, “Даже у чиновников, которые служили в администрации у одних и тех же людей, иногда совершенно разное понимание того, как все работает”.
Недостаток публичных дискуссий по некоторым оборонным темам и секретность, которая окутывает процесс принятия решений в области национальной безопасности, в частности, означают, что общедоступные свидетельства о решениях относительно скудны. Тем не менее, утечки (преднамеренные или нет) действительно происходят, такие, например, как награждение медалями с датами Крымской операции, и они предоставляют возможности для получения информации о процессе принятия решений.
Ограничения, связанные с доступностью данных, означают, что тематическое исследование в главах пятой и шестой, включая сетевой анализ, полученный для каждого случая, настолько всеобъемлющее, насколько позволяют несекретные источники, но не является исчерпывающим. Важно признать, что наш анализ ограничен внутренними ограничениями, налагаемыми темами, рассмотренными в этом исследовании. 
...
Мы обсуждаем, какие факторы позволили Генеральному штабу противостоять реформам в конце 1990-х и начале 2000-х годов, несмотря на плохие результаты российских вооруженных сил в первой и второй чеченских войнах (1994-1996 и 1999-2000). В главе дается оценка элементам, которые необходимо было согласовать, чтобы начать преодолевать обструкционизм военных. Примечательно, что плохие показатели российских Вооруженных сил, продемонстрированные в течение первого месяца их вторжения в Украину в 2022 году, свидетельствуют, основываясь на предварительных наблюдениях, о том, что их усилия стать профессиональными, высокотехнологичными силами, способными ведение крупномасштабных, очень сложных операций еще предстоит осознать.
...


ГЛАВА ВТОРАЯ
Роли и обязанности российского ГШ
«В заключение я хочу заявить, что, независимо от того, насколько силен противник, независимо от того, насколько совершенны его силы и средства для вооруженной борьбы, формы и способы их применения, у него всегда будут слабые места; это означает, что существует возможность для адекватной обороны», —В. Г. Герасимов
Российский ГШ существует, в той или иной форме, более трех столетий. Впервые он был создан во времена правления Петра Великого (1682-1725), а затем воссоздан в 1762 году при Екатерине II. Несмотря на свою долгую историю, современный ГШ гораздо ближе к Генеральному штабу 20-го века по своей структуре и роли. Основные функции и элементы ГШ, которые все еще узнаваемы в существующий ГШ был создан только во время Второй мировой войны и усовершенствован после нее.
Несмотря на значительные изменения в стратегической обстановке, колебания в военно-политических отношениях и трансформацию Вооруженных сил со времен Второй мировой войны, общая базовая структура и функции ГШ оставались относительно неизменными с течением времени. … Некоторые более значительные изменения связаны с реформами 1990-х и начала 2000-х годов и в большей степени связаны с балансом сил между гражданскими и военными, который обсуждается в четвертой главе.
Центральная роль этого учреждения на протяжении всего его существования заключалась в концептуализации и формулировке военных требований для подготовки государства к “адекватной обороне”. Однако в конце 1980-х и начале 1990-х годов усилия по координации обороны России подверглись массовым сбоям в результате внутренних и международных политических потрясений. ГШ столкнулся с распадом Советского Союза и необходимостью вывести огромное количество персонала и материальных средств из бывших стран Варшавского договора (Валерий В. Герасимов, “Ценность науки в предвидении”, Военно-промышленный курс, Том 8, № 476, февраль–март
2013, стр. 3).
Традиции современного российского ГШ основаны на опыте страны во время Второй мировой войны. Российские военные мыслители и практики извлекли урок из войны: Советский Союз (а позже Россия) мог иметь только такой ГШ, который был больше, чем административный орган, и обладал полномочиями по управлению и командованию силами. 
В условиях этой неразберихи ГШ новой независимой Российской Федерации столкнулся с необходимостью реформирования Вооруженных сил, которые он унаследовал от Советского Союза, для обеспечения того, чтобы эти силы были адекватны для обороны России с учетом ее новых условий безопасности. Возможно, формальные обязанности и полномочия ГШ идеально подходили для оперативной концептуализации и осуществления такого перехода. Учитывая, что масштабы и содержание мандата ГШ были в значительной степени неизменными с момента окончания Второй мировой войны, само собой разумеется, что ГШ был бы также хорошо приспособлен для модернизации российских вооруженных сил в период между войной с Грузией (2008) и аннексией Крыма (2014).
...
Официальные роли и обязанности ГШ
Задачи и функции российского ГШ формально определены указом Президента в Положении о Генеральном штабе Вооруженных сил Российской Федерации. Текущая версия указа, последняя обновленная в 2020 году, определяет ГШ как центральный орган военного командования Министерства обороны Российской Федерации ... и главный орган оперативного управления Вооруженными силами Российской Федерации... В соответствии с решениями Президента Российской Федерации, Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Российской Федерации и Министра обороны Российской Федерации ГШ осуществляет командование и управление Вооруженными силами, организует планирование обороны Российской Федерации, мобилизационную подготовку и мобилизацию в Российской Федерации в рамках полномочий Министерства обороны России, а также координирует деятельность других войск, военных и специальных формирований в области обороны.
Положение исчерпывающе детализирует 16 основных задач (перечисленных в текстовом поле 2.1), которые возложены на ГШ. Вместо того, чтобы расширять этот список задач, мы опишем четыре всеобъемлющие обязанности, содержащиеся в Положении, каждая из которых относится к компетенции ГШ: стратегическая концептуализация и планирование, готовность и боеготовность, система командования и управления силами, а также межведомственная координация.
Современная структура ГШ была создана во время Второй мировой войны и усовершенствована после нее.
(Президент Российской Федерации, “Указ Президента РФ от 23.07.2013 № 631 (ред. от 21.12.2020), Вопросы генерального штаба вооруженных сил Российской Федерации”, 23 июля 2017 г., пункт 1. Балуевский, 2006). Хотя ГШ исторически выполнял дополнительные административные функции, они в основном были перенесены в сферу ведения Министерства обороны в современную эпоху и поэтому исключены из этого раздела.
Роли и обязанности российского ГШ
Концептуализация стратегии и планирование обороны
Центральной задачей российского ГШ является применение военной науки для теоретизации и прогнозирования будущего ведения войны.
Известный бывший начальник ГШ и маршал вооруженных сил Советского Союза во время Второй мировой войны Борис М. Шапошников представил концепцию ГШ как мозга армии в конце 1920-х годов. Его современник, видный советский военный стратег- Валерий В. Герасимов, “Влияние современного характера вооруженной борьбы на направленность строительства и развития вооруженных сил Российской Федерации. Приоритетные задачи военной науки в обеспечении обороны страны, ”Вестник Он же - "Истории военных наук", Том 62, № 1, 2018 года.
...
Историк и исследователь Александр Свечин писал, что ГШ “должен представлять охрану возникающих идей ... чтобы понимать, лелеять и проповедовать их”. Более поздний российский автор предполагает, что ГШ также должен быть “думающим организмом” государства, что ставит ГШ на ключевую позицию в более широкой системе военно-политического контроля страны.
На практике это означает, что ГШ отвечает за понимание угрожающей обстановки —военно-политической ситуации (военно-политическая обстановка) — вероятности возникновения различных типов угроз и конфликтов и тенденций в будущем характере, методах и средствах ведения войны.
Для получения данных для прогнозирования вероятности и характера военных действий составляются различные переменные и подварианты, включая политические, экономические, военные, научно-технические и культурные характеристики каждого потенциального противника и союзника.
Генеральному штабу поручено идентифицировать и количественно оценить все эти способы с помощью моделирования этих факторов получить представление об ожидаемом исходе условных войн.
Теоретизирование о ходе и исходе войны в российской военной науке также основывается на расчетах соотношение сил и средств.
В советской и российской военной науке ход и исход войны можно предсказать, рассчитав в целом: (1) относительную боевую мощь каждого участника боевых действий; (2) тактику, операции, цели и задачи, выполняемые оружием, техникой и персоналом с различными количественными и качественными характеристиками; и (3) взаимодействие тактики, операций, целей и задач на разных уровнях ведения войны — стратегическом, оперативно-стратегическом, оперативном и оперативно-тактическом.
Совсем недавно к списку факторов, которые необходимо учитывать для точной оценки соотношения сил, были добавлены так называемые “невоенные действия”. Более того, это соотношение должно постоянно пересматриваться, моделироваться и обновляться.
Используя эти расчеты, которые предназначены для определения будущего характера и вероятности войны и соотношения сил и средств, ГШ разрабатывает военную стратегию.
Важный элемент ГШ как “мозга армии” заключается в одной из его структурных частей — Главном разведывательном управлении (ГРУ) — причём до такой степени, что один российский аналитик предполагает, что без ГРУ власть ГШ значительно уменьшилась бы (Сергей Журавлев, “Главный штаб как думаюший орган, ”Независимое военное обозрение", № 31).
...
Готовность и подготовленность
В отличие от советской модели (которая была основана на массовой мобилизации для укомплектования основных подразделений), современная российская военная модель стремится выставить боеспособные силы, то есть надлежащим образом обученные и оснащенные силы в мирное время, которые готовы к переброске на театр военных действий в течение нескольких часов. В военной модели предполагается, что эти подразделения будут состоять из солдат-контрактников, а не призывников. Система призыва, тем не менее, сохраняется, даже несмотря на то, что процент призывников по отношению к общей численности войск был сокращен в пользу профессиональных сил.
ГШ отвечает за надзор за процессом призыва, за обеспечение того, чтобы Вооруженные силы оставались на требуемом уровне готовности, и за мониторинг готовности Вооруженных сил и других военизированных формирований.
В 2003 году призывники, по-видимому, составляли 330 000 военнослужащих и профессиональных солдат. В 2012 году призывники, по-видимому, составляли 317 200 человек личного состава, а профессиональные солдаты составляли 189 700 человек личного состава в Вооруженных силах России. Примерно в 2015 году баланс, похоже, сместился в пользу профессиональных солдат, 297 000 призывников и 352 000 профессиональных солдат. В течение этого периода оценки общей численности российских Вооруженных сил оставались стабильными, в диапазоне 1 к 1.2 миллиона человек личного состава. 
...
Система командования и контроля
В эту категорию входят два аспекта C2: организационный и технический. Хотя закон “Об обороне” кодифицирует субординацию — в частности, ГШ отчитывается перед президентом через министра обороны, — ГШ сохраняет ответственность за структурирование субординации на всех уровнях ниже него.
Учитывая воспринимаемую важность начального периода войны, Генеральному штабу поручено обеспечить, чтобы в мирное время структура С2 на стратегическом и оперативно-тактическом уровнях соответствовала структуре, которая будет использоваться в военное время.
Совсем недавно эта ответственность означала реорганизацию советских систем C2, с системой 16 контрольных пунктов, то есть военных округов, сокращаются до пяти. В июне 2010 года была внедрена упрощенная трехуровневая структура C2, исключающая службы из оперативных обязанностей C2. Эта новая структура учредила пять новых военных округов (которые в военное время преобразуются в Объединенные стратегические командования) для управления силами на оперативно-тактическом уровне и подчинения Генеральному штабу через Центр управления национальной обороной (Национальный центр управления обороной—НЦУО).
Создание НЦУО иллюстрирует второй аспект этой категории. ГШ отвечает за разработку систем и оборудования C2, используемых на стратегическом, оперативно-стратегическом, оперативном, уровнях для обеспечения уровня С2 российских войск. Автоматизированная система C2 Вооруженных сил является особенно важной задачей российских вооруженных сил и входит в компетенцию ГШ, а также обслуживание и поддержка цифровых систем связи, телекоммуникационных сетей и технических средств специальных укрепленных командных пунктов.
ГШ также играет непосредственную планирующую роль в развертывании российских вооруженных сил, функциональное наследие, оставшееся с советских времен. Например, роль ГШ во время советского присутствия в Афганистане была значительной. ГШ был вовлечен в организацию боевого состава 40-й армии, а заместитель начальника штаба возглавлял оперативную группу для обеспечения руководства на месте советскими войсками в Афганистане.
...
Информация о внутренней организации ГШ скудна, а организационная схема не является общедоступной. 
В целом, в открытых источниках мало информации об истории военной службы офицеров, служащих в Генеральном штабе. Даже там, где доступна дополнительная информация, она обычно содержится в единичных, непроверяемых источниках (например, в сообщениях в блогах или местных новостных изданиях) и, таким образом, исключается из этого анализа.


Начальник ГШ
Российская военная традиция возлагает значительную часть личной ответственности на командиров. Важность командных ролей в российских вооруженных силах невозможно переоценить. Начальник российского ГШ несет личную ответственность за успешное выполнение задач, возложенных на ГШ.
...
Назначения на должность определяются Президентом Российской Федерации. Хотя министр обороны, по-видимому, имеет некоторое влияние на выбор человека, выполняющего эту роль, Дума практически не имеет полномочий при назначении или надзоре за этим офицером. Более того, нет никаких ограничений по срокам: начальник ГШ служит по желанию президента.
Задачи этого человека в значительной степени отражают задачи ГШ. Однако, будучи первым заместителем министра обороны, начальник ГШ также курирует некоторые управления Министерства обороны и Высшие командования родов войск, командования родов войск и командования военных округов. Следовательно, начальник ГШ отвечает за разработку положений о Генеральном штабе и подчиненных военных органах С2 и утверждение структуры и штатного расписания военных органов С2, соединений, воинских частей и организаций.
Этот широкий круг обязанностей является еще одним примером того, как единоличные полномочия президента России по выбору должности начальника ГШ позволяют президенту осуществлять контроль над Вооруженными силами.
Начальник ГШ также отвечает за разработку и реализацию единой военно-технической политики в отношении вооружений и военной техники, организует научные исследования в интересах обороны, управляет военно-научным комплексом Вооруженных сил и контролируетвоенно-научное сотрудничество с иностранными государствами.
Учитывая ответственность и полномочия, возложенные на эту роль, человек, выбранный на должность начальника ГШ, как правило, обладает несколькими качествами:
- начальником ГШ, как правило, является офицер сухопутных войск. Все начальники пришли из сухопутных войск, даже если они могли иметь опыт работы в других службах (таких как Морская пехота или ракетные войска стратегического назначения). Это иллюстрирует притяжение сухопутных войск в советском и российском военном мышлении и традициях. В конце концов, Главное командование сухопутных войск сохраняло оперативные полномочия С2 в течение самого длительного периода, даже после того, как эти полномочия уже были удалены от главных командований других служб, а сухопутные войска составляют ядро российских сил общего назначения.
- начальник, как правило, имеет опыт ключевых военных действий. С 1950-х годов большинство начальников получили военный боевой опыт или опыт персонала в других ключевых сражениях того времени, например, во время Второй мировой войны, войны в Афганистане или Чеченских войн. Это наводит на мысль, что боевой опыт воспринимается как предоставление практических навыков в командовании и контроле.
-начальник обычно имеет опыт командования военным округом. В целом, начальники также провели командные должности по крайней мере в одном стратегически важном военном округе.
На момент написания этой статьи ГШ возглавляет генерал армии Валерий Герасимов (1955 года рождения).
Герасимов является самым долгоживущим начальником со времен коммунистической революции в начале 20-го века и третьим по продолжительности начальником за последние 200 лет.
В 1977 году он окончил Казанское высшее танковое командное Краснознаменное училище и впоследствии служил командующим сухопутными войсками в Северной группе войск и Дальневосточном военном округе. В 1993 году Герасимов стал командиром мотострелковой дивизии в Северо-Западной группе войск. После окончания Военной академии ГШ в 1997 году он служил на должностях первого заместителя командующего армией в Московском военном округе и заместителя командующего, начальника штаба и командующего 58-й общевойсковой армией на Севере Кавказский военный округ во время Второй чеченской войны. В 2003 году он был назначен начальником штаба Дальневосточного военного округа. С 2005 по 2006 год Герасимов был начальником Главного управления боевой подготовки и службы войск Министерства обороны, но в декабре 2006 года он вернулся в Северо-Кавказский военный округ, чтобы служить начальником штаба этого военного округа. В конце 2007 года он был назначен командующим Ленинградским военным округом, а в начале 2009 года - командующим Московским военным округом. В декабре 2010 года он стал заместителем начальника ГШ, покинул ГШ на несколько месяцев в 2012 году, чтобы служить в качестве командующего Центральным военным округом, а позже в том же году был назначен начальником ГШ, первым заместителем министра обороны. Он заменил генерала армии Николая Макарова после того, как Макаров был уволен.
Этот карьерный путь является типичным для человека, который в конечном итоге поднялся до должности начальника российского ГШ. Похоже, что решение назначить Герасимова начальником ГШ было принято за его богатый военной опыт и уважение, которым он пользовался в войсках. Например, в отчете о других потенциальных назначениях тогдашнего министра обороны Сергея Шойгу подчеркивались личные отношения, но в отчете о рассмотрении кандидатуры Герасимова на этот пост отсутствовала ссылка на какую–либо прошлую историю между Шойгу и Герасимовым. Это отсутствие может свидетельствовать о том, что Герасимов был выбран за его компетентность и военный послужной список, а также в соответствии с традицией выбора начальников ГШ из армии.
С годами влияние Герасимова в сфере национальной безопасности возросло. Это, по-видимому, связано с тем фактом, что под его командованием российские Вооруженные силы продемонстрировали свою ценность как инструмент внешней политики.


Главное оперативное управление
Главное оперативное управление (Glavnoe operativnoe management—GOU) восходит к началу 1700-х годов и традиционно было центром стратегического и оперативного планирования, командования и контроля.
Существует одно исключение: Балуевскому не хватало боевого опыта, и он не командовал военным округом до того, как стал начальником ГШ в 2004 году. Балуевский, вероятно, был назначен начальником из-за его значительного опыта работы в Генеральном штабе и как человека, способного обеспечить более гладкие отношения между ГШ и политическим руководством, чем его предшественник Анатолий Квашнин. Отсутствие у него опыта в качестве командующего военным округом вызвало некоторые вопросы в средствах массовой информации, но этому противостояли высокопоставленные офицеры, которые выступили в защиту его назначения, особо
отметив его опыт в стратегическом планировании и охарактеризовав его как подходящего человека для руководства ГШ и превращения его в надлежащий “думающий, планирующий орган” управления Вооруженными силами. Как таковой, этот орган всегда был самым важным и престижным органом ГШ.
Ахромеев и Корниенко описывают особые отношения между Главным оперативным управлением и начальником ГШ: Главное оперативное управление - это своего рода штаб в Генеральном штабе, который в большей или меньшей степени зависит от стиля и методов работы лично начальника ГШ. Глава ГОУ традиционно является первым заместителем начальника ГШ.
Согласно веб-сайту Министерства обороны, ГОУ отвечает за “оперативное командование и управление войсками в мирное и военное время” и за “[организацию] сотрудничества между Вооруженными силами и федеральными органами исполнительной власти, включая другие войска, военные формирования и органы”. Кроме того, ГОУ контролирует “стратегическое и оперативное планирование использования Вооруженных сил”, “[организует] разработку Плана обороны Российской Федерации” и участвует в разработке предложений для Государственной программы вооружений. ГОУ анализирует источники военных угроз и разрабатывает предложения по развитию Вооруженных сил для устранения этих угроз. Он также координирует планирование развития других военизированных сил. Наконец, Министерство обороны контролирует оперативную подготовку Вооруженных сил и “[поддерживает] мероприятия по военному сотрудничеству в формате Организации Договора о коллективной безопасности, Содружества независимых государств и Шанхайской организации сотрудничества”.
Кроме того, ГОУ переводит решения и указания Верховного главнокомандующего, министра обороны или начальника ГШ в директивы и боевые приказы, координирует деятельность центральных органов военного командования, поддерживает и контролирует выполнение приказов. С этой целью офицеры ГОУ включены в состав полевых подразделений. Это позволяет знать реальную ситуацию на местах, своевременно определять проблемы, с которыми сталкиваются армия и флот при выполнении своих задач, оперативно предлагать конкретные меры для их решения и оказывать помощь штабам и войскам.
Офицеры ГОУ также участвуют в планировании повседневных боевых операций, как в случае с интервенция в Сирии. По словам генерала Рудского, Офицеры [ГОУ] составляют ядро Группы боевого управления Министерства обороны Российской Федерации, в задачу которой входит анализ ситуации в Сирийской Арабской Республике и подготовка предложений для руководства. Все вопросы организации, подготовки и ведения боевых действий постоянно находятся под оперативным руководством и контролем ГОУ. Кроме того, генералы и офицеры ГОУ принимают активное участие в переговорных процессах по разрешению конфликты в Сирии [и] вносят значительный вклад в реализацию миротворческих инициатив Российской Федерации.
Следовательно, квалификация офицеров, служащих в ГОУ, должна быть одной из самых высоких в Генеральном штабе. По словам Рудского, персонал в этих подразделениях должен быть компетентен не только в военном искусстве, но и в “политической, дипломатической, информационной, технической, экономической, научной и многих других [областях]”; они должны понимать общую картину, думать наперед и быть творческими, инновационными, надежными и ответственный. Офицеров часто отбирают для службы в ГОУ на ранних этапах их военной карьеры. Почти половина офицеров, служащих в ГОУ, имеют боевой опыт, а треть закончила Военную академию ГШ.
На особое положение ГОУ указывают карьерные пути его руководителей, которые контрастируют с историей службы руководителей других органов ГШ. Большинство управлений ГШ возглавляются офицерами, которые всю жизнь проработали в определенных областях — например, в топографии или электронной войне. Это не так в ГУ, которое традиционно возглавляет офицер с обширным командным опытом. Кроме того, бывшие руководители ГОУ часто продвигаются на должности командующих военными округами или командующих родами войск или подразделениями боевых родов войск, то есть назначаются на должности со значительной ответственностью и высокой степенью престижа в Вооруженных силах России. Этот карьерный путь закрыт для руководителей других органов ГШ.
Следует отметить, однако, что часть обязанностей, традиционно выполняемых ГОУ, выполняет НЦУО. В частности, задачи, связанные с боевыми действиями, контролем учебных мероприятий в режиме реального времени и межведомственной координацией, по-видимому, находятся в ведении НЦУО. Следовательно, бремя повседневной осведомленности о ситуации и принятия решений перешло от Главного оперативного управления. Не могу сказать, ослабит ли создание НЦУО влияние ГОУ, но выбор нынешнего главы ГОУ может служить доказательством того, что это может иметь место.
Традиционно руководители ГОУ приобрели опыт работы в штабах военных округов. Например, генерал-полковник Андрей Картаполов (начальник ГОУ, 2014-2015) был командующим 58-й общевойсковой армией (2010-2012), заместителем командующего Южным военным округом (2012-2013) и начальником штаба Западного военного округа (2013-2014).
Напротив, нынешний глава ГОУ, генерал-полковник Сергей Рудской, по-видимому, провел большую часть своей военной карьеры в ГОУ. Его биография недоступна на веб-сайте Министерства обороны, но другие онлайн-источники указывают, что его последний опыт командования произошел в 1996 году, когда он служил командиром 255-го гвардейского мотострелкового полка. По сообщениям, он также участвовал в Первой и Второй чеченских войнах.
Напротив, военная карьера директора НЦУО более точно соответствует схеме службы предыдущих глав Управления. Глава ГОУ остается первым заместителем начальника ГШ, что указывает на сохранение старшинства этого человека. Однако, если это изменится, это будет четким показателем перехода престижа и власти от ГОУ, вероятно, в пользу НЦУО. Карьерные пути офицеров в каждом подразделении могли служить еще одним показателем такого сдвига. В прошлом офицеры, прошедшие военную подготовку, позже служили командующими военными округами. Так было и с генерал-полковником Владимиром Зарудницким, который был назначен командующим Центральным военным округом в 2014 году, и с генерал-полковником Андреем Картаполовым, который был назначен командующим Западным военным округом в 2015 году.
Если командующие военными округами вместо этого начнут набираться из сотрудников НЦУО, это будет еще одним показателем потенциального сдвига в относительной важности.
Однако возможно, что ГОУ сохранит свои позиции в качестве интеллектуального центра ГШ, даже когда заметность и центральная роль других подразделений ГШ (в частности, НЦУО, обсуждаемая в следующем разделе) начнут возрастать. Чтобы предотвратить этот вызов своему главенствующему положению в Генеральном штабе, например, ГОУ может прикомандировать некоторых своих офицеров к НЦУО, чтобы сохранить влияние ГОУ в этом новом центре. Кроме того, можно с уверенностью предположить, что ГОУ сохранит свою функцию планирования и свою ответственность за анализ уроков, извлеченных во время боевых развертываний и тренировок.
Другими словами, вполне вероятно, что этот орган останется ведущим действующим лицом в долгосрочной перспективе российских Вооруженных сил.


Главное управление
Главное управление (ГУ), ранее ГРУ, является, пожалуй, самым известным управлением ГШ, хотя его часто рассматривают как нечто вроде независимого агентства. Несмотря на формальную смену названия, немногие в аналитическом сообществе или СМИ приняли его новое прозвище и вместо этого продолжают называть его ГРУ. Таким образом, на протяжении всего исследования мы называем этот орган ГРУ. Формально ГУ является органом военной разведки Министерства обороны и Вооруженных сил, которому поручено предоставлять высшему политическому и военному руководству разведывательную информацию, необходимую для принятия решений по политическим, экономическим, оборонным, научно-техническим и экологическим вопросам. Ответственность за предоставление информации федеральным законодательным и исполнительным органам за пределами Министерства обороны гарантирует ГРУ несколько более высокую степень независимости, чем это указывало бы на его подчинение начальнику ГШ.
Подобно другим подразделениям ГШ, ГРУ также претерпело изменения в качестве реакции на крупные события в области безопасности и стратегии. Например, во время командования тогдашним начальником ГШ маршалом Николаем Огарковым в конце 1970–х и начале 1980-х годов при ГРУ были созданы два новых управления, чтобы улучшить его способности анализировать стратегические планы потенциальных противников. Новый Центральный исследовательский институт также подчиняется ГРУ и занимается изучением военного потенциала зарубежных стран.
Однако его роль не ограничивается сбором и анализом разведданных. Он также “[обеспечивает] условия, способствующие успешной реализации политики Российской Федерации в области обороны и безопасности” и “[содействие] экономическому развитию, научно-техническому прогрессу страны и военно-технической безопасности Российской Федерации”. Другими словами, в то время как ГРУ отвечает за планирование мероприятий, которые Вооруженным силам и военным округам поручено осуществлять в их соответствующих зонах ответственности, именно ГРУ отвечает за предоставление разведданных, используемых при планировании и осуществлении тех мер, которые не являются открытой военной операцией (за исключением разведки поля боя). Эти меры включают тайные военные операции силами специального назначения (спецназ), кибероперации и информационные операции, отвлечение внимания и саботаж.
На момент написания этой статьи ГРУ возглавляет генерал-полковник Игорь Костюков (1961 г. р.), который начинал как офицер военно-морского флота. После окончания Военно-дипломатической академии он провел большую часть своей военной карьеры в ГРУ. Сообщается, что Костюков играл ключевую роль в командовании военными операциями в Сирия, учитывая его высокий статус в ГРУ.
Неудивительно, что, учитывая его многолетнюю службу в ГРУ и непрозрачность этого учреждения, о военной службе Костюкова известно мало дополнительной информации.


Главное организационное и мобилизационное управление
Задачи Главного организационно-мобилизационного управления (Главное организационно—мобилизационное
управление -ГОМУ) связаны с обеспечением боевой готовности войск в соответствии с планами войны, разработанными ГУ. То есть ГОМУ отвечает за “планирование мобилизационной подготовки и развертывание
Вооруженных сил, других войск, воинских формирований и органов”; “планирование набора по мобилизации
резервы для Вооруженных Сил, других войск, воинских формирований, органов и координация работы по
ведению воинского учета граждан Российской Федерации”; и “планирование обеспечения Вооруженных
сил основными видами вооружения, военной техники и другими материальными ресурсами”. Управление
также планирует и организует мероприятия по “совершенствованию структур органов военного командования и управления, соединений, воинских частей и организаций Вооруженных сил”.
Большинство задач, возложенных на ГОМУ , похоже, сосредоточены на подготовке к войне. Тем не менее, ГОМУ также играет ведущую роль в обеспечении того, чтобы Вооруженные силы были оснащены надлежащим образом для выполнения своих задач.
ГОМУ возглавляет генерал-полковник Евгений Бурдинский (родился в 1960 году). Он окончил
Уссурийское суворовское военное училище в 1977 году, Благовещенское высшее танковое командное училище в 1981 году, Военную академию имени Фрунзе в 1997 году и Военную академию ГШ в 2001 году. До прихода в
ГШ в 1997 году он служил в Западном военном округе в качестве начальника Организационно-
мобилизационного управления, заместителя начальника штаба Западного военного округа по организации и мобилизации. В 2013 году Бурдинский был назначен первым заместителем начальника ГОМУ, а в марте 2018 года он был повышен до должности главы ГОМУ.


Главное управление связи
Главное управление связи (Glavnoe management svyazi—GUS) отвечает за организацию коммуникаций в Вооруженных силах. Он “планирует и реализует меры по поддержанию постоянной боевой и мобилизационной готовности войск связи Вооруженных сил”. Задача GUS сосредоточена на организации, мониторинге, предоставлении, поддержке и обслуживании коммуникаций и автоматизированных систем управления в Вооруженных силах. Он также планирует, организует и поддерживает курьерско-почтовую связь.
ГУС возглавляет генерал-лейтенант Вадим Шамарин (1971 года рождения). У Шамарина нет официальной биографии на веб-сайте Министерства обороны, но другие источники с открытым исходным кодом указывают, что в 2004 году он поступил в Военную академию связи, а в декабре 2010 года был назначен заместителем начальника штаба


Национальный центр управления обороной
НЦУО был создан только в 2014 году, заменив Центральный командный пункт ГШ. НЦУО был создан по образцу Центра управления МЧС, который был построен под руководством Шойгу.
НЦУО работает 24 часа в сутки в рамках той же структуры C2, которая использовалась бы в военное время. Его две основные функции заключаются в обеспечении централизованного боевого командования и контроля над Вооруженными силами и обеспечении общегосударственного реагирования на угрозы безопасности. НЦУО организован в следующие три центра управления:
- командный центр стратегических ядерных сил контролирует применение ядерного оружия.
-центр боевого управления отслеживает военно-политическую ситуацию в мире и общественно-политическую ситуацию в Российской Федерации, анализирует и прогнозирует развитие угроз, разрабатывает способы реагирования и контролирует использование Вооруженных Сил, а также войск и воинских формирований, не входящих в структуру Вооруженных сил.Министерство обороны России.
-центр управления повседневными операциями контролирует все области комплексной поддержки Вооруженных сил и координирует деятельность федеральных органов власти по удовлетворению потребностей других войск, воинских формирований и органов в целях обороны.
НЦУО управляет всеми сферами деятельности Вооруженных сил — следит за боеготовностью войск; подготовка и набор персонала; и финансовая, материально-техническая, медицинская и жилищная поддержка войск. НЦУО является лишь частью более широкой общенациональной сети центров, которые предназначены для обеспечения ситуационного мониторинга и C2. Аналогичные центры были созданы в штабах родов войск и родов войск, а также в штабах военных округов, армий, корпусов, дивизий и бригад.
Вооруженные силы также недавно приобрели портативные спутниковые системы видеоконференцсвязи, которые поддерживают секретную
связь между полевыми подразделениями и НЦУО.
НЦУО также контролирует выполнение государственного оборонного заказа с помощью примерно 700 видеокамер, которые установлены на более чем 500 объектах военно-промышленного комплекса. {чее?}
С точки зрения технических возможностей, предоставляемых НЦУО, он может обрабатывать сообщения от всех министерств и федеральных агентств. К 2019 году НЦУО наладил информационный обмен с более чем 70 федеральными органами исполнительной власти (министерствами и ведомствами) и более чем 1300 государственными корпорациями и предприятиями военно-промышленного комплекса. НЦУО продолжает совершенствовать свои телекоммуникационные возможности для облегчения обмена как секретной, так и несекретной информацией. Похоже, что обмен секретной информацией в режиме реального времени между военными и субъектами Российской Федерации был налажен только в 2020 году.
НЦУО оснащен современными вычислительными средствами, включая суперкомпьютер со скоростью 16 петафлопс и емкость хранилища 236 петабайт, что поддерживает моделирование и прогнозирование НЦУО. По словам Шойгу, НЦУО использует суперкомпьютеры и искусственный интеллект для прогнозирования развития кризисов (внутри страны и за рубежом) на основе данных предыдущих конфликтов и моделирует различные сценарии для разработки предложений по принятию решений на всех уровнях, от тактического до стратегического.
НЦУО возглавляет генерал-полковник Михаил Мизинцев (родился в 1962 году). После окончания Киевского высшего общевойскового командного училища (1984) служил офицером разведки в Западной группе войск и в Закавказском военном округе. С 1991 по 1993 год он служил командиром мотострелковых батальонов в Закавказье. С 1993 по 1996 год он посещал Военную академию имени Фрунзе. После окончания университета Мизинцев поступил на службу в ГШ в качестве старшего офицера-оператора GOU. С 2001 по 2003 год он учился в Военной академии ГШ и впоследствии был повышен до должности начальника группы в ГОУ (2003-2007). В 2007 году он покинул ГШ, чтобы ездить по военным округам в качестве начальника оперативного управления и заместителя начальника штаба — 2007-2010 годы в Московском военном округе; 2010-2011 годы в Северо–Кавказском военном округе; и 2011-2012 годы в Южном военном округе. В августе 2012 года он вернулся в ГШ, чтобы возглавить Центральный командный пункт ГШ, а в декабре 2014 года он был назначен первым руководителем Национального центра управления обороной.


Управление оперативной подготовки
Основные задачи Управления оперативной подготовки (Management operativnoi podgotovki —UOP), по-видимому,
двоякие. Во-первых, УОП контролирует краткосрочное и среднесрочное планирование учебной деятельности Вооруженных сил.
Объединенная служба контролирует координацию и утверждение планов оперативной подготовки в Вооруженных силах, контролирует их выполнение, анализирует результаты оперативной подготовки и разрабатывает рекомендации по улучшению планов. Во-вторых, ООП отвечает за планирование и надзор за проведением громких учебных мероприятий —например, оперативная подготовка под руководством высокопоставленных должностных лиц Российской Федерации, министра обороны, начальника ГШ или их комбинации; обучение с международными партнерами; или обучение с войсками и военными формированиями за пределами Министерства обороны. Объединенный штаб предоставляет ежегодные сводки результатов обучения и устанавливает учебные задачи на следующий год.
ОП возглавляет генерал-майор Фанил Сарваров (1969 года рождения). Сарваров начал свою военную карьеру офицером бронетанковых войск. В 1990 году, Сарваров окончил Казанское высшее танковое командное Красного Знамени школы. В период с 1992 по 2003 год он приобрел шестилетний боевой опыт в осетино-ингушском конфликте и Чеченских войнах. В 1999 году окончил Военную академию бронетанковых войск имени Малиновского и Военную академию ГШ в 2008 году. После окончания учебы Сарваров продолжил свою военную службу в GOU и UOP. В 2015 и 2016 годах он участвовал в организации и проведении военной интервенции в Сирии, но подробности его усилий не являются общедоступными. Сарваров был назначен главой ОП в 2016 году.


Дополнительные управления
Управление войск радиоэлектронной борьбы руководит разработкой, обучением и поддержанием боевой готовности войск радиоэлектронной борьбы; планирует и организует мероприятия по радиоэлектронной борьбе; управляет оборудованием радиоэлектронной борьбы и защищает его для межсервисного использования; и служит основным радиочастотным органом Министерства обороны. Это управление было повышено в звании в 2009 году, когда войска радиоэлектронной борьбы были повышены с элемента боевой поддержки до боевого подразделения. Ранее силы радиоэлектронной борьбы находились в подчинении объединенного подразделения ГШ советской эпохи - “Главного управления автоматизированных систем командования и управления и радиоэлектронной борьбы ГШ”.
Военно-топографическое управление является центральным органом военного командования и контроля топографической службы Вооруженных сил. История Топографической службы восходит к 1796 году, и ее роль всегда заключалась в планировании, организации и совершенствовании системы топографического, геодезического и навигационного обеспечения Вооруженных сил и других войск, воинских формирований и органов. Топографическая служба отвечает за сбор геопространственной информации о топографических и геодезических особенностях местности, ее объектах и инфраструктуре, как на территории Российской Федерации, так и за рубежом. Топографическая служба также разрабатывает концепции построения системы навигационной поддержки для Вооруженных сил и организует эксплуатацию спутникового навигационного оборудования и других средств навигационной поддержки для родов войск, родов войск и военных органов C2.
Управление по строительству и разработке беспилотных летательных систем было создано в 2013 году. Его роль заключается в организации и координации усилий по разработке систем на базе БПЛА, координации оснащения Вооруженных сил этими системами, организации всесторонней поддержки их использования и организации обучения персонала, необходимого для эксплуатации и поддержания БПЛА. Это управление контролирует 924-й Национальный центр беспилотной авиации, отвечающий за подготовку специалистов по беспилотной авиации, проведение испытаний комплексов с беспилотниками и проведение других научных работ в полевых условиях.
8-е управление осуществляет надзор за Службой охраны государственной тайны Вооруженных сил, которая выполняет задачи ГШ по защите государственной тайны. Служба защиты государственной тайны осуществляет надзор за органами защиты секретной информации в Вооруженных силах, управляет криптографической деятельностью в Вооруженных силах, сертифицирует средства защиты информации и лицензирует деятельность по защите государственной тайны воинских частей и организаций Вооруженных сил. Это управление отвечает за кибербезопасность военных информационные системы.
Архивная служба Вооруженных сил состоит из 14 сотрудников, в задачу которых входит организация архивной работы Вооруженных сил и управление ею, включая рассекречивание исторических документов. Это позволяет изучать архивные документы, обеспечивает методологическое руководство и координирует деятельность Центрального архива Министерства Обороны и архивов родов войск, родов войск и военных округов.


Заключительные замечания
Структура и традиции ГШ — как органа управления, а не просто административного или консультативного органа, которые возникли после Второй мировой войны, сохраняются. Основными обязанностями российского ГШ являются анализ динамично развивающихся военно-политических ситуаций, предвидение дальнейшего развития событий, планирование на случай непредвиденных обстоятельств, обеспечение боевой готовности Вооруженных сил и осуществление централизованного командования и контроля над Вооруженными силами. Следовательно, ГШ лучше всего можно представить как единый профессиональный военный интерфейс между политическим руководством России и Вооруженными силами в их боевых функциях.
Цепочка командования проистекает от Президента как Верховного главнокомандующего к министру обороны и начальнику ГШ. Кроме того, Шойгу, министр обороны, имеет прочные личные отношения с президентом.


Шойгу занял высший пост в Министерстве обороны после 22 лет руководства Министерством по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям, период, который включал его явную поддержку Бориса Ельцина в 1991 и 1993 годах. Шойгу также продемонстрировал свою лояльность в эти первые годы, отказавшись от возможностей увеличения свой политической популярности, чтобы бросить вызов Путину на президентских выборах в 1999 году. Эти личные отношения и демонстрации лояльности в корне определяют влияние Министерства обороны и, как следствие, влияние ГШ.
Президент и министр обороны несут ответственность за формулирование и определение политической воли России, а ГШ отвечает за военные аспекты ее исполнения посредством использования управления Вооруженными силами. Другими словами, хотя технически Президент как Верховный главнокомандующий или министр обороны может отдавать приказы непосредственно любому воинскому подразделению, на практике эти приказы поступают через ГШ.
Более того, начальник ГШ несет личную ответственность за выполнение задач, возложенных на органы, непосредственно подчиненные ему, особенно за боеготовность Вооруженных Сил. Начальник ГШ напрямую подчиняется министру обороны, но, в отличие от большинства западных стран, подразделения Министерства обороны, похоже, являются скорее вспомогательным, чем контрольным органом для ГШ, т. е. в то время как ГШ определяет потребности Вооруженных сил в оснащении и обеспечении жизнедеятельности, именно Министерство обороны отвечает за решение проблем материально-технического обеспечения, финансовой, жилищной, медицинской и другой поддержки, а также за организацию приобретения оружия и военной техники.5
Следовательно, между министром обороны и его первым заместителем, начальником ГШ, существуют симбиотические отношения: Министр обороны не может занять сильную политическую позицию, если Вооруженные силы слабы, а начальник ГШ не может усилить влияние Вооруженных сил в более широкой системе национальной безопасности, если у министра обороны нет сильной позиции в правительстве, чтобы бороться за власть и ресурсы. Таким образом, положение ГШ в этой более широкой системе национальной безопасности является функцией трех взаимозависимых переменных: политической силы министра обороны и начальника ГШ и взаимоотношений между ними, интеллектуального потенциала ГШ и боевых возможностей Вооруженных сил, а также восприятия важности военных средств в реагировании на существующие угрозы безопасности среди высших политических лидеров.
Относительно успешные российские военные интервенции в Украине (2014-2021) и Сирии (2015-2019) , похоже, усилили влияние Шойгу и военных в более широкой системе национальной безопасности.
Плохая работа российских Вооруженных сил в течение первого месяца их полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году может умерить это влияние. Однако неясно, кто в конечном итоге будет виноват в неэффективности военных при осуществлении этого вторжения — то есть Кремль, военные или разведывательные службы.
Широко используемым объяснением такого подхода к централизованному командованию является тот факт, что исторически России приходилось вести войны на своей территории или вблизи нее, что увеличивает потребность в эффективном повседневном оперативном командовании войсками на территории и изменяет общую динамику командования силами. Хотя это, конечно, всего лишь одно из нескольких возможных объяснений подхода централизованного командования, известный российский военный ученый, бывший начальник российского ГШ Махмут Гареев описал это следующим образом: Россия, как и в прошлой войне, не собирается воевать на далеких заморских территориях. При необходимости они должны быть готовы защищать свою территорию, когда Верховное командование через ГШ напрямую контролирует фронты, отдельные армии и другие военные структуры. В случае крупномасштабной войны, как показал опыт, министр обороны занимает должность заместителя Верховного главнокомандующего, а ГШ функционирует под руководством Ставки Верховного главнокомандования. 
Этот опыт контрастирует с Объединенным комитетом начальников штабов США; Соединенные Штаты обычно ведут войны вдали от своих национальных границ. Конечно, существуют и дополнительные объяснения такого подхода к централизованному командованию, включая вероятность того, что эта модель просто отражает нисходящую политическую систему в России, которая регулярно заботится о сохранении лояльности и контроля над своими вооруженными силами. Роли и обязанности российского ГШ 20-й век показал, что нарушение этого принципа усложняет управление Вооруженными силами и снижает его эффективность.
Тот факт, что ГШ является штабом Вооруженных сил, а не административным органом, рассматривается российскими авторами как способ обеспечения гибкости и более эффективного командования и контроля. Шапошников писал, что “невозможно должным образом подготовиться к войне и обеспечить эффективное управление вооруженными силами с началом войны, если ГШ и его начальник скованы в своих действиях в мирное время и не наделены соответствующими правами”.
По словам Гареева, важно, чтобы военная иерархия выстраивалась по линии штабов, а не просто по линиям командования для способности реагировать на вызовы современной войны. Это особенно важно для способности реагировать и приспосабливаться к вопросам, связанным с информацией и технологиями, которые требуют “единого регулирования службы штабов, организации связи, скрытого командования и управления войсками, информационной безопасности”, что возможно только в том случае, если все штабы более низкого уровня действуют под руководствомвышестоящий штаб.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Российский ГШ в сравнительном контексте
Подробно описав юридические полномочия и организационную структуру российского ГШ во второй главе, в этой главе мы рассматриваем организацию в сравнительном институциональном контексте с Объединенным штабом США. 
...
В отличие от многовековой истории российского ГШ, ОКС был сформирован во время Второй мировой войны. Объединенный штаб был создан в 1942 году президентом Франклином Рузвельтом без официального устава или определения ролей и обязанностей. Когда атака на Перл-Харбор втянула Соединенные Штаты в войну, американским военным не хватало средств для координации крупномасштабных глобальных кампаний либо внутри страны, либо совместно с союзниками. Рузвельт стремился заполнить этот пробел с помощью JCS, в состав которого входили старшие офицеры армии и флота, а также авиационные компоненты этих служб, которые подчинялись непосредственно ему. Закон о национальной безопасности 1947 года создал многие аспекты существующего сегодня аппарата национальной безопасности, включая Объединенный штаб.
Хотя Объединенный штаб начинался как группа равных, отвечающих за консультирование президента в его роли главнокомандующего, некоторые полагали, что было бы более эффективно иметь одного представителя, который не был ограничен обязанностями перед своей службой для поддержания связи между Объединенным штабом и президентом.
Конкуренция между службами за влияние была очевидна с самого начала создания CJCS. Например, первый CJCS, генерал армии Омар Брэдли, столкнулся с озабоченностью военно-морского флота США по поводу ослабления военно-морского влияния в стратегии национальной безопасности, которая все больше зависела от ядерного оружия, которого у военно-морского флота в то время не было.
Закон о реорганизации Министерства обороны 1958 года расширил Объединенный штаб до 400 офицеров, чтобы лучше обеспечить совместное планирование, но добавление большего количества людей не изменило фундаментальную проблему межведомственных разногласий, которые задерживали принятие решений.
Кроме того, Закон о реорганизации кодифицировал Объединенный штаб в качестве штаба военного планирования при министре обороны в его роли надзора за структурой военного командования, в то время как отношения между CJC и военными командирами укрепились.
В соответствии с Законом Голдуотера-Николса Объединенный штаб был выведен из подчинения между
президентом и службами, которое теперь передавалось от президента министру обороны к командующему комбатантами. Командованиям комбатантов (CCMDS) была передана ответственность за оперативное планирование и исполнение, в то время как службы должны были сосредоточиться исключительно на своей организации, обучении и оснащении миссии. Кроме того, в законодательстве были внесены следующие организационные изменения:
• CJCS стал главным военным советником президента, Совета национальной безопасности и Министр обороны.
• Была создана должность заместителя председателя Объединенного комитета начальников штабов (ВКШС).
Объединенный комитет начальников штабов, “Объединенный комитет начальников штабов отмечает сегодня 72 года”, 26 июля 2019 года.
...
Лица, назначенные в Объединенный штаб, не теряют своей принадлежности к службе, и это назначение является ротационным. Напротив, назначения в ГШ представляют собой постоянную должность, и эти офицеры меняют свои служебные знаки отличия на знаки ГШ и служат в этом органе до конца своей карьеры. В модели США ротации призваны помочь американским военным расширить кругозор и лучше узнать коллег. Для российского ГШ постоянная должность увеличивает профессионализм в узких задачах..
Размеры этих двух организаций также значительно различаются. В то время как Объединенный штаб ограничен численностью не более 1500 военнослужащих, приданных всему органу, одно только Главное оперативное управление, по-видимому, укомплектовано более чем 1500 сотрудниками.
Отбор на службу в Генеральном штабе считается чрезвычайно престижным — эти офицеры представляют элиту в своей области, особенно в случае с ГОУ; только офицеры с самыми высокими способностями отбираются для этих должностей, и эти офицеры часто выявляются и отбираются на ранних этапах их военной карьеры. До принятия Закона Голдуотера-Николса 1986 года, который требовал от офицеров выполнения совместного служебного задания до повышения до уровня генерала или флаг-офицера, служба в Объединенном штабе считалась “поцелуем смерти”.


Сравнительные организационные структуры и обязанности
В настоящее время Объединенный штаб организован в восемь управлений, которые охватывают все аспекты военного планирования и операций. Эти управления обычно возглавляются трехзвездочными генералами или адмиралами, хотя могут встречаться исключения. 
...
Более того, Закон Голдуотера-Николса 1986 года определяет, что цепочка командования “простирается от президента до министра обороны; и от министра обороны до командующего строевым командованием”. Закон позволяет председателю передавать сообщения президента и министра обороны командирам воюющих сторон, но в законе снова указывается, что CJCS “не осуществляет военное командование никакими воюющими силами”. Эти запреты отражают давние колебания в Соединенных Штатах по поводу выделения слишком много военной власти одному человеку. {то есть власти США не доверяют собственным военным}
Эти запреты также отражают традиционную озабоченность Соединенных Штатов по поводу опасности армии мирного времени и возможность того, что военные требования и соображения будут доминировать над политическими требованиями.
...
Еще одно примечательное различие между полномочиями российского ГШ и Объединенного штаба касается контроля над различными “стратегическими” активами, включая бригады спецназа ГРУ и российские воздушно-десантные войска (ВДВ), которые являются наиболее профессиональными, “постоянно готовыми” силами быстрого реагирования в российской армии. Ракетные войска стратегического назначения и ВДВ являются боевыми подразделениями, непосредственно подчиненными Министерству обороны
В ходе реформ предпринимались попытки перевести ВДВ в подчинение оперативно-стратегическим командованиям (также называемым военными округами), но в интервью журналу 2010 года тогдашний глава ВДВ генерал-лейтенант Владимир Шаманов рассказал о своих успешных усилиях по остановке предложения о реформе, согласно которому бригады и дивизии ВДВ были бы распределены между военными округами.
Более того, российский акцент на управлении военными действиями построен таким образом, чтобы ущерб, наносимый противнику, мог быть тщательно выверен, чтобы отрезвить, но не привести в ярость, и потому предполагает, что такого рода стратегические активы могут оставаться под оперативно-стратегическим руководством ГШ.
Возможно, самое главное, контроль над стратегическими активами включает ядерные силы. В Соединенных Штатах только президент уполномочен отдавать приказ о применении ядерного оружия. В отличие от этого, в России начальник ГШ является одним из трех лиц в Верховном командовании, обладающих так называемым ядерным портфелем, который содержит коды запуска ядерного оружия. Президент и министр обороны сохраняют контроль над двумя другими ядерными портфелями, и разрешение на запуск ядерного оружия санкционируется, когда получены коды от двух портфелей.


Разные мандаты, разные способности
Российскому Генеральному штабу и Объединенному штабу были поручены два совершенно разных мандата:
ГШ является “центральным органом”, ответственным за обеспечение обороны России, а Объединенный штаб отвечает за предоставление военных консультаций и пропаганду сплоченности. Более того, хотя их организационные структуры в чем-то схожи, эти параллели, по-видимому, отражают то, что эти две организации просто похожи по типу — то есть они обе являются военным штабом. И все же эти два органа очень разные по своему характеру. ГШ не конкурирует с другими военными организациями за власть в Министерстве обороны. ГШ находится над службами и командующими военными округами / ОСК в цепочке командования. В американской модели, с другой стороны, Объединенный штаб в лучшем случае является аналогом служб и CCMDS. Таким образом, ГШ не разрабатывает исключительно совместную доктрину; он разрабатывает всю доктрину, и у него есть более широкая роль в каждом из его управлений.
Хотя, безусловно, существуют дополнительные объяснения, различия в мандатах этих двух органов могут частично объясняться историческим опытом и представлениями об угрозах государству. Благодаря своей долгой истории защиты от вторжений на свою огромную территорию, российская армия предназначена для защиты родины с большим упором на наземные войска. Ожидания того, что конфликт произойдет внутри или вблизи ее обширных границ, которые представляют собой несколько потенциальных фронтов для защиты, требуют структуры С2, которая обеспечивает быстрое принятие решений и высокоинтегрированную оборону. В этом контексте представляется логичным наделение единого централизованного органа полномочиями по координации и управлению обороной государства. Соединенные Штаты уделяют меньше внимания территориальной обороне, исторически извлекая выгоду из мирных отношений со своими ближайшими соседями. Вместо этого вооруженные силы Соединенных Штатов предназначены для проецирования силы на огромные расстояния и для того, чтобы их силы проводили совместные операции с союзниками. В этом контексте представляется логичным наделить полномочиями командующему на соответствующем театре военных действий, который знает условия на местах и имеет наилучшие возможности для координации и управления ресурсами на театре военных действий. Анализ выявил ключевые различия в подходах США и России к организации их военных штабов. 
Наблюдение 1. Российский ГШ демонстрирует высокоцентрализованную структуру руководства на стратегическом уровне. Сфера ответственности и полномочий ГШ настолько обширна, что в России, по-видимому, существует централизованная разработка стратегии, планирование сил и потребностей, структура сил, расстановка приоритетов ресурсов, а также командование и контроль над силами через командующих ОСК в рамках одной организации. Эта модель наделяет один орган ответственностью и полномочиями принимать решения и определять приоритеты. Упрощенная организационная структура и четко определенные роли и обязанности, с мощным арбитром наверху, обеспечивают согласованность оборонной политики с течением времени, большую способность принимать сложные стратегические и организационные решения.
Таким образом, эта модель потенциально позволяет ускорить цикл принятия решений до такой степени, что Генеральному штабу не нужно координировать действия стольких заинтересованных сторон. Российская модель воплощает парадигму принятия решений сверху вниз: ГШ устанавливает приоритеты вооруженных сил и контролирует выполнение этой расстановки приоритетов на основе указаний Президента Российской Федерации. Однако, если старшим руководителям не хватает руководства сверху или они боятся принять неправильное решение, даже этот теоретически более эффективный процесс принятия решений все еще может быть вялым. Ученые указали на эту тенденцию, отметив, что Путин часто отказывается занимать четкую позицию.
Централизованное руководство в российском Генеральном штабе, по-видимому, имеет потенциальные преимущества по сравнению с американской моделью в плане стратегии и планирования сил, доктрины, требований к потенциалу, закупок и других функций. Эти обязанности распределены между, как минимум, сотрудниками Совета национальной безопасности , Канцелярии министра обороны (OSD), CCMDs, службами и Объединенным штабом. Эта динамика отражает систему сдержек и противовесов, которая является важнейшим компонентом правительства США и военной власти. Тем не менее, более сложная система действующих лиц, необходимая для взвешивания ключевых вопросов, может замедлить принятие решений, планирование и исполнение. 
С другой стороны, российская модель централизации и специализации также содержит внутренние трения. Во-первых, российская модель в значительной степени зависит от компетентности командующего офицера на всех уровнях, от оперативно-стратегического до тактического. На оперативно-стратегическом уровне российские вооруженные силы в значительной степени зависят от способности ГШ точно предвидеть будущее войны и разрабатывать соответствующую структуру сил, оружие и оперативные концепции для отражения этих угроз. На тактическом уровне российские военные в значительной степени зависят от способности командира правильно оценивать ситуацию, определять курс действий и отдавать приказы.
Обратная связь снизу вверх также относительно более ограничена в российской модели. Подразделения ГШ встроены в штаб театра военных действий, но неясно, обеспечивают ли они обратную связь или вносят изменения в тактику и стратегию в режиме реального времени, используя данные о наземных условиях. Отчасти это происходит потому, что высокая степень централизованного командования и специализация препятствуют творчеству и гибкости, особенно на низших уровнях. В отличие от модели США, подчиненным на самых низких уровнях российских Вооруженных сил не хватает широкого опыта, подготовки или полномочий для адаптации приказов, если ситуация не отражает оценку командира или план действий. Более того, командир несет личную ответственность за действия своих подчиненных. Таким образом, у командиров мало стимулов поощрять инициативу, потому что, если эта инициатива пойдет наперекосяк, командир будет привлечен к ответственности.
Наблюдение 2. Российские офицеры имеют высокую специализацию, особенно с точки зрения их опыта на определенном уровне ведения войны — оперативно-стратегическом по сравнению с тактическим. Российская модель подчеркивает специализацию, преимущество которой заключается в подготовке офицеров, погруженных в выполнение одной конкретной задачи в рамках конкретного вида службы на одном конкретном уровне войны, т. е. оперативно-стратегического или тактического. Офицеры ГШ обучены думать о ведении войны на оперативно-стратегическом уровне, в то время как офицеры за пределами этой организации сосредоточены исключительно на тактическом уровне эффективности выполнения этой конкретной задачи, потому что офицеры постоянно тренировались и развивали эти специфические навыки
Помимо того, что эта модель позволяет офицерам приобретать более глубокие знания, она обеспечивает потенциально более высокий уровень. Это не исключает способности ГШ учитывать извлеченные уроки, в целом, в чем ГШ, похоже, весьма опытен, как мы обсуждаем в тематическом исследовании Сирии в шестой главе.
Российская модель, формирует касту профессиональных планировщиков для решения оперативно-стратегических вопросов, одновременно освобождая оставшуюся часть офицерского корпуса российских Вооруженных сил для продолжения специализации в их конкретной отрасли службы и родов войск на тактическом уровне.
Хотя специализация способствует углубленному пониманию определенного набора вопросов на определенном уровне войны, нехватка всесторонне подготовленных офицеров означает, что дефицит опыта офицерского уровня в одной области может быть нелегко восполнен новыми офицерами. Это также, по-видимому, делает систему по своей сути более склонной к микроменеджменту. Например, офицеры ГШ, дислоцированные в Москве, похоже, не доверяют офицерам линейных подразделений, и они пытаются принимать тактические решения на микроуровне из Москвы. Такое поведение имело место в Чечне и способствовало неудачам в Грузии, когда наземные и воздушные кампании проводились из Москвы отдельно. План-управление военными округами аналогичным образом представляется ограниченным, с ограниченной свободой в проведении планирования.
Кроме того, отказ от совместной работы в пользу специализации в рамках своей службы может создать проблемы для оперативной совместимости в российских вооруженных силах, о чем мы поговорим в следующем разделе. Хотя это и не имеет прямого отношения к обсуждению ГШ, следует отметить, что эта специализация также, по-видимому, имеет решающее значение для российской модели призыва. У офицеров есть год на подготовку призывников, которые, как правило, имеют более низкий уровень образования, поскольку они обычно не посещают университет и, следовательно, не получают отсрочки, связанной с образованием. Это ограничение по времени по своей сути ограничивает навыки, которым можно научить любого конкретного солдата. Таким образом, обучение максимально упрощено; призывники учатся выполнять (максимум) две основные военные задачи и следовать приказам.
Наблюдение 3. Узкая специализация офицеров определяет решения в вооруженных силах США и России, хотя и по-разному. Модель ГШ также построена таким образом, чтобы снизить вероятность и влияние узости сферы обслуживания. Считается, что организации преследуют свои собственные интересы в ущерб более широким интересам. Американская модель по замыслу поощряет конкуренцию между службами и различными командованиями на ТВД. Хотя целью является поощрение творчества, инициативы и эффективности, это также создает бюрократическое соперничество. В российской модели доминирующая роль ГШ ослабляет это соперничество (по крайней мере, в некоторой степени). Одновременно, централизация власти в ГШ создает мощного арбитра, уполномоченного выносить решения между узкими интересами служб и командующих театром военных действий.
В российском Генеральном штабе (и в российской военной культуре в целом) доминируют сухопутные войска, что указывает на предпочтение сухопутных войск перед другими службами с точки зрения тех, кто занимает руководящие должности. За исключением Северного флота, офицеры с опытом работы в сухопутных войсках занимали три высших командных должности во всех военных округах с середины 2013 года.
ГШ поощряет конкуренцию между службами и не поощряет соперничество между службами. Один из способов, которым ГШ делает это, - это рекомендовать направление закупок и других средств на модернизацию там, где это диктует стратегия.
Таким образом, российское предпочтение сухопутных войск может “нанести ущерб российской оперативной эффективности в зависимости от задачи, возложенные на конкретную ‘межотраслевую группировку войск”."
Однако Россия демонстрирует первые признаки изменения этого менталитета, назначая командиров из разных родов войск ответственными за оперативную группу войск в Сирии.
Это предпочтение сухопутных войск не проявляется в бюджете или разработке стратегии. Сухопутные войска обычно получают гораздо меньше денег, чем, например, российские воздушно-космические силы.  Сухопутные войска также не играют роли в стратегическом сдерживании, поэтому существуют ключевые факторы, которые ограничивают престиж сухопутных войск. 
Карьерный путь нынешнего генерала армии Сергея Суровикина также предполагает, что Россия, возможно, начинает понимать ограничения, которые ее модель накладывает на способность достичь сплоченности. Когда в 2015 году были впервые сформированы ВКС, объединившие Военно-воздушные силы, силы противовоздушной и воздушно-космической обороны, первым командующим был бывший главнокомандующий ВВС России генерал-полковник Виктор Бондарев. Этот выбор соответствует российской традиции специализации. Тем не менее, в 2017 году на смену ему был назначен более мобильный на тот момент генерал–полковник Суровикин, бывший командующий сухопутными войсками. Это назначение, мягко говоря, не соответствует традиционной российской модели. Как отмечает российское информационное агентство ТАСС, “Он стал первым общевойсковым командующим в истории России и СССР, возглавившим ВКС (Военно-воздушные силы) России и СССР”.
Это назначение предполагает, что, возможно, растет понимание того, что эти две службы, наземные и аэрокосмические силы, должны действовать комплексно, что требует от офицеров накопления опыта в обеих отраслях. С другой стороны, не было никаких указаний на то, что российские военные рассматривают альтернативный подход — то есть, чтобы офицер аэрокосмической службы, например, принял командование группой армий.


Заключительные замечания
Председатель Объединенного штаба не обладает командными полномочиями — преднамеренное решение, которое отражает давнее нежелание Соединенных Штатов наделять слишком большими военными полномочиями одного человека и обеспокоенность тем, что военные требования и соображения могут доминировать над политическими требованиями.
...


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГШ и баланс сил
От начальника ГШ требуется очень многое. Такой руководящий орган, как ГШ, который традиционно обладает высоким авторитетом и широкими правами, если его тщательно не анализировать, систематически контролировать и вовремя не корректировать, может превратиться в бюрократическую машину, работающую в первую очередь на себя.
В предыдущей главе была продемонстрирована обширная роль, отведенная Генеральному штабу в российском законодательстве для обеспечения надлежащей защиты государства. Российский ГШ представляет собой идеальное сочетание полномочий и ответственности. Таким образом, ГШ, похоже, располагает хорошими возможностями для быстрой модернизации российских Вооруженных сил после их унизительной “победы” над Грузией.
Эта интуиция в значительной степени подтвердилась во время реформ 2008 года, проведенных тогдашним министром обороны Анатолием Сердюковым и тогдашним начальником генштаба Макаровым. Общей целью этих реформ было создание мобильных сил с подразделениями высокой степени готовности, оснащенными современным оборудованием и вооружением.
Реформы ознаменовали переломный момент с точки зрения структуры российских вооруженных сил, преобразовав вооруженные силы из дивизионных в бригадные силы и сократив количество военных округов с шести до четырех, при этом в каждом округе были развернуты межведомственные группировки войск. Реформы также привели к созданию ВКС в 2015 году и исключили служебные главные команды из цепочки командования. Кроме того, Сердюков и Макаров осуществил значительные сокращения персонала, включая значительное сокращение числа офицеров и подразделений. Наконец, реформы создали новую, более прозрачную систему финансового учета и поставили гражданских лиц с опытом ведения бухгалтерского учета во главе ключевых подразделений, которые контролировали крупные финансовые ресурсы.
Эти реформы, среди прочих, продолжали развиваться и созревать в последующие годы, и в целом им приписывают объяснение трансформации российских Вооруженных сил, свидетелями которой стали Украина (2014) и Сирия (2015), особенно с точки зрения повышения эффективности вооруженных сил в этих ограниченных оперативных условиях. {Сердюков увеличил эффективность ВС?}
Однако быстрый и масштабный характер этих реформ вызывает вопрос: почему эти реформы не произойдет раньше?
В конце холодной войны российские военные оказались в состоянии хаоса. Один бывший российский начальник ГШ описывает этот период как “настолько неуравновешенный, что было нереально говорить о каких-либо плюсах. Генеральному штабу было поручено организовать необходимые реформы и провести вновь сформированные российские Вооруженные силы через хаос. Хотя тяжелые экономические условия 1990-х годов означали, что военным не хватало средств для поддержания оборудования и обучения, даже после притока ресурсов в начале 2000-х годов эти силы все еще находились в относительном упадке и столкнулись с гораздо большим количеством проблем, чем ожидалось, при разгроме Грузии, - гораздо более слабого противника.
В этой главе мы начнем с объяснения ранних, прерывистых попыток военной реформы, которые были в значительной степени под контролем российской оборонной бюрократии.
Мы начинаем с этого, потому что эффективность Вооруженных сил активно и пассивно формирует варианты внешней политики, доступные политикам. Однако такая централизация - палка о двух концах. С одной стороны, это теоретически допускает управляемый сверху вниз процесс принятия решений, который потенциально может согласовать стратегию, доктрину, планирование сил, развитие потенциала и закупки. С другой стороны, когда власть сосредоточена в руках одного человека и учреждения, это делает всю военную систему чрезвычайно зависимой от готовности этого исполнительного органа вносить изменения и от механизмов, доступных внешним участникам, чтобы гарантировать, что эта бюрократическая машина не работает сама на себя. События на Украине с февраля 2022 года свидетельствуют о том, что этот последний потенциал реализовался, что свидетельствует о том, что эти широко разрекламированные реформы не были ни столь эффективными, ни столь полными, как многие оценивали.
Первые попытки российской оборонной реформы: мастер-класс по обструкции. В 1990-х и 2000-х годах российские вооруженные силы остро нуждались в реформе. Было предложено по меньшей мере четыре этапа различных реформ, направленных, среди прочих инициатив, на сокращение численности российских вооруженных сил; сокращение использования призывников, то есть профессионализацию вооруженных сил; создание профессионального сержантского состава; изменение надзора и обучения офицеров; и осуществление большего политического контроля над военными расходами. Каждая из этих инициатив разбивалась о камни того, что в различных источниках описывается как отказ многих российских военных чиновников рассматривать, не говоря уже о том, чтобы осуществить такой масштабный поворот от советской модели массовой мобилизации и стратегического планирования, которая предусматривала подготовку к крупномасштабной войне.
Во-первых, ГШ настаивал на том, что военные были поглощены огромной задачей по доставке сил и оборудования обратно в Россию из бывших государств, входящих в состав Советского Союза. Балуевский высказал мнение, что ГШ был истощен их усилиями по инвентаризация наследия Вооруженных Сил СССР, организация вывода войск из Восточной Европы и бывшего Советского Союза, их развертывание и расстановка на территории Российской Федерации с созданием группировок войск на стратегических направлениях.
После завершения процесса вывода войск, инвентаризации оборудования и передислокации этих сил ГШ должен был перейти к реорганизации российских вооруженных сил, сделав их меньше и более маневренными, а также упорядочив структуру командования. Хотя ГШ завершил первый этап этого процесса, следующие два этапа, похоже, почти на каждом шагу сталкивались с препятствиями со стороны высокопоставленных российских военных чиновников.
Прежде чем можно было предпринять какие-либо шаги по сокращению численности Вооруженных сил или реорганизации структуры вооруженных сил, ГШ настаивал на том, что в качестве предварительных условий необходимо предпринять несколько шагов, в первую очередь разработку перечня документов. Эти документы включали универсальную концепцию национальной безопасности, новую внешнюю политику и пересмотренную военную доктрину после распада Советского Союза. Тем не менее, даже после эти программные документы были завершены, ГШ приступил к поиску недостатков в этих усилиях по разработке стратегии, настаивая на дальнейшем пересмотре документов для выявления конкретных противников и угроз национальной безопасности России.
Кроме того, на протяжении всего этого процесса Министерство обороны сохраняло “внешнюю угрозу” крупных “военных блоков и альянсов” и угрозу “крупномасштабной [региональной] войны” в различных вариантах Военной доктрины Российской Федерации. Эти угрозы оправдывали сохранение способности вести крупномасштабные войны и вместе с ними необходимость сохранения воинской повинности.
Война в Чечне, которая началась в 1994 году, продолжалась до 1996 года и снова вспыхнула в 1999 году, впоследствии использовалась в качестве обоснования того, почему Вооруженные силы не могут быть реформированы. Российские военачальники утверждали, что реформы не могут проводиться, пока военные одновременно пытаются вести войну. И все же аналитики в основном согласны с тем, что российские военные с самого начала проявили себя в Чечне плачевно. Логично, что плохая работа российских войск и их ужасное состояние боеготовности вскоре, чем ведут к сопротивлению реформам —т.е. прошло более месяца, прежде чем предположительно постоянно готовые подразделения смогли развернуться в районе боевых действий в стране — это должно было подтолкнуть ГШ к поиску средств и методов для развертывания более эффективных сил.
Финансы также использовались военными для оправдания сворачивания реформ. Этот аргумент принимал две формы: во-первых, что военного бюджета было недостаточно для проведения реформ, и, во-вторых, что стоимость внедрения контрактной системы для персонала превысила ресурсы Министерства обороны. Безусловно, было так, что российские Вооруженные силы оказались в тяжелом финансовом положении в 1990-х годах. Министерство обороны было не в состоянии платить военнослужащим и персоналу в течение длительных периодов в 1990-х и начале 2000-х годов, не говоря уже о подготовке и оснащении этих сил.
И все же, несмотря на то, что в начале 2000-х годов военный бюджет увеличивался более чем на 20 процентов в год, а боеготовность улучшалась во время конфликта с Грузией (по сравнению с крайне низкой боеготовностью, продемонстрированной в Чечне), общее мнение западных аналитиков сводилось к тому, что российские Вооруженные силы были плохо подготовлены для ведения широкомасштабной операции в обычной войне против технологически превосходящего противника. Военные также отвергли идею отказа от воинской повинности, утверждая, что добровольческая армия была бы чрезмерно дорогой. Стоимость перехода к добровольческой армии была оценена военными в стоимость 4,3 миллиарда долларов, или более чем в три раза больше всего оборонного бюджета в 2005 году.
Более десяти лет в постсоветский период гражданские лица внутри и за пределами Министерства не имели доступа к соответствующей бюджетной информации для подтверждения этих цифр и, таким образом, были “лишены реальных рычагов управления”. Тем не менее, в течение этого раннего периода были предприняты некоторые реформы. Некоторые из этих реформ провалились из-за нехватки средств или из-за того, что внедряемые концепции были опрометчивыми, среди прочих причин, внешних по отношению к военным. Тем не менее, ГШ и военные сыграли определенную роль в блокировании усилий по реформированию, предприняв ряд активных и пассивных шагов, чтобы избежать и замедлить реализацию этой политики.
Учитывая дисфункциональное состояние вооруженных сил, которое тогдашний начальник ГШ Анатолий Квашнин охарактеризовал как находящееся в “посткритическом состоянии”, вопрос о том, как ГШ и вооруженные силы могут противостоять реформам, заслуживает дальнейшего рассмотрения.
Обзор литературы показывает, что к такому результату привели многочисленные факторы, которые мы оцениваем как подпадающие под три широкие темы, каждая из которых будет более подробно рассмотрена в следующих разделах. 
Первый фактор - это многовековая обусловленность российской культуры подчиняться военным и прочная связь между наличием мощных вооруженных сил и тем, чтобы быть великой державой.
Второй фактор глубоко укоренился в стратегическом видении и оперативной концепции в вооруженных силах.
Третьим фактором является организационная независимость и автономия вооруженных сил, которая серьезно ограничивала способность внешних структур тщательно изучать вооруженные силы и управлять ими.
Эти три фактора в совокупности помогают объяснить, почему российские военные будут сопротивляться реформе и как им это удастся.


Милитаризм в русской культуре
Культура играет важную стимулирующую роль в объяснении способности вооруженных сил противостоять реформам. Со времен Петра Великого в 1700-х годах российское государство приучил своих граждан воспринимать службу в вооруженных силах — всеобщую воинскую повинность — как рациональную. Более того, государство долгое время культивировало отношение оборонного сознания (defendse mindness): культуру “уважения и самопожертвования перед военными потребностями и приоритетами”, которая обусловила общество продолжать подчиняться военным.
Однако, чтобы ее граждане согласились с этими непрекращающимися требованиями, цель должна восприниматься так, чтобы оправдывать средства. Для российских граждан и их политических и военных лидеров существует “понимание того, что предназначение России - быть великой державой”, и для реализации этого предназначения требуются мощные вооруженные силы.
Более того, опыт России в начале постсоветского периода, когда ее вооруженные силы были в упадке, было воспринято как подтверждение этой точки зрения. По мере того, как обычные вооруженные силы России распадались, падал и международный престиж страны как мировой державы. Это не ускользнуло от политической элиты страны, которая неоднократно обещала восстановить былую славу российских вооруженных сил.
 Конечно, первым видным сторонником этой концепции был тогдашний начальник штаба Николай Огарков в 1980–х годах, который представлял планы реформ, предусматривающие создание отдельных армейских корпусов (Отдельные армейские корпуса), способных проводить высокомобильные операции в тылу противника с ударной силой, состоящей из мотострелковых и танковых бригад. В начале 2000-х годов российское военное мышление опиралось на важнейший урок Второй мировой войны: решительность масс. На тот момент Академия ГШ “мифологизировала опыт Великой Отечественной войны, который учит, что победа зависит от численности, а не от знаний или технологий”.
Как отмечалось в предыдущем разделе, посвященном милитаризму в российской культуре, воинская повинность до распада советского периода предоставляла военным доступ к, казалось бы, безграничному количеству рабочей силы. Этот источник рабочей силы был центральным организующим принципом для Вооруженных сил и служил основой российского военного искусства на протяжении поколений.
Хотя современное российское стратегическое мышление охватывает постоянно готовые профессиональные силы, призыв на военную службу по-прежнему рассматривается российскими военными не только как механизм привития оборонного сознания последующим поколениям россиян, но и как важнейшая мобилизационная база для обороны государства, то есть как человеческий стратегический резерв.
По мнению военных, огромная территория России и ее положение в исторически опасном регионе требуют мобилизационной системы, которая может поддержать общенациональные оборонительные усилия. Таким образом, Фельгенгауэр постулировал в 2005 году, что наследие Второй мировой войны все еще рассматривается в наших военных академиях как лучшее из современной военной тактики, оперативного искусства и стратегии. Предложения о резком сокращении численности в обмен на повышение качества отвергаются как прозападные диверсии, направленные на “разоружение России” в случае неминуемого вторжения НАТО под руководством США.
Наконец, как подробно описано во второй и третьей главах, ГШ в частности и российские вооруженные силы в целом существуют как в значительной степени автономные органы, и это было особенно актуально до 2008 года. В Министерстве обороны мало по-настоящему “гражданских” лиц, за исключением (в первую очередь) Шойгу. Это была давняя историческая практика. Такая автономия даёт явные преимущества. Удобно, что монополизировав эти должности, военные также смогли претендовать на монополию на военно-технические знания. Эта конструкция создала доминирующий дух, в соответствии с которым, как заметил один российский законодатель, “Чиновники в эполетах воспринимаются не просто как государственные служащие, которые могут совершать ошибки или преследовать узкие бюрократические интересы, но как священники, которые знают таинство истины, недоступное гражданским лицам”.
До 2008 года российские военные также проявляли еще большую свободу действий в отношении бюджета. На протяжении своего десятилетия препятствий российское министерство обороны осуществляло значительный бюджетный контроль, включая распределение ресурсов для планирования и закупок. Это не означает, что российские военные автоматически получили запрошенные бюджеты. Напротив, в период значительного изменения по сравнению с периодом холодной войны, в течение которого военные получали преференции и были относительно защищены от экономических потрясения, Кремль посадил Министерство обороны на голодную диету. Но Министерство обороны, а следовательно, и военные, имели, возможно, бесконтрольный контроль над использованием выделенных им средств. В этот период до 2008 года военные имели огромную свободу действий в отношении расходования средств. Возможно, неудивительно, что, учитывая отсутствие надзора и хаотичные попытки перехода от советской экономической модели, растраты и взяточничество стали безудержными. Схемы хищения существовали во всех офицерских званиях; обвинения предъявлялись даже генералам с завышением расходов для своих подразделений на выкачивание излишков, присвоение миллионов рублей из казны Министерства обороны или продажа военной техники на международном уровне через контрабандистов оружия.
Наконец, в той степени, в какой информация является властью, военные, похоже, также монополизировали ее на нескольких фронтах с точки зрения состояния вооруженных сил, численности вооруженных сил, а также того, как и где были потрачены деньги. Путин прямо указал на это отсутствие прозрачности, когда оправдывал свое назначение невоенного лица новым министром обороны в 2007 году, отметив “опыт Сердюкова в экономической сфере”. Таким образом, многие ученые утверждали, что гражданским лидерам не хватало информации для разработки планов реформ для выполнения военными и механизмов проверки и утверждения изменений, которые требовались от военных.


Как звезды сошлись за переменами
Не менее поучительным, чем понимание того, как военные смогли воспрепятствовать реформе, является понимание элементов, которые должны были материализоваться и совпасть, чтобы реформы 2008 года стали возможными. Обсуждения военных реформ начались еще в 1980-х годах в Советском Союзе; даже тогда административные реформы, которые были объявлены и осуществлены, были позже отменены, когда основные сторонники реформ покинули свои должности.
Мы определили по крайней мере шесть факторов, которые были необходимы, но сами по себе недостаточны для создания условий для успеха реформ. К ним относятся многочисленные несчастные случаи и демонстрации некомпетентности, широко популярный президент, назначение постороннего у руля Министерства обороны, увольнение нескольких самых высокопоставленных членов ГШ и Министерства обороны, огромный приток нефтяной ренты и увольнение до 30 процентов офицерского состава. Учитывая длительный период, в течение которого военные могли сопротивляться реформам, представляется, что все эти факторы должны были совпасть, чтобы реформы действительно состоялись.


Демонстрируемая некомпетентность
Хотя точные цифры трудно найти, официальное число погибших российских военных во время первой чеченской войны, по сообщениям, составило примерно 6000 солдат; независимые расчеты показывают, что это число, возможно, удвоилось. Число жертв среди гражданского населения оценивается в 100 000 человек.
Тимоти Томас описывает адский опыт одного подразделения во время первоначального штурма Грозного:
Первым подразделением, проникшим в центр города, был 1-й батальон 131-й Майкопской бригады, последняя состояла примерно из 1000 солдат. К 3 января 1995 года [за три дня] бригада потеряла почти 800 человек, 20 из 26 танков и 102 из 120 бронемашин. В дополнение к потерям, понесенным в Чечне, за это время произошло много трагических военных инцидентов, таких как потопление подводной лодки " Курск" и ее неудачная спасательная операция в 2000 году, пожары на нескольких других подводных лодках в начале 2000-х годов, крушение военно-транспортного вертолета на минном поле в Чечне в 2002 году, в результате которого погибли по меньшей мере 100 солдат, крушение по меньшей мере еще семи военных вертолетов в том году и взрывы на нескольких складах оружия.
Наконец, в 2008 году, хотя число жертв было значительно ниже — сообщалось о 64 убитых и 283 раненых, — эффективность российских вооруженных сил в Грузии была достаточно низкой, чтобы “вызвать сомнения относительно того, смогут ли ее вооруженные силы вести войну против более продвинутого противника или того, кто способен развернуть большие силы или привлечь помощь третьей стороны ”.
Как мрачно отметил в 2009 году тогдашний командующий Военно-воздушными силами России генерал Александр Зелин об уроках, извлеченных военными из конфликта, “ошибки были допущены, но выводы были сделаны”.
Тогдашний начальник штаба генерал Макаров заметил, принимая во внимание как военную подготовку войск, так и опыт военных конфликтов последних лет, среди которых военные действия наших войск в Южной Осетии, невозможно не заметить определенный разрыв между теорией и практикой.
Очевидно, что одной лишь некомпетентности было недостаточно для проведения реформы, иначе Вооруженные силы добились бы более значительного прогресса в направлении реформирования после Второй чеченской войны. Тем не менее, в течение нескольких месяцев после окончания конфликта России с Грузией министр обороны объявил о проведении оборонных реформ New Look, во многих отношениях используя плохую работу во время грузинского конфликта в качестве публичного обоснования значительных изменений и расходов, которые последуют. 
Во время первой чеченской войны Ельцин приказал военным “использовать все средства, имеющиеся в распоряжении государства”, чтобы быстро подавить требования Чечни о независимости, вопреки публичному несогласию его генералов с тем, что такая акция станет “кровавой баней”. Ельцин не смог осуществить реформы, которые были так явно необходимы, существенно ослабив свое политическое положение.
Однако в разгар прихода Владимира Путина к власти, когда страну охватили бедствия, включая обвал рубля и дефолт российского правительства по своим долгам, у новоизбранного президента были гораздо более насущные внутренние проблемы, которые подорвали политическую волю к проведению военных реформ. Ученые Ривера и Rivera утверждают, что новоизбранный президент Путин преследовал две основные цели в 2000 году: восстановить главенство федерального правительства (над региональными правительствами) и усилить контроль государства над обществом, заменив доминирующие роли преступников и олигархов. Только после своего второго срока, консолидировав свою программу “суверенной демократии” и наблюдая за резким улучшением уровня жизни, Путин обрел как власть, так и внутреннюю общественную поддержку, чтобы привлечь постоянное внимание к проблеме военной реформы.
Даже при необходимой внутренней поддержке усилия по реформированию зашли в тупик из-за отсутствия министра обороны, который был готов выдержать общественную бурю, которая неизбежно возникла бы в результате выполнения решения об увольнении тысяч военнослужащих и привлечении к ответственности финансовой системы вооруженных сил. Назначение Анатолия Сердюкова, бывшего главу Федеральной налоговой службы и первого настоящего аутсайдера, который был поставлен у руля Министерства обороны. Посол США Уильям Дж. Бернс описал назначение Сердюкова следующим образом: у Сердюкова есть своя работа по наведению порядка в министерстве, остро нуждающемся в реформе. Несмотря на то, что у него нет военных полномочий, Сердюков доказал, что способен принимать жесткие решения — и служить топором, когда потребуется. Сердюкову была доверена эта роль по нескольким причинам, возможно, наиболее важной, потому что он явно продемонстрировал свою приверженность главной цели Путина - вырвать контроль над государством у российских олигархов. В частности, Сердюков использовал свои полномочия главы Федеральной налоговой службы, чтобы предъявить нефтяной компании ЮКОС налоговый иск на 98 миллиардов рублей. Упорно продвигая это требование через суды, Сердюков в конечном итоге обанкротил Юкос.
Во время пребывания Сердюкова в должности налоговые поступления впоследствии резко возросли, а количество встречных исков, оспаривающих федеральные налоги, резко упало. Более того, Сердюков создал и внедрил систему финансового учета на федеральном уровне, которая позволила этому ведомству контролировать и анализировать декларации и сбор налогов. Учитывая огромные потоки денег, поступающие в Министерство обороны, и относительно слабые возможности, приобретаемые за эти ресурсы, Путину нужен был лояльный человек с необходимым опытом для создания «более прозрачной» системы рационального и целевого расходования бюджетных ассигнований и устранение дублирующих функций.
Таким образом, Сердюков обладал опытом и качествами, необходимыми Путину для проведения военных реформ.
Подход “Новой метлы”
Хотя точная численность Вооруженных сил России, как известно, непрозрачна, численность персонала в вооруженных силах России после распада Советского Союза составляла более 2 миллионов человек. В 1999 году эта цифра сократилась до 1,2 миллиона, но в последующие годы, по–видимому, в основном оставалась в пределах 1,1-1,3 миллиона. Большинство сокращений, по-видимому, произошло из-за сокращения численности призывников, а не аналогичного сокращения офицерских званий, которые все еще оставались в командовании кадровыми подразделениями. Более того, в то время как предыдущие министры обороны не могли или не хотели вносить существенные изменения в структуру вооруженных сил и офицерский состав, Сердюков и тогдашний начальник ГШ Макаров приняли эту задачу, уволив, по сообщениям, 200 000 офицеров (из примерно 355 000) и расформировав кадровые подразделения {речь, надо полагать, про кадрированные части}.
Сокращения офицерского корпуса не ограничивались полковниками и подполковниками. Начальник ГШ в то время был смещен (и заменен Макаровым) после того, как он открыто не согласился с предложенными Сердюковым реформами и публично раскритиковал его за недостаточное знание военной сферы. Другим генералам, таким как бывший главнокомандующий сухопутными войсками генерал Владимир Болдырев, который повторил критику Сердюкова начальником ГШ, также указали на дверь.
В то время как предыдущие версии этого “восстания генералов” остановили реформы на их пути, Сердюков и Макаров сохранили поддержку Путина и продолжили эти изменения. Гольц отмечает, что Сердюков столкнулся с многочисленными публичными обвинениями со стороны нынешних и бывших военнослужащих, но далее утверждает, что, Сердюков ... продолжал стоять на своем, безжалостно увольняя несогласных и проводя крупномасштабные перестановки в высшем военном руководстве. . . . К первой половине 2008 года более 70 процентов заместителей и начальников служб в Министерстве обороны составляли новые люди. Новые лица, привлеченные Сердюковым для замены этих бюрократов, были доверенными агентами из его собственной сети в виде его бывших сотрудников из Федеральной налоговой службы.
Безусловно, не все высокопоставленные лица в военном истеблишменте выступали против реформ. Труды того периода свидетельствуют о том, что несколько военнослужащих на действительной службе и в отставке писали о концепциях, которые в конечном итоге будут реализованы в рамках того, что стало известно как реформы нового взгляда.
Даже тогдашний начальник ГШ Балуевский, которого Сердюков уволил за его публичные разногласия с министром выступал за изменения, которые повысили бы боеготовность. 
Как отмечалось в предыдущих разделах, ключевым возражением против предыдущих усилий по реформированию было утверждение о том, что у вооруженных сил было недостаточно ресурсов для проведения такой перестройки. Безусловно, было так, что военные пережили шок в 1990-х годах, когда оборонный бюджет был сокращен до менее чем 20 миллиардов долларов США к 1998 году. Однако на протяжении 2000-х годов, когда цена на нефть за баррель неуклонно росла, достигнув пика около 100 долларов за баррель, расходы России на оборону неуклонно увеличивались, достигнув примерно 58 миллиардов долларов к 2008 году.
С точки зрения обменного курса по паритету покупательной силы увеличение оборонного бюджета выглядит еще более резким. Расходы России на оборону неуклонно росли в течение этого периода, расходы на российскую армию достигли 80 миллиардов долларов в 2005 году и приближаются к 125 миллиардам долларов к 2010 году.
Несмотря на эти увеличения, готовность в 2000-х годах улучшилась лишь незначительно. Многие структурные проблемы сохранялись. Например, вялая российская оборонная промышленность не смогла обеспечить вооруженные силы современным оборудованием, а российский ГШ не внедрил новые методы обучения. Такого рода структурные проблемы сохранялись, и последствия этих проблем проявлялись во время боевых операций. В 2008 году, когда Российские воздушно-десантные подразделения прибыли в Абхазию морским и железнодорожным транспортом, наземные войска не смогли связаться с воздушными силами, чтобы вызвать огонь поддержки (среди прочих проблем), а российские военно-воздушные силы потеряли десять самолетов в боях с противником, у которого не было истребителей или передовых средств противовоздушной обороны.
“Разбухшее яйцо” треснуло
Последняя объясняющая переменная, необходимая для понимания реформ, которые были начаты в 2008 году, - это демография. У России просто не было доступа к тем же массам рабочей силы, которыми мог воспользоваться Советский Союз. Например, в 2009 году, по оценкам, потребуется призвать три четверти миллиона человек для поддержания численности вооруженных сил численностью в миллион человек. В том же году только 840 000 человек исполнилось 18 лет, более половины из которых имели право на отсрочку по состоянию здоровья или по причинам, связанным с учебой в колледже.
Однако сопротивление изменению системы призыва имеет смысл в бюрократическом контексте. В отличие от западных вооруженных сил, в российских вооруженных силах в 2008 году соотношение офицеров к рядовым составляло примерно 1: 2. Сердюков отметил в то время: “Наша армия сегодня похожа на яйцо, раздутое посередине — у нас больше полковников и подполковников, чем младших офицеров” {Это он так выразился про кадрированные части, о чём и пишется далее}.
Тем не менее, этот избыток может быть рационализирован в стратегии ведения боевых действий, которая делает упор на массовую мобилизацию и малочисленные подразделения мирного времени (т. е. на скелеты). При такой стратегии для подготовки и руководства резервистскими подразделениями потребовалось бы множество старших офицеров. 


Заключительные замечания
Понимание напряженной истории усилий России по реформированию, особенно в течение десятилетия до 2008 года, предлагает несколько поучительных идей относительно роли ГШ в принятии решений и выработке политики.
Во-первых, поразительно, сколько факторов должно было совпасть, чтобы подорвать сопротивление военных реформам. Унаследованные идеи и корыстные бюрократические интересы держали в заложниках процесс принятия военных решений в мирное время, многовековая милитаризация российской культуры и высокая степень автономии, предоставленная военной организации, позволили этим концепциям и структурам власти сохраниться.
И ясно, что реформы 2008 года не полностью разрушили эти унаследованные идеи и уважение к военным. Например, российские военные не отказались от идеи наличия кадрового резерва, доступного для мобилизации. В то время как реформы 2008 года были направлены на превращение российских вооруженных сил в профессиональные силы постоянной готовности, президентский указ 2015 года предоставил Минобороны средства для формирования мобилизационного резерва, хотя на момент написания этой статьи был достигнут незначительный прогресс, и мобилизационная база в 2010-х годах оставалась в основном бездействующей. Однако в речи 2013 года Шойгу подчеркнул "развитие мобилизационной базы” как один из его приоритетов.
Во-вторых, эта история иллюстрирует важнейшую роль ГШ в мирное время в процессе реформирования российских Вооруженных сил и в подготовке вооруженных сил к угрозам, возникающим после окончания холодной войны. Учитывая распределение полномочий и ответственности в рамках этого единого органа, когда ГШ как организация поддержал реформу, скорость изменений была впечатляющей. 
В-третьих, эта история демонстрирует, что, хотя неформальные личные связи могут доминировать при принятии решений в области национальной безопасности в соответствии с литературой по отношениям между гражданскими и военными, бюрократические правила и процедуры, по-видимому, доминируют при принятии военных решений, поскольку это касается готовности Вооруженных сил к потенциальному конфликту. Безусловно, представляется, что применение силы Россией отражает волю политических лидеров, а не военных. Однако сложный процесс реформирования российских вооруженных сил демонстрирует, что способность политического руководства и других институтов играть эффективную надзорную роль в российских условиях сильно ограничена.
 
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГШ в практическом контексте: тематическое исследование Украины
Крым, Донбасс и российский ГШ
После свержения тогдашнего президента Виктора Януковича в феврале 2014 года и прихода к власти нового правительства после нескольких месяцев массовых демонстраций в столице Украины Киеве, расположенном почти в 1000 км от города на украинском полуострове Крым, анонимные “добровольческие” силы захватили все стратегические объекты по всему полуострову, включая крымский парламент, где новые власти пришли к власти в течение нескольких недель. Под предлогом защиты политических свобод крымчан от репрессивных властей в
Киеве эти силы способствовали проведению референдума 16 марта 2014 года. Кремль утверждал, что крымчане решительно поддержали присоединение к России на референдуме. Договор, подписанный 18 марта, официально закрепил поглощение полуострова и города Севастополя.
Неделю спустя примерно 22 000 украинских военнослужащих дислоцированные в Крыму “сложили оружие”. Хотя истинная личность замаскированных сил, ответственных за аннексию Крыма, была раскрыта по видимым признакам, таким как оружие и техника российского производства, только позже Путин заявил о своей ответственности за операцию.
Между тем, в восточном регионе Украины на Донбассе в начале марта 2014 года вспыхнула напряженность, предположительно спровоцированная свержением Януковича, что привело к захвату нескольких правительственных зданий в Харькове, Луганске и Донецке и созданию Донецкой, Луганской и Харьковской Народных республик в апреле того же года. Основатели этих движений считали, что призывы к большей региональной автономии в ответ на призывы к отделению от Украины имели связи с Россией. Эти местные беспорядки переросли в вооруженные наступления, хотя степень, в которой эти ранние сепаратистские действия на Донбассе сформировались органично (или были спровоцированы различными российскими субъектами), обсуждается.
В попытке предотвратить сценарий, подобный Крымскому, на востоке страны власти в Киеве начали антитеррористическую операцию в середине апреля для противодействия сепаратистским движениям. Хотя роль российских военных в первые месяцы конфликта остаётся неясной.
Мы характеризуем эти силы как добровольческие, потому что есть сообщения, что эти силы использовали артиллерию российского производства и зенитные системы; это системы, которые гражданские лица не имели бы опыта использования. Тем не менее, до декабря 2015 года Кремль распространял официальную версию о том, что сепаратистские ополченцы самоорганизовались и никогда не воевали бок о бок с российскими войсками на Донбассе. Как мы определили, случай с Украиной охватывает как военную операцию 2014 года в поддержку
аннексии Россией Крымского полуострова, так и роль российских Вооруженных сил в конфликте в восточно-украинском регионе Донбасс с 2014 по 2021 год. Попытки Москвы намеренно скрыть влияние России в Крыму и на Донбассе повлияли на объем и достоверность общедоступной информации. Эта проблема с данными усугубляется тем фактом, что на Украине орган военной разведки ГШ, ГРУ, похоже, играл самую важную роль из всех связанных с ГШ структур. Работа ГРУ как разведывательного органа непрозрачна по замыслу, а имеющиеся доказательства невелики. На протяжении всей этой главы мы открыто говорим об ограниченности представленных доказательств.
Стали прибывать добровольцы из России (некоторые из которых, как сообщается, были российскими военнослужащими в отпуске) принимали активное участие в боевых действиях. В конце августа 2014 года на поля сражений на Донбассе впервые были введены регулярные российские войска, оружие, артиллерия и техника. В последующие месяцы российские войска организовали несколько дополнительных наступлений против украинских сил на Донбассе.


Российское вмешательство в Крыму
Вопрос о том, кто повлиял на решение о захвате Крыма, горячо обсуждается в научных и аналитических кругах. Путин заявил, что решение было его собственным, в ответ на события, разворачивающиеся на местах.
Вывод о том, что решение, по-видимому, принимает только Путин, согласуется с тем, что многочисленные ученые и аналитики понимают как природу динамики российской власти. Считается, что власть, в частности, в отношении важных решений в области внешней политики и безопасности, становится все более централизованной, а полномочия по принятию решений сосредоточены в высших эшелонах президентской администрации, в частности, у Путина и небольшого круга доверенных помощников.
Хотя Путин, по-видимому, является окончательным арбитром в принятии громких внешнеполитических решений, некоторые свидетельства указывают на то, что он, тем не менее, запрашивает информацию у внутреннего круга, будь то в форме небольших неофициальных дискуссий или официальных брифингов.
В государственном документальном фильме 2015 года "Крым: путь на Родину" Путин рассказал, как он встретился с четырьмя коллегами 22-23 февраля 2014 года по поводу решения о вмешательстве в Крым. Герасимов, похоже, не присутствовал на этом конкретном совещании, хотя присутствовал его непосредственный начальник в цепочке командования, Шойгу. Министерство обороны не предоставило никаких сведений о возможном взаимодействии между Шойгу и Герасимовым на ранних этапах крымской операции. По словам ученого Дэниела Трейсмана, который беседовал с президентом на приеме в 2015 году в Сочи, во время которого он спросил, долго ли готовилась крымская кампания, Путин ответил: “Вовсе нет. Это было спонтанно. . . . Мы видели, что происходило в Киеве, и я принял решение” (Трейсман, 2018a, стр. 279). Путин отверг вопрос о вкладе доверенных советников, сказав Трейсману “Нет. Я сказал им, что мы сделаем это, а затем то. Я был даже удивлен тем, насколько хорошо все прошло” (Трейсман, 2018a, с. 288). В том же духе пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков публично поддержал эту версию, сообщив телеканалу ТВЦ, что “это было личное решение главы государства. Он был единственным человеком, который мог и должен был это сделать и который это сделал” (“Решение по Крыму, принятое исключительно Путиным — пресс-секретарь Кремля”, ТАСС, 19 апреля 2014 г.).
23 февраля 2014 года президент утверждает, что завершил ночное совещание по вопросу об эксфильтрации Януковича с участием четырех старших советников Кремля ”около семи часов утра", по словам Путина (Джон У. Паркер, Понимание Путин в ближневосточном зазеркалье, Вашингтон, округ Колумбия: Институт национальных стратегических исследований, Университет национальной обороны, Стратегические перспективы 19, июль 2015, стр. 29). Когда президент и его советники расставались, Путин напомнил своими словами что “не буду скрывать, я рассказал всем своим коллегам, их было четверо: Ситуация на Украине развернулась таким образом, что мы должны начать работу по возвращению Крыма в состав России” (Паркер, 2015, стр. 29).
Имеется еще меньше конкретных доказательств решения России о военном вмешательстве в Донбасс. Детали о роли России в ранних сепаратистских беспорядках и перестрелках остаются неясными. 
Усложняя ситуацию, Кремль распространил официальную версию о том, что сепаратистские вооруженные силы самоорганизовались и никогда не воевали бок о бок с российскими войсками на Донбассе. На практике это означает, что всплыли немногие подробности о роли российских военных в этот период. Начиная с начала марта 2014 года, до крымского референдума, сообщения о большом количестве российских войск, проводящих учения и концентрирующихся вдоль восточной границы Украины, вызывали беспокойство в Киеве и в западных
столицах. Наблюдатели предполагают, что эти перемещения, в которых к апрелю 2014 года участвовало около 40 000 военнослужащих, первоначально они предназначались для прикрытия переброски российских войск в Крым. Позже эти движения выполняли другую функцию — запугивали власти в Киеве с целью парализовать процесс принятия решений и реагирования.
Участники войны на Донбассе - это не только служащие офицеры ГРУ и ФСБ, а также отставные военнослужащие и отпускники; частные силы безопасности олигархов (украинских и российских); казачьи, чеченские и югоосетинские боевики.
Начиная с апреля 2014 года ЕС начал вводить санкции против различных россиян, включая бывшего начальника ГРУ Игоря Сергуна, ссылаясь на его “ответственность за деятельность офицеров ГРУ на Востоке Украины” в качестве оправдания. Считается, что ГРУ играло заметную роль как в Крымской, так и в Донбасской кампаниях, хотя сведения о том, когда началось его участие, расходятся. В случае с Донбассом некоторые свидетельства указывают на деятельность Игоря Гиркина (по прозвищу Стрелков) в период с марта по апрель 2014 года как на одно из самых ранних вмешательств ГРУ в беспорядки, назревающие на востоке Украины. Стрелков и его люди материализовались в украинском городе Славянск, где они штурмовали отделение полиции и изъят довольно большой склад оружия. Затем Стрелков занял пост мэра. Считается, что Стрелков, полковник ФСБ в отставке, работал на ГРУ {а чё, так бывает?} и публично ссылался на свою собственный статус “российского офицера запаса”. Аналогичным образом, санкционные документы ЕС идентифицируют его как “сотрудника ... ГРУ”. Однако Стрелков настаивает на том, что нападение его ополчения на Славянск не было заказано ГРУ или другие органы власти в Москве. По приказу Москвы или нет, действия Стрелкова и его коллег-лидеров сепаратистов на востоке Украины определили ход событий на Донбассе, придав застопорившийся импульс местным сепаратистам, предоставив им боевой опыт и изменив цель движения с увеличения автономии на отделение. Факты указывают на то, что битва за Донецкий аэропорт в конце мая была первой крупной участие, включающее значительное присутствие российских добровольческих сил. С тех пор появились доказательства, свидетельствующие о причастности России к вооружению сепаратистов летом 2014 года в ответ на несколько украинских побед на поле боя.
Более того, участие России в Донбассе снова обострилось в августе 2014 года, когда от 1000 до 4000 регулярных российских войск с оружием и техникой перебрались на восток Украины, где они вступили в бой с украинскими военными и нанесли им поражение в битве под Иловайском. Затем, в первые месяцы 2015 года, российские военные вновь активизировали свое участие в битве за Дебальцево, где российские войска, численность которых, как полагают, на данный момент увеличилась до 10 000 человек, нанесли поражение силам антитеррористической операции Украины.
Роль российского ГШ в проведении Крымской и Донбасской кампаний
Как только Кремль решил вмешаться в Крым, операция должна была быть спланирована и выполнена. Это стало тем моментом, когда ГШ — и, более конкретно, ГРУ, стал более выжным. ГРУ было не одиноко в своих усилиях, поскольку считается, что ФСБ (преемница КГБ советской эпохи), ее Служба внешней разведки (СВР) и Министерство внутренних дел также действовали на Украине в целом и в Крыму в частности.
Российский ГШ, подразделения ГРУ и связанные с ними силы в Крыму
Считается, что подразделения ГШ, в частности новые Силы специальных операций России (Сил специальных операций, ССО) и спецназ ГРУ, сыграли заметную роль как в операции по захвату Крыма, так и во вторжении России на Донбасс. Фактически, считается, что первыми российскими военными ботинками, ступившими на крымскую землю, как только Путин сообщил о своем решении захватить полуостров, были ботинки 45-го воздушно-десантного подразделения спецназа ГРУ, которое было тайно переброшено по воздуху в Севастополь 24 февраля 2014 года.
45-е воздушно-десантное подразделение спецназа было первой из пяти таких бригад (из семи существующих), которые, как предполагалось, были введены на полуостров к 5 марта. Первоначальное присутствие российских войск было ограничено слабо оснащенными подразделениями, которые полагались примерно на 150 бронетранспортерах БТР-80 и бронемашинах "Тигр". Легкий характер сил спецназа ГРУ и ССО обеспечил маневренность, скрытность и скорость этих сил - характеристики, которыми Россия воспользовалась в начале захвата.
Считается, что ополченцы, ответственные за захват крымского парламента 27 февраля, включали в свои ряды силы ССО и спецназ ГРУ. Данные свидетельствуют о том, что “зеленые человечки” или “вежливые люди” — как они известны в русском лексиконе — вероятно, были из 45-го ГРУ.
Служба в Черноморском флоте, например, служила прикрытием для примерно десяти подразделений разведки и контрразведки ГРУ и ФСБ в течение этого периода.
Бригада спецназа и силы ССО.
Тактика, вооружение и техника этих сил — ничего из этого не было доступно тем, кто не состоит в Вооруженных силах России. Подразделения ССО и Гру - спецназ, как полагают, также принимали участие в захвате и оккупации российскими военными ключевых стратегических объектов по всему полуострову. С тех пор Путин говорил о своем решении полагаться на ГРУ-спецназ и ССО силы на раннем этапе в Крыму, отмечая, для блокады и разоружения 20 тысяч хорошо вооруженных людей [имеются в виду украинские силы, дислоцированные в Крыму] нам нужен был определенный набор персонала — не только с точки зрения количества, но и качества. Нам нужны были специалисты, которые могли бы справиться с этим. Вот почему я отдал приказы и инструкции Министерству обороны ... направить специальные силы Главного разведывательного управления [Управления] специального назначения в Крым, замаскированные под подкрепление для наших собственных военных объектов там. Однако силы Спецназа ГРУ не предназначены для самостоятельных действий. Таким образом, в преддверии референдума в Крыму эти подразделения необходимо было усилить обычными силами, вооруженными тяжелой техникой, такой как тяжелая артиллерия и системы противовоздушной обороны.
Нерегулярные силы в форме частных военных компаний (ЧВК), наемников, считается, что также участвовали в захвате Крыма. Хотя эти силы официально не входят в официальную структуру российских вооруженных сил, многие из этих нерегулярных формирований, по-видимому, имеют связи с российским военным руководством. Многие эксперты по России указывают на крымскую аннексию как дебют группы Вагнера, российской ЧВК, имеющей, по сообщениям, тесные связи с ГРУ. Кроме того, всплыли доказательства, связывающие ключевой персонал Вагнера с российской военной цепочкой командования и службой безопасности. Например, Дмитрий Уткин, чей военный псевдоним Вагнер был тезкой ЧВК, как полагают, служил полевым командиром организации, в том числе на Украине.
По данным украинской разведки, Уткин имеет известные связи с ГРУ.
Выполнение операции на Донбассе
Доказательств, относящихся к зарождающимся фазам войны на Донбассе, недостаточно, чтобы точно определить, насколько заметной была роль российских военных в развязывании конфликта. Однако, собрав воедино фрагменты доказательств, обнаруженных службой безопасности Украины, ответственной за контрразведку, Службой безопасности Украины (Информационная система боевого управления, или СБУ), а также следственными организациями и журналистами, мы можем наметить общие контуры действий вооруженных сил, связанных с ГШ, при проведении операции на Донбассе {говоря по русски, информации нет, потому используются слухи и подтасовки}.
Считается, что операторы ГРУ в основном выполняют функции командования и контроля над множеством нерегулярных сил на местах, таких как российские добровольцы, ополченцы, иностранные боевики и ЧВК (включая Вагнера). Битва за Дебальцево в январе–феврале 2015 года служит одним из таких примеров. Согласно анализу последствий сражения, “регулярные формирования сепаратистов были усилены так называемыми добровольцами и при поддержке российских военных советников, часто с операторами Спецназа или ГРУ, особенно для проведения разведывательных и диверсионных миссий”. Российские войска использовали беспилотники для определения целей для ракетных и артиллерийских обстрелов с неба над Дебальцево, а оперативники ГРУ, присутствовавшие на земле, одновременно работали над точным определением потенциальных целей и сообщением о них, одновременно выполняя роль глаз российских военных на местах.
Командование и контроль российского ГШ и сил ГРУ и цепочка командования на Донбассе
По данным украинской военной разведки, одним из самых высокопоставленных руководителей, ответственных за военную операцию на Донбассе по состоянию на начало 2015 года, является генерал-полковник Сергей Истраков, заместитель начальника ГШ Вооруженных сил России. Доказательства, обнаруженные следственными группами, помогают обосновать это утверждение. Несколько других офицеров ГРУ были связаны с Донбассом. Телефонные звонки, перехваченные украинской связной разведкой, показали, что Дмитрий Уткин подчинялся полковнику ГРУ Олегу Иванникову и командующему сухопутными войсками генерал-майору Евгению Никифорову, начальнику штаба 58-й армии России. Следственные группы также обнаружили доказательства, связывающие Иванникова и ракетную систему "Бук", предоставленную сепаратистам незадолго до крушения рейса 17 малайзийских авиалиний (MH17) над восточной Украиной в 2017 году.
В 2020 году СБУ опубликовала то, что, по ее утверждению, является дополнительным доказательством присутствия ГРУ на Донбассе. Служба указывает на дополнительные перехваченные телефонные разговоры, которые она обнародовала, которые имели место между гражданином Украины (позывной “К") и руководством ГРУ. В этих звонках слышно, как К., которого СБУ называет посредником ГРУ на местах, ответственным за создание структуры ДНР, разговаривает с отставным генерал—майором ГРУ Сергеем Дубинским (по прозвищу Хмури), служащим под командованием Игоря Стрелкова. Дубинский также причастен к крушению MH17 и предстает перед судом заочно за его роль в поставке "Бука", ответственного за инцидент. В интервью Стрелков ссылался на базу в Краснодоне, Луганск, созданную в июле 2014 года, которая в нем находится группа “старших, отставных, опытных генералов ‘ГШ’”. Другие отчеты подтверждают это утверждение и назначение Иванникова (обсуждалось ранее) в этот командный центр. Эта группа, по словам Стрелкова, не подчинялась Владиславу Суркову (бывшему визирю Кремля на Украине) и вместо этого действовала независимо.
Наконец, ранние политические лидеры, которые заняли ключевые посты в новообразованных ДНР и ЛНР, в частности, Александр Бородай (российский политический консультант, ставший премьер-министром ДНР), его замена Александр Захарченко и Игорь Плотинский (министр обороны, а затем премьер-министр ЛНР), все подозреваются в связях с российским ГШ через различные косвенные связи.


Уроки, извлеченные ГШ из Крыма и Донбасса
Когда Игорь Сергун занял пост начальника ГРУ в 2011 году, разведывательная служба ГШ страдала от запятнанной репутации и снижения политического влияния. Устаревшие разведданные ГРУ и неточный анализ во время конфликта России с Грузией в 2008 году способствовали нескольким ошибкам российских военных и последующей потере престижа ГРУ. В рамках последовавших оборонных реформ штат ГРУ был сокращен на 1000 офицеров, почти 80 процентов его общего офицерского корпуса было уволено, три из восьми бригад Спецназа под его командованием были распущены, а остальные бригады были переведены в обычные подразделения, некоторые из его исследовательских институтов были закрыты, и он был переименован в Главное управление ГШ Министерства обороны, или ГУ. Наблюдатели приписывают Сергуну восстановление расположения ГРУ к Путину и восстановление командования и контроля над силами Спецназа ГРУ. Наблюдатели также предполагают, что предполагаемый успех крымской операции и роль ГРУ в ней, возможно, способствовали
укреплению позиций ГРУ. По словам ученого Марка Галеотти, “хаос на Украине был благом для ГРУ, которое было одним из ведущих ведомств как в захвате Крыма в 2014 году, так и в последующей дестабилизации Донбасса”.
Однако, похоже, что в российской военно-научной литературе об операции по захвату Крыма написано очень мало. Конфликту на Донбассе посвящено еще меньше анализа. В тех упоминаниях, которые действительно существуют, Запад идентифицируется как исполнитель агрессии, а роль России характеризуется как защита от нелинейной войны Запада, направленной против Украины.  


ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГШ в практическом контексте: на примере Сирии
В последние годы российское вмешательство в конфликт в Сирии служило для ГШ лабораторией для тестирования новых оперативных концепций, систем C2 и систем вооружения. 
Сирийский опыт показывает, что ГШ выполнил все свои традиционные роли и обязанности в конфликте, одновременно испытывая новые методы командования и управления, а также новые системы вооружений и позволяя российским силам приобрести значительный опыт ведения гибридной войны. Регулярные российские силы — наземные войска, истребители, бомбардировщики, транспортники, разведывательные самолеты и военно—морские силы - были переброшены в Сирию, и ГШ разработал стратегию и планирование использования этих сил. ГШ также, по-видимому, использовал сирийский конфликт как средство повышения боеготовности; значительное число российских военнослужащих ездили на велосипеде через Сирию. Конфликт также предоставил Генеральному штабу возможность использовать и тестировать новые и появляющиеся концепции C2 .
Была создана группа боевого управления (gruppa boevogo management—GBU), возглавляемая офицерами из ГРУ, для обеспечения надзора за кампанией на театре военных действий. Наконец, НЦУКС использовался для обеспечения механизма координации между ГШ, Министерством обороны, боевыми силами на местах в Сирии и российским политическим руководством.
Российские военные начали развертывание своих сил в Сирии в конце лета 2015 года. В то время гражданская война в Сирии продолжалась более четырех лет. Вскоре после начала гражданской войны в Сирии в 2011 году Россия начала рассматривать Сирию как потенциальное средство демонстрации своего возвращения к статусу великой державы и способности иметь влияние на Ближнем Востоке. В течение следующих нескольких лет Россия обеспечивала поставки и поставки оружия сирийскому режиму. Более решительное военное вмешательство России в конфликт было начато летом 2014 года, когда тогдашний лидер "Исламского государства" Абу Бакр аль-Багдади объявил о создании халифата в Ираке и Сирии. Впоследствии Соединенные Штаты нанесли авиаудары по объектам "Исламского государства" в Сирии, оказывая поддержку группам умеренной оппозиции в Сирии. К маю 2015 года город Пальмира перешел в руки "Исламского государства", представляющего значительную угрозу режиму президента Сирии Башара Асада.
Как отметили эксперты, для России, похоже, “окно для спасения режима ее клиента в Дамаске закрывалось”, что, следовательно, потребовало расширения российских усилий по сохранению режима Асада.
Развертывание российских войск последовало за официальным запросом, сделанным Асадом {а сами пишут — вмешательство} в июле того же года. В своей просьбе о военной помощи России Асад подчеркнул, что сирийским военным не хватает людей, необходимых для борьбы с возникающими угрозами со стороны Исламского государства и других террористических групп, действующих на сирийской территории.
Следуя просьбе Асада, ГРУ сыграло значительную роль в обосновании первоначального вмешательства России в Сирии. В частности, ГРУ выявило, что “по меньшей мере 4000 боевиков [Исламского государства] ... являются гражданами России”. Это свидетельство было приведено в поддержку идеи о том, что создание халифата в Сирии может “привести к побочному эффекту в самой России”, тем самым превратив конфликт на сирийской территории в потенциальную угрозу национальной безопасности России. Ученые отметили, однако, что, хотя это, возможно, было законным беспокойством, это было вторично по отношению к всеобъемлющим целям России по поддержанию стратегического сдерживания и утверждению себя в качестве ведущей державы в делах Ближнего Востока.
Российские вооруженные силы начали прибывать в Сирию вскоре после подписания 26 августа 2015 года соглашения между Россией и Сирией, позволяющего российским силам использовать авиабазу Хмеймим в средиземноморском портовом городе Латакия. В течение сентября российские истребители, бомбардировщики, транспортники и разведывательные самолеты начали прибывать в Хмеймим.
В сентябре и октябре российские военные корабли, включая флагман Черноморского флота "Москва", прибыли в Средиземное море для оказания поддержки ПВО Хмеймиму. 16 октября 2015 года заместитель начальника ГШ и начальник ГРУ Картаполов публично заявил, что в будущем корабли ВМС России “могут быть задействованы в ... нанесении ударов по целям [Исламского государства] в Сирии”. Российские военно-морские силы базировались в Тартусе, который первоначально был создан как советский военно-морской объект в 1970-х годах. К концу сентября 2015 года объединенный оперативный центр, в который входили Иран, Ирак, Россия и Сирия, был создан в Багдаде.
Отдельно, во время заседания Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в конце сентября, Путин и тогдашний президент Барак Обама встретились, чтобы обсудить устранение противоречий в российских и американских операциях в Сирии; этот разговор привел к подписанию меморандума о взаимопонимании, который установил канал устранения противоречий между двумя странами.
30 сентября 2015 года российский парламент официально предоставил Путину разрешение на развертывание российских войск в Сирии.
Авиаудары по контролируемым повстанцами районам провинций Хомс и Хама на западе Сирии начались в тот же день. В течение первого месяца операций российские пилоты совершили 1292 вылета на бомбардировщиках, в основном используя неуправляемые боеприпасы.
В середине октября сирийское правительство при поддержке российской авиации начало наступление с целью отвоевать Алеппо. Это наступление было определено в СМИ как “последнее по меньшей мере из четырех [наступлений], начатых при поддержке российской авиации за последние две недели”.
Количество ежедневных боевых вылетов еще больше возросло после того, как 31 октября 2015 года в Египте был сбит самолет Metrojet рейса 9268, принадлежавший "Исламскому государству", в результате чего погибли все 224 человека на борту, из которых 219 были гражданами России.
24 ноября 2015 года российский самолет был сбит турецким F-16, а российский пилот был убит сирийскими повстанческими силами. В ответ на возникшую напряженность в отношениях с Турцией Россия развернула дополнительные средства противовоздушной обороны в регионе, включая новую ракетную систему "Земля-воздух" большой дальности и модернизированные возможности "воздух-воздух".
11 декабря на транслируемом по телевидению совещании Путин приказал российским вооруженным силам “действовать максимально жестко” в Сирии, уточнив, что “любая цель, представляющая угрозу [российским силам или инфраструктуре], должна быть немедленно уничтожена”.
27 февраля 2016 года было объявлено перемирие и прекращение боевых действий при посредничестве Соединенных Штатов и России. Хотя это не привело к прекращению российских воздушных боев, количество ежедневных боевых вылетов снизилось. Эксперты охарактеризовали последующие месяцы — зиму и весну 2016 года — как “самое обнадеживающее мирное время с начала войны”.
14 марта 2016 года Путин объявил, что миссия России в Сирии “в целом выполнена”, и приказал вывести большую часть российских войск. В марте оставшиеся российские силы на театре военных действий сосредоточились на возвращении Пальмиры. Однако Россия воспользовалась прекращением боевых действий, чтобы удвоить свои усилия вместе с сирийскими правительственными войсками по возвращению восточной части города Алеппо, которая находилась под контролем коалиции оппозиционных групп.
В период с июня по октябрь российские войска осуществляли авиаудары по Алеппо.
Той осенью, когда российское наступление на Алеппо продолжалось, Соединенные Штаты вышли из предложенного совместного центра обмена разведданными и наведения целей в Женеве. В ответ Россия “запустила параллельный процесс, который исключал Соединенные Штаты и Организацию Объединенных Наций”, известный как Астанинский процесс. На встрече в Астане, Казахстан, в январе 2017 года к России присоединились представители режима Асада, а также Ирана и Турции.
6 января 2017 года Министерство обороны России объявило о сокращении российских сил в Сирии, хотя Россия продолжала проводить военные операции в стране. 2 марта 2017 года начальник ГШ Сергей Рудской объявил, что город Пальмира был вновь отбит при поддержке российских авиаударов и российского спецназа.
В мае 2017 года российские и сирийские правительственные силы начали “устойчивую кампания против сил Исламского государства в центральной Сирии ”. 9 июня 2017 года Рудской объявил о подписании Астанинского меморандума, который официально закрепил Астанинский процесс и установил зоны деэскалации в Сирии.
19 июня 2017 года Россия объявила, что военные самолеты возглавляемых США коалиционных сил летели к западу от Река Евфрат будет отслеживаться российскими зенитными средствами и рассматриваться как законные цели. Однако официальные лица США преуменьшили эту угрозу.


Сирия как лаборатория ГШ
Конфликт в Сирии служил для ГШ лабораторией для экспериментов и тестирования новых оперативных концепций и систем C2. В своей речи в марте 2019 года на ежегодном собрании Российской академии военных наук Герасимов охарактеризовал сирийский конфликт как играющий “важную роль” в разработке Россией “стратегии ограниченных действий”. Эта стратегия, пояснил он, опирается на “самодостаточные группировки войск” для решения ограниченного набора задач в конфликте за рубежом. В своем выступлении Герасимов подчеркнул, что сирийский конфликт стал еще одной проверкой использования российских войск для проведения “гуманитарных операций” по защите местного гражданского населения. Герасимов неоднократно заявлял, что конфликт в Сирии позволил Генеральному штабу стать более опытным в ведении гибридной войны. В 2016 году он заявил, что Сирия является “ярким примером” “сочетания традиционных и гибридных методов”, который доказал необходимость инвестиций в высокотехнологичное оружие для обеспечения успеха России в будущей гибридной войне.
Российская тактика развивалась на протяжении всего конфликта в виде типов применяемого оружия и методов нападения. Вначале такие штурмовики, как СУ-24М, использовались для легких бомбардировок из-за ограниченных воздушных угроз, но позже они были модернизированы более мощным оружием класса "воздух-воздух" после того, как один из этих самолетов был сбит Турцией в конце 2015 года. Новые прицельные системы были добавлены к старым самолетам, чтобы повысить их точность при наведении неуправляемых бомб, которые широко использовались во время конфликта. Кроме того, во время конфликта Россия развернула новый флот беспилотных летательных аппаратов, а также средства защиты от беспилотников на некоторых своих объектах в Сирии. Бомбардировщики перешли от назначения нескольких самолетов для каждой тщательно спланированной цели на объектах повстанцев к получению свободы действий для поражения небольших целей Исламского государства, выявленных во время обычного патрулирования.
Российский военно-морской флот также ввел в эксплуатацию множество новых судов во время конфликта, которые предоставили платформы для полевых испытаний новых систем вооружения. Это включало семейство крылатых ракет "Калибр", которые имели дальность действия 2500 км. В октябре 2015 года российские войска выпустили 26 ракет "Калибр-НК" с военных кораблей в Средиземном море. В декабре того же года российские войска впервые выпустили крылатую ракету "Калибр-ПЛ" с подводной лодки.
Новый авианосец "Адмирал Кузнецов" впервые принял участие в боевых действиях в Сирии в 2016 году, последовательно выполнив сотни боевых вылетов, хотя также пережил множество аварий.
Как Черноморский флот, так и Каспийская морская флотилия получили значительный оперативный опыт благодаря поддержке боевых операций в Сирии.
В более широком смысле, сирийский конфликт предоставил значительной части российских военных боевой опыт в сложных оперативных условиях; Герасимов отметил, что продвижение в российских вооруженных силах зависит от опыта в Сирии, по крайней мере, в некоторой степени. Более 48 000 российских военнослужащих “приобрели бесценный боевой опыт в Сирии. Более 90%- например, сотни пилотов ВКС были преднамеренно переброшены через развертывание в Сирию.
Что касается конкретно ГШ, то ротации в Сирии (среди других конфликтов) позволили почти половине генералов и офицеров правительства получить боевой опыт. По мнению аналитиков, российские военные “стали, по любым меркам, гораздо лучше с получением сирийского опыта ”.

Роль частных военных подрядчиков в Сирии
Еще одной областью, в которой сирийский конфликт оказался поучительным для ГШ, является использование ЧВК. ЧВК — в частности, Группа Вагнера — сыграли важную роль в косвенной поддержке российских военных операций в Сирии.
Во время сирийского конфликта российская военная стратегия в Сирии опиралась на небольшое присутствие официальных российских войск с сирийскими правительственными войсками и иранскими ставленниками, дополненными российскими ЧВК, которые вели большую часть боевых действий на местах. Хотя наемники объявлены вне закона в соответствии со статьей 359 уголовного кодекса России, Герасимов подчеркнул важность координации с поддерживаемыми Россией ”участниками" для достижения “стратегии ограниченных действий”. Более того, сам Путин молчаливо признал Присутствие Вагнера в Сирии.
Хотя между российским правительством и группой Вагнера нет официальных отношений, за исключением обеда в Москве, на котором высокопоставленные российские военные встретились совместно с Халифой Хафтаром из Ливии и Пригожиным, главой Wagner assets, считается, что существуют тесные связи, включая некоторую степень оперативной координации, между ГРУ и Вагнер. Сообщалось, что в Сирии участники "Вагнера" были организованы в четыре разведывательно-штурмовых бригады.
Эти отчеты предполагают, что они использовались как регулярные российские формирования для проведения разведывательных миссий и защиты сирийских военных объектов и объектов критической инфраструктуры, а также для обучения сирийских сил.
Общее количество боевиков Вагнера, воевавших в Сирии, неизвестно, но в 2016 году, по оценкам, насчитывалось от 2000 до 2500 участников "Вагнера". Аналитики отметили, что в сирийском конфликте Вагнер “часто используется в качестве элитной пехоты, что естественно приводит к потерям, намного большим, чем обычно видят спецназовцы”.
Опора на силы Вагнера и другие ЧВК позволила России оказывать влияние в сирийском конфликте, сводя к минимуму риск для российских войск. Это также обеспечило российским военным правдоподобное отрицание, такое, что Россия “никогда ... в конечном итоге [прим. ред.] не возьмет на себя ответственность за конфликт”. Как отмечает один аналитик, участие сил Вагнера в Сирии было “вызвано необходимостью правдоподобного отрицания военных операций Москвы”. Например, во время четырехчасовой перестрелки между силами США и проправительственными сирийскими силами, сражающимися бок о бок с российскими наемниками 7 февраля 2018 года, было убито около 100 человек из сил Вагнера. Российские официальные лица утверждали, однако, что у них “нет контроля” над боевиками.
Этот компромисс - между преимуществами, связанными с использованием ЧВК, такими как отрицание и культивирование путаницы и двусмысленности у наблюдателей, и недостатками, связанными с отказом от некоторой степени оперативного надзора и прямого контроля C2 над частными силами — был рассчитанным. Хотя использование ЧВК играет менее заметную роль в ходе боевых действий в Сирии по сравнению с ситуацией на Украине, использование ЧВК появляется послужило средством сделать военную кампанию более политически приемлемой для российских наблюдателей и лиц, принимающих решения, — в частности, путем предоставления средств ограничения затрат на участие России и ограничения числа военных потерь.
Обе эти причины, по-видимому, были связаны с политическим стремлением заручиться народной поддержкой войны в России. Однако, как отмечалось ранее, в одном случае, когда силы Вагнера столкнулись с силами США в феврале 2018 года, использование подрядчиков для этой цели, по-видимому, усложнило усилия ГШ по командованию и контролю.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Делаем выводы о роли ГШ в принятии решений по национальной безопасности
Формальные и неформальные системы влияют на принятие решений. Российская система принятия решений в области внешней политики и национальной безопасности имеет как формальные, так и неформальные сетевые элементы. Хотя формальные элементы организации, такие как официальные звания или кодифицированная документация, включая законы и уставы, могут дать представление о том, как действующие лица должны взаимодействовать друг с другом, неформальные отношения говорят о том, как принятие решений осуществляется на практике. Официальные и неформальные сети могут быть тесно взаимосвязаны или расходиться в зависимости от контекста организации или обстановки.
В случае с Кремлем систему принятия решений по внешней политике и национальной безопасности можно описать как состоящую из двух частей: формальной системы, состоящей из правительственных органов, консультативных советов и ключевых высокопоставленных сотрудников, и второй неформальной системы, основанной на покровительстве и состоящей из элит и других лоялистов, которые консультируют кремлевских лидеров по деликатным решениям в области национальной безопасности. Членство в этих двух системах не является взаимоисключающим, и несколько человек имеют влияние в обеих. Кремлевская система принятия решений является замкнутой системой. Те, кто находится на нижней или средней ступени иерархии, пытаются продвинуться вверх по иерархии через формальные должности, а те, кто находится на внешних границах влияния, пытаются продвинуться ближе к центру по горизонтали через неформальные связи.
С другой стороны, в неформальной системе власть устанавливается не через титулы или формальные роли, а через центральное положение по сравнению с периферией в ключевых социальных сетях. Хотя состав может меняться, наибольшая степень стабильности заключается в близости к Путину. Ключевые сети влияния или ключевые игроки включают разведку и службы безопасности, политические и дипломатические круги, финансовых советников, технократов и государственные предприятия. Власть имеет тенденцию к увеличению по мере продвижения к центру неформальных сетей - в российском случае к Путину.
Эта динамика особенно заметна в случае решения о вмешательстве в Крым, как подробно обсуждается в Пятой главе. Если бы процесс принятия решений в России функционировал как формальная система, мы бы ожидали, что Лавров занял место за столом переговоров 22-23 февраля 2014 года, на встрече, во время которой Путин, как сообщается, поручил своим доверенным лицам “начать работу по возвращению Крыма в состав России”.
В системе официальных властных структур на совещании, посвященном принятию решения, имеющего такие серьезные последствия для российской внешней политики, скорее всего, присутствовал бы высокопоставленный внешнеполитический чиновник страны. И все же, факты указывают на то, что Лавров отсутствовал при обсуждении. Вместо этого, как полагают , в комнате находились “главы наших специальных служб безопасности и Министерства обороны”, в том числе Сергей Шойгу, Сергей Иванов, Николай Патрушев и Александр Бортников.
Учитывая скрытый, непрозрачный и гибкий характер процесса принятия решений в России, эта дискуссия, возможно, неразрешима. Эксперты по принятию решений в России в целом согласны с тем, что сообщества безопасности и разведки имеют непропорционально большое влияние на процесс принятия решений, но это влияние осуществляется не через формальные роли, а скорее через личные связи и лояльность центральному игроку, Путину.
Как отмечалось во второй главе, политический вес Герасимова как начальника ГШ со временем вырос. Это влияние, по-видимому, обусловлено главным образом двумя факторами. Во-первых, как и в случае с Леонидом Брежневым, решение Путина о милитаризации российской внешней политики поддерживается советами и профессиональным опытом начальника ГШ.
Во-вторых, успешные операции на Украине и в Сирии показали, что Вооруженные силы могут быть полезным инструментом внешней политики, который способствует укреплению позиций России на мировой арене.
Десятилетие обструкционизма, организованного военными элитами, сдерживало значимую реформу Вооруженных сил России. Обычные вооруженные силы России распались, поскольку ГШ придерживался своих стратегических представлений о ведении войны с великими державами с использованием оперативных концепций, подпитываемых массовым призывом, пока многочисленные факторы не заставили их измениться в конце 2000-х годов. Таким образом, ГШ и военная элита ослабили ключевой инструмент внешней политики и ограничили возможности, доступные лицам, принимающим решения. Хотя обстоятельства улучшились и российские военные, похоже, достигли более высокого уровня компетентности, продолжают существовать обстоятельства, позволяющие Генеральному штабу и военной элите обратить вспять эти реформы. 
После того, как решение принято, кто-то должен его реализовать. Российские лица, принимающие решения, склонны использовать военные инструменты из-за отсутствия более надежных альтернатив, создали условия, при которых органами, ответственными за принятие решений в Кремле, все чаще становятся ГШ и российские Вооруженные силы. 
Возможно, парадоксально, что чем больше военные используются Россией в качестве основного инструмента внешней политики, тем больше другие рычаги внешней политики России, вероятно, будут становиться все более анемичными и менее эффективными, поскольку Россия маргинализирована на мировой арене, например, под санкциями и отрезана от международной банковской системы.
...
Хотя в нашем анализе не рассматривался конфликт 2022 года в Украине, некоторые результаты нашего исследования, тем не менее, имеют отношение к войне. Спустя почти четыре недели после вторжения России в Украину в 2022 году появились признаки того, что российские военные до сих пор изо всех сил пытались достичь целей в Украине с помощью применения силы. Появились сообщения о воздушно-десантных войсках, заброшенных глубоко в тыл украинцев и оказавшихся отрезанными от снабжения. Печально известная 40-мильная колонна российской бронетехники столкнулась со многими логистическими и другими препятствиями на своем пути в Киев. Аналогичным образом, плохо подготовленные наземные силы изо всех сил пытались продвинуться, обезопасить и удержать территорию перед лицом украинского сопротивления. Предполагается, что российские потери в военной технике будут значительными.
И тщательно продуманная ситуационная осведомленность, которую должен был обеспечивать НЦУКС, по-видимому, не отражает должным образом фактическое состояние российских вооруженных сил (или их противника) для высших политических и военных руководителей.
По словам военного аналитика Джека Уотлинга, определение того, с какими подразделениями формирование должно сотрудничать, чтобы установить зашифрованные радиосвязи, требует времени; изучение карты и оценка маршрутов требует времени; и создание правильного пространства для начала войны требует времени.  Неспособность дать подчиненным время на подготовку свидетельствует о дисфункциональной командной культуре, в которой к войскам относятся как к расходуемому ресурсу при достижении целей.
На стратегическом уровне решения о том, когда, как и куда вторгаться, похоже, были приняты, по крайней мере частично, дезинформированной разведкой о стремлении Украины к российскому вмешательству. Бывший начальник Объединенного командования вооруженных сил Соединенного Королевства генерал Ричард Бэрронс отмечает: “Здесь есть что -то системно неправильное ... где-то в российской разведывательной архитектуре факты на местах преобразуются в анализ, но этот анализ на самом деле является повествованием для поддержки предвзятых мнений высшее [кремлевское] руководство ”.
Прошлый прецедент предполагает, что эти ошибки разведки могут быть, по крайней мере частично, приписаны ГРУ. Например, после успешной аннексии Крыма Россией в 2014 году ГРУ и ФСБ, как сообщается, неправильно поняли, а затем переоценили восприимчивость восточных украинцев и хрупкость украинского правительства, когда поощряли руководство Кремля поддерживать опосредованный конфликт на Донбассе.
Таким образом, с самого начала условия для победы в первые несколько недель конфликта, возможно, не были установлены из-за ошибок на стратегическом уровне.
Что война в Украине предполагает для потенциального будущего конфликта между Россией и НАТО, не совсем ясно. Если секретности снова будет отдано первенство — возможно, из—за отсутствия доверия к лицам за пределами внутреннего круга - так что у ГШ и командующих ОСК будет очень ограниченное окно для планирования и подготовки, существующая борьба России может усилиться на этом существенно более крупном театре военных действий. Очевидные проблемы из-за ошибочной разведки и акцента на жесткой иерархии C2 аналогичным образом могут усугубиться в более крупной операции. Аналогичным образом, проблемы с логистикой, препятствующие способности российских военных перебрасывать силы на театр военных действий — примером чего может служить 40-мильный конвой российской бронетехники, вероятно, могут усугубиться в ходе крупномасштабной операции против НАТО.
Однако кажется невероятным, что российские политические и военные лидеры могли бы разработать подобную стратегию в контексте войны между Россией и НАТО. Возможно, наиболее заметно, что не было бы никаких ожиданий безразличия к российским силам вторжения. Кроме того, мы знаем из тематического исследования Сирии, что российские силы могут действовать более сложным общевойсковым способом, используя беспилотники для подавления электронных сигналов и находить и фиксировать цели и использовать высокоточные боеприпасы для уничтожения целей с дистанционных дистанций; эта тактика систематически не применялась в масштабах, по крайней мере, за один месяц конфликта в Украине. Моральный дух российских солдат и, следовательно, их воля к борьбе также могут правдоподобно отличаться в контексте конфликта с НАТО. И также кажется правдоподобным, что у России было бы меньше стимулов удерживать часть своего более совершенного обычное оружия в резерве для такого конфликта. Наконец, российский акцент в воздухе, вероятно, будет сделан на обороне — отказывая НАТО в превосходстве в воздухе, вместо того, чтобы пытаться его достичь.
Учитывая взаимодействие этих факторов, сложность понимания того, какие факторы могут возникнуть в потенциальном конфликте с НАТО, и реальность того, что война в Украине, похоже, далека от завершения, и будущие события могут раскрыть важную дополнительную информацию о состоянии российских войск, потребуются дальнейшие исследования, чтобы получить более точные выводы относительно будущих последствий этого конфликта.


Определение приоритетов на основе организационной структуры
Во-первых, гражданские руководители исполнительной власти в конечном итоге принимают решения высокого уровня, имеющие внешнеполитические последствия, и осуществляют относительно больший контроль над вооруженными силами, чем до реформ 2008 года. Тем не менее, широкие роли, обязанности и полномочия, которые сохранил за собой ГШ, свидетельствуют о том, что тенденция уступать военным второстепенные решения остается устойчивой. Более того, военные продолжают влиять на политические решения всеми косвенными способами, упомянутыми ранее. Это говорит о том, что в российской системе по—прежнему преобладает приоритет привязанности к личной власти и прерогативам элиты, а не к юридически-рациональным или конституционным соображениям.
Во-вторых, эта организационная структура создана таким образом, что приоритет отдается принятию решения “достаточного”, а не “наилучшего”.
Появление системы, которая не поощряет альтернативные взгляды и концентрирует власть так централизованно, по-видимому, подавляет творчество и инновации, возможно, необходимые для взвешивания альтернативных оперативных или тактических подходов и нахождения наиболее эффективного пути продвижения вперед. Это показывает, что-либо военные элиты очень уверены в своей компетентности и компетентности командующего офицера на всех уровнях, либо что военные элиты могут не понимать, что у них есть выбор, кроме как полагаться на собственное признание. Например, совсем недавно, в 2010 году, тогдашний начальник ГШ Макаров выразил неуверенность в компетентности даже офицерского корпуса ГШ. В какой-то момент тогдашний министр обороны Сердюков посетовал, что многие генералы были “неквалифицированными” для своих должностей. Это отсутствие уверенности, вероятно, привело к отсутствию доверия к компетентности нижестоящих уровней для выполнения и управления обязанностями, которые могут быть возложены на солдата, например, в вооруженных силах США. {исходя из одних предположений можно доказать чего угодно}
Тем не менее, центральное внимание ГШ по-прежнему сосредоточено на противостоянии внешним— а не внутренним угрозам.
Улучшения, позволившие российским вооруженным силам стать относительно более эффективной боевой силой в ее ограниченных операциях на Украине (2014 год) и в Сирии (2015 год), до сих пор казались недостаточными при попытке масштабирования. Необходимы дальнейшие исследования, чтобы полностью понять последствия этого конфликта и способность российских военных эффективно вести крупномасштабную, очень сложную операцию.
https://www.rand.org/pubs/research_reports/RR2270.html

RR-A1233-7
www.rand.org
ISBN-13 978-1-9774-1094-8
ISBN-10 1-9774-1094-4
54000