Банк­рот­ство преды­ду­ще­го за­пад­но­го блиц­кри­га: "Пиф-​паф — тут зай­чи­ку и конец! Мыль­ный пу­зырь лоп­нул! Начал при­ни­мать опиум"

Недав­но мы об­суж­да­ли какие ли­ше­ния и тя­го­ты вы­па­ли на долю со­вет­ских сол­дат, осо­бен­но в наи­бо­лее го­лод­ную и лютую зиму 1941-42.    Будет нелиш­ним до­ба­вить про об­ста­нов­ку, ко­то­рая сло­жи­лась в этот пе­ри­од и в гит­ле­ров­ской ар­ма­де, еще вчера ори­ен­ти­ро­ван­ную на блиц­криг и быст­рую пе­ре­могу, а се­го­дня на­толк­нув­шу­ю­ся на кол­лапс ло­ги­сти­ки и све­жие части Крас­ной Армии, от­ве­да­ла пер­вые тех­ни­че­ские но­вин­ки и залпы "Ка­тю­ши" (мой пра­дед Алек­сандр Ко­валь­ский, кста­ти, был раз­ра­бот­чи­ком топ­ли­ва для "Ка­тю­ши").    

Пе­ре­даю слово ге­не­ра­лу Хейн­ри­ци, ко­ман­ду­ю­ще­му 4-й ар­ми­ей с ян­ва­ря 1942-го (в со­ста­ве груп­пы "Центр").  Это был не какой-​то па­ни­кер, ге­не­рал у на­ци­стов имел от­лич­ную ре­пу­та­цию, иначе вряд ли Гит­лер до­ве­рил бы ему обо­ро­ну Бер­ли­на в 1945.   Про­сто в своих днев­ни­ках он писал го­раз­до боль­ше, чем го­во­рил вслух, по­это­му ос­но­ва­ний предъ­яв­лять ему за па­ни­кер­ство не было, и вот что он писал в те дни. Об­ра­ти­те вни­ма­ние, что в окру­же­нии ге­не­ра­ла уже тогда на­ча­ли на­блю­дать­ся мас­со­вые "500-е", при­чем среди ко­манд­но­го со­ста­ва:

11 де­каб­ря 1941:

Два немец­ких про­тек­то­ра­та уже об­ра­зо­ва­ны. Они ста­нут хо­ро­ши­ми ко­ло­ни­я­ми. Оста­ток Рос­сии рас­па­дет­ся на са­мо­сто­я­тель­ные рес­пуб­ли­ки. До Бай­ка­ла они будут за­ви­си­мы от Гер­ма­нии, а даль­ше — от Япо­нии. Тем самым про­бле­ма Рос­сии будет ре­ше­на.

12 де­каб­ря 1941:

Рус­ский вовсе не ду­ма­ет о зим­ней пе­ре­дыш­ке, как нам бы того хо­те­лось. Он ата­ку­ет по всему фрон­ту и ме­ста­ми до­сти­га­ет не столь уж незна­чи­тель­ных успе­хов, пре­вос­хо­дя­щих «ло­каль­ный» мас­штаб. И мы не чув­ству­ем себя в осо­бой без­опас­но­сти. Бес­ко­неч­ные тер­ри­то­рии надо удер­жи­вать ми­ни­маль­ны­ми си­ла­ми. Про­тив­ник где-​то кон­цен­три­ру­ет свои силы во­еди­но — там у нас сразу воз­ни­ка­ет про­бле­ма. Вдо­ба­вок все мы фи­зи­че­ски и мо­раль­но вы­мо­та­ны после ше­сти­ме­сяч­ной кам­па­нии. Мы ни­чуть не чув­ству­ем себя счаст­ли­вы­ми. [...]

16 де­каб­ря 1941:

Рус­ский в несколь­ких ме­стах про­де­лал такие круп­ные дыры в нашем то­нень­ком фрон­те, что за­ста­вил нас от­сту­пить. Всё про­ис­хо­дит в тех же усло­ви­ях, ко­то­рые были в 1812 г.: глу­бо­кий снег, почти непро­хо­ди­мые до­ро­ги, по­зем­ка, вьюга и мороз.

Наше вер­хов­ное ко­ман­до­ва­ние ду­ма­ло, что можно будет за­крыть глаза на усло­вия, ко­то­рые выше че­ло­ве­че­ских сил и ко­то­рые нас над­ла­мы­ва­ют. За всю [Первую] ми­ро­вую войну ни­ко­гда я не был в такой си­ту­а­ции, какую мы пе­ре­жи­ва­ем сей­час. Каков будет исход — всё в руках Гос­по­да. Эти дни могут ока­зать­ся ре­ша­ю­щи­ми для хода войны.

17 де­каб­ря 1941:

После наших бес­счет­ных пре­ду­пре­жде­ний верхи, по­хо­же, наконец-​то осо­зна­ли ак­ту­аль­ную опас­ность. Наконец-​то по­шлют по­мощь. Дай Бог, чтобы она еще по­спе­ла во­вре­мя. Си­ту­а­ция про­сто чер­тов­ски се­рьез­ная - нет, она даже хуже, она на­пря­же­на до пре­де­ла. Никто сей­час не ска­жет, за­кон­чит­ся ли всё хо­ро­шо. В первую оче­редь зав­тра нас ждет день, пол­ный забот. Всё было бы не так плохо, если бы офи­це­ры и сол­да­ты не были так из­мо­та­ны бес­ко­неч­ны­ми б-​месячными боями и по­сто­ян­ным фи­зи­че­ским и мо­раль­ным дав­ле­ни­ем. До­бав­ля­ет масла в огонь и то, что наши ску­ко­жив­ши­е­ся части столь сме­хо­твор­но малы и что наше снаб­же­ние и об­мун­ди­ро­ва­ние никак не го­дят­ся для рус­ской зимы.

Мар­ше­вые про­бле­мы неслы­хан­но­го по­ряд­ка, го­ло­лед, и, как ре­зуль­тат, все ма­ши­ны и про­чее сколь­зят. 4 дня меня му­ча­ет ужас­ный понос, начал при­ни­мать опиум.

19 де­каб­ря 1941:

Иг­но­ри­руя недо­ста­ток зим­не­го об­мун­ди­ро­ва­ния, непол­но­цен­ное пи­та­ние, неудо­вле­тво­ри­тель­ное снаб­же­ние и недо­ста­точ­ное ко­ли­че­ство люд­ских сил, вер­хов­ное ко­ман­до­ва­ние же­ла­ло на­сту­пать на Моск­ву, а Гу­де­ри­ан на Тулу. Все предо­сто­рож­но­сти были от­ри­ну­ты. Те­перь они за­яв­ля­ют: по­жерт­вуй­те собой, чтобы си­ту­а­ция вновь вы­пра­ви­лась.

Я на­де­юсь, что нам всё-​таки удаст­ся пре­одо­леть кри­зис, со­брав все силы. Уже 48 часов фюрер сам за ра­бо­той, чтобы по­слать нам всю воз­мож­ную по­мощь. Мы не можем пред­ска­зать, что еще про­изой­дет. Дай Бог, чтобы пло­хая по­го­да не за­мед­ли­ла или не оста­но­ви­ла эту по­мощь. Рас­сто­я­ние до Гер­ма­нии ве­ли­ко, а транс­порт­ные воз­мож­но­сти огра­ни­че­ны, в то время как у про­тив­ни­ка все ре­зер­вы под рукой

19-20 де­каб­ря 1941:

Се­го­дняш­ний день опять при­нес лишь ухуд­ше­ние си­ту­а­ции. Ста­но­вит­ся всё более и более ясно, что нас по­сте­пен­но окру­жа­ют. Мы стоим по­лу­кру­гом юго-​восточнее Ка­лу­ги, и про­тив­ник об­хо­дит наши флан­ги. Ре­зер­вов для их обо­ро­ны у нас не име­ет­ся. Все прось­бы, все за­про­сы на­верх оста­ют­ся без от­ве­та. По­хо­же, так или эдак мы по­па­дем в руки рус­ских. Се­го­дня Бра­ухич ушел с поста глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го су­хо­пут­ны­ми вой­ска­ми, фюрер сам те­перь будет ко­ман­до­вать. Но и он не смо­жет пе­ре­вер­нуть си­ту­а­цию в нашу поль­зу.

В бу­ду­щем будет много во­про­сов от­но­си­тель­но при­чин столь вне­зап­но­го по­во­ро­та, ко­то­рый сбро­сил нас с вы­со­чай­шей, ка­за­лось, вер­ши­ны в самую про­пасть. Рус­ско­го со­вер­шен­но недо­оце­ни­ли.

3 де­каб­ря груп­па армий пе­ре­да­ла те­ле­грам­му, что, мол, оста­лось в по­след­ний раз на­прячь­ся и про­тив­ник будет слом­лен. Ре­зер­вов у него боль­ше не оста­лось. Зато у него еще оста­лась си­бир­ская армия, у него оста­лись бес­ко­неч­ные по­пол­не­ния, ко­то­рые снова и снова вли­ва­ют­ся в его по­тре­пан­ные вой­ска. У нас же с конца июня почти не было по­пол­не­ний, с ок­тяб­ря боль­ше нече­го было есть, по­это­му при­шлось снаб­жать себя самим с окру­жа­ю­щей тер­ри­то­рии — в слу­чае если что-​то уда­ва­лось найти. Наши части давно по­те­ря­ли своих луч­ших ко­ман­ди­ров и сол­дат, и они сто­я­ли по­сре­ди рус­ской зимы, не имея долж­но­го зим­не­го об­мун­ди­ро­ва­ния. При­хо­дит­ся лишь изум­лять­ся, чего же до­стиг­ли эти вы­мо­тан­ные, ма­ло­чис­лен­ные, за­вшив­лен­ные и обес­си­лен­ные люди. Так-​то. Те­перь рус­ские массы их по­про­сту окру­жат и раз­да­вят. Пиф-​паф — тут зай­чи­ку и конец. 

22 де­каб­ря 1941:

Где-​то 8 или 9 де­каб­ря рус­ский начал свою контр­ата­ку под Тулой. Эки­пи­ро­ван­ный ши­кар­ной зим­ней фор­мой, он про­бил боль­шие дыры в нашем фрон­те. Хотя мы и ви­де­ли на­ви­са­ю­щую угро­зу окру­же­ния, свер­ху нам по­сто­ян­но при­ка­зы­ва­ли дер­жать­ся. В окру­же­нии дер­жать­ся бы не вышло, по­это­му при­шлось от­сту­пить. От­хо­ди­ли по снегу и льду прямо как На­по­ле­он в свое время. Схо­жи­ми были и по­те­ри. Апа­тия среди лич­но­го со­ста­ва ши­рит­ся. Со­сто­я­ние войск нель­зя на­звать иначе как пла­чев­ным.

И вновь я на­хо­жусь в той точке, где рус­ский давит силь­нее всего. По сути, мы уже пол­но­стью окру­же­ны. Вчера си­ту­а­ция была без­на­деж­ной. Мы ожи­да­ли ско­рый конец в котле. В самый по­след­ний мо­мент Клюге дал раз­ре­ше­ние на новый отход. Так наше су­ще­ство­ва­ние было еще немно­го про­дле­но. 

При­ка­зы удер­жи­вать по­зи­ции, де­мон­стри­ру­ю­щие непо­ни­ма­ние ре­аль­ной си­ту­а­ции, ве­ро­ят­но, ис­хо­дят с са­мо­го верха.

Тео­ре­ти­че­ски я мог бы из­бе­жать ка­та­стро­фы, что уго­то­ва­на моему кор­пу­су. Мне надо было от­сту­пить на 30 ки­ло­мет­ров. Но это было за­пре­ще­но ко­ман­до­ва­ни­ем армии. Кроме того, это озна­ча­ло бы от­сту­пить с наших жал­ких по­зи­ций в голый снег. Вой­ска, на­хо­дя­щи­е­ся в при­скорб­ном со­сто­я­нии, ни в коем слу­чае этого не же­ла­ли.

Сам я — может, это и было ошиб­кой — не вы­сту­пил ни про­тив Клюге с Гу­де­ри­а­ном, ни про­тив ди­ви­зий, ни про­тив моего на­чаль­ни­ка штаба [пол­ков­ни­ка Шуль­ца]. В итоге, когда си­ту­а­ция стала кри­ти­че­ской, Гу­де­ри­ан — пре­вос­ход­ное ко­ман­до­ва­ние ко­то­ро­го и до­ве­ло нас до этого — при­ка­зал нам удер­жи­вать по­зи­ции. Вы­пол­нить этот при­каз было уже нере­аль­но.

Рож­де­ствен­ский вечер:

Еже­днев­но мы пе­ре­жи­ва­ем одно и то же. Но из со­об­ра­же­ний пре­сти­жа никто не спо­со­бен пойти на ре­ши­тель­ный шаг и от­сту­пить. Они не же­ла­ют при­знать, что их армия под Моск­вой уже почти пол­но­стью окру­же­на. Они от­ка­зы­ва­ют­ся осо­знать, что рус­ский на такое спо­со­бен. И в то­таль­ном ослеп­ле­нии они ша­та­ют­ся над про­па­стью. Они не же­ла­ют при­зна­вать неуда­чи. И через че­ты­ре неде­ли они по­те­ря­ют под Моск­вой свою армию, а позже это окон­чит­ся по­ра­же­ни­ем в войне.

Изо дня в день мы ощу­ща­ем, как всё туже за­тя­ги­ва­ет­ся петля на шее. Фюрер в это ве­рить не же­ла­ет. Нас самих, осо­зна­ю­щих си­ту­а­цию, ли­ша­ет по­след­них сил то, что от нас уже 14 дней от­пи­ли­ва­ют по ку­соч­ку. Ино­гда сле­ду­ет 24-​часовая пе­ре­дыш­ка. А потом вновь град уда­ров. Ни одна контр­ата­ка не уда­ет­ся, по­сколь­ку мы не управ­ля­ем си­ту­а­ци­ей, ини­ци­а­ти­ва в руках про­тив­ни­ка. Сплош­ное рас­строй­ство, невы­но­си­мое по­ло­же­ние.

25 де­каб­ря 1941:

Здесь же снова сплош­ные непри­ят­но­сти. Наше по­ло­же­ние всё тя­же­лее. На нашем фрон­те нам по­сто­ян­но уда­ет­ся от­би­вать рус­ские атаки. Но про­тив­ник все­гда может обой­ти наши флан­ги на санях, на лыжах, а зна­чит, пре­вос­хо­дит нашу непо­во­рот­ли­вую кучку. Толь­ко мы по­на­де­ем­ся, что на­сту­пи­ла пауза, так нас снова об­хо­дят и об­го­ня­ют. Про­сто невы­но­си­мое по­ло­же­ние. Наконец-​то по­лу­чи­ли раз­ре­ше­ние на отход. Слиш­ком позд­но. Труд­но пред­ста­вить, сколь­ко машин, сна­ря­же­ния и ору­дий мы по­те­ря­ем из-за за­сне­жен­ных дорог. Они за­стре­ва­ют, со­скаль­зы­ва­ют в кювет, и их уже не сдви­нешь с места. За всю [Первую] ми­ро­вую войну ни­ко­гда я не бывал в такой си­ту­а­ции. Она удру­ча­ет до пре­де­ла.

2 ян­ва­ря 1942:

По­ле­вая почта боль­ше не ра­бо­та­ет. Пись­ма не до­хо­дят, по­сколь­ку про­тив­ник за­хва­тил же­лез­но­до­рож­ные пути и те­перь угро­жа­ет за­хва­тить шоссе.

Мой кор­пус стоит на флан­ге, ко­то­рый про­тив­ник окру­жа­ет с 12 де­каб­ря. С круп­ны­ми, ши­ро­ко раз­вер­ну­ты­ми си­ла­ми он стоит глу­бо­ко в нашем тылу. С фрон­та же он ата­ку­ет день и ночь. На про­тя­же­нии мно­гих дней у нас было 20°, 30° и даже 35° мо­ро­за. Наши вой­ска на­хо­дят­ся в жал­ком со­сто­я­нии. К боль­шим по­те­рям до­бав­ля­ют­ся об­мо­ро­же­ния. Сколь­ко еще мы про­тя­нем — никто не знает. Может, од­на­жды вой­ска и не вы­дер­жат. На­столь­ко плохо наше по­ло­же­ние.

При­бли­же­ние этого несча­стья мы ви­де­ли еще неде­ли назад. Боль­ше 14 дней назад мы от­пра­ви­ли на­верх за­прос наконец-​то дать при­каз на боль­шой отход, чтобы армия смог­ла ото­рвать­ся от про­тив­ни­ка. Если бы нас услы­ша­ли, то всё могло бы сло­жить­ся хо­ро­шо. Рус­ский не смог бы нас обо­гнать. Но в ка­че­стве от­ве­та мы по­лу­чи­ли ука­за­ние, что нель­зя про­сто так от­да­вать уже за­во­е­ван­ную тер­ри­то­рию. Те­перь они бо­ят­ся «на­по­лео­нов­ско­го от­ступ­ле­ния» и го­во­рят о фа­на­тич­ной обо­роне, за­пре­щая вся­кий отход. Так что нас долж­ны были окру­жить.

Ме­ро­при­я­тия по ока­за­нию по­мо­щи столь редки и малы, как капля в море, и все­гда за­паз­ды­ва­ют. Меня са­мо­го за­ста­ви­ли удер­жи­вать по­зи­ции, ко­то­рые уже невоз­мож­но было обо­ро­нять.

По­всю­ду здесь про­ис­хо­дят из­ме­не­ния. Кор­пу­са, армии день за днем ме­ня­ют своих на­чаль­ни­ков. Неко­то­рые за­бо­ле­ли. Ухо­дят один за одним.

3 ян­ва­ря 1942:

Се­го­дня у нас -35°, а неко­то­рые го­во­рят и о -42°. Рус­ский, по­хо­же, этого не чув­ству­ет. Раз за разом он ата­ку­ет, да и дол­жен ата­ко­вать в столь бла­го­при­ят­ной для него си­ту­а­ции. Он на­де­ет­ся уни­что­жить нашу армию и по­это­му не может оста­нав­ли­вать­ся. Как тут всё обер­нет­ся, я не знаю. Лишь один Бог тут может по­мочь. Труд­но­сти гро­моз­дят­ся го­ра­ми. Все по­пыт­ки по­мо­щи раз­би­ва­ют­ся о снег и мороз. День за днем ра­ду­ешь­ся уже тому, что ни­че­го ужа­са­ю­ще­го не про­изо­шло. Сле­ду­ю­ще­го дня ожи­да­ешь со стра­хом — что он при­не­сет? — а ночь тоже стра­шит, ведь и тогда может что-​то слу­чить­ся.

Мой сосед <ге­не­рал> Фель­бер тоже при­со­еди­нил­ся к числу убы­ва­ю­щих. Се­го­дня он ска­зал­ся боль­ным. Такие дела.

30 дней на­де­ешь­ся, ждешь, и всё одно, ни ма­лей­ших из­ме­не­ний. Но было бы еще хуже, если бы вой­ска, с почти нево­об­ра­зи­мым упор­ством, ге­ро­из­мом, не пре­одо­ле­ва­ли всех тягот сра­же­ния, по­го­ды, труд­но­стей со снаб­же­ни­ем. Летом и осе­нью мы ду­ма­ли, что со­вер­ши­ли нево­об­ра­зи­мое. По срав­не­нию с днем се­го­дняш­ним это во­об­ще ничто.

11 ян­ва­ря 1942:

Всё идет будто по плану, ровно так, как я до­кла­ды­вал своим на­чаль­ни­кам. Они от­кло­ни­ли все пред­ло­же­ния из-за стра­ха перед самым вер­хом. Если го­во­рить о Клюге или Кюб­ле­ре (наш новый ко­ман­ду­ю­щий армии), то все они бо­ят­ся того, кто на самом верху. А свер­ху идут ло­зун­ги вроде «ни­ка­ко­го на­по­лео­нов­ско­го от­ступ­ле­ния» — остав­ляй­те флан­ги от­кры­ты­ми и дайте про­тив­ни­ку время спо­кой­но обой­ти вас и ата­ко­вать с тыла. На­де­ем­ся на при­бы­тие све­жих ди­ви­зий. Но они до­би­ра­ют­ся столь мед­лен­но, капля по капле, и их число слиш­ком мало, чтобы нас вы­та­щить. Так что рус­ский вы­иг­ра­ет свою первую битву на уни­что­же­ние про­тив нас.

Уже сей­час по­ло­же­ние вещей нево­об­ра­зи­мое. По­всю­ду за­мет­но дав­ле­ние про­тив­ни­ка. Нас уже за­жа­ли так, что скоро за­ду­шат. При -15° че­ло­век редко по­па­да­ет под крышу, не го­во­ря уже о ло­ша­дях. Транс­порт прак­ти­че­ски встал, сани за­стре­ва­ют на за­би­тых до­ро­гах, се­го­дня я че­ты­ре часа шагал по глу­бо­ко­му снегу в тем­но­те. По­всю­ду видны пер­вые при­зна­ки по­ра­же­ния. На­вер­ное, утром пол­но­стью пе­ре­ре­жут ос­нов­ную трас­су снаб­же­ния. Через несколь­ко дней, быть может, и же­лез­ную до­ро­гу. А что затем? Сра­жать­ся без бо­е­при­па­сов и пай­ков! Все мои со­се­ди, ко­ман­ду­ю­щие кор­пу­са­ми, вне­зап­но ис­чез­ли, за­бо­ле­ли и так далее. Кого-​то пе­ре­ве­ли, и они в сроч­ном по­ряд­ке убыли. Я вы­нуж­ден здесь оста­вать­ся, на пе­ре­до­вой, без ре­аль­ной воз­мож­но­сти вы­брать­ся.

20 ян­ва­ря 1942:

Все обе­щан­ные ме­ро­при­я­тия по под­держ­ке про­ва­ли­лись. Ни одно из всех обе­ща­ний и уте­ше­ний от­но­си­тель­но по­мо­щи не стало ре­аль­но­стью. Если всё же что-​то и дой­дет, будет «слиш­ком позд­но» — фраза, ко­то­рой можно опи­сать всё ру­ко­вод­ство во­ен­ны­ми дей­стви­я­ми и ре­ше­ния фю­ре­ра.

21 ян­ва­ря 1942:

Вне­зап­но мне по­зво­ни­ли и со­об­щи­ли, что я на­зна­чен ко­ман­ду­ю­щим 4-й ар­ми­ей вме­сто лишь недав­но при­няв­ше­го ее ге­не­ра­ла Кюб­ле­ра. И меня невре­ди­мым тут же вы­дер­ну­ли из гущи со­бы­тий.

Те­перь моя ноша — про­дол­жать эту борь­бу си­ла­ми армии. Ни одна гер­ман­ская армия не на­хо­ди­лась в такой си­ту­а­ции, на­сколь­ко поз­во­ля­ет су­дить че­ло­ве­че­ская па­мять.

21 ян­ва­ря 1942:

Утром ездил в армию. 42° мо­ро­за. Шоссе сво­бод­но. На обо­чине до­ро­ги — мерт­вые рус­ские, раз­би­тые ма­ши­ны, всё за­сне­же­но. Даже здесь такие про­дол­жи­тель­ные низ­кие тем­пе­ра­ту­ры ненор­маль­ны. Встре­тил ге­не­ра­ла Кюб­ле­ра. Он был сме­щен после того, как ска­зал фю­ре­ру, что счи­та­ет невоз­мож­ным удер­жа­ние ар­ми­ей шоссе и Юх­но­ва. Может, он и прав. Но по­сколь­ку он не про­де­мон­стри­ро­вал без­услов­ной веры и так вы­ска­зал­ся, его сняли.

25 ян­ва­ря 1942:

Пока наши силы по­сто­ян­но тают, силы про­тив­ни­ка рас­тут с каж­дым днем. Он по­сто­ян­но вы­став­ля­ет новые ди­ви­зии и лыж­ные ба­та­льо­ны. Даже если и удаст­ся за­крыть дыру на се­ве­ре, то всё равно оста­ет­ся огром­ная угро­за глу­бо­ко­му юж­но­му флан­гу по шоссе.

28 ян­ва­ря 1942:

За целый день так и не смог­ли от­бить шоссе. Это зна­чит, что армия не по­лу­ча­ла про­до­воль­ствие и бо­е­при­па­сы в те­че­ние 24 часов. Те­перь ве­че­ром снаб­же­ние долж­но прий­ти на гру­зо­ви­ках, но это не точно. Еще один-​два дня в таком по­ло­же­нии, и на­сту­пит кри­ти­че­ская ста­дия. Ведь наши парни долж­ны за счет чего-​то жить. Несмот­ря на чрез­вы­чай­ность си­ту­а­ции, ХХХХ кор­пус дей­ство­вал неудач­но. По сути, ни­че­го за се­го­дня и не сде­лал. Ча­стич­но виной тому силь­ная ме­тель, за­но­сы и -25°. Но всё же можно было бы ожи­дать боль­ше­го, учи­ты­вая из­вест­ную ему и до­ве­ден­ную в при­ка­зе важ­ность осво­бож­де­ния шоссе. До­ро­га на Вязь­му пе­ре­ре­за­на де­сант­ни­ка­ми. На той, что идет на Гжатск, тоже засел про­тив­ник. То есть армия по факту пол­но­стью от­ре­за­на.

Невы­но­си­мое по­ло­же­ние. На­де­юсь, утром удаст­ся осво­бо­дить шоссе и в осо­бен­но­сти удаст­ся от­бить про­тив­ни­ка се­вер­нее Юх­но­ва си­ла­ми 98-й ди­ви­зии. Если и это не удаст­ся, то я даже не знаю, что будет. За­но­сы из-за се­го­дняш­не­го сне­го­па­да не сулят ни­че­го хо­ро­ше­го. Как же тяжко вот так в те­че­ние вось­ми недель бес­смен­но на­хо­дить­ся на самых за­труд­ни­тель­ных участ­ках, пы­тать­ся что-​то сде­лать и пе­ре­жи­вать неуда­чу за неуда­чей. Но их и сле­до­ва­ло ожи­дать, по­сколь­ку ини­ци­а­ти­ва всё время у про­тив­ни­ка. И в по­доб­ную си­ту­а­цию нас по­сто­ян­но за­во­дит при­каз фю­ре­ра всё удер­жи­вать.

19 фев­ра­ля 1942:

По че­ло­ве­че­ско­му ра­зу­ме­нию здесь нам дол­жен был прий­ти конец. Лишь бла­го­да­ря Бо­жьей по­мо­щи и храб­ро­сти наших войск всё обер­ну­лось иначе. На одном участ­ке, о нем го­во­рит­ся в све­жей свод­ке вер­мах­та как про лес в 80 ки­ло­мет­рах юго-​восточнее Вязь­мы, после недель­ных боев были раз­би­ты три с по­ло­ви­ной окру­жен­ные рус­ские ди­ви­зии. Пять дней в снегу, без еды и крыши над го­ло­вой парни си­де­ли в свое­об­раз­ной снеж­ной кре­по­сти в лесу, под по­сто­ян­ным огнем нашей ар­тил­ле­рии их ста­но­ви­лось всё мень­ше. Го­во­рят, что на­счи­та­ли 3500 уби­тых. Долж­но быть, ужас­ное зре­ли­ще. Сам я туда не поеду, слиш­ком от­вра­ти­тель­но. По­хо­жее про­изо­шло и в дру­гих кот­лах.

Но это были лишь острия неболь­ших кле­щей, от ко­то­рых здесь — пока они окон­ча­тель­но не со­мкну­лись — уда­лось ускольз­нуть. Куда боль­шие клещи всё еще гро­зят нам.

28 фев­ра­ля 1942:

У всех тут огром­ный оп­ти­мизм. Увы, но наша ло­каль­ная си­ту­а­ция сей­час куда хуже. В дан­ный мо­мент мы на­хо­дим­ся под ис­клю­чи­тель­ным дав­ле­ни­ем. То, что про­изо­шло се­го­дня, — это от­ду­ши­на, воз­мож­ность вы­рвать­ся из по­сто­ян­но­го на­пря­же­ния, от­влечь­ся от этих ка­че­лей. [...] На­де­юсь, дела у нас пой­дут так, как это ви­дит­ся фю­ре­ру.

Зав­тра в пер­вой по­ло­вине дня «Ю» до­ста­вит меня об­рат­но в Рос­сию. С каким удо­воль­стви­ем я бы пред­по­чел остать­ся в Гер­ма­нии.

9 марта 1942:

Куда ни кинь взгляд, по­всю­ду сра­же­ния. И ночь за ночью вра­же­ские са­мо­ле­ты про­ле­та­ют над на­ши­ми до­ма­ми и укреп­ля­ют свою армию в нашем тылу. Сил про­ти­во­сто­ять этому не име­ет­ся. С тру­дом наши ты­ло­вые части удер­жи­ва­ют де­рев­ни, от­де­ля­ю­щие наши пути снаб­же­ния от про­тив­ни­ка. Это уже не про­сто тре­вож­ная об­ста­нов­ка — там целая новая армия, ко­то­рую до­став­лен­ные по воз­ду­ху офи­це­ры и ко­мис­са­ры на­бра­ли из на­се­ле­ния, из быв­ших во­ен­но­плен­ных, из пар­ти­зан. Ору­жия, вклю­чая ар­тил­ле­рию, и бо­е­при­па­сов в этом рай­оне после Вя­зем­ско­го сра­же­ния име­ет­ся в до­стат­ке. Когда всё это со­зна­ешь, за­кра­ды­ва­ют­ся силь­ные со­мне­ния в том, что про­тив­ник оста­но­вит свое на­ступ­ле­ние с при­хо­дом весны.

9 марта 1942:

Когда же пре­кра­тит­ся этот ис­ступ­лен­ный навал! Мы в корне за­блуж­да­лись от­но­си­тель­но чис­лен­но­сти, воз­мож­но­стей и упор­ства рус­ских. То же ка­са­ет­ся и ор­га­ни­за­ци­он­ных воз­мож­но­стей, и по­мо­щи, предо­став­ля­е­мой им.

12 марта 1942:

По­всю­ду жа­ло­бы на сла­бые силы, на недо­ста­точ­но обу­чен­ное по­пол­не­ние, на недо­ста­ток млад­ших ко­ман­ди­ров и на го­ло­да­ю­щих ло­ша­дей. При­хо­дит­ся при­знать: хотя рус­ско­му и не уда­лось вы­да­вить нас с его тер­ри­то­рии, нашу армию он силь­но про­ре­дил. Гос­по­ди, до чего же ску­ко­жи­лись наши вой­ска, как же плохи дела с офи­це­ра­ми и во­ору­же­ни­ем.

Труд­но и внед­рить по­пол­не­ние в име­ю­щи­е­ся вой­ска, по­сколь­ку по­след­ние в связи с недо­ста­точ­ным ко­ли­че­ством опыт­ных ко­ман­ди­ров не могут его «пе­ре­ва­рить». Обу­чать! Легче ска­зать, чем сде­лать. Если почти всем, кто есть в на­ли­чии, при­хо­дит­ся ле­дя­ной ночью, при штор­мо­вом ветре сто­ять на по­стах вдоль всей линии фрон­та, то днем, да еще па­рал­лель­но с обо­ру­до­ва­ни­ем по­зи­ций, стрем­ле­ние чему-​то учить­ся не слиш­ком ве­ли­ко.

20 ап­ре­ля 1942:

На­ко­нец, со­вер­шен­но неяс­но, где же нам взять новых сол­дат, чтобы вос­пол­нить по­те­ри, воз­ни­ка­ю­щие в ужа­са­ю­щих мас­шта­бах. Мы воз­ла­га­ли свои на­деж­ду на весну. С по­за­вче­раш­не­го дня на­ча­ло таять, но улуч­ше­ний не чув­ству­ет­ся. В дан­ный мо­мент всё так же, как и все­гда, без из­ме­не­ний: не важно, снег ли лежит или же всё тонет в немыс­ли­мой гря­зи­ще. Из места на­ше­го рас­квар­ти­ро­ва­ния и на лег­ко­вой ма­шине боль­ше не вы­бе­решь­ся, так что надо са­дить­ся на дре­зи­ну и ехать 20 ки­ло­мет­ров до шоссе. А в 1000 мет­рах от него засел про­тив­ник и ра­дост­но по всему палит.

25 ап­ре­ля 1942:

Ка­жет­ся, мало-​помалу и у людей на­вер­ху от­кры­ва­ют­ся глаза. Три дня у нас про­вел ге­не­рал Бл[юмен­т­ритт]171 из ОКХ, ко­то­рый рань­ше сам был здесь на­чаль­ни­ком штаба, очень ре­а­ли­стич­ный и здра­во­мыс­ля­щий че­ло­век, ко­то­рый ясно уви­дел, как у нас об­сто­ят дела: наши вой­ска, по­доб­но узень­кой нитке жем­чу­га, про­тя­ну­ты между двумя фрон­та­ми, и ни впе­ред, ни назад дви­гать­ся они не могут, а ре­зер­вов для ис­прав­ле­ния си­ту­а­ции у нас не име­ет­ся, не го­во­ря уже о том, чтобы по сво­е­му по­чи­ну ата­ко­вать про­тив­ни­ка. Ни­че­го дру­го­го не оста­ет­ся, кроме как за­ты­кать самые го­ря­чие участ­ки, пре­крас­но осо­зна­вая, что из-за этого об­ра­зу­ют­ся дыры на дру­гих на­прав­ле­ни­ях. Ост­ря­ки уже пред­ло­жи­ли во­ткнуть вдоль наших так на­зы­ва­е­мых по­зи­ций таб­лич­ки с над­пи­ся­ми на рус­ском: «Про­ход вос­пре­щен!» По­то­му что сол­дат у нас нет. Мед­лен­но, но верно наши вой­ска рас­ти­ра­ют­ся в труху, если уже не рас­тер­ты.

28 ап­ре­ля 1942:

Про­тив­ник контр­уда­ра­ми опять от­ра­зил на­ступ­ле­ние наших войск. По­всю­ду царит ис­клю­чи­тель­ная де­прес­сия. Я тоже могу ска­зать, что по­тря­сен. Из 850 ата­ко­вав­ших по­те­ря­ли 12 офи­це­ров и 458 бой­цов и ни­че­го не до­би­лись

8 мая 1942:

Сей­час пе­ри­од рас­пу­ти­цы: дорог, по ко­то­рым можно было бы про­ехать, боль­ше нет. Наша един­ствен­ная линия снаб­же­ния, шоссе, ко­то­рое рус­ский в те­че­ние че­ты­рех ме­ся­цев пы­тал­ся пе­ре­ре­зать ценой жертв тысяч сол­дат и дюжин тан­ков и всё же не пре­успел в этом, ушло под воду и часто за­кры­то це­лы­ми днями. А еще лишь две с по­ло­ви­ной неде­ли назад это была див­ная и чу­дес­ная до­ро­га. Се­го­дня же боль­шей ча­стью оно по ко­ле­но в грязи, в ко­то­рой тонет всё, что долж­но про­дви­гать­ся. Ты­ся­чи во­ен­но­плен­ных, мест­ных жи­те­лей, сол­дат строй­ба­та­льо­нов пы­та­ют­ся при­ве­сти его в по­ря­док, на­сти­лая гати. Но по­лу­ча­ет­ся лишь за­што­пать от­дель­ные участ­ки. 10-​сантиметровое ще­бе­ноч­ное по­кры­тие про­ды­ряв­ле­но, а под ним — до­рож­ное по­лот­но из гли­ни­сто­го мок­ро­го грун­та. Наши тя­же­лые немец­кие гру­зо­ви­ки про­сто пе­ре­ма­лы­ва­ют этот грунт свер­ху до­ни­зу.

На дан­ный мо­мент мы пи­та­ем­ся еще не воз­ду­хом, хотя и по воз­ду­ху. Неуто­ми­мые «Ю» за­во­зят бо­е­при­па­сы и про­до­воль­ствие, точно так же как неде­ля­ми они это де­ла­ли зимой. Так еще можно под­дер­жи­вать людей, но не ло­ша­дей. В ян­ва­ре здесь еще име­лись остат­ки корма. В фев­ра­ле ты­ло­вые об­ла­сти, от­ку­да можно было бы его взять, за­ня­ли де­сант­ные вой­ска и пар­ти­за­ны. Вот тут и на­ча­лась нужда для наших ло­ша­дей. Вся со­ло­ма с крыш была снята и скорм­ле­на. Но и этому при­шел конец. Ты­ся­чи пали от ис­то­ще­ния. Остав­ши­е­ся ис­поль­зу­ют­ся на износ и едва по­лу­ча­ют корм. На­чав­ша­я­ся рас­пу­ти­ца удва­и­ва­ет тре­бо­ва­ния к жи­вот­ным. Так что по части мо­биль­но­сти мы пре­бы­ва­ем в пло­хом со­сто­я­нии...

В вой­сках ис­че­за­ю­ще мало оста­лось тех, кто про­тя­нул с 22 июня до се­го­дняш­не­го дня. Но и в вы­со­ких шта­бах люди знают, что было сде­ла­но. Для мно­гих, как и для меня, всё это время с на­ча­ла кам­па­нии и до на­сто­я­ще­го дня было одной непре­рыв­ной бес­ко­неч­ной бит­вой, без уволь­не­ний, без от­пус­ка, без покоя. В Первую ми­ро­вую войну ни­че­го по­доб­но­го не про­ис­хо­ди­ло.

12 мая 1942:

Я так устал, так недо­во­лен, так мра­чен, так за­дер­ган этим несо­от­вет­стви­ем тре­бо­ва­ний свер­ху и ре­аль­но­го по­ло­же­ния дел, что я внут­ренне про­сто над­ло­мил­ся.

17 июля 1942:

Один эсэсо­вец вы­ска­зал­ся: «Ну, по­лу­чи­те Вы позже усадь­бу на Во­сто­ке». Я го­во­рю: «Где же, в Поль­ше?» — «Нет, — го­во­рит, — еще во­сточ­нее!»

23 ян­ва­ря 1943:

Геб­бельс ска­зал, что война может за­кон­чить­ся быст­рее, чем кто-​либо ду­ма­ет. Се­го­дня мы долж­ны ска­зать: «Не при­ве­ди Гос­подь, чтобы его слова слу­чай­но ока­за­лись ужас­ным про­ро­че­ством». Та­ко­вы тре­вож­ные мысли, ко­то­рые я здесь из­ло­жил. Нужно но­сить их в себе и управ­лять­ся с ними в оди­ноч­ку. Го­во­рить об этом невоз­мож­но. Дай Бог, что-​то еще из­ме­нит­ся. Надо сде­лать всё, что в наших силах. Но одно ясно, хотя я все­гда оди­нок в этом мне­нии: война про­тив Рос­сии была непра­виль­ной за­те­ей. Если бо­я­лись их во­ору­же­ния и их со­вер­шен­но точно втайне вы­на­ши­ва­е­мых пла­нов, то нужно было об­ра­тить­ся к ис­кус­ству по­ли­ти­ки и ис­ко­ре­нить эти угро­зы, но не со­зда­вать себе но­во­го сверх­силь­но­го врага вдо­ба­вок к уже име­ю­щим­ся.

28 ян­ва­ря 1943:

Так бо­лезнь по­жи­ра­ет тело, ко­то­рое те­перь уже на­по­ло­ви­ну в ее вла­сти. Ста­лин­град всё еще за­щи­ща­ет­ся. Но, по-​видимому, те­перь уже недол­го оста­лось. Изуро­до­ван­ное тело бьет­ся в кон­вуль­си­ях. Си­ту­а­ция те­перь ста­но­вит­ся ясна и ши­ро­ким мас­сам. Ее не ута­ить, хотя боль­шин­ство во­об­ще не пред­став­ля­ет, на­сколь­ко да­ле­ко всё зашло.

Мыль­ный пу­зырь, столь тон­кий и столь рас­тя­нув­ший­ся, те­перь лоп­нул.

Недо­оцен­ка про­тив­ни­ка, пе­ре­оцен­ка соб­ствен­ных сил, как и же­ла­ние оду­ра­чить дру­гих бле­фом и таким об­ра­зом до­бить­ся успе­ха, — всё это спо­соб­ство­ва­ло воз­ник­но­ве­нию ны­неш­ней си­ту­а­ции. С пси­хо­ло­ги­че­ской точки зре­ния лю­бо­пыт­но, что никто не по­смел вы­ска­зать­ся про­тив этого блефа, ведь ранее он столь часто при­но­сил успех. Столь часто при­но­сил успех во­пре­ки всем ве­ро­ят­но­стям. Никто не хотел по­ка­зать­ся пес­си­ми­стом и вы­сту­пить про­тив его ис­поль­зо­ва­ния.

19 фев­ра­ля 1943:

В целом немец­кая армия не рас­счи­та­ла свои силы. Ей ста­ви­лись за­да­чи на фрон­те такой про­тя­жен­но­сти, что их можно было вы­пол­нить лишь при усло­вии, что про­тив­ник пол­но­стью бы раз­ва­лил­ся сам, как, к при­ме­ру, во Фран­ции. Но так как на Во­сто­ке этого не слу­чи­лось, ко­ман­до­ва­нию не хва­ти­ло бла­го­ра­зу­мия и муд­ро­сти. Оно всё время хо­те­ло успе­хов за счет от­ва­ги и сме­ло­сти, но они не улуч­ша­ли си­ту­а­цию, а лишь ослаб­ля­ли вой­ска из­нут­ри, снова и снова рас­тя­ги­вая их по фрон­там.

18 ок­тяб­ря 1943:

За на­ши­ми спи­на­ми уже не про­сто хо­зяй­ни­ча­ют пар­ти­за­ны, а вос­ста­ет прак­ти­че­ски вся стра­на. Неко­то­рое спо­кой­ствие царит лишь в рай­оне фрон­та, так как там слиш­ком много сол­дат. Никто из мест­но­го на­се­ле­ния более не верит в нашу по­бе­ду. Вслед­ствие этого они все хотят со­здать себе алиби, год­ное при воз­вра­ще­нии крас­ных, и за­ни­ма­ют­ся враж­деб­ной Гер­ма­нии де­я­тель­но­стью. Этот факт ха­рак­те­ри­зу­ет наше по­ло­же­ние. На Бал­ка­нах дела еще хуже, чем здесь. В дру­гих ок­ку­пи­ро­ван­ных стра­нах много актов са­бо­та­жа и ожи­да­ние на­ше­го кру­ше­ния. По­это­му с удив­ле­ни­ем чи­та­ешь в га­зе­тах или слы­шишь по радио раз­гла­голь­ство­ва­ния о «спло­че­нии» Ев­ро­пы. Разве что про­тив нас, но ни в коем слу­чае не с нами или во­круг нас.

27 ок­тяб­ря 1943:

Пять дней под­ряд про­тив­ник так по­ли­вал нас ар­тил­ле­рий­ским огнем, что и смотреть-​то было жутко. Пе­хо­та была про­сто раз­дав­ле­на. Рус­ский палил из своих ство­лов в пять-​шесть раз силь­нее того, на что спо­соб­ны мы. Люди вы­хо­ди­ли с по­зи­ций, со­вер­шен­но обе­зу­мев­шие от ар­тил­ле­рий­ско­го огня. Даже несколь­ко дней спу­стя они еще не при­шли в себя. Пре­вос­ход­ство в живой силе, пре­вос­ход­ство в тех­ни­ке, све­жие ре­зер­вы, в то время как у нас сра­жа­ют­ся одни те же, — та­ко­вы ха­рак­тер­ные черты этих боев, и, если они будут про­дол­жать­ся без из­ме­не­ний, нас од­на­жды ждет кру­ше­ние.

Наши люди еще во­об­ра­жа­ют, что их дей­ствия до­стой­ны по­хва­лы, если они всё уни­что­жат. Но из-за этого немец­кий народ ждут лишь позор и воз­мез­дие. Но они как будто ума­ли­шен­ные. Я пы­тал­ся под Смо­лен­ском управ­лять этим, про­ти­во­сто­ять. Но было невоз­мож­но оста­но­вить людей. Каж­дая ты­ло­вая крыса на­зна­чи­ла себя под­жи­га­те­лем во ис­пол­не­ние при­ка­за фю­ре­ра. На такое и смотреть-​то омер­зи­тель­но.

...

Сей­час же боль­шая часть Ев­ро­пы со­сто­ит на­по­ло­ви­ну из груд раз­ва­лин. Я по­сто­ян­но злюсь из-за раз­ру­ше­ний здесь, в Рос­сии. Преж­де ко­ман­до­ва­ние не при­ка­зы­ва­ло, что всё долж­но быть уни­что­же­но. Мне по­доб­ное не по душе, рань­ше нас вос­пи­ты­ва­ли иначе.

5 мая 1945:

Твой пес­си­ми­стич­но на­стро­ен­ный муж в итоге ока­зал­ся прав: он пред­ви­дел на­ступ­ле­ние конца, и этот конец при­шел. Божий суд же­сток и ужа­сен.

Уже пять дней как я без долж­но­сти и убе­гаю от врага. Ор­ди­на­рец Била меня тайно по­ки­нул, при этом украл ав­то­мо­биль и шо­фе­ров. Я жду здесь, когда меня за­бе­рет ан­гли­ча­нин, воз­мож­но, с тем чтобы впо­след­ствии вы­дать рус­ско­му.