Национальная идея – фундамент эффективной политической стратегии

Коллега kurush по поводу текста "О национальной идее и ее отличии от государственной идеологии" задал вопросы, на которые уже подробно отвечено в представляемом Вашему вниманию тексте. Он был написан в 2005 году для Партии развития Юрия Крупнова, которая была учреждена как общественное движение. Текст долго висел на сайте движения, но сейчас уже не висит и в порядке продолжения разговора о национальной идее вывешиваю.

1. Национальная идея и ее российская специфика

Единственная основа истинно эффективной стратегии политической партии, стратегии, обеспечивающей реализацию долгосрочных задач и наращивание политического потенциала в течение длительного времени – национальная идея. Изложенная мысль абсолютно очевидна и тривиальна. Она элементарна «как простая гамма». Это азы. Тем не менее, нам придется доказывать и развивать эту наиочевиднейшую очевидность. Почему? Ну, хотя бы потому, что ни одна из действующих в России партий, по крайней мере осознанно и последовательно так свою стратегию не строит. А еще потому, что наш политический класс и основная часть интеллигенции, вполне искренне полагают, что у русского народа в настоящее время нет (!?) национальной идеи, и что идею эту необходимо срочно сформулировать, сконструировать, измыслить каким-либо образом.

С национальной идеи и начнем. Существует множество самых разнообразных определений этого понятия и масса гипотез по поводу его возможного содержания. Это и национальное государство, и империя, и православное царство, и государственная безопасность и даже железнодорожный мост через Волгу в городе Октябрьск. Многие годы умные дяди с пеной у рта пытались представить в качестве национальной идеи свое собственное восприятие суммы актуальных политических задач текущего момента. В силу же того, что у каждого человека наличествует некий индивидуальный комплекс политических представлений, приоритетов и пристрастий, видение содержания  национальной идеи от эксперта к эксперту меняется самым причудливым образом.

На самом деле, в общем хоре периодически звучали и здравые суждения. Например, Алексей Учитель настаивает в одном из интервью на невозможности сформировать национальную идею искусственно. В. С. Елистратов видит в ней некий «корпус понятных всем национальных текстов». Согласно Михаилу Юрьеву (Комсомольская правда от 7 ноября 2004 г.) национальная идея «…не есть какое-то учение…, которое надо нести остальному миру. Она не обязательно есть что-то, присутствующее исключительно в данной стране и отличающее ее от всех других, наоборот, чаще всего часть национальной идеи страны является общей со многими другими странами. Ее нельзя дать обществу ни сверху, ни снизу - она должна уже существовать в обществе в не до конца осознанном виде, и тогда ее можно (всего лишь!) четко сформулировать. Поэтому спорить имеет смысл не о том, что должно быть российской национальной идеей, а только о том, что ею и так является, а что нет». Иными словами, национальная идея – некая общая для членов национальных коллективов сумма устойчиво воспроизводящихся духовных потребностей и личностных интенций, которые в каждом историческом периоде находят (или не находят) свою вербальную формулу, соответствующее обусловленному исторически состоянию умов идейное воплощение.

Теперь обратимся к содержанию российской национальной идеи. Собственно, здравые суждения высказывались и здесь. Так, перебирая варианты, Михаил Юрьев подчеркивает, что: «…империя - это любое государство, у которого есть какой-то смысл существования, помимо самоподдержания. Россия без такого смысла существовать не может. И гадать, в чем он, не надо - он в построении общественной жизни, основанной на Христовых заповедях». Это абсолютно верное понимание существа российской истории, во всем протяжении которой душа народа знала только два базовых устремления. В годы потрясений и нашествий национальной идеей становилась задача выживания народа. Когда опасность отступала, на передний план выходило базовое стремление к устроению жизни на основе справедливости, человеколюбия и гармонии человеческих отношений. Иллюстрация национальной идеи – «Беловодье» - столь же притягательное, сколь и недосягаемое. Одна из лучших формулировок русской национальной идеи принадлежит Александру Галичу, его балладе «Русские плачи»:

«…Плачет тысячелетие По России – Россия!

Плачет в горе и в будничности, А попробуй, спроси –

Да была ль она, в сущности, Эта Русь на Руси?

Эта – с щедрыми нивами,  Вся в кипенье сирени,

Где родятся счастливыми И отходят в смиренье.

Где как лебеди – девицы, Где под ласковым небом

Каждый с каждым поделится Божьим словом и хлебом.

…Листья капают с деревца В безмятежные воды,

И звенят, как метелица, Над землей хороводы,

А за прялкой беседы, На крыльце полосатом,

Старики‑домоседы, Знай, дымят самосадом.

Осень в золото набрана, Как икона в оклад…

Значит все это наврано, Лишь бы в рифму да в лад?!

           .     .     .

Переполнена скверною От покрышки до дна…

Но ведь где‑то, наверное, Существует – Она?!

Та – с привольными нивами, Та – в кипенье сирени,

Где родятся счастливыми И отходят в смиреньи…

Птица вещая, троечка, Буйный свист под крылом!

Птица, искорка, точечка В бездорожье глухом.

Я молю тебя: – Выдюжи! Будь и в тленье живой,

Что б хоть в сердце, как в Китеже,  Слышать благовест твой!…».

Этот поэтический образ куда точнее большинства формальных выкладок. И для целей политического характера такие формулировки гораздо ценнее. Политика – это не точная наука с максимально формализованными инструментарием алгоритмов и аппаратом понятий. Политика – дисциплина гуманитарная, обращенная не столько к «дистиллированному рацио» сухой рассудочности, сколько к сфере подсознательного, интуитивного и эмоционального, к архетипическим программам поведения. Политика – искусство. Чувствуя настроения и потребности людей, политик формулирует такие программы и лозунги, которые не могут оставить равнодушными значительные сегменты общества и способны реально объединять самодеятельность существенного числа людей в рамках единой солидарной деятельности.

Такое видение содержания политической деятельности и такая рецептура политического успеха основываются на очевидном, естественно-природном по своей сути факте – людей объединяет не столько сознательное, умственное, сколько подсознательное и эмоциональное. Личностное концептуальное осознание мира и его проблем чрезвычайно индивидуализировано и, как правило, в этом вопросе – сколько людей, столько и мнений. Чувства же гуманного, справедливого и прекрасного у людей очень сходны. Совесть говорит нам всем примерно одно и то же. Это та основа общественного консенсуса, на которой зиждется и система «естественного права», и практика общественного строительства. На этой основе формируется и обсуждаемый нами феномен. Объективно существуя в сфере коллективного бессознательного как некая осевая, результирующая интенция национального развития, национальной жизни, она с той или иной мерой удачности может быть концептуализирована, вербализована, выведена из сферы эмоционально переживаемого в сферу осознаваемого. И в зависимости от этой меры удачности концепт национальной идеи овладеет или не овладеет массами, становится или не становится программой и, одновременно, источником энергии национального развития. От этой меры удачности зависит судьба политических движений, партий и их лидеров.

Стержнем российской национальной идеи, российской национальной жизни, ее истории, всех исканий, одолений и одержаний является тяга к справедливости, к справедливому мироустройству. Русские отнють не уникальны в этом стремлении. Справедливого мироустройства алчут все народы во все века. Но есть, конечно, и некая особенность, то, что многие, в том числе и зарубежные авторы именуют «русской всечеловечностью». Для массового русского сознания справедливость для отдельной группы людей, для некоего узкого круга избранных – это вопиющая несправедливость. Поэтому в массе своей русские были готовы выслушивать и принимать «правду других». Истина и справедливость – очень сложные и многогранные явления. Как правило, люди не способны охватить единым взглядом все их грани, каждый толкует о своем наболевшем и старается отмахнуться от чужого наболевшего. Говоря друг с другом, они не столько стараются услышать и понять собеседника, сколько его перекричать, поставить во главу угла свое видение и понимание, свою боль и свою правду. В этом основа большинства межличностных, этнических и конфессиональных противостояний. Так вот, русским практически во все периоды российской истории удавалось слышать соседей и на ряду со своей правдой принимать и их правду. Тому есть множество самых разнообразных примеров.

Можно начать с той легкости, с которой входившие в Российскую империю и СССР народы получали свободу. Для этого нужна была лишь утрата русским народом на небольшой отрезок времени ощущения осуществляемого на страну геополитического давления, исчезновения чувства висящей над страной внешней угрозы. Можно привести судьбу национальных окраин: Финляндия, Эстония, Латвия, отчасти Молдова, Украина, Белоруссия, Азербайджан, республики Средней Азии в составе и России, и СССР сформировались и выросли до уровня будущих субъектов международных отношений. Польша, Грузия, Армения, Литва сохранили в составе России и СССР потенциал государственности и в определенные исторические моменты получили из рук Российского государства при преобладающем одобрении со стороны россиян государственную независимость. При этом россияне всегда рассчитывали на дружбу новых государственных образований, хотя чаще получали плевки и тычки, но это уже другой вопрос, на который существуют очевидные и вразумительные ответы. Но факт остается фактом и все прекрасно понимают, что под властью Швеции, Германии, Польши, Румынии, Турции, Ирана или Китая не было бы ни этих стран, ни их развитой культуры, а в некоторых случаях даже и письменного языка.

Другой пример – чеченская трагедия. Под завывание отечественных и зарубежных СМИ о геноциде чеченского народа чеченские ультранационалисты в сжатые сроки осуществили тотальный геноцид нечеченского населения. Россию наводнили беженцы, поведавшие такие ужасы, перед которыми деяния немцев во второй мировой войне выглядят детскими развлечениями. Одновременно, Россию наводнили и выехавшие из Чечни чеченцы. Если учесть все имевшие место факторы, которые должны были тотально восстановить русских против чеченцев, то такого массового бегства чеченцев от войны с Россией в Россию же просто не могло быть. Представьте себе осетин, в основной своей массе кинувшихся спасаться от осетино-грузинского конфликта на территорию Грузии. Представьте себе в этом же положении абхазов, армян Карабаха, бегущих от войны в Баку и Сумгаит, русскоязычных Приднестровья, бегущих от войны в Молдову и так далее, и так далее. Мы все понимаем, что сербы не будут спасаться от войны у хорватов, тутси у хуту. Тем не менее, основная часть чеченцев от войны с россиянами спасалась не где-нибудь, а в России. И это уникальный феномен. Однажды автор задал негодующему на проявления антикавказских настроений кавказцу вопрос: «Если бы в какой-либо кавказский город из центральной России приехала чисто русская бандитская группировка, убила бы руководителей местных рынков, захватила эти рынки и третировала местных производителей, заставляя поставлять себе продукцию оптом по бросовым ценам, как бы повело себя местное население?». Ответ был абсолютно ожидаемым: «Такого физически не может случиться. Весь город бы поднялся, как один человек, и в ту же ночь все русское население города было бы вырезано поголовно». Такова специфика кавказского представления о справедливости, где живы еще родовые, клановые, племенные традиции, и где царствуют «справедливость для своих», а коллективная ответственность за сородичей и за предков является чем-то самоочевидным. Но наивно думать, что это свойство жителей только регионов «искусственно ускоренного исторического развития», что подобно русским вели бы себя, например, прибалты, поляки, или даже «образец демократической нации» - американцы. Представьте себе на минуту, что в штатах Калифорния или Нью-Мексико латиносы, апеллируя, как и чеченские националисты, к факту военного захвата этой территории в XIX веке, стали делать с англосаксами и другими нелатиносами то, что «борцы за свободу Ичкерии» делали в Чечне с русскоязычными. И представьте реакцию на это остального населения США, реакцию президента, парламента, прессы и силовиков.

Почему же россияне проявляют такую сверхтерпимость. Ответ мы хорошо знаем. Каждый конкретный россиянин не считает себя персонально виноватым ни в кавказской войне XIX века, ни в сталинских репрессиях народов, ни в эксцессах со стороны солдат преданной, голодной, раздетой и морально замордованной российской армии. Россияне знают, что и кавказские войны и выселение народов имеют под собой конкретные и весьма серьезные причины, что они небыли спонтанными и совсем уж немотивированными. И они отнють не считают, что чеченцы имеют право мстить им за то, к чему они лично не имеют отношения. Тем не менее, россияне практически поголовно признают, что и чеченцам есть чем быть недовольными, что у них есть своя правда, и хотя правда эта очень узкая и частная, но она есть, и вина как минимум взаимна. А что есть лучшего на пути к примирению, чем признание взаимности вины? Аналогично с Польшей, с Прибалтикой, с Украиной, с Грузией. Например, предъявляемые прибалтами обвинения России, российскому народу, имеют очевидно неверного адресата - в СССР деяния государства определялись вовсе не соображениями русского этноэгоизма и СССР вовсе не был национальным государством русских, что конечно же русофобски настроенные прибалты прекрасно понимают. Несмотря ни на что, в России нет антиприбалтийской атмосферы и латышских стрелков никто не обвиняет в установлении власти большевиков, хотя моментами их роль становилась решающей. Мы коснулись в качестве примера Прибалтики потому, что апартеид в XXI веке, да еще и в границах Европейского сообщества – явление феноменального цинизма, а разочарование россиян в «европеизированных, корректных и деликатных» прибалтах особенно велико. Но разнообразных примеров много практически по всему периметру наших границ

Можно еще долго приводить свидетельства поразительной терпимости россиян, объяснить которую можно только их способностью слышать «правду других». Это обстоятельство не отменяет даже проводившаяся в последний год компания по массированному обличению русского фашизма, который, несмотря на все старания интересантов, так и не стал массовым явлением. Нельзя сказать, что проблемы нет совсем. Начиная с момента распада СССР россияне стали свидетелями беспрецедентной по вызывающей откровенности демонстрации этноэгоизма в ряде соседствующих стран. Интернационализм стал в информационном потоке не только проецируемым на коммунизм ругательством, но подавался как случай крайнего идиотизма, провинциальной наивности, вопиющей непрактичности и подросткового инфантилизма. Этноэгоистическая же позиция соседей России информационно оформлялась как свидетельство здравого практицизма, силы, уверенности и взрослой ясности в вопросах межнационального общежития. И людям неподготовленным в это трудно было не поверить. Примеры уж слишком наглядны. И так прост и очевиден подсказываемый вывод: «Раз с нами так, то и мы должны вести себя также». Удивительно не то, что некоторая часть россиян поддалась этой провокации. Удивительно то, как мала эта часть, как велика доля тех, кому совесть подсказала, что, не смотря на все обиды, по этому пути ходить нельзя. И что бы нам не говорили, «Россия для русских», «справедливость для русских» во всех вариантах и ипостасях никогда небыли и не будут национальной идеей России. Русской идеей может быть только справедливость для всех и уважение ко всем. Некоторые лидеры партии «Родины» этого не поняли. Они избрали такой язык, такую стилистику, такой формат подачи своих обращений к обществу, что то, что они почитали крыльями для взлета стало камнем на их шее. Проблема даже не в том, что после показа известных телевизионных кадров на «Родину» набросились власти, этнические общины и СМИ, а в том, что основная масса россиян не восприняла их посланий, не приняла как свое и не поддержала. И это значимый урок важности правильного видения глубинных состояний народной души.

Определив, что осевой темой российской национальной идеи является всеобщая справедливость, нужно указать и на неоднозначность ее концептуальной интерпретации и практической реализации. Здесь мы опять прибегнем к языку поэзии, как эффективному концентратору мысли и чувства:

Я напишу: "Завет мой -  Справедливость!" И враг прочтет: "Пощады больше нет"...

Убийству я придам манящую красивость, И в душу мстителя вольется страстный бред.

Меч справедливости -  карающий и мстящий - Отдам во власть толпе... И он в руках слепца

Сверкнет стремительный, как молния разящий, - Им сын заколет мать, им дочь убьет отца.

Я каждому скажу: "Тебе ключи надежды. Один ты видишь свет. Для прочих он потух".

И будет он рыдать, и в горе рвать одежды, И звать других... Но каждый будет глух.

Не сеятель сберег колючий колос сева. Принявший меч погибнет от меча.

Кто раз испил хмельной отравы гнева, Тот станет палачом иль жертвой палача.

Максимилиан Волошин.

Но что бы не говорилось и не писалось теперь, факт широчайшей поддержки различными слоями российского общества революционной идеи вообще и ее большевистской интерпретации в частности остается фактом, и лишь к началу семидесятых годов совершенно искренний энтузиазм и вера в идею построения справедливого общества окончательно иссякли, сменившись скепсисом и разочарованием. Такова сила идей, если они оказываются хотя бы частично созвучными с многовековой национальной идеей – построением общества всеобщей справедливости.

Перерождением революционных идей справедливости в советское общество очевидной несправедливости поиски справедливости в ХХ веке не исчерпывались. Можно привести множество других парадоксальных примеров. Например, крестьянство в массе своей большевиков не жаловало изначально. Однако большевики выиграли гражданскую войну в первую очередь благодаря решающему численному превосходству красной армии, обеспеченному именно крестьянским контингентом. Почему же крестьяне, не жалуя большевиков, воевали за них? Потому, что на этот союз они были обречены тем «черным переделом» с грабежами, поджогами и убийствами, который прокатился по барским усадьбам не с октябрьской даже, а с февральской революции. И крестьяне прекрасно понимали, что победи белые, рано или поздно в их деревне появится прокурор с урядниками и начнут разбираться: кто грабил, кто жег, кто насиловал, кто убивал. Черный передел семнадцатого года сыграл огромную роль. Он буквально смел с лица земли подавляющее большинство помещичьих усадеб, сделав поход крестьян в революцию необратимым. В то же время, он запустил механизм всех последующих экспроприаций и раскулачиваний, деградации сельского хозяйства и, в конечном итоге, развала новой системы. В основе же этого страшного и значимого в истории страны события лежало чувство попираемой столетиями справедливости, многовековая обида. И можно сколько угодно говорить о прерванном экономическом взлете, об украденной у самих себя почти достигнутой военной победе, обо всей неразумности и нерациональности произошедших революций, но пружина несправедливости сжималась слишком долго и не распрямиться она не могла.

Нельзя не заметить, что в наше время закладывается новая основа для взрыва возмущенных чувств. Крестьянство знало два крепостных права с поэтапным отлучением  от земли – ВКП(б) крестьяне расшифровывали не иначе, как: «второе крепостное право большевиков». Ныне усилиями экономистов–либералов формируется третья крепостная система – латифундизм. Очевидная, казалось бы мысль о том, что земля должна обрести своего хозяина реализуется в условиях повсеместно и тотально обнищавшего крестьянства таким образом, что на землю приходит совершенно посторонний ей «эффективный собственник», у которого живущие на этой земле крестьяне должны будут трудиться в качестве наемных рабочих. И если еще с общинных времен крестьянам удавалось не допускать экономического возвышения собственных соседей, в которых они видели потенциальных будущих «панов» (мы не обсуждаем все экономические и нравственные издержки такого полуинстинктивного по своему существу поведения), то против появления «нового барства» со стороны крестьяне ничего поделать не могут. То, что сами крестьяне по этому поводу думают, после перевода на цензурный язык звучит примерно так: «Сначала государство обобрало и разорило крестьянина до нитки, а потом предложило ему в условиях полукриминального бизнеса развивать сельское хозяйство на свои ничтожные средства и на условиях кабального, абсолютно неподъемного кредита, который еще и невозможно получить. Все делалось только для дискредитации крестьянина как собственника с тем, чтобы обеспечить возможность скупки или отъема земли новыми «хозяевами жизни» у отчаявшегося и уже ни на что не надеющегося сельского населения». Мы можем сколько угодно говорить об экономической эффективности и целесообразности, о неизбежности превращения сельского хозяйства в современный индустриализированный агробизнес, но если основная часть сельского населения воспринимает складывающуюся ситуацию как очередную искусственно созданную и навязанную сверху несправедливость, добра от этого ждать не приходится. Рано или поздно сложатся соответствующие условия, и будет новый взрыв массового возмущения.

2. Национальная идея и текущая политическая практика

Подведем некоторые промежуточные итоги. Задача политика – сформулировать и выдвинуть такие программы и лозунги, которые вошли бы в резонанс с коллективным бессознательным народа. Основным объектом резонирования является национальная идея, а главной, стержневой темой российской национальной идеи является идея построения общества всеобщей справедливости (что, собственно, и дает основание говорить о мессианском характере российского народного сознания). Грамотное политическое обращение к народным представлениям о справедливости обеспечило и победу большевиков, и 70 лет существования советской власти. История советского периода как история похода за справедливостью несет в себе и позитивный, и негативный опыт. Советская идеология, а значит и режим, были обречены, так как и предлагаемая справедливость, и меры по ее достижению, были избирательны и однобоки. Справедливость, водворяемая в соответствии с пролетарским правосознанием, вела к новым преступлениям и накоплению в обществе не только разочарования, но и чувства вины. Недаром всякое ослабление давления со стороны режима, и уж тем более его демонтаж сопровождались массовыми реабилитациями и активным интересом общества к этой проблематике. Справедливость – очень сложная и тонкая материя и обоюдоострое оружие. Обращаться к этой теме, пользоваться этим оружием необходимо с чрезвычайной осторожностью. Так, чеченскими боевиками двигал комплекс исторических обид на Россию и русских вообще, и их чувство справедливости требовало кровавой мести, обращенной на русских, как таковых. В странах, где чеченские радикалы получили особо горячую поддержку – в Прибалтике, в Польше, на западе Украины, существует очень похожий комплекс исторических обид и достаточно кровожадных мстительных рефлексий. Героем неизменно становится всякий, кто во имя справедливости убивает русских. Все остальные словеса, типа: «русский=коммунист=кровавое животное-гоблин», которое непременно должно быть убито ради торжества гуманизма и культуры – всего лишь подведение хоть какого-либо идеологического обоснования под острую неприязнь к русским как таковым, имеющую у каждого из народов собственное смысловое наполнение. И никого (в массовом, значимом масштабе) в этих народах не интересует «правда другой стороны» как бы хорошо обоснована она не была.

Столь подробное проговаривание обсуждаемой проблемы оказалось необходимым в связи с тем, что столь элементарные и очевидные соображения практически не используются в текущей политической жизни. Энергичная и последовательная апелляция к чувству справедливости в последний раз осуществлялась на грани девяностых годов ХХ века, когда реализовывалась задача отстранения от власти КПСС. Но уже первое некоммунистическое правительство Егора Гайдара очень быстро практически изъяло из своего арсенала риторику справедливости, заменив ее на информационном поле рассуждениями о радикальных экономических преобразованиях и ожидаемых экологических благах. Такая смена акцентов абсолютно понятна, так как, сколько бы не подчеркивалась абсолютная технологичность и принципиальная внеморальность программы правительства Гайдара, программа эта была тотально несправедлива и абсолютно аморальна. И теперь можно сколько угодно рассуждать о заслугах Гайдара и его команды в деле перестройки экономики и об их непреходящем историческом значении, но в сознании народа они отмечены одной черной метой и как политики они более не существуют.

Уход команды Гайдара не изменил новой политической традиции. Политики теперь уже редко адресовались свои послания широким слоям населения, а если и делали это, то в достаточно примитивной форме (голосуй сердцем). Основное внимание современных политиков сосредоточено на посланиях не народу, а тем или иным слоям элиты. В этом проявились не только меркантилизм, но и объективные обстоятельства. Во-первых, написать программу, адресованную узкому слою потенциальных интересантов, способных читать длинные, сложные и скучные тексты, существенно легче, чем адресоваться к народу. Во-вторых, акцент на технократичность и много слов об экономической эффективности (недвусмысленные пассы в сторону реального выгодополучателя – бизнеса) свидетельствуют о том, что собственно народу сказать нечего. Все это укоренилось, стало обычным фоном. Особенно ярко проявился новый политический стиль в жизни «партий официоза». Их тексты по языку, по стилю подобны программным документам правительства. Их внутренняя жизнь воспринимается слепком жизни учреждений. Молодежные мероприятия, молодежные лагеря в логике своей напоминают приснопамятный комсомол и армию в том смысле, что участники с видимым энтузиазмом исполняют какие-то бессмысленные, вымученные, формальные действия, которые в режиме свободной самодеятельности сама молодежь никогда не будет делать так, или вообще не будет делать.

Нельзя сказать, что в среде политических деятелей отсутствовало понимание необходимости адресации непосредственно к основным массам населения, недоиспользуемости смыслового пространства апелляций к справедливости, вакантности места «партии справедливости». В той или иной мере разные политические силы пытались отметиться на этом поле. Однако, КПРФ и ее более радикальным изводам, также как партиям правого крыла (включая и Яблоко) на этом информационном пространстве делать нечего. У них уже была возможность проявить себя, и они ее использовали так, что любое их обращение к проблеме установления справедливого общества вызывает у основной части россиян лишь кривые усмешки. КПРФ до сих пор воспринимается партией номенклатуры (пусть и выпустившей из рук рычаги власти), а правые партии – обслугой финансового олигархата, наемными работниками толстосумов. Ощущая это, КПРФ более апеллирует к государственническим, державническим мотивам – тут у страны есть что вспомнить. Правые же партии основное внимание в своих месседжах сосредотачивают на вопросах социальных и экономических технологий, откровенно примитивизируя при этом и сущность обсуждаемых проблем, и подходы к их решениям, что существенно снижает убедительность и их посланий, и их имиджа.

Схожая ситуация и у Единой России. Во-первых потому, что основная часть населения отождествляет эту партию с действующей государственной властью и переносит на нее свои претензии к оной. Во-вторых - из-за особенностей стиля, языка, форматов внешнего проявления, только усиливающих у населения ощущения чиновной зарегулированности и равнодушной формальности оперирования любыми дорогими сердцу народа понятиями. В восприятии людей партийные функционеры Единой России – не добивающиеся реализации своих общественных идеалов политики, а обычные чиновники на партийной ниве, которым на самом деле абсолютно безразлично то дело, которому они должны служить. Такой стереотип восприятия данной партии настолько укоренился в сознании, что изменить что-либо будет крайне трудно. Если эту партию возглавит В.В. Путин, не он поднимет ее к вершинам успеха, а она его утопит, пустит по ветру часть нажитого им с таким трудом политического капитала.

Наибольшее внимание проблематике справедливости уделяют «Партия жизни» и «Родина». Эти партии, особенно «Родину», несмотря на их относительно невеликий текущий электоральный потенциал весьма многие рассматривали как «темных лошадок», способных неожиданно вырваться вперед на тех или иных политических забегах. И связанно это не столько с конкретными действиями или деятелями этих партий, сколько с избранной ими площадкой, с поднимаемыми ими проблемами, автоматически делающими их интересными широким слоям избирателей. В тоже время, имеются и вполне реальные основания полагать, что эти «темные лошадки» никогда ни к какому финишу в первых рядах не прибегут. Основная проблема «Партии жизни» - отсутствие людей, одаренных очевидной для всех ясностью мысли и убедительностью слова. Лидер партии – Миронов – человек безусловно симпатичный и в широком общественном мнении не вызывающий отторжения. Многие собеседники, как в среде столичных специалистов, так и жителей провинциальных деревень с готовностью допускали его личную порядочность. Но они же в один голос говорили о том, что это не лидер, не идеолог, не оратор, что его естественное место в окружении сильного лидера, но не на первой роли. Что касается «Родины», то она как раз яркими личностями располагала, правда не столько в составе самой партии, сколько в ее непосредственном окружении. Глазьев, Нарочницкая, Делягин – на их фоне лидер партии Рогозин выглядел далеко не столь убедительно и даже несколько косноязычно. Но это ничему не мешало и потенциал, несомненно, наличествовал, но не без прямого участия самого Рогозина в риторике партии справедливость все более и более усыхала до «справедливости для русских», что столь же верно отталкивало от нее людей. На этой стезе «Родина» вторгалась на чужую ниву, эффективно осваиваемую ЛДПР, которая делает ставку на эмоции раздражения, обиды, унижения, ощущения бесперспективности, на низкие стремления к мести и реваншу.

3. Политическая программа – программа реализации национальной идеи

Кратко охарактеризовав национальную идею как основу эффективной политической программы, а идею построения справедливого общества, как осевое содержание российской национальной идеи, выскажемся и об основных принципах практической реализации этих положений. Справедливость – это положение дел, это текущее состояние, которое необходимо достигнуть и поддерживать. Политическая программа, опирающаяся на идею построения общества всеобщей справедливости должна содержать помимо диагноза состояния общества и анамнеза общественных недугов, привлекательный и реалистичный рецепт излечения этих недугов, достижения и поддержания состояния общественного здоровья. В обеих успешно осуществленных революциях: Троцкого с Лениным и демократов с Ельциным эти условия в целом были выполнены. С достаточно высокой степенью убедительности были:

1. раскритиковано текущее состояние общества на конкретных примерах и заявлено о невозможности терпеть таковое состояние дел далее;

2. предложен обществу анализ наблюдающихся социальных болезней, их причин и неизбежных следствий в случае протекания этих недугов далее;

3. предложена альтернатива развития, в общих чертах охарактеризовано будущее общество справедливости, пути его построения и меры по его поддержанию.

Как выяснялось потом, с третьим пунктом политических программ их создатели справились хуже всего. И та, и другая программа - типичные утопии, основывающиеся на ничем не обоснованных допущениях относительно ожидаемого поведения определенных социальных групп. Допущения же эти в свою очередь основывались на идеализации этих групп (пролетариев в одном случае и предпринимателей в другом). При этом представителям одних социальных групп приписывались все позитивные свойства, а представителям других – все негативные. Реальная сложность человеческого естества, вся его внутренняя противоречивость игнорировалась. И здесь трудно даже предъявить претензии политикам, так как они отталкивались от общего состояния умов, от всей нашей бедности в познании природы человеческой личности.

Психология до сих пор не представляет собой строгой научной дисциплины с единой теоретической базой. Это сумма слабо кореллированных теорий, основная масса которых рассматривает личность как «черный ящик», классифицируя и систематизируя категории личностей, что не раскрывает внутренних истоков внутриличностных проблем. В соответствии с таким подходом, личностные проблемы – результат межличностного общения, генерирующего стресс и внутренний дискомфорт. Поскольку согласно психологам истоки личностных проблем коренятся в межличностных конфликтах, постольку истоки социальных проблем политики видят в межличностных конфликтах на уровне этнических, религиозных и социальных групп. В такой логике мир автоматически делится на «хороших парней» и «плохих парней» со всей вытекающей бескомпромиссностью процедур «восстановления справедливости». Это типичный «замкнутый круг», выход из которого возможен только при отказе от «воспитания» других и установления справедливости мерами этого «воспитания», в переходе каждого к воспитанию самого себя и культивированию справедливости в самом себе.

Как обычно, мысль эта в наиболее концентрированной и убедительной форме выражена языком поэзии, недаром в течение тысячелетий поэты становились не только знаком, но и знаменем политических процессов, являлись значимым фактором политической жизни. То, что мы пытались донести до читателя, Максимилиан Волошин сформулировал следующим образом:

Не веривший ли в справедливость Приходил 

К сознанию, что надо уничтожить Для торжества ее

Сначала всех людей? Не справедливость ли была всегда 

Таблицей умноженья, на которой Труп множили на труп,

Убийство на убийство И зло на зло? Не тот ли, кто принес "Не мир, а меч", 

В нас вдунул огнь, который Язвит и жжет, и будет жечь наш дух,

Доколе каждый Таинственного слова не постигнет: "Отмщенье Мне и Аз воздам за зло".

Справедливости ради нужно отметить, что в психологии есть и направление, в рамках которого обсуждается внутреннее сложное устройство личности, раскрывающее внутренние истоки внутриличностных конфликтов. Это направление – психоанализ, буквально перевернувший культурную среду Запада. Но в сфере политических теорий, политической культуры влияние психоанализа существенно уже. В чем причина? Представления психоанализа предполагают наличие в человеке трех начал («принципов»): ребенка, взрослого и реальности (эго). «Принцип ребенка» - источник интенций, капризов, соблазнов и желаний. «Принцип родителя» - источник рефлексий, комплексов и «зажимов». Эго («принцип реальности») – источник знания, научения, разумного отношения к жизни, основа для разрешения конфликта между «принципом ребенка» и «принципом родителя». Данные взгляды, конечно, - дополнительное основание культивирования политики компромиссов и прагматических коалиций, но в целом политической культуре они мало что дают. Более того, фрейдизм крайне плохо воспринимается Церковью, периодически заявляющей, что это путь распущенности и форма сатанизма, что далеко не безразлично для политиков, апеллирующих к массовому сознанию.

Самое интересное, что Церковь в этом вопросе абсолютно права. Дело в том, что в церковном учении о человеке наличествуют два направления, опирающиеся на один и тот же корпус документов. Одно (доминирующе) предполагает, что человек состоит из двух начал: души и тела (дихотомия), а второе - что из трех начал: духа, души и тела (трихотомия). Так вот, с точки зрения трихотомической богословской антропологии Фрейд просто переврал церковное учение о внутреннем устроении человеческой личности, согласно которому душа (квинтэссенция личности, ее центральная часть, женское начало в человеке и «принцип ребенка» у Фрейда) должна найти путь к своему духу (источник божественного познания и возвышенных мотиваций, мужское начало личности и «принцип родителя» у Фрейда). Но душа постоянно подвергается соблазнению со стороны «законом мира сего», запечатленного в плотском начале человека (проекция Диавола, соблазняющий Еву змей земной мудрости и «принцип реальности», эго у Фрейда). Таким образом, доктор Фрейд рекомендовал душе отмахнуться от рефлексий духа и поучится жизни у «закона мира сего» - эго-змея-Диавола. Кстати, «Диавол» по-гречески буквально и означает: «разделяющий надвое», т.е. отделяющий душу от духа, в то время, как дело человеческого спасения требует их воссоединения, восстановления внутреннего единства человеческой личности.

Позиция Церкви в этом вопросе теоретически должна быть прочной, а церковное учение – продуктивным для развития политической теории и политической практики, так как переводит основной акцент с восстановления справедливости посредством силового воздействия на других людей к построению справедливого общества на основе культивирования каждым человеком справедливости в самом себе. Однако, не все так просто. Трихотомическая богословская антропология не анафемствована и не преследуема, но абсолютно доминирует антропология дихотомическая, на базе которой выстроено все здание христианского богословия. А дихотомическое богословие в указанной сфере как раз абсолютно беспомощно и не содержит никаких продуктивных идей. Переход же к трихотомическому богословию потребует радикальной перестройки церковного учения и реабилитации Оригена - величайшего богослова всех времен, создателя богословия как регулярной науки, христианского мученика, анафемствованного как ересиарха только через триста лет после его смерти (само слово «оригинально» буквально означает мысль, подобную оригеновой). Хуже того, реабилитировать придется и умеренных ариан, которых правильнее именовать консервативной партией оригенистов. А после этого зашатается уже и никейское вероучение. В этой связи, совершенно понятно, что Церковь, потенциально имея на руках все козыри, не применит их, и будет отделываться невнятными декларациями общего характера.

Но то, что Церковь боится и не может, не значит, что содержащимся в христианском богословии корпусом перспективных идей не можем воспользоваться мы – миряне. Несомненно, опора на авторитет Церкви и ее учения укрепила бы позиции в сердцах значительной части электората, но апеллировать к церковному учению можно и в косвенной форме. Суть же такова. Невозможно восстановить и поддерживать справедливость действиями, направленными исключительно вовне личности, так как корень несправедливости находится не только в окружающих, но и в нас самих, в каждом из нас. Это великолепно сформулировал Волошин и убедительно продемонстрировала российская история. Вывод очевиден – только свободное личностное развитие обеспечит по мере роста внутренней культуры формирование общества справедливости. Таким образом, главная сущность несправедливости в ограничениях условий личностного саморазвития (при коммунистах), в вопиющем неравенстве таковых условий (ныне). Исходя из этого, ликвидация несправедливости заключается в первую очередь в расширении и совершенствовании условий саморазвития личности, что невозможно без обеспечения достойных условий существования. А это уже ставит вопрос о развитие в более широком смысле, о развитие не только духовных начал, но и материальных основ существования. Слово же «развитие» в нерепрессивной, неэспроприационной модели построения справедливого человеческого общества - базовое, ключевое понятие.

Собственно, последней фразой главное и сказано. Остальное – комментарии по поводу аспектов и деталей. Тем не менее, несмотря на самоочевидность и простоту излагаемых мыслей, мы, подводя итог, сосредоточимся на обсуждении малой части этих аспектов и деталей. Подчеркнем еще раз, что справедливость – состояние общественной среды, обеспечивающее возможности эффективного саморазвития и самореализации личности. В настоящее время сломаны практически все сословные и идеологические препоны личностного развития. Реальным остается одно единственное препятствие – обеспеченность необходимыми минимальными материальными условиями. Огромный, ничем не обоснованный разрыв в уровне доходов, бедность или даже нищета (в сравнении с развитыми странами) большей части российских граждан – это и есть та вопиющая несправедливость текущего момента, на преодолении которой должны быть сосредоточены усилия политиков. В начале и в конце ХХ века проблему эту уже пытались решать, отбирая собственность у собственников и передавая ее в другие руки. В одном случае мы получили могучее государство при бедных гражданах, в другом случае – могучих олигархов при столь же бедных гражданах. Совершенно очевидно, что ходить этим путем далее совершенно бесперспективно. Необходимо мобилизовать все элементы национального потенциала в его существующей конфигурации на задачах ускоренного развития по всем направлениям, на подъеме экономики всех регионов страны, на повышении материальной обеспеченности всех слоев населения.

Задача эта сколь очевидна и элементарна в своей постановке, столь нетривиальна в реализации. Но это уже вопрос мастерства политиков, качества предлагаемых ими обществу политических программ. И здесь мы не стремимся предопределить направления теоретической мысли и конкретный характер политических действий. Разработка стратегий экономического развития страны как главной политической проблемы – задача, принципиально не решаемая одиночками в рамках небольшой по объему статьи. Здесь другой масштаб. Но самые общие рамки могут быть обозначены.

1. Цель экономического развития – не обеспечение возможности классу предпринимателей извлекать дополнительную к уже получаемой прибыли, а обеспечение всем слоям общества, всем гражданам страны условий для свободного саморазвития и самореализации. Общество изъяло из коллективного владения огромные материальные ресурсы и вручило их частным лицам не для того, чтобы они строили свое персональное благополучие за общественный счет, а для того, чтобы они более эффективно распорядились бывшей общественной собственностью в общественных же интересах. И если кто-то из новых собственников упорно забывает о своих общественных обязательствах, о своей социальной ответственности, государственная власть, политики должны создать необходимые условия для того, чтобы они об этом более не забывали.

Такая постановка вопроса требует определенного пересмотра приоритетов и оценок, в частности, экономических и политических следствий дешевизны рабочей силы. Многочисленные декларации об экономических преимуществах стран с дешевой рабочей силой высвечивают лишь одну грань территориального разделения труда, и то искаженно (новые производства в Китае и Юго-Восточной Азии в целом предлагают зарплату выше среднего уровня, и там речь идет не о низкой зарплате вообще, а о ее росте с очень низкого уровня). На самом деле, неадекватно низкая плата за труд лишает его нормальной мотивации, не говоря уже о сужении внутреннего спроса и множестве иных социальных и политических издержек. Рузвельт в свое время не рассматривал падение заработной платы как возникновение у американской экономики экономического преимущества, которое необходимо закрепить. Наоборот, он осуществлял политику всемерного расширения внутреннего спроса за счет использования всех доступных форм повышения занятости, уровня оплаты труда, в первую очередь на основе государственных заказов и государственных работ. Ругаемое ныне кейнсианство как экономическая теория и экономическая практика сложилось в первую очередь в качестве реакции на Великую депрессию и инструмента выхода из нее. Необходимо отметить, что во всех развитых странах оплата труда высока и вопрос о том, где причина, а где следствие, весьма диалектичен.

В России оплата труда, как в государственном, так и в значительной части частного сектора неадекватна ни уровню цен, ни общему уровню квалификации рабочей силы. У нас очень любят сопоставлять отношение валового национального продукта к численности населения страны, где мы явно проигрываем в показателях производительности труда (очень зависимой от его технологической вооруженности), но крайне редко приводятся сопоставления отношения валового национального продукта к рублю заработной платы, демонстрирующие очень высокие показатели российской экономики. Вряд ли необходимо объяснять причину этой «странности», но нужно заметить, что суммарные выгоды национальной экономики от занижения уровня заработной платы существенно меньше суммы общественных издержек (покрываемых экономическими же издержками, но перераспределенными на более широкий круг субъектов и в значительной части переложенными на госбюджет), включая общий эффект торможения развития и политической дестабилизации. Бедность работающих – позор России и главная угроза ее существованию. До тех пор, пока работающий в нашей стране будет бедным, мы не будем иметь социальной стабильности, столь необходимой для эффективного развития экономики в рыночных условиях. 

2. Создание такого объема общественных богатств, которое реально обеспечивает условия саморазвития и самореализации всех граждан страны, предполагает как эффективный бизнес, обеспечивающий достойный уровень заработной платы, так и высокий уровень развития общественных фондов потребления, что в свою очередь предполагает высокую наполненность государственного бюджета. Бюджет страны должен иметь надежные и разнообразные источники своего пополнения. Налоги – важный, но не единственный. У нас очень много говорится о неэффективности прямого государственного участия в экономической деятельности, о том, что чиновник – плохой собственник. Даже российский опыт подтверждает этот тезис далеко не во всех случаях. Опыт же многих развитых стран демонстрирует его явную надуманность. Примером может служить нефтегазовая отрасль и далеко не только в Норвегии. На самом деле повсеместный отход собственника от прямого управления собственностью – знак времени. Собственностью ныне управляют менеджеры, и с этой точки зрения абсолютно неважно, на кого они работают. Важен спрос с менеджеров, их реальная ответственность перед собственником. Установить необходимые правила игры – задача находящихся у власти политиков. Если наши политики с этим до сих пор не справились – значит, они плохие политики. В других странах – справляются, и весьма успешно.

3. Наполненный бюджет, богатые фонды общественного потребления – не самоцель. Есть такие виды общественных услуг, где необходима развитая система государственных услуг (не исключающая наличия и параллельной сети аналогичных частных). В их числе такие критически важные, как образование и здравоохранение. Нужно отметить, что врачу и учителю удобнее получать зарплату у государства, а не извлекать ее с применением разнообразных «бизнесприемов» из непосредственных потребителей их услуг. Просто плата эта должна быть достойной и адекватной их трудовым усилиям. В России попытки спихнуть оплату услуг в этих сферах непосредственно на потребителя связаны с долгим периодом недофинансирования, а вовсе не с принципиальной невозможностью развивать эти сферы деятельности как государственные сектора. В других странах опять же справляются и это вопрос квалификации находящихся у власти политиков, а не отношений врача и пациента.

Надо заметить, что и бизнесу в целом выгодна высокая наполняемость государственного бюджета, так как государство в этом случае не перекладывает на его плечи часть своих социальных обязательств и вкладывает средства в стимулирование инновационного развития (не говоря о прямых госзаказах и госзакупках).

4. Государству нет смысла идти в экономику там, где и так хорошо справляется частный бизнес. Есть четыре основные направления.

А) Социально важные, но малодоходные производства.

Б) Оборонные производства.

В) Инновационная сфера.

Это направление не столь очевидно, так как еще совсем недавно его упорно пытались целиком возложить на частный бизнес, а тот столь же упорно увиливал от несения этой весьма непростой ноши в значимых для страны масштабах. В настоящее время установилось некое общее понимание того, что без лидирующей роли государства никакого опережающего инновационного развития в России не будет и государство уже начинает делать первые шаги в этом направлении, но стройной и глубоко проработанной стратегии нет, ее контуры пока только прорисовывается в самых общих чертах.

Г) Территории нового промышленного освоения.

Нашу страну можно разделить примерно по диагонали с Северо-Запада на Юго-Восток на две части. Первая из них (меньшая) – это староосвоенные регионы, включая сужающуюся на восток полосу вдоль Транссибирской магистрали, протянувшуюся от Урала до Красноярска. Вторая (большая) – все территории, лежащие к Северу и Востоку от староосвоенных регионов. Иногда эти территории именуют «территориями нового промышленного освоения», иногда просто: «Север», хотя последнее наименование далеко не для всех регионов правильно и целесообразно, так как именовать севером территории, расположенные на широте Курска, Киева, Днепропетровска или даже Сухуми несколько странно. Дискомфортность климата еще не признак Севера. Снега лежат и в Гималаях, и на Килиманджаро. Территории нового промышленного освоения как пространство экономической активности обладают несколькими специфическими чертами. С одной стороны, это слабонарушенные или девственные природные экосистемы, богатые востребованными биологическими и минеральными ресурсами. С другой стороны, для этих территорий характерны дополнительные факторы удорожания производства и жизнедеятельности, (дискомфортные природно-климатические условия, физическая отдаленность от развитых рынков, слабое транспортное и иное инфраструктурное освоение). Есть и третий важный фактор – наличие на значительной их части коренного населения – народов Севера, Сибири и Дальнего Востока.

Активный приход государства в сферу экономической деятельности на территориях нового промышленного освоения обосновывается множеством объективных потребностей и обстоятельств. В первую очередь, это колоссальный объем сохранившийся на данных территориях нераспределенных природных ресурсов, который дает возможность без перераспределения собственности создать крупные компании с государственным или смешанным капиталом, обеспечивающие наполнение бюджета не только налогами, но и дивидентами. Ресурсы эти активно востребуемы, но из за специфического удорожания крупные проекты невозможно реализовать без прямой или косвенной государственной поддержки. Участие средств бюджетов разных уровней обеспечит возможность развивать новые производства, которые только на частном рынке своего инвестора еще долго бы не нашли. Важна роль государства в развитии и поддержании в рабочем состоянии инфраструктурной сети, без чего многие проекты утрачивают свою рентабельность. Есть и еще одна группа причин - государственные обязательства по сохранению экономического благополучия одного из последних в мире макрорегионов с нетронутой дикой природой, а также по защите прав и поддержке развития коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока.

Подводя общий итог, еще раз подчеркнем, что программа реального воплощения российской национальной идеи - идеи обустройства общественной жизни на началах справедливости - в практическом плане означает политическую программу формирования условий свободного саморазвития и самореализации всех граждан страны. Формирование названных условий в их материальном выражении без очередного масштабного перераспределения собственности возможно только на основе ускоренного экономического развития страны, ресурсная основа которого сосредоточена преимущественно на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке. Освоение же этих ресурсов невозможно без активного участия государства в прямой или опосредованной форме.