Почему Россия опять обречена на выдвижение нового исторического проекта?

Если говорить на философском, культурологическом языке, то мы имеем следующую глобальную картину. Есть гниющий модерн. Есть реликтовый азиатский модерн. Есть контрмодерн — он же радикальный ислам и все прочее. И есть постмодерн — он же глобики. И все. В глобальном миропроектном «меню» больше ничего нет. А где тут место России?

***

2011 году бывший помощник министра финансов США Пол Крэйг Робертс дал известное интервью иранскому телеканалу «Пресс-ТВ». Это интервью обсуждалось достаточно широко, однако заявленная в нем стратегическая новизна, которая сегодня становится только все более и более актуальной, так и не была осмыслена должным образом, как не были сделаны и соответствующие выводы. Вот что сказал Робертс журналисту, по поводу «арабской весны»:

Кузьма Петров-Водкин. Купание красного коня. 1912

«Мы хотим свергнуть Каддафи в Ливии и Асада в Сирии, потому что хотим выгнать Китай и Россию из Средиземноморья. Китай осуществлял масштабные энергетические инвестиции на востоке Ливии и полагается на неё наряду с Анголой и Нигерией в плане своих энергетических нужд. Это попытка США отказать Китаю в ресурсах — так же, как Вашингтон и Лондон отказали в ресурсах китайцам в 30-е годы».

Как мы видим, сегодня, вот уже спустя 10 лет, конфронтация США с Россией и Китаем только нарастает и, стало быть, действительно носит долгоиграющий, стратегический характер. Но почему первыми врагами США столь длительное время являются именно Россия и Китай? Робертс далее говорит:

«Дело не только в нефти, дело в китайском внедрении в Африку и в том, что Китай выстраивает поставки для своих энергетических нужд. Может быть, вы в курсе, что Международный валютный фонд выпустил доклад, в котором говорится, что «эпоха Америки» окончена и что в течение пяти лет китайская экономика обгонит американскую, и тогда США станут второй крупнейшей экономикой мира, а не первой. Так что Вашингтон пытается применить блок, применить свои превосходящие военные и стратегические возможности с целью не допустить получения Китаем ресурсов и замедлить развитие китайской экономики».

Пол Крейг Робертс  cultureontheoffensive.com

Китай стал главным экономическим конкурентом США, которые не могут допустить его дальнейшего возвышения, ибо в этом случае «эпоха Америки» закончится, говорит Робертс. Однако, как я покажу ниже, причина конфронтации США с Россией носит гораздо более глубокий характер, чем конфликт с Китаем. Но это я обсужу чуть ниже, а пока необходимо зафиксировать, что Робертс признает не только то, что США используют для своих целей «свои превосходящие военные и стратегические возможности» — в этом никакой стратегической новизны бы не заключалось, но и радикальный ислам. Вот что об этом говорит Робертс:

«Беспорядки можно использовать и скрыть за арабскими протестами желание выгнать Россию и Китай, не прибегая к прямой конфронтации, так что протесты в Ливии и Сирии были срежиссированы. Мы знаем точно, что ЦРУ разжигало конфликт на востоке Ливии уже какое-то время, — это известный факт. Публикация телеграмм на WikiLeaks доказывает, что американцы замешаны в разжигании беспорядков в Сирии».

Именно введение и использование американцами радикального ислама, а именно он был движущей силой «арабской весны», заставляет говорить не просто о классической конкуренции между державами, но о зловещей стратегической новизне и перекройке всей миропроектной карты. По-настоящему, важна именно эта стратегическая карта. Но она то должным образом и не осмысливалась ни тогда, ни сегодня.

Робертс риторически уравнивает уровень угрозы для США российской военной базы и возвышения Китая, которое в ближайшей перспективе приведет к завершению эпохи американского владычества. При всем уважении к нашей военной базе, этот фактор не может идти ни в какое сравнение с фактором Китая в означенном Робертсом смысле. Однако, сегодня на практике мы видим, что русский фактор уж точно не меньше, чем китайский. Так в чем же дело и о чем не договаривает Робертс?

Умеренная оппозиция

Александр Горбаруков © ИА REGNUM

В 2011 году президент Медведев и компания, увы, позорно сдали Ливию и ее героического лидера Муаммара Каддафи. Сделать это можно было только при недостаточном понимании широкой российской общественности, наших стратегических интересов на Ближнем Востоке. Да, широкие слои нашей общественности прониклись глубоким уважением к ливийскому лидеру и были глубоко опечалены его трагической гибелью и поведением нашей власти. Но все же, надо признать, что с точки зрения прагматики и реальных угроз объяснить то, почему в Ливии мы должны были во что бы то ни стало упереться, было сложно. К сожалению, современная Россия не империя, которая конкурирует за мировое господство, и поэтому, увы, объяснять зачем нам нужны военные базы на дальних рубежах без введения в эти объяснения прагматических оснований и реальных угроз, очень трудно. Но появление этих прагматических оснований и реальных угроз не замедлило долго ждать.

Дело не только в том, что во время событий в Сирии президентом вновь встал Путин, который, будучи премьером при Медведеве, всячески дистанцировался от позорных решений России по Ливии. Дело в том, что на стенах разрушенных сирийских городов террористы начали писать на русском языке о том, что они идут на Россию. Стало очевидно, что исламистская угроза — это по русскую душу. И поэтому ее лучше отражать не на своих границах, а на дальних подступах. Это стало одной из важнейших причин, почему Россия отнеслась к сирийскому вопросу совсем не так, как к ливийскому. Однако, у всего этого есть гораздо более глубокое измерение.

Муаммар Каддафи U.S. Navy

Как заявил Робертс, и как мы видим сейчас, США опасаются России в не меньшей, а даже в большей степени, чем Китай. Но если Китай — это новый восходящий мировой гегемон, то Россия таковым, очевидно, не является. Так в чем же дело? Почему на Россию смотрят так, как будто она тоже претендует на мировую гегемонию? Наследие и память об СССР? Но мало ли у кого какое имперское наследие и память. Россия может поставлять энергоресурсы Китаю, и тогда все игры с радикальным исламом практически ни к чему не приведут? Но российская элита крайне сговорчива и только спит и видит, как бы прийти к компромиссу. Почему не договориться? Почему Сергей Лавров с мрачным видом сидит на брифинге с Федерикой Могерини, заявляя, что Россия готова идти на любые компромиссы, но при этом вынужденно констатирует, что никакой базы для подобных компромиссов противоположная сторона не предоставляет? Почему этой базы нет и почему Могерини, издевательски отвечая Лаврову, говорит о том, что Европа вполне готова разговаривать с Москвой, ибо «видите, я же с вами сижу и разговариваю»? Базы для компромиссов нет, и мы о ней даже говорить не будем, но зато будем молоть языком на брифингах, имитируя переговорный процесс. Вот что говорит Могерини. Что это всё такое? Надо ли объяснять, о чем могли бы договориться Лавров и Могерини, в том числе и по китайскому вопросу? Ведь если крайне зависимая от США Европа предложила бы базу для компромисса, то российские энергоресурсы потекли бы в ЕС, а не в Китай.

Федерика Могерини  European External Action Service

Всё дело в том, что США решили сохранять свое мировое господство на за счет порядка, а за счет беспорядка, хаоса. А решили они так потому, что, достигнув пика своего могущества, начали загнивать. Такое «загнивание капитализма», как гласила советская пропаганда, носит объективный и неотменяемый характер. Просто СССР своим существованием подпер капитализм, и он загнивал медленней. После же исчезновения миропроектного конкурента капитализм снял все искусственные «замедлители» и стал загнивать в соответствии со своими внутренними законами.

Главный же закон проекта модерн, без которого капитализм перестает быть капитализмом в полном смысле слова, состоит в том, что он предлагает абсолютно нищему крестьянину вместо стакана муки целых 100 долларов и ставит его к станку, отрывая его от сельской общины и народной культуры. Потом этому атомизированному индивиду, чтобы он повышал свою квалификацию и лучше работал, предлагают аж 200 долларов. А потом даже целых 500. Однако после наступает действие естественного барьера — увеличение материального достатка рабочего обеспечивать дальше нельзя, а работать за все те же условные 500 долларов ему становится скучно. А так как в основе капитализма лежит материальное процветание, то когда прекращается возрастание материальных благ, вместе с ним начинают подвергаться эрозии и его идеальные регуляторы — национальные ценности, буржуазная семья, право и ряд других. А когда такое загнивание начинает происходить, то по-настоящему воевать и жертвовать собой гражданин загнивающего государства уже не может. Это как-то компенсируется колоссальным техническим и экономическим преимуществом США. Но такая компенсация тоже имеет свои границы.

Эти границы едва не преодолела слабенькая и меленькая Ливия, когда ее лидер Каддафи всерьез начал упираться. Американский Конгресс уже начинал требовать от тогдашнего президента Обамы срочно «завершить американское участие в операции в Ливии». Даже тогда, когда США просто бомбят и поддерживают радикальный ислам, изнеженное и загнивающее американское общество начинает напрягаться. Если бы Милошевич имел те же человеческие качества, которые имел Каддафи, то он бы долбанул по сухопутным американским частям, которые находились в Сербии. В США пошли бы гробы и, скорее всего, американская машина бы отступила, ибо слишком много пришлось бы объяснять зажравшемуся американскому обществу. Так волевой, человеческий фактор и вера в свою правду иногда может помочь победить несоразмерно превосходящего противника. Именно этого по-настоящему боятся американцы. Но этот моральный фактор имеет и другое измерение.

Слободан Милошевич

 U.S. Air Force

Идеологи буржуазного модерна сказали, что в их проекте будет развитие, а человек останется таким, как он есть. В итоге, такой человек «как есть», когда прекращается наращивание его «процветания», начинает гнить. Стало быть, тот, кто сможет сочетать техническое развитие еще и с развитием человека, то есть с повышением, в частности, его моральных качеств, сможет предложить кроме жажды прибыли другой, реально работающий, идеальный мотиватор, тот сможет преодолеть и барьер, у которого останавливается любое буржуазное общество. А такая возможность, даже сама по себе, гораздо страшнее, чем Китай или любой другой восходящий гегемон, в основании развития которого изначально заложены буржуазные стимулы. Ты не развиваешься и гниешь, а твой конкурент просто идет другим путем, а когда он тебя перегонит, то догнать его будет просто невозможно. Вот что самое страшное для США — гниющего мирового гегемона.

В этом смысле, по-настоящему страшно именно советское и, если еще шире, русское культурное наследие. И не столько потому, что оно имперское и было способно к развитию, а потому, что оно подразумевало не только развитие техническое, но и развитие человека. И именно из-за оставшихся следов такого развития даже сегодня русские еще сохраняют способность к упорству. Но Россия — это не Ливия и не Сербия! Она еще и ядерная держава. А это уже ужас-ужас! А что, если она всего лишь продолжит упираться? Это уже грозит самыми серьезными последствиями для гегемона. Но если она еще и вспомнит, как она умеет развиваться, тогда любому буржуазному гегемону кранты!

Но Россия в лице своей элиты сама боится таких своих возможностей чуть ли не больше, чем американцы. «Все что угодно, но только не это!» — в ужасе вопит российская элита. «Совок», «коммуняки», «сталинизм», кошмар… Но чтобы не думала и не орала российская элита, даже последний русский бандит все равно русский и потому упирается, «возбухает». Он искренне не хочет «возвращения совка», хочет обниматься с Западом и готов слушать советника Ельцина Анатолия Ракитова, который рассказывал про «смену ядра русской культуры». Но все равно «возбухает». Но это еще не все.

Главным супер фактором, как я уже говорил выше, является очевидное сотрудничество США с исламистами. Более того, все «оранжевые» революции, как под копирку, подразумевают, что сначала на улицу выходит не радикальный элемент (исламисты, бандеровцы и пр.), а либерально настроенное местное глобализированное сообщество. Сначала оно, а потом радикалы. То есть налицо не только союз США и радикальной, фундаменталистской архаики, но и союз с этой архаикой «глобиков», которые стоят бок о бок друг с другом на площадях. Правда, часто «архаика» потом зачищает «глобиков», но это в данном случае уже не столь важно. А важно то, что это означает в смысле миропроектной глобальной карты.

Если говорить на философском, культурологическом языке, то мы имеем следующую глобальную картину. Есть гниющий модерн. Есть реликтовый азиатский модерн. Есть контрмодерн — он же радикальный ислам и все прочее. И есть постмодерн — он же глобики. И все. В глобальном миропроектном «меню» больше ничего нет. А где тут место России?

Благо народа — закон социализма

Россия хочет исламизироваться и радикализироваться? Она хочет в реликтовый, пока еще развивающийся, модерн? Но для этого у нее нет ни малейших возможностей. Она хочет в постмодерн? Короче говоря, совершенно очевидно, что на этой миропроектной карте никакого места для России просто нет. Более того, в лице союза США с контрмодерном и постмодерном мы видим, что все представители существующего миропроектного «меню», за исключением реликтового модерна, хотят дружить именно против России. И совершенно понятно почему. Потому что Россия имеет опыт альтернативы и выдвижения своих исторических проектов.

Американцы не дураки. Они понимают, что при данном мировом раскладе России места нет, но они понимают и другое, что когда Россия начнет всерьез сознавать свое приближение к концу, она может что-то не то вспомнить, вспомнить себя саму, а это и есть самое страшное. Поэтому ее надо поскорей добить, причем, крайне желательно, в спящем виде.

В такой ситуации Россия должна всерьез отнестись к опасениям на ее счет, понять, что иного пути, нежели как выдвижения своего проекта развития, у нее просто нет, что к этому ее подталкивает и ее историческая судьба, и сложившаяся мировая ситуация. Поняв же все это, Россия должна проснуться и, наконец, оправдать все самые страшные опасения своих врагов.