Сергей Глазьев: Манипулирование финансовым рынком – тягчайшее преступление против страны

Министерство финансов начало размещение нового выпуска российских еврооблигаций, которое включает долларовые облигации с погашением в 2035 году, а также доразмещение бумаг в евро с погашением в 2025-м. Ориентировочная доходность, на которую рассчитывает Минфин, составит 5,5% для евробондов в долларах и 2,62% - в евро

Новый выпуск происходит в условиях угрозы очередных антироссийских санкций со стороны Запада. В феврале этого года американские сенаторы внесли в Конгресс законопроект, включающий, в частности, ограничения против российского госдолга. Похожий документ законодатели вносили ещё в 2018 году, однако тогда он не был принят.

Зачем, с одной стороны, покупать на допдоходы валюту и складировать её в резервы, а с другой стороны, выпускать евробонды, номинированные в долларах и евро, мы спросили у академика РАН Сергея Глазьева.

Сергей Глазьев: В общем, бессмысленная операция и с точки зрения здравого смысла, и с точки зрения фискальных соображений. Она убыточная, безусловно, когда мы доходы бюджета направляем на покупку зарубежных долговых бумаг под практически 0% в реальном выражении, то есть просто снабжаем их деньгами бесплатно, а сами у них же занимаем под 5%. Нетрудно понять, что это могут быть одни и те же деньги.

Абсурдность этой политики была понятна с самого начала, когда вводилось «валютное правило». Тогда она мотивировалась тем, что у нас избыточное поступление валюты, она оказывает избыточное давление на рынок, ведёт к укреплению курса рубля, что подрывает конкурентоспособность нашей экономики. Соответственно, скупка этой валюты за рубли Центральным банком тоже создаёт избыточный денежный навес. То есть бюджетное правило работало, как они говорят, стерилизатором. Стерилизация – известная операция в животном мире. Стерилизованное животное не может иметь детей. Вот так и наша экономика в условиях бюджетных правил не может иметь инвестиции. Собственно говоря, объём денег, который мы отдаём за границу через бюджетное правило, это вычет из наших инвестиций.

Мы много раз говорили, что правительство Примакова успело ввести бюджет развития. Эти переменные доходы бюджета, которые зависят от внешней конъюнктуры на нефть и которые опасно использовать для финансирования обязательных расходов, мы тогда их направляли в бюджет развития. Из этих денег финансировали инвестиции. Президент говорит о необходимости повышения инвестиционной активности. Была поставлена задача ещё в 2012 году выйти на норму накопления 28%. Сейчас она составляет 18%. Нигде в странах БРИКС такой низкой нормы накопления нет.

Это стало результатом, во-первых, такой налогово-бюджетной политики, когда мы переменные доходы бюджета, конъюнктурные, отправляем не в инвестиции, не в развитие страны, а за рубеж. В годы хороших цен на нефть объём этих денег составлял 10% ВВП. То есть 10% ВВП мы просто отдавали дяде Сэму на хранение практически за бесплатно. Как раз этих 10% нам и не хватало до той нормы накопления, о которой ставилась задача в указах президента от 2012 года. 18% плюс 10% – мы бы вышли, если бы эти деньги направляли на инвестиции, которых катастрофически не хватает для устойчивого развития. Потому что норма 28% – это лишь устойчивое развитие, даже не опережающее, о котором сейчас модно говорить. А для опережающего развития нужно ориентироваться на норму в два раза больше, чем сейчас. Это примерно 36-40%. В Китае норма накопления 44%. Если мы хотим иметь опережающий рост экономики, нам нужно иметь опережающий рост инвестиций.

Наша экономика может давать рост объективно не меньше 8% в год, но для этого объём инвестиций должен расти на 15-20% в год. Это всё экономическая арифметика. То, что эти господа вытворяют, – это убийство экономического роста, которое достигается за счёт высоких процентных ставок. Центральный банк фактически остановил трансформацию сбережений в инвестиции, наши банки прекратили долгосрочные инвестиции, и бюджет свои инвестиционные возможности сам стерилизует, отказывается от них.

Юрий Пронько:  Это же анекдотичная ситуация! Когда цена нефти составляет 60 с лишним долларов, пока не прилетели «чёрные лебеди», о которых уже заговорил господин Новак, но это в будущем, может, среднесрочная перспектива. Фактически Антон Силуанов посадил экономику страны на 40 долларов вместе с этими господами.

С.Г.: Конечно, это прямой вычет из экономического роста, из нашего развития. Огромные инвестиционные задачи, которые были поставлены президентом и воплощены в национальных проектах, помните, была дискуссия, не хватало 2-3 трлн рублей. Вот они, лежат, возьмите эти деньги от нефтяных доходов и вложите в развитие экономики. Ведь инфляция от этого не произойдёт. Когда стабилизационные фонды распечатываются и вбрасываются в экономику, это оказывает абсолютно такое же воздействие, как чистая эмиссия денег.

Для того чтобы выкупить доллары, сейчас Центральный банк забирает у правительства рубли, трансформирует их в доллары. Потом будет обратная операция, когда их придётся потратить на какие-то нужды. Они заберут у правительства доллары и дадут ему рубли. Они могли бы с таким же успехом просто дать правительству рубли, не покупая доллары. Называется это просто – государственный займ. Они сейчас выходят на рынок под 5,5% годовых, тем самым до 2030 года, представьте, на 10 лет, фиксируется минимальная цена доходности на российском рынке. Это говорит о том, что 5,5% – ситуация, когда в развитых странах 1-2%, – это признак высокорискованности и ненадёжности нашей экономики. И они эту оценку ненадёжности фиксируют до 2030 года.

Ю.П.: Даже до 2035-го.

С.Г.: Грош цена этой псевдостабильности. Никто в неё не верит. Они говорят, что инфляция у них падает до 4%. А облигации в долларах выпускают под 5,5%. Это о чём говорит? Что инвесторы не верят в эти цифры, не верят в эту псевдостабильность. Платой за неё становится долгосрочная нестабильность, поскольку убийство инвестиций за счёт прекращения кредита означает деградацию экономики. Деградация экономики означает неизбежную девальвацию, то есть обесценивание национальной валюты уже в недалёком будущем, просто из-за того, что она теряет конкурентоспособность. Это снова разгоняет волну, и мы на эти грабли наступаем уже в пятый раз. Но нам рукоплещут. Ведь эти люди получают высокие оценки от Вашингтона.

Ю.П.: Я посмотрел, кто эти люди, – Греф и Костин. Я сегодня задумался, кто скупает бонды. Ради кого Силуанов затеял эту игру? Это Сбербанк и ВТБ.

Герман Греф.

С.Г.: Это предмет, как мне кажется, состава определённого преступления, которое называется манипулированием рынком. Когда долларовые облигации выпускаются с пониманием того, что их купят аффилированные с денежными властями заёмщики – это чистое манипулирование рынком, тягчайшее преступление против общества. Оно несёт огромный вред для страны.

Вместо того чтобы занимать деньги внутри страны в рублях, как это делается во всех странах, когда Центральный банк расширяет денежное предложение под покупку государственных облигаций, американцы увеличили количество долларов за 10 лет в 4 раза. Эти все деньги были скуплены, на них были куплены облигации Казначейства США. Это традиционная для всех стран система, когда Министерство финансов занимает деньги на рынке и денежные власти выпускают аналогичную сумму для того, чтобы сбалансировать состояние денежного рынка. Европейский Центральный банк выпускает деньги под покупку облигаций стран-членов евро, которые заявляют о своих потребностях дополнительного финансирования. Американцы выпускают доллар, на 95% эмиссия доллара идёт на покупку облигаций американского казначейства. Японцы на 85% это делают.

Глава ЦБ Эльвира Набиуллина и министр финансов Антон Силуанов.

А мы выпускаем заимствования российского правительства не в своей валюте, а в зарубежной. И эту зарубежную валюту, оказывается, инвестируют наши банки. Что это означает для экономики? Они выводят рубли. Что такое Сбербанк? Это сбережения населения, которые должны работать для финансирования инвестиций. В любом учебнике по банковскому делу написано, зачем нужны банки, тем более государственные: чтобы преобразовывать сбережения в инвестиции. В первую очередь. Вместо того чтобы преобразовывать сбережения в инвестиции и обеспечивать экономический рост, воспроизводство экономики, Сберегательный банк, получается, выходит на валютный рынок, поддерживает спрос на доллар, то есть работает против курса рубля, потому что скупка долларов Сбербанком означает девальвацию рубля. Это давление на снижение курса рубля.

Эти деньги он даёт взаймы, по сути дела, российскому правительству, которому доллары не нужны. Оно эти доллары, в свою очередь, передаёт обратно в США, размещая под 0,5% годовых. На этой безумной операции, которая имеет все типичные признаки уголовного преступления под названием манипулирование рынком, наживается кто? Валютные спекулянты, в первую очередь, потому что они точно знают, что Сбербанк выйдет на рынок для покупки долларов. Потому что одни и те же люди принимают решения по этим безумным операциям, и эти же люди играют на валютном рынке. Рынок их знает в лицо. Это операция, специально придуманная для извлечения сверхприбылей спекулянтами на разорении государственного бюджета. Американцы, конечно, довольны, потому что все эти спекуляции происходят с участием американских хедж-фондов, для них это огромный бизнес. Это чудовищный пример, по сути, логики такой компрадорской олигархии, которая изобретает всё новые и новые способы нажиться за счёт своей страны.

Первая «сухая цифра» пенсионной реформы: Минфин сэкономил на стариках ₽434 млрд

Ю.П.: Сергей Юрьевич, Росстат даёт нам рост промышленности и доходов населения. Но это же ложь! Они сами перед собой пытаются оправдаться?

С.Г.: После того как Росстат подчинили Министерству экономики, а Министерство экономики вроде как обязано отчитываться, по меньшей мере, за экономический рост, и у нас, вы знаете, очень оптимистический министр, он всё время хочет приносить хорошие новости. Но как принести хорошие новости при плохой погоде? Если у вас есть возможность погоду самому формировать, то и новости будут хорошие.

Я считаю, что после административного подчинения статистики Минэкономразвития у нас возник системный внутренний конфликт в государственной статистике. Объективно возник конфликт интересов, и субъективно чиновники, как правило, подстраиваются под заказчика. Если заказчиком является человек, который обязан демонстрировать результаты экономического развития, у него появляется естественное желание получать как можно лучшие данные. И специалисты видят, что исчезла сбалансированность. Это признак того, что статистика перестаёт быть достоверной. А раз статистика перестаёт быть достоверной, значит, мы начинаем жить в королевстве кривых зеркал, где каждый видит то, что хочет. Таким образом, разумная, объективная дискуссия по экономическим вопросам теряет всякий смысл.

Ю.П.: Подвешивается прогнозирование, планирование. Если это дутые цифры, то и все последующие будут лживыми.

С.Г.: Безусловно, ведь прогнозы основаны на данных. Если данные недостоверны, то и прогнозы не могут быть достоверными. Это очень серьёзный вопрос. Конечно, объективно лучше было бы не подчинять Росстат  заинтересованному ведомству, а наряду с Росстатом создать ещё ряд организаций, которые могли бы независимо друг от друга оценивать статистику экономической динамики, конъюнктуры.

Даже в эпоху Советского Союза руководство не рисковало подчинять Госстат Госплану, например. Это был самостоятельный орган, который отчитывался непосредственно политическому руководству страны. Он ни от кого не зависел. У него была главная обязанность – объективно оценивать данные, отражающие экономическое и социальное развитие. Руководству нужны объективные данные, а не чьи-то субъективные представления. Кроме этого, были ещё институт ВНИКИ, Институт конъюнктуры, который в своё время создавал Кондратьев. Был Центр цен, который самостоятельно считал. А у нас фактически остался один Росстат, чисто чиновная организация, которая живёт по бюрократическим законам и делает то, что от неё требует вышестоящее начальство.

Ю.П.: Получается, что если устранить сезонные эффекты в феврале, возвращаясь к теме статистики, никакого роста нет. Его не было и в январе. Сергей Юрьевич, почему не получается?

С.Г.: Потому что нет системного подхода. Правая рука не знает, что делает левая. Нет согласованной системы мотивации контрольных органов, над ними довлеют свои плановые задания, которые никак не сочетаются с риск-ориентированным подходом. По идее, если мы действительно внедряем риск-ориентированный подход, количество проверок должно сократиться раз в десять. Этого не происходит. Значит, этот подход на бумаге.

В своё время, помню, таможня заявила о переходе на риск-ориентированный подход. Как это на практике выглядело? Таможенник, как и раньше, субъективно определял, кого проверять, а кого нет, исходя из своего опыта. Потом в конце смены формально заполнял бумажки, что якобы он проверку делал на основании профиля рисков. Он просто подгонял свою отчётность под требования профиля рисков. Подумайте теперь – фискальные органы, например, налоговая инспекция. У них же висит план сбора доходов в бюджет. Вроде как мы давно перешли к рыночной экономике, где государство перестало заниматься планированием всего сверху донизу, а действует старый советский принцип от достигнутого уровня. Если ты в этом году дал столько-то доходов, должен дать больше доходов в следующем. Это логика бюрократического реального планирования, которого нет в законах.

Вся наша фискальная машина работает от достигнутого уровня, она ориентирована на выжимание больших и больших доходов. Что бы там ни говорило руководство во всех органах, в СМИ и так далее, всё-таки главное для правительства – это бюджет. Он должен быть наполнен. Можно говорить всё что угодно, но если не хватает бюджетных доходов, значит, надо принимать какие-то меры. Хотя такой угрозы сегодня нет, бюджетных доходов много, можно было бы немножко ослабить фискальную удавку на бизнес, но сам менталитет нашей бюрократии заключается именно в этом. Они считают, что это они добывают доходы для государства. Так думает обычный чиновник. Когда они собирают доходы, будь то на таможне или в налоговой службе, они всерьёз считают, что это именно их заслуга.

А то, что доход государству дают на самом деле предприниматели, работающие люди, которые формируют налоговую базу, это вопрос, который как-то ускользает от мироощущения нашей реальной системы взаимоотношений власти и бизнеса. Да, есть понимание, что не надо кошмарить бизнес. Но есть план, неформальный, если вы хотите сделать карьеру в этих органах власти, вы должны показывать свою эффективность. Вы должны давать больше доходов.

Как это делается? У нас ограничили количество проверок, но бизнесмен должен всё читать, изучать, и когда к нему приходят с проверкой, говорить: извините, президент сказал, премьер объявил, в законе установлено, вы не имеете права проверять меня больше одного раза в три года. Не согласны? Пойдёмте в прокуратуру, там будем разбираться. Но это делают грамотные бизнесмены, у которых есть время всё это изучать или за деньги нанимать юристов, которые могут защитить бизнес от внеплановых проверок.

Когда сокращается поле для деятельности фискальных органов, начинается избирательная политика. Но не по принципу профиля рисков. По принципу, где есть доходы. Не будешь же каждого хватать. Если возникает предприятие, дающее доходы, оно вызывает повышенный интерес. Нужно туда прийти и за потраченное время, это же тоже время, тратится огромное количество человеко-часов на эти проверки, выемки документов – это подчас несколько грузовиков даже у средней компании. И вот за потраченное время потом у бизнеса требуют. Если даже ничего не нашли, но потратили же время! Давай мы тебе начислим, что мы нашли, а иначе будет хуже.

Такой диалог бизнеса и власти идёт постоянно. Почему это происходит? Потому что нет системного подхода к регулированию экономики со стороны государства. Каждое ведомство работает само по себе. У каждого ведомства есть свои задачи, как оно их понимает. Обратите внимание, мы уже четыре года не можем заставить правительство принять закон о стратегическом планировании. Это был бы первый шаг к внедрению системного подхода к управлению функционированием и развитием экономики. Это же ответственность. Тогда из этой системной ответственности возникнет распределение функций для каждого министерства и ведомства. Возникнет понимание реального выполнения своих обязанностей. Понимание того, что не фискальная бюрократия даёт доходы государству, а люди, которые работают, создают добавленную стоимость. А у нас из года в год усиливается налоговый пресс. И наш бизнес, как между молотом и наковальней, становится всё более плоским и примитивным.

---