«Феноменология духа». Предисловие – 11

В оригинальном издании 1807 года это последний фрагмент предисловия. Незадолго до своей смерти Гегель предпринял новую редакцию «Феноменологии духа», но успел только дополнить предисловие. Это дополнение, присутствующее в лассоновском издании 1907 года, будет выложено следующими двумя фрагментами. Здесь же Гегель подчёркивает важность того, чтобы при постижении его диалектической философии (науки) сознание держалось хода её собственного развития и не прибегало к привычному для себя резонёрству, – попутно сравнивая оба эти способа философского осмысливания в их сущности.

В силу этого, при изучении науки главное состоит в том, чтобы брать на себя напряжённость понятия⁵². Наука требует сосредоточенности на нём как таковом, на простых определённостях – например, «пребывание самим по себе», «пребывание для себя», «тождественность самому себе» и так далее; ибо это есть такие чистые самодвижения, которые могли бы назвать душами, если бы понятием последних не обозначалось нечто более высокое, чем это. Привычке гнаться вперёд к представленностям прерывание их понятием столь же в тягость, что и формальному осмысливанию, которое в своих недействительных мыслях резонёрствует вокруг да около. Ту привычку требуется называть вещественным осмысливанием, активным по воле случая сознанием, которое в субстрате только пребывает погруженным и которому потому становится кисло вытаскивать из материи⁵³ свою самость в чистом виде и пребывать у неё. Второе же, резонёрство, есть, напротив, свобода от содержания и тщетность насчёт него; от него ожидается, что оно сделает усилие отойти от этой свободы и вместо того, чтобы быть произвольно движущим принципом содержания, окунуть эту свободу в последнее, позволить ему быть в движении за счёт его собственной природы – это значит, за счёт самости его как его же собственной, – и рассматривать это движение. Избавляться от собственного вторгания в имманентный ритм понятия, не вклиниваться в него своим свободным усмотрением и иным образом добытой мудростью – это воздержание само есть существенный момент «сосредоточенность на понятии».

В резонёрствующем нахождении в отношении требуется более явно подчеркнуть оба его аспекта, в которых ему противопоставлено понимающее осмысливание. — То первое отчасти ведёт себя отрицательно к схваченному содержанию, знает, как его опровергать и сводить на нет. «С этим всё не так» – это узрение есть одно только отрицательное, оно есть то окончательное, которое не идёт само за предел себя к новому содержанию, и чтобы ему вновь иметь содержание, им должно быть отчего-нибудь предпринято что-то другое. Это обдуманность в пустое «я», тщетность знания его. — Но эта тщетность выражает не только то, что это содержание тщетно, но и то, что таково само это узрение, ибо оно есть отрицательное, которое не углядывает в себе утвердительное. За счёт того, что эта обдуманность обретает саму свою отрицательность не как содержание, она пребывает вообще не в существе вопроса, а всегда за пределом его; в силу этого она воображает себе, что с утверждением пустого она всегда находится дальше как богатое содержанием узрение. В противоположность этому, как было показано ранее, в ходе понимающего осмысливания отрицательное принадлежит самому содержанию и столь же пребывает как имманентное движение и определённость его, сколь утвердительное пребывает как целостность его. Схваченное как результат, оно есть то, что идёт из этого движения, есть определённое отрицательное и наряду с этим – столь же утвердительное содержание.

В отношении же того, что резонёрствующее осмысливание имеет содержание – будь то представленности или мысли, или же смешанность их обоих, – у него есть другой аспект, который затрудняет ему понимание. Примечательная природа его тесно связана с вышеуказанной сущностью самой идеи или скорее даже выражает её такой, каковой она является как движение, как осмысливающее схватывание. — А именно, как в его отрицательном нахождении в отношении, о котором только что шла речь, само резонёрствующее осмысливание есть самость, в которую содержание идёт обратно, так, в противоположность этому, в его утвердительном познании самость есть представленный субъект, с которым соотносится содержание как акциденция и как предикат. Этот субъект составляет базис, к которому содержание привязывается и по которому движение гонится туда-сюда. По-другому обстоит с понимающим осмысливанием. На фоне того, что понятие есть собственная самость предмета рассмотрения, которая преподносится как становление его, она – не покоящийся субъект, который бездвижно держит на себе акциденции, а движущее себя и принимающее свои определённости обратно в себя понятие. В этом движении гибнет сам тот покоящийся субъект; он проходит в дифференцированности и содержание и скорее даже составляет общую определённость – это значит, дифференцированное содержание, как и движение его, – вместо того, чтобы продолжать стоять напротив неё. Таким образом, прочная твердь, которую резонёрство имеет в покоящемся субъекте, расшатывается, и только само это движение становится предметом рассмотрения. Субъект, который наполняется своим содержанием, перестаёт выходить за предел его и не может иметь какие-либо другие предикаты или акциденции. Разбросанность содержания, наоборот, за счёт этого связана под самостью; оно не есть то общее, которое было бы свойственно многим, вне зависимости от субъекта. А значит, содержание есть на деле больше не предикат субъекта, а субстанция, есть сущность и понятие того, о чём идёт речь. Представляющее осмысливание, раз его природа – гнаться к акциденциям или предикатам и по праву (поскольку они – не более чем предикаты и акциденции) выходить за предел их, тормозится в своём гонящемся движении, на фоне того, что то, что в положении имеет форму предиката, есть сама субстанция. Оно как бы встречает отпор. Начинающее с субъекта, как если бы он оставался лежать в основе, это осмысливание – на фоне того, что предикат есть скорее даже субстанция, – обнаруживает субъект перешедшим в предикат и наряду с этим упразднённым; а на фоне того, что то, чем кажется предикат, стало целостной и независимой массивностью, это осмысливание не может свободно блуждать, а вместо этого задержано этой тяжеловесностью. — В иных случаях, сначала в основу кладётся субъект как предметная фиксированная самость, отсюда идёт вперёд необходимое движение к многообразию определённостей или предикатов, здесь на место того субъекта вступает само знающее «я», и оно есть взаимосвязывание предикатов и держащий их субъект. Но на фоне того, что тот первый субъект проходит в сами определённости и есть душа их, второй, знающий субъект обнаруживает то, с чем он хочет уже разобраться и за предел чего хочет выйти и прийти обратно в себя, ещё пребывающим в предикате, и вместо того, чтобы в ходе двигания предиката мочь быть совершающим – как резонёрство насчёт того, приписать ли тому пребывающему тот или иной предикат, – он скорее даже имеет дело ещё с самостью содержания, и ему надо пребывать не для себя, а вместе с ним.

Формально сказанное может быть выражено так, что природа суждения или положения вообще, включающая в себя разницу «субъект и предикат», разрушается спекулятивным положением, и самотождественное положение, которым становится первое, заключает в себе отпор тому отношению. — Этот конфликт формы положения вообще и разрушающим её единством понятия схож с тем, который имеет место в ритме между метром и долей. Ритм получается из колеблющегося источника звука и объединения тех обоих. Так и в философском положении не тождественности субъекта с предикатом надо уничтожать разницу между ними – которую выражает форма положения, – а единству их надо возникать как гармонии. Форма положения есть явленность определённого смысла или акцент, который дифференцирует⁵⁴ наполненность его; однако то, что предикат выражает субстанцию, а сам субъект приходится на общее, есть единство, в котором тот акцент затухает.

Чтобы пояснить сказанное примером, в положении «Бог есть пребывание» предикат – «пребывание»; он имеет субстанциальное значение, в котором растекается субъект. «Пребывание» здесь должно быть не предикатом, а сущностью; посредством чего Бог кажется перестающим быть тем, что он есть за счёт построения этого положения, а именно, твёрдым субъектом. — Осмысливание, вместо того чтобы идти дальше в переходе от субъекта к предикату, чувствует себя – раз субъект пропадает – скорее даже заторможенным извне и, поскольку оно недосчитывается субъекта, отброшенным назад к мысли о нём; или: оно обнаруживает субъект – раз сам предикат высказан как субъект, как пребывание, как сущность, (что исчерпывает природу субъекта) – непосредственно и в предикате, и теперь оно, вместо того чтобы, уйдя в предикате в себя, занять свободную позицию резонёрства, пребывает ещё углублённым в содержание (или, по крайней мере, имеется налицо требование быть углублённым в него). — Так же и когда говорится «действительное есть общее», действительное как субъект убывает насовсем в своём предикате. Общему надо не только иметь значение предиката – так, чтобы положением говорилось, что действительное обще, – но и выражать сущность действительного. — И потому осмысливание настолько теряет свою прочную предметную твердь, которую оно имело в субъекте, насколько оно в предикате отбрасывается назад к субъекту и в нём идёт обратно не в себя, а в субъект содержания.

⁵² Термин «понятие» (Begriff) часто употребляется Гегелем в предельно общем смысле – как форма и содержание познающего себя духа.

⁵³ Имеется в виду материя познания, субстрат.

⁵⁴ Чётко выделяет.