«Феноменология духа». Предисловие – 7

Этот фрагмент предисловия примечателен тем, что в нём явно указывается, что «Наука логики» – закономерное продолжение и завершение «Феноменологии духа». Философский замысел Гегеля был единым: 1) сначала диалектически гармонизировать в мысли все основные философские понятия, чтобы посредством этого дух, которому они принадлежат, обрёл абсолютное знание самого себя (этот этап излагается в «Феноменологии духа»); 2) затем рассмотреть собственное движение моментов восстановленного таким образом духа, которое организуется до единого целого, до абсолютной идеи (этот этап излагается в «Науке логики»). Собственно, вся философия Гегеля исчерпывается этими двумя произведениями. Остальные его работы – как прижизненные («Энциклопедия философских наук» и «Философия права»), так и изданные посмертно (его лекции) – представляют собой идеалистическую интерпретацию имевшегося на тот момент знания, а не диалектическую организацию его, как в тех первых двух трудах.

Представление о Гегеле как об оторванном от жизни идеалисте сложилось по двум причинам. Первая: самое популярное его произведение, «Наука логики», изучается, как правило, непосредственно, т.е. в отрыве от контекста «Феноменологии духа», и потому видится голым набором абстракций – как если бы оно было не продолжением гегелевского замысла, а полным выражением его. Вторая: Гегель не только был автором книг, но и зарабатывал себе на жизнь преподаванием философии, а в своих лекциях он не столько излагал содержание двух своих базовых трудов, сколько занимался идеалистической интерпретацией естествознания, истории, религии, эстетики и др. А вступив на скользкую дорожку интерпретирования и отойдя от строгого философствования, он навлёк на себя шквал критики за распространение идеализма абсолютно на всё, что есть. Поэтому после смерти Гегеля идеализм стал толковаться исключительно как идеалистическое интерпретирование всего – что, соответственно, вызвало тотальную обратную реакцию, выражаемую формулами «всё есть независимо от идеалистической интерпретации этого» и «сознание не должно определять бытие».

Моё мнение такое, что если бы Гегель не занимался таким интерпретированием, а, скажем, редактировал и расширял бы содержание «Феноменологии духа» и «Науки логики», то и полного отвержения идеализма не было бы. Тем не менее, история философии повернулась именно таким образом, да и надвигавшаяся тогда промышленная революция предвещала поистине действительные перемены в общественной жизни.

Непосредственное пребывание духа данным, сознание, имеет два момента – знание и отрицательная по отношению к знанию предметность. На фоне того, что в этой стихии дух вырабатывается и разворачивает свои моменты, им свойственна эта противоположность, и все они проступают как облики сознания. Наука этого пути есть наука опыта, совершаемого сознанием; субстанция рассматривается так, что она и движение её есть предмет рассмотрения в сознании. Сознание не знает и не понимает ничего, кроме того, что имеется в его опыте; ибо то, что в этом имеется, есть только духовная субстанция, причём как предмет рассмотрения в самости её. Дух же становится предметом рассмотрения, ибо он есть это движение – становиться чем-то другим, это значит, предметом рассмотрения в своей самости, и гармонизировать это пребывание другим. И опытом называется именно это движение, в котором непосредственное, не прошедшее через опыт, т.е. отвлечённое – будь оно пребыванием сенсуального или же только мыслимым простым, – отчуждается, а затем из этой отчуждённости идёт обратно к себе, и только после этого преподносится в своей действительности и истине, будучи также собственностью сознания.

Нетождественность, имеющая место в сознании между «я» и субстанцией, которая есть предмет рассмотрения в нём, есть по отношению к последней разница, отрицательное вообще. Это может признаваться неполноценностью их обоих, но это их душа или движущая сторона; из-за чего некоторые древние понимали пустое как движущее – правда, ухватив движущее как отрицательное, но ещё не последнее как самость. — Теперь, если это отрицательное является ближайшим образом как нетождественность «я» по отношению к предмету рассмотрения, то оно в такой же степени есть нетождественность субстанции с самой собой. То, что видится совершающимся вне её, активностью против неё, есть её собственное совершение, и она показывает, что она есть существенным образом субъект. В момент, когда она совершенно показала это, дух сделал своё пребывание данным тождественным со своей сущностью; он есть себе такой предмет рассмотрения, какой он сам есть, а отвлечённая стихия непосредственности и отделённость знания и истины преодолены. Пребывание абсолютно опосредовано – оно есть субстанциальное содержание, которое столь же непосредственно есть собственность «я», самостное или понятие. Вот этим разрешается феноменология духа. То, что он в ней себе подготавливает, – это стихия знания. В ней затем разрастаются только моменты духа в форме простоты, которая знает свой предмет рассмотрения как саму себя. Они больше не распадаются на противоположность пребывания и знания, а продолжают оставаться в простоте знания, есть истинное в форме истинного, а различность их есть только различность содержания. Движение их, которое в этой стихии организуется до целого, есть логика³⁴ или спекулятивная философия.

Теперь, поскольку та система опыта духа охватывает только явленность его, то продвижение от неё до науки истинного, пребывающего в облике истинного, видится только отрицательным – и в связи с этим могли бы хотеть и просить, чтобы их не утруждали отрицательным как ложным и просто вели к истине; ибо зачем связываться с ложным? — То, о чём шла речь выше, – что надо было бы сразу начинать с науки, – на это здесь требуется ответить в аспекте того, как оно устроено в плане отрицательного как ложного вообще. Представления об этом главным образом препятствуют вхождению в истину. Это даёт повод поговорить о математическом познании, на которое нефилософское знание смотрит как на идеал, к достижению коего философия должна была бы стремиться, но до сих пор делала это тщетно.

Истинное и ложное относятся к таким определённым мыслям, которые бездвижно считаются за отдельные сущности, из коих одна фиксирована по одну сторону, другая – по другую, без общения³⁵ и изолированно друг от друга. В противоположность этому, должно быть высказано утверждение, что истина не есть чеканная монета, которая может быть выдана изготовленной и таковой положена в карман. Ложного ещё настолько мало есть³⁶, насколько мало есть злого. Правда, злое и ложное не так ужасны, как дьявол, ибо в качестве него они даже делаются особыми субъектами; в качестве же ложного и злого они есть только общее, но всё же имеют свою существенность относительно друг друга. — Ложное, ибо речь здесь только о нём, было бы другим, отрицательным субстанции – которая, будучи содержанием знания, есть истинное. Но субстанция сама есть существенным образом отрицательное – отчасти как дифференцированность и определённость содержания, отчасти как простое дифференцирование, это значит, как самость и знание вообще. Очень даже могут знать ложное. Что-то знают ложно – это значит, что знание находится в нетождественности со своей субстанцией. Но именно эта нетождественность есть дифференцирование вообще, есть существенный момент. Из этой дифференцированности очень даже образуется тождественность её, и эта ставшая тождественность есть истина. Но истина она не таким образом, как если бы нетождественность оказалась отделена от неё, – словно шлак от чистого металла и даже словно орудие, оставленное после изготовления сосуда, – а таким образом, что нетождественность как отрицательное, как самость в истинном как таковом, сама всё ещё непосредственно имеется налицо. Оттого, однако, не может быть сказано, что ложное составляет момент истинного или вовсе компонент его. То, что в каждой лжи есть доля истины, – в этом выражении то и другое имеет силу, как масло и вода, которые несмешиваемы и связаны только внешне. Именно из-за того значения – подчёркивать момент совершенного пребывания другим, – выражения с ними, в которых пребывание их другими упразднено, не должны больше употребляться. Как выражения «единство субъекта и объекта», «единство конечного и бесконечного», «единство пребывания и осмысливания»³⁷ и т.п. имеют ту неуклюжую сторону, что в них «объект» и «субъект» и т.п. означают то, что они есть вне единства их – а в единстве, значит, подразумеваются не как это, – так и то, что ложно больше не есть момент истины как ложное.

³⁴ Здесь Гегель предвосхищает свою диалектическую логику, как она раскрывается им в «Науке логики».

³⁵ Слово «общение» (Gemeinschaft) употребляется в философском смысле «одновременное взаимное воздействие одного субстанциального на другое».

³⁶ Как это понимается в немецком выражении es gibt (есть как данное).

³⁷ Это выражение известно у нас в формулировке «единство бытия и мышления».