Торгсин (18 июня 1930 - 1 февраля 1936 года) - Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами на территории СССР - родился в годы острого валютного кризиса. Вначале малозначительная конторка Мосторга, Торгсин продавал антиквариат иностранным туристам в Москве и Ленинграде да снабжал иностранных моряков в советских портах. В декабре 1930 года список его клиентов пополнился иностранцами, длительно проживавшими и работавшими в СССР. 4 января 1931 года Торгсин получил всесоюзный статус, а 14 июня открыл двери советским гражданам, которые вначале могли покупать в Торгсине только на царский золотой чекан. Поистине революционный поворот в истории объединения произошел в конце 1931 года, когда правительство разрешило советским гражданам покупать товары в Торгсине в обмен на бытовое золото.

Автором идеи продаж на бытовое золото был директор столичного универмага N1 Ефрем Владимирович Курлянд, который в марте 1931 года обратился с этим предложением к руководству Наркомата внешней торговли. 3 ноября 1931 года Политбюро поручило Наркомвнешторгу СССР организовать в магазинах Торгсина скупку бытового золота в обмен на товары. Специальная комиссия, куда вошли Розенгольц (Наркомвнешторг), Гринько (Наркомфин), Серебровский (Союззолото), Калманович, Дерибас (ОПТУ), должна была определить районы деятельности Торгсина по скупке золотых предметов и методы расчета. В декабре 1931 года универмаг N 1 в Москве с устного разрешения председателя правления Торгсина М. И. Шкляра начал продавать товары советским гражданам в обмен на бытовое золото. 10 декабря 1931 года вышло Постановление СНК СССР "О предоставлении Всесоюзному объединению "Торгсин" права производства операций по покупке драгоценных металлов (золота). Хотя со временем последовали разрешения принимать от населения также и серебро, платину, бриллианты и другие драгоценные камни, именно золото сыграло главную роль в истории Торгсина. Всего за четыре года (1932-1935) люди снесли в него почти 100 тонн чистого золота!

Лом и чекан, или о замещении богатства

Золото в Торгсине принималось во всех видах: в ломе, ювелирных, художественных, бытовых изделиях, монетах, слитках, песке (шлихт), самородках, утиле, даже в отходах, за исключением церковной утвари. Имущество церкви было национализировано, церковные предметы в частном владении считались краденными у государства и подлежали конфискации [1].

Все это разнообразие форм золота уничтожалось. Приемщик-оценщик выламывал драгоценные камни, часовые и другие механизмы, эмаль, дерево, ткань, кость и любые другие вставки, самородки разбивал молотком. О технике приемки говорит и набор инструментов работников Торгсина: плоскогубцы (флахцанг), круглогубцы (бихцанг), кусачки (кнайфцанг), магнит, отвертка часовая, напильники - треугольный и плоский (шабер), штихель, лупа, ножницы для металла и, наконец, - внимание! - наковальня, зубило и молоток на 4-6 кг веса для рубки больших слитков [2].

В обезличенной куче лома уже не было семейных напутствий, передававшихся с кольцом прабабки от матери дочери или невестке, воспоминаний о последних беззаботных довоенных именинах, что навевало подаренное тогда мужем золотое колечко, или историй о подвигах прадедов в минувших войнах, рассказанных в их орденах. Отторгнутый от своих семей, золотой лом был свободен от человеческой памяти. Официально и вполне символично "лом" стал главной категорией в статистике учета золота в Торгсине, второй группой были монеты царского чекана ("чекан"). В кладовых Госбанка все переплавлялось в слитки [3], которые затем переправляли в Европу, главным образом в Германию, для продажи на мировом рынке. Взамен изымаемых из частного владения дореволюционных изделий из драгоценных металлов Ювелирное объединение Наркомвнуторга заполняло внутренний рынок современными советскими поделками из мельхиора, биметалла, легковесного серебра, искусственных и низкокачественных драгоценных камней.

ИСПЫТАНИЕ МЕТАЛЛА, ВАШБАНК И КЛЕЕНЧАТЫЕ НАРУКАВНИКИ

Процесс приемки ценностей был долгим, трудоемким и ответственным. Металл должен был пройти испытание. Для этого приемщик делал надрез напильником или глубокую царапину шилом или иглой. На место пореза капал азотной кислотой. Если реакции не было, то предмет золотой, если появлялось потемневшее пятно - серебряный, а если на месте разреза кислота начинала кипеть и показывалась зелень - медный. Убедившись, что предмет золотой, оценщик устанавливал его пробу, то есть содержание чистого золота в металле.

Следующий этап - взвешивание. Инструкция предписывала тщательно выверить и очистить от пыли весы. Запрещалось в качестве разновеса использовать - видимо, в практике таких случаев хватало - монеты, спички и другие предметы, а только клейменые гирьки. Перед взвешиванием оценщик должен был удалить из изделия все постороннее, что не являлось драгоценным металлом: механизмы, всевозможные вставки, впайки других металлов. Из выломанных незолотых предметов государство также пыталось извлечь пользу. На совещании Ленинградской областной конторы Торгсина один из работников, например, советовал "обратить внимание на сбор мелких драгоценных камней и часовых механизмов, от которых отказываются сдатчики золота, необходимых для нашей промышленности" [4].

Испытание золота было и испытанием для пробирера, который за ошибки отвечал кошельком. "На днях я убедился, насколько сложно идет процесс приемки, - говорил на совещании у управляющего Ленинградской конторой один из директоров скупочного пункта. - Одна знакомая попросила меня принять ее без очереди, я дал пробиреру (кольцо. - Е. О.) и остался посмотреть, что он делает. Он в семи местах пробовал пробированное обручальное кольцо - и на камне поскоблил, и по-всякому. Я спросил его - почему вы так смотрите, он отвечает: "Нам банк столько наговорил, что мы за все отвечаем, мы так напуганы, что иначе не можем принимать" [5]. Впрочем, попытка перестраховаться и отказ принять подозрительное золото могли стоить оценщику самого дорогого - продовольственного пайка [6].

Испытание золота было и испытанием для сдатчика. Можно только догадываться, что чувствовали люди, глядя на изрезанные, исколотые, разломанные семейные реликвии. Документы описывают случаи, когда люди, не доверившись одному оценщику, несли золото в другой скупочный пункт, и нередко оценки одного и того же предмета разными приемщиками расходились. Да и неудивительно: плохие весы, отсутствие гирь, просроченные реактивы. Приблизительность оценки и количество ошибок увеличивались при продвижении в глубинку, где не хватало инвентаря, реактивов и специалистов.

Инструкции по приему золота свидетельствуют, что государство боялось потерять даже пылинку золота. Стол приемщика по бокам имел бортики, "предохраняющие от возможного отскакивания на пол камней, пружин и др. предметов при взломе (так в инструкции. - Е. 0.) изделий", а также раструски золотой пыли. Со стороны клиента он был защищен стеклянной перегородкой, через которую сдатчик наблюдал работу оценщика. В правой плоскости крышки стола следовало вырезать отверстия, каждое для определенной пробы золота. Приняв золото, оценщик опускал его в соответствующее отверстие ящика, из которого уже не мог его достать. Ящик был опломбирован в течение всего рабочего дня. С левой стороны в крышке стола предписывалось сделать еще одно отверстие и под ним аналогичный опломбированный ящик, но для утиля (драгоценных и полудрагоценных камней, металлических отходов, бумаги от обтираемых реактивов, металлической пыли и других предметов без цены). Спиливание нужно было производить над специальным ящиком, дно которого покрывалось плотной белой бумагой. В конце рабочего дня оценщик должен был собрать золотую пыль, распыленную в результате испытания золота: смести со стола весь мусор в специальный ящик в столе, очистить щеткой все пылинки с рабочей одежды, "указать уборщику, от какого и до какого места самым аккуратным образом подмести пол и куда убрать весь собирающийся мусор", и даже тщательно вымыть руки в особом рукомойнике - вашбанке.

Поверхность стола покрывалась стеклом, линолеумом или металлическим листом - материалами, не позволяющими застрять ни одной пылинке золота, а оценщик должен был работать в нарукавниках из клеенки. Золотоносный и другой ценный утиль сдавался старшему приемщику или заведующему, тот хранил его в несгораемом шкафу и раз в два месяца, предварительно взвесив и опломбировав ящик, сдавал в Управление драгоценных металлов и инвалюты Госбанка. Для того чтобы оценщик собирал утиль не за страх, а за совесть, ему полагалась премия - 10 рублей за каждый грамм выделенного из отходов чистого золота.

В огромной стране "распыление" неоплаченного золота было значительным. Например, в 1933 году "припек", образовавшийся из неоплаченных людям излишков и отходов золота и серебра, составил 9 миллионов рублей [7], по курсу приемки это почти 7 тонн чистого золота! [8]
В погоне за золотом появился "скользящий пробирер" - приемщик-оценщик, выезжавший скупать золото у населения в районы, где не было Торгсина [9]. В начальный период золото и серебро "против товаров Торгсина" скупали Мосторг и отделения Госбанка [10]. Сам Торгсин имел сеть агентов, которые забирались в глухие районы частной старательской добычи в Сибири и Казахстане. Наживался на этом и частный капитал. Предприимчивые люди скупали золото в глухих деревнях и от своего имени сдавали в Торгсин. По признанию правления, обороты таких частников превышали обороты некоторых торговых точек Торгсина. Чтобы защитить себя от ОГПУ, частные скупщики порой легализовывали свою деятельность, заключив договор и став официальными агентами Торгсина по скупке с обязательством ежемесячно сдавать оговоренную сумму ценностей [11].

СДАТЧИК "С СОБАЧКОЙ"

В скупке постоянно толпились очереди. Из Ленинграда, например, писали: "Золотая касса не может в короткий восьмичасовой срок пропустить всех желающих сдать золото. Больше 70-80 человек не пропустить, а желающих 100 человек, приходится их разбивать по дням. Многие говорят: "Я больше не приду" [12]. В крупных городах оценщики работали в две смены и практиковали "запись на сдачу" [13]. Со сдачей ценностей мытарства сдатчиков, однако, не кончались.

Приняв ценности, оценщик в трех копиях выписывал квитанцию. Одну оставлял у себя, две другие посылал для проверки контролеру по приемке ценностей. Сдатчик же получал квиток - номерной ярлык, в народе прозванный "собачкой". Этимология этого слова потерялась.

Пока сдатчик "с собачкой" ждал в тесном и душном коридоре, контролер проверял, правильно ли назначена цена и произведен расчет. Затем вызывал притомившегося сдатчика, отбирал у него "собачку", а взамен вручал... квитанцию. Усталому сдатчику предстояло отправляться в третью очередь - в кассу, куда контролер под расписку отдавал оставшуюся у него копию квитанции. И только тогда сдатчик наконец-то получал деньги Торгсина. Форма "денег" с годами менялась. Вначале это были боны, или товарные ордера, коротко "ТОТ". Подделать ТОТ было несложно, поэтому в 1933 году ввели именные товарные книжки, именуемые заборными, которые состояли из отрывных талонов. При оплате кассир магазина срезал талоны на сумму совершенной покупки. Полностью отоваренные книжки оставались в магазине в "мертвой картотеке". В 1934 году товарные книжки образца 1933 года, так называемые купюрные, были аннулированы. Вместо них ввели товарные книжки нового образца и новый порядок отоваривания, при котором покупатели прикреплялись к определенному магазину.

Государство кнутом и пряником пыталось заставить скупщиков работать быстрее. Летом 1933 года оценщики-приемщики, как и многие другие работники в стране, по призыву Сталина были переведены на сдельщину. Их зарплата стала зависеть от количества обслуженных людей. Нормы были довольно напряженными: для получения максимальной зарплаты в месяц требовалось обслужить 4200 или больше сдатчиков - около 160 человек в день! Переход на сдельщину больно ударил по оценщикам периферийных пунктов, где обороты золотоскупки были значительно ниже оборотов крупных городов.

При пустых магазинах деньги теряли свое значение, и неудивительно, что в годы карточной системы первой половины 1930-х годов не столько зарплата, сколько паек играл роль главного стимула улучшения работы. Размер же пайка зависел от полезности человека для индустриализации, которую определяло государство. Торгсин не был исключением. Скупочный пункт имел свою иерархию сотрудников и пайков. "Золотые" пайки получали только оценщики и контролеры - лица, непосредственно принимавшие ценности или проверявшие их приемку. В паек входили торгсиновские товары "экспортного качества", но платить за них нужно было в рублях. Остальные сотрудники снабжались пайками на общих условиях через государственные распределители. В 1933 году в Торгсине была введена дифференциация пайков: их величина стала зависеть от количества обслуженных сдатчиков [14].

ЗОЛОТАЯ СТАТИСТИКА ГОЛОДА

Золотые операции Торгсина развивались стремительно. Если в первый месяц 1932 года он купил у населения 90 кг чистого золота, то летом месячная скупка уже превышала тонну, а в октябре перевалила за две тонны чистого золота [15]. Руководство в определении перспектив скупки явно не поспевало "за голодом" и темпами, которыми население несло свои сбережения в Торгсин [16]. Первоначально план скупки валютных ценностей на 1932 год был определен в 25 миллионов рублей, но уже зимой увеличен до 40 миллионов [17], а к весне еще на миллион рублей. Увеличение плана шло за счет роста скупки бытового золота. По новым наметкам Торгсин должен был скупить золота на 20,9 миллиона, из них лома на 14,9 и чекана на 6 миллионов рублей [18]. К осени 1932 года валютный план Торгсина достиг 60 миллионов рублей [19]. Торгсин перевыполнил и увеличенный план. За 1932 год он скупил у населения золота на 26,8 миллиона рублей, превысив плановые наметки почти на б миллионов! [20] План скупки и по лому, и по чекану был превзойден, но бытовое золото лидировало (см. таблицу) [21].

Соотношение между бытовым золотом и монетами царской чеканки имеет интересное социальное содержание. По мнению торгсиновских руководителей, царские монеты поступали в Торгсин в основном из глубинки, от крестьян, в то время как бытовое золото было индикатором вовлечения городского населения [22]. Деление "лом - город, чекан - деревня", конечно, приблизительное. И крестьяне приносили в Торгсин золотые украшения, а в городе в кубышках сохранились царские монеты. Но все-таки по нему можно судить об основных тенденциях в социальном и географическом развитии Торгсина. Возвращаясь к соотношению лома (19 млн) и чекана (7,8 млн) в золотоскупке 1932 года, можно сказать, что Торгсин в тот год оставался в значительной степени городским.
Абсолютным лидером в скупке золота в 1932 году была Московская контора. За девять месяцев она "заготовила" золота на 4,6 миллиона рублей (3,6 тонны чистого золота). Это более четверти всей годовой золотоскупки Торгсина [23]. На втором месте стояла Ленинградская контора, скупившая золота почти на 2 миллиона рублей, на третьем - Харьковская (1,5 млн). По скупке золота выделялись также Северо-Кавказская (1 млн), Закавказская (0,9 млн), Одесская (0,8 млн), Киевская (0,6 млн), Горьковская и Центрально-Черноземная (по 0,5 млн) конторы. Существенно отставали Казахская (17 тыс.), Дальневосточная (111 тыс.), Башкирская (144 тыс.)...

Результаты работы контор в 1932 году уже отражают географию голода - высокие показатели по украинским конторам [24], наивысшие показатели выполнения плана в наиболее голодные месяцы - апрель, май, июнь [25]. Но в значительной степени итоги золотоскупки 1932 года - свидетельство неравномерности развития сети Торгсина. Наиболее "старые", столичные и украинские конторы с развитой сетью магазинов шли впереди, "молодые", находившиеся в стадии образования, отставали.

В 1932 году люди принесли в Торгсин почти 21 тонну чистого золота - более половины промышленной добычи золота в тот год [26]. С учетом того, что сдавали золото не чистое, разных и преимущественно низших проб, реальный физический тоннаж принесенного в Торгсин ценного металла вырастет в несколько раз. 1932-й стал первым годом массового мора в СССР. Настал звездный час Торгсина. На 1933 год окрыленное руководство назначило Торгсину план в 2 раза больше прошлогоднего - скупить золота на 48 миллионов рублей [27]. Золотоскупка должна была обеспечить почти 40 процентов выполнения общего плана "заготовки ценностей"!
Тот факт, что Торгсину по плану предстояло скупить монет почти в 4 раза больше, чем в 1932 году, - свидетельство того, что руководство ожидало в 1933 году массовый приход крестьян в Торгсин. Руководство осознавало, какие регионы будут голодать. По плану 1933 года Украина должна была скупить ценностей на 28 миллионов рублей, фактически столько же, сколько и элитная Москва с ее огромным столичным валютным потенциалом (29 млн). Даже вторая по значимости после Москвы Ленинградская контора получила план почти в 2 раза меньше украинского (15 млн). Высокий план скупки ценностей на 1933 год, по б миллионов рублей, получили также Северный Кавказ, Закавказье и Белоруссия [28].

Примечания:

1. См. распоряжение о прекращении приема золотых и серебряных предметов церковной утвари. Российский государственный архив экономики (далее РГАЭ). Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 92.
2. Приемка и оценка драгоценных металлов. Руководство для скупочных пунктов Торгсина. Москва. Внешторгиздат. 1933. Благодарю своего однокурсника историка и археолога Андрея Сазанова, который нашел эту брошюру в Ленинке и сделал для меня копию.
3. О переплавке монет см.: РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.Д. 132. Л. 54.
4. Ленинградский областной государственный архив в Выборге (далее ЛОГАВ). Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 130.
5. ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 12.
6. В конце зимы - весной 1934 года в разных городах СССР на скупочных пунктах Торгсина появилось значительное количество крупных поддельных слитков золота низкой пробы. Боясь, что известие о фальсификации слитков вызовет массовый отказ оценщиков принимать золото, - видимо, сигналы об отказах уже начали поступать с мест, - Правление Торгсина спешно разослало на места письмо, в котором призывало оценщиков не избегать ответственности в определении пробы слитков. За необоснованный отказ принимать золото правление грозило оценщикам полным или частичным лишением пайка. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.
Д. 132; Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф.3819. Оп. 1.Д.4.Л.19.
7. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 114. Л. 38.
8. Все расчеты тоннажа скупленного золота в статье произведены на основе скупочной цены Торгсина - 1 руб. 29 коп. за грамм чистоты.
9. ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 126-127.
10. Как и в случае со "скользящим пробирером", при скупке золота Госбанком Торгсин высылал посылки по заказам сдатчиков золота. О правилах скупки драгоценных металлов отделениями Госбанка "против товаров Торгсина" см. циркуляр Госбанка, принятый в декабре 1932 года. Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 1425. Оп. 1. Д. 1. Л. 26-35.
11. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 33. Л. 25; Д. 41. Л. 20.
12. ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 12.
В период развертывания золотоскупки жалобы директоров скупочных пунктов на невозможность "пропустить" через скупку всех желающих сдать золото были распространенным явлением.
13. Летом 1933 года двухсменная работа, например, была введена в 10 скупочных пунктах Ленинграда. ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 3. Д. 59. Л. 261.
14. Наибольший паек в размере 12 золотых рублей полагался приемщикам при обслуживании 4200 сдатчиков в месяц.
Контролеры же, чтобы получить наибольший для них паек стоимостью 10 рублей, должны были "обработать" в 2 раза больше - 8400 сдатчиков в месяц (до 350 человек в день). При превышении высшей нормы оценщики и контролеры получали прибавку к зарплате. Наименьший паек стоимостью 6 золотых рублей должны были получать оценщики при обслуживании 2400 и меньше сдатчиков в месяц и контролеры при обслуживании 275 сдатчиков в день. 15. Справка Госбанка о количестве золота-лома, скупленного через Торгсин за время с начала операций (декабрь 1931 года) по 1.1.33. РГАЭ. Ф. 2324. Оп. 1. Д. 964. Л. 11.
16. Вот, например, данные по Ленинградской конторе. Скупка бытового золота началась в конце декабря 1931 года. В январе 1932 года контора скупила золота на 61 тыс., в феврале на 147 тыс., в марте на 173 тыс., в апреле на 207 тыс. рублей. Директивный план скупки золота на апрель был выполнен на 244%! ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 19. Л. 34, 55.
17. Более трети этого плана - 14 миллионов рублей - должно было быть обеспечено скупкой бытового золота. Начальный план на 1932 год также предусматривал получение Торгсином чекана и инвалюты на сумму 13 миллионов, переводов на сумму 10 миллионов и приход от портовой торговли в размере
3 миллионов рублей. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 19. Л. 135.
18. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 92. Л. 171; Д. 66. Л. 98.
19. Об этом говорилось в "Записке Правления Торгсина в ЦК о функциях и аппарате Всесоюзного объединения Торгсин", составленной в октябре 1932 года. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 7. Л. 7.
20. План был выполнен почти на 130%. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 92. Л. 171.
21. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 123. 22. О том, что золото старого чекана в значительной степени поступало из "глубинных пунктов" от крестьян, например, говорится в "Объяснительной записке к плану привлечения ценностей на 1935 год" ( РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 140. Л. 76), а также в "Анализе каналов притока валюты в Торгсин", подготовленном в феврале 1934 года И. Орбеловым (РГАЭ.
Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 121), и в докладе зам. председателя правления Торгсина Азовского на областном совещании директоров универмагов Западной области в июне 1933 года (ГАСО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 21. Л. 7).
23. Всего за 9 месяцев 1932 года Торгсин скупил золота на 17,148 млн рублей. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 66.
24. В общей сложности украинские конторы (Харьковская, Киевская, Днепропетровская, Одесская, Мариупольская и Винницкая) за 9 месяцев 1932 года скупили золота на 3,5 млн рублей, в том числе лома на 2,3 и чекана на 1,2 млн рублей. Украина обеспечила более пятой части скупки золота по стране за этот период. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 66.
25. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 66. Л. 98.
26. В 1932 году гражданские отрасли золотодобывающей промышленности намыли 36,3 т чистого золота. Гулаговский Дальстрой, который только становился на ноги, дал еще 0,5 т. Гражданская золотодобыча высчитана мной на основе следующих данных: добыча золота в 1932 году составила 129,1% от добычи 1930 года (28,1 т). РГАЭ. Ф. 8153. Оп. 1. Д. 53. Л. 16; Ф. 8154. Оп. 1. Д. 266. Л. 5. Данные по Дальстрою: Широков А. И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан. 2000.
С. 103, 130.
27. Из них 26 млн должно было быть покрыто скупкой лома, 22 млн - чеканом. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 66. Л. 190; Д. 92. Л. 171.
28. План скупки ценностей на 1933 год по остальным конторам: Восточная Сибирь - 3 млн; Западная Сибирь - 2,7 млн; Дальневосточная - 2,5 млн; Западная - 2,4 млн; Уральская, ЦЧО - по 2,3 млн; Нижегородская, Башкирская, Казахская - по 2 млн; Нижняя Волга - 1,8 млн; Северная, Татарская, Средняя Волга, Крым, Узбекская - по 1,5 млн; Туркменская -
1 млн; Якутия - 0,5 млн руб. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 66. Л. 134,146.

Продолжение статьи

Действительность превзошла самые страшные ожидания. Деревня умирала. Город влачил полуголодное существование. 1933 год стал скорбным триумфом Торгсина. В тот год люди снесли в Торгсин золота на 58 миллионов рублей, перевыполнив гигантский план [29]. Это почти 45 тонн чистого золота, в 2 раза больше того, что Торгсин скупил в голодном 1932-м [30]. Золотоскупка Торгсина в 1933 году лишь немногим уступила промышленной золотодобыче [31], при этом его затраты были несравнимо меньше затрат капиталоемкой золотодобывающей промышленности!
Торгсин начал принимать серебро в последних числах декабря 1932 года и только за эти несколько дней скупил 18,5 тонны этого металла. За 1933 год люди снесли в Торгсин 1420,5 тонны серебра. Со всем основанием состав ценностей, скупленных Торгсином в 1933 году, можно назвать "металлическим" - золото и серебро, в монетах и ломом, составили почти 76 процентов всех поступлений ценностей [32].

Скупка царских монет в 1933 году по сравнению с 1932-м выросла в два с половиной раза, причем темпы поступления золотых монет существенно обогнали темпы поступления бытового золота [33]. Аналитик Торгсина определил этот процесс как "усилившийся приток золотой монеты из крестьянских "земельных банков" [34]. Ожидания руководства оправдались. Именно в 1933 году Торгсин стал в значительной степени крестьянским. "Коренной перелом" в истории Торгсина оставил след в литературе "деревенщиков". Виктор Астафьев, вспоминая 1933 год в сибирском селе, пишет: "В тот год, именно в тот год, безлошадный и голодный, появились на зимнике - ледовой енисейской дороге - мужики и бабы с котомками, понесли барахло и золотишко, у кого оно было, на мену, в "Торгсин" [35]. О том же говорил и зампредседателя правления Торгсина Азовский в июне 1933 года на совещании директоров универмагов Западной области: "Некоторые (ранее выступавшие. - Е. О.) приводили пример с чеканкой и отмечали, что пошла чеканка. Что это значит, вот она пошла, а раньше она не шла. В чем дело? Ведь это, товарищи, довольно знаменательно, это говорит о том, что в Торгсин начали втягиваться новые и новые слои покупателей. Сейчас в Торгсин пошел крестьянин, тот, который о Торгсине раньше ничего не знал, тот, который нами еще не обслуживался" [36].

Структура золотоскупки 1933 года показывает, что бытовое золото (лом) хотя по темпам поступлений и отставало от монет, по абсолютным показателям оставалось лидером (см. таблицу) - треть (36%) общей суммы ценностей, скупленных Торгсином в тот год. Значительную часть этого лома составило "городское" золото. Голодные люди снимали с себя обручальные кольца, нательные кресты, серьги. Крестьяне не были исключением. Вспомним опять историю семьи Виктора Астафьева, крестьян сибирского села на берегу Енисея. Единственная золотая вещь в доме, бережно хранимая в сундуке бабушки на память или на черный день, - золотые серьги его трагически погибшей матери - была все-таки снесена в Торгсин в тот голодный год [37].
Показатели сдачи золота во всех кварталах 1933 года очень высокие, но особенно выделяются апрель, май и июнь - апогей голода. Только за эти три месяца люди снесли в Торгсин золота более чем на 20 миллионов рублей (15,6 тонны чистого золота) [38]. Почти столько же, сколько за весь предшествующий голодный год!

В архиве Торгсина не сохранилось полных региональных данных о скупке золота в 1933 году. Но даже то фрагментарное, что удалось собрать, отражает географию голода. Украинский Торгсин в 1933 году скупил золота на 10,7 миллиона рублей, причем перевес бытового золота (5,9 млн руб.) над чеканом (4,7 млн) был незначительным, что косвенно свидетельствует о высокой доле крестьянского участия [39]. Элитная Москва и умирающая украинская деревня почти на равных обеспечили треть выполнения плана золотоскупки 1933 года [40].
С хорошим урожаем 1933 года голод отступил, но план золотоскупки на 1934 год оставался высоким - 45,2 миллиона рублей. Руководство, видимо, рассчитывало на "инерцию голода" - однажды голодавший будет закупать впрок. Да и полной уверенности в том, что "продовольственные затруднения" в стране кончились, не было. Кроме того, руководство надеялось удержать высокие темпы скупки ценностей, превратив Торгсин из "голодного" предприятия, механически отпускавшего мешками муку, крупу и сахар, в массовый валютный образцовый универсальный магазин модных товаров [41]. План явно утопический. Торговля за валюту, пусть и модными товарами высокого качества, могла быть только элитной.

В 1934 году Торгсин провалил свой план. Резкое невыполнение плана скупки монет позволяет говорить, что интерес крестьян к Торгсинуупал сильнее, чем предполагало руководство, а может, "земельные банки" уже опустели. Торгсин вернулся на уровень золотоскупки 1932 года. Однако если в 1932 году в Торгсине работало (в зависимости от периода) от 100 до 400 магазинов, то в 1934-м - более тысячи [42]. Торгсин становился нерентабельным.
Звездный час Торгсина миновал вместе с породившим его голодом. С 1 января 1935 года отменили хлебные карточки, с 1 октября - карточки на мясные и рыбные продукты, жиры, сахар и картофель, а с 1 января 1936 года - на непродовольственные товары [43]. Открывались новые специализированные продовольственные магазины и образцовые универмаги, в которых ассортимент товаров был не хуже торгсиновского, а цены - в советских рублях.

Валютный план Торгсина на 1935 год после головокружительного 1933 года выглядит очень скромно - 40 миллионов рублей. Видимо, руководство похоронило надежды превратить объединение в массовый валютный универмаг модных товаров. Золотоскупка в 1935 году должна была обеспечить всего лишь 13 миллионов рублей (около 10 тонн чистого золота) - явная перестраховка после неудачно определенных ориентиров 1934 года. Торгсин перевыполнил этот план, но ликвидация его сети продолжалась. Постановлением правительства прием драгоценных металлов и камней в Торгсине был прекращен с 15 ноября 1935 года, а с 1 января 1936-го Торгсин начал продавать свои товары только за наличную иностранную валюту. Золотая лихорадка закончилась.
За четыре с небольшим года работы Торгсин скупил у населения золота на 127,3 миллиона рублей, или 98,7 тонны чистого золота, порядка 40 процентов промышленной золотодобычи в СССР за 1932-1935 годы. За те же годы гулаговский Дальстрой намыл всего лишь 21,3 тонны чистого золота.

Торгсин закрыли, но скупать золото у населения государство, конечно, не перестало. С 1936 года этим занимался Госбанк. Была установлена новая скупочная цена - 6 рублей 50 копеек за грамм чистого золота. Если перевести ее в деньги Торгсина, то государство теперь предлагало людям за грамм чистого золота 98,5 копейки, существенно меньше скупочной цены на золото - 1 рубль 29 копеек - периода Торгсина. Продолжала работать в стране на приисках и золотоскупка Главзолота, стимулируя старательскую сверхплановую добычу ценного металла.

УМЕЛ ЛИ СТАЛИН СЧИТАТЬ?

В интервью газете "Нью-Йорк Тайме" Сталин заявил, что СССР в 1933 году добыл 82,8 тонны чистого золота [44], а значит, перегнал США, чья добыча в тот год немногим превысила 70 тонн, и почти догнал Канаду, добывшую в тот год немногим более 90 тонн чистого золота. Дальше - больше. Согласно официальным заявлениям советских руководителей, в 1934 году СССР по добыче золота вышел на второе место в мире, обогнав США и Канаду, уступая лишь мировому лидеру золотодобычи - Южной Африке [45].

Архивы золотодобывающей промышленности свидетельствуют, что гражданская и гулаговская добыча золота в СССР еще и в 1935 году отставала от Канады и США [46]. Однако нельзя сказать, что хвалебные заявления руководителей СССР были абсолютным враньем. Сталинская цифра золотодобычи 1933 года - 82,8 тонны - подозрительно близка к общей сумме золота, добытого гражданскими предприятиями золотодобывающей промышленности (50,5 т), добычи Дальстроя (0,8 т) и золотого лома, скупленного в тот год Торгсином (30 т)! Добавь Сталин сюда еще 15 тонн чистого золота от скупленных Торгсином в тот год царских монет, то поднял бы золотодобычу почти до 100 тонн [47]. Тайна сталинской золотодобычи состояла в том, что рекордные показатели были достигнуты во многом благодаря золоту, которое голодные советские люди принесли в Торгсин.

1931 год.

Торгсин начал покупать монеты старого чекана в июне, а золотой лом в декабре. По данным Госбанка, Торгсин за декабрь 1931 года купил бытового золота на сумму 49 тысяч рублей (38 294,4 г чистого золота). РГАЭ. Ф. 2324. Оп. 1. Д. 964. Л. И.

1932 год.

Приведен "средний" план (см. объяснение в тексте). По данным Госбанка, Торгсин скупил за 1932 год ценностей на 49,1 миллиона рублей. РГАЭ. Ф. 2324. Оп. 1. Д. 964. Л. 52.
1933 год.

Включая неоплаченный населению "припек" по драгоценным металлам, который в 1933 году по золоту и серебру составил 9 миллионов рублей.

1934 год.

За отсутствием данных скупка лома в 4 квартале - порядка 4,2 млн руб. - представляет экстраполяцию средней величины поступлений бытового золота за первые три квартала 1934 года. Эти расчеты могут оказаться несколько завышенными, так как поступление бытового золота в 4 квартале 1934 года продолжало падать и, вероятно, было меньше средней экстраполированной величины, высчитанной на основе первых трех кварталов.

1935 год.

Данные о золотоскупке предварительные. Итог выполнения валютного плана приводится по материалам Госбанка (РГАЭ. Ф. 2324. Оп. 1. Д. 1020. Л. 148). Постановлением правительства от 14 ноября 1935 года с 1 января 1936 года Торгсин начал продавать свои товары исключительно за иностранную валюту. Золото в Торгсине официально было прекращено к приему с 15 ноября 1935 года.
Итог. Отчетный доклад председателя правления Торгсина М. А. Левенсона председателю СНК В. М. Молотову был составлен в начале 1936 года. Небольшие расхождения отчетных данных с суммой годовых показателей могут объясняться округлением цифр и оперативным характером годовых данных.

Источники:
РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.Д. 7. Л. 7; Д. 19. Л. 135; Д. 64. Л. 80-81; Д. 66. Л. 98,131,134,146,188,190; Д. 92. Л. 171; Д. 93. Л. 12; Д. 105. Л. 45; Д. 114. Л. 38; Д. 132. Л. 123; Д. 133. Л. 133,141-143; Д. 138. Л. 25; Д. 140. Л. 76-77; Д. 154. Л. 79,90. Итоги работы Торгсина были также опубликованы в ведомственном журнале НКВТ "Внешняя торговля". 1936. N1. С. 5.

Примечания:

29. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 123. В период наибольших трудностей, с января до октября 1933 года, Торгсин скупил у населения золота на сумму 48 млн 483 тыс. 500 руб., из них 32,6 млн был лом, 15,9 млн монеты (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.
Д. 93. Л. 12).
30. Резкая разница в скупке золота в голодных 1932 и 1933 годах объясняется тем, что в 1932 году региональная сеть Торгсина только начала разворачиваться.
31. В 1933 году гражданская золотодобыча составила 50,5 т, а зековская добыча Дальстроя 0,8 т. Гражданская золотодобыча высчитана мной на основе указания в секретном отчете о работе золотодобывающей промышленности о том, что добыча золота в 1933 году составила 179,8% от добычи 1930 года (28,1т). РГАЭ. Ф. 8153. Оп.1.
Д. 1. Л. 9; Д. 53. Л. 16; Ф. 8154. Оп. 1. Д. 266. Л. 7; Широков А. И. Указ. соч. С. 103, 130.
32. В весовом отношении золото, скупленное Торгсином, уступает более дешевому и менее ценному серебру. РГАЭ. Ф.4433. Оп. 1.Д. 132.Л.122.
33. По отношению к 1932 году приток лома в 1933 году составил 203%, а приток монет - 247%.
34. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 113.
35. Астафьев В. Последний поклон//Где-то гремит война. М. 1975. С. 130.
36. ГАСО. Ф. 1425. On. 1. Д. 21. Л. 7.
37. Астафьев В. Указ. соч.
38. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 93. Л. 12; Д. 114. Л. 38.
39. В 1932 году разрыв между скупкой лома и чекана по Украине был более резким. В золотоскупке 1932 года по Украине чекан составил порядка 35% (по результатам первых трех кварталов), в 1933 году - 44%. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.
Д. 114. Л. 61.
40. В 1933 году московские магазины Торгсина скупили у населения золота на 8,7 млн (6,7 тонны чистого золота), а включая Московскую область на 10,9 млн руб. Бытовое золото в скупке 1933 года в Москве составляло 5,7 млн, монеты - почти 3 млн руб, в Московской области соответственно - 1,6 и 0,6 млн руб. ЦГАМО. Ф. 3812. Оп. 1. Д. 5. Л. 56.
41. Документы конца 1933 и последующих годов существования Торгсина пестрят наказами о необходимости культурной торговли, работы с покупателем, переноса центра тяжести торговли на товары ширпотреба.
42. В конце 1931 года у Торгсина было всего 30 магазинов, к октябрю 1932 года их число увеличилось до 257, к началу 1933 года до 400, а к августу 1933 года до 1500. В течение 1934 года началось постепенное закрытие нерентабельных точек. В среднем в 1934 году Торгсин имел 1150 магазинов, в 1935 году планировалось сократить их число до 650. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 140. Л. 76.
43. Подробно об отмене карточек см: Осокина Е. "За фасадом "сталинского изобилия". С. 173-194; Дэвис Р., Хлевнюк 0. В. Отмена карточной системы в СССР, 1934-1935 годы//0течественная история. 1999. N 5. С. 87-108.
44. Западные эксперты приняли эту цифру за чистую монету и все свои последующие расчеты основывали на ней, что привело к значительному завышению данных о золотодобыче в СССР. Так, аналитики американского посольства в Москве считали, что в 1935 году СССР добыл 141,4 т чистого золота, тогда как фактическая золотодобыча составила порядка 95,4 т.
45. США в 1934 году добыли немногим менее 90 т, а Канада немногим менее 100 т чистого золота. National Archives. Washington, D.C. Record 861.6341/101. Memorandum. Gold Production in the Soviet Union in 1937 and 1938. P. 33.
46. В 1935 году золотодобыча США составила 98,4 т, а Канады 102,2 т. Гражданские предприятия золотодобывающей промышленности СССР в тот год намыли 80,9 т, а Дальстрой дал еще 14,5 т чистого золота. Золотодобыча СССР вышла на второе место в мире, видимо, только в 1936 году.
47. Причиной тому, что Сталин не включил эти 15 тонн в сумму золотодобычи 1933 года, могло быть то, что монеты сразу не были переплавлены, а хранились в своем первоначальном царском виде, что не позволяло выдавать их за советскую золотодобычу.

Валютные операции в 1930-е годы


История "валютного соперничества" двух ведомств - Объединенного государственного политического управления(1) и Торгсина, государственной торговой конторы, которая занималась продажей товаров населению в обмен на валюту и драгоценности, - свидетельствует о том, что даже такое тривиальное событие, как покупка хлеба в магазине, в условиях советской действительности 1930-х годов было рискованным предприятием и могло обернуться слежкой за покупателем, обыском в его квартире, конфискацией имущества и даже арестом.
Повседневная жизнь в СССР требовала определенного героизма, для советских граждан испытания и риск становились рутиной.

"Валютное" соперничество Изначально ОГПУ было против открытия Торгсина, считая его "ненужной инстанцией". Однако после того как политбюро приняло соответствующее решение, пришлось смириться с реальностью. Представители ОПТУ работали в составе правительственной комиссии, которая в конце 1931 года определяла районы деятельности Торгсина и методы его работы(2). Именно в местные отделения ОГПУ приходили эмиссары правления Торгсина за информацией о "золотом" и "валютном" потенциале района и целесообразности открытия там своих контор и магазинов. И в дальнейшем Торгсин не раз пользовался услугами ОГПУ/НКВД для давления на нерадивых поставщиков, транспортировки ценностей и секретной почты, розыска получателей валютных переводов среди ссыльных и заключенных, чисток торгсиновского аппарата от "чуждых элементов", пресечения хищений и других экономических преступлений.

И все же мирное сосуществование двух ведомств не получалось. Торгсин и ОГПУ/НКВД соперничали в "добыче золота и валюты" для государства, а источник у них был один - сбережения граждан. Для политической полиции еще со времен ВЧК конфискация "припрятанных" населением золота и других ценностей была одной из главных функций. Революция отгремела, но валютные планы остались, и ОГПУ должно было их выполнять. В особых папках политбюро в записи от 10 мая 1930 года находим, например, такую директиву: "Обязать ОГПУ в течение 10 дней добыть (!) от 1 до 2 млн рублей валюты"(3). Сумма немалая, а срок дан небольшой. Финплан по мобилизации золота и валюты был и у Торгсина.

При общности валютных задач Торгсин и ОПТУ оперировали разными методами. До появления Торгсина население должно было сдавать ценности государству в обмен на рубли по установленному государством курсу. Для этого работали специальные пункты скупки золота. Но, видимо, эти условия людей не привлекали. ОГПУ приходилось силой отбирать припрятанные ценности. Следовали аресты, обыски, конфискации и расстрелы. Торгсин же в обмен на золото предлагал населению не обесцененные рубли, а бесценные в условиях голода продукты и товары. Поэтому в то время как сотрудники ОГПУ с наганом в руке гонялись за "держателями золота" и "валютными спекулянтами", те осаждали магазины конторы, умоляя принять в обмен на продукты все самое дорогое, что у них имелось(4).

А что если превратить соперника в помощника? Как говорилось в известной советской комедии, "кто нам мешает, тот нам и поможет". Неизвестно, кому первому в ОГПУ пришла идея использовать Торгсин для выполнения плана "добычи" валюты - скорее всего, определенного автора не было. Агенты ОПТУ стали следить за покупателями в Торгсине, выявляя "держателей ценностей", а затем привычными методами (угрозы, аресты, обыски, конфискации) заставляли их сдавать ценности государству безвозмездно. Одни чекисты соблюдали конспирацию - следили за покупателем скрытно, устанавливая его место жительства, потом приходили с обыском. Другие действовали топорно, видимо, пытаясь взять "укрывателя золота" с поличным: врывались с оружием в магазин, арестовывали людей прямо у прилавка, забирали наличную валюту, а вместе с ней и купленные товары. После таких операций ОГ-ПУ доходы Торгсина падали, а фин-план был под угрозой срыва. Со всех концов страны в правление поступали жалобы от контор Торгсина на действия местных отделений ОГПУ.

Самые ранние жалобы на противоправные действия ОГПУ относятся к осени 1931 года, то есть к самому началу работы Торгсина(5). Тогда это можно было списать на неинформированность местных органов, инерцию, неразбериху и шок, которые сопровождали создание этой необычной организации - появление Торгсина нарушало валютную монополию государства, ведь правительство, по сути, признало право людей иметь валюту и разрешило валютные операции внутри страны. Требовалось время для того, чтобы информация о законности операций Торгсина дошла на места и организации преодолели инерцию государственной валютной монополии.
Шло время. УШЛИ в регионы директива ЦК и письмо Сталина о содействии Торгсину(6). Появилось правительственное постановление о том, что ОГПУ должно проводить свои операции, не подрывая работу Всесоюзного объединения по работе с иностранцами(7). Руководство Наркомата торговли, в чьем ведении находился Торгсин, провело переговоры с Экономическим отделом (ЭКО) ОГПУ, и, в свою очередь, разослало на места разъясняющие циркуляры о том, что Торгсин имеет право продажи на "эффективную" (несоветскую) валюту. Торгсин из диковинки превратился в обыденное явление советской жизни. Однако жалобы на действия сотрудников ОГПУ - аресты покупателей в Торгсине, обыски в квартирах, конфискация валюты и товаров - продолжали поступать вплоть до самого закрытия объединения(9).

Председатель Торгсина Сташевский в докладной записке наркому торговли Розенгольцу в декабре 1932 года писал, что правление располагает "обширными материалами с мест, из которых видно, что местные органы ОГПУ, угрозыска и милиции вопреки циркулярному письму ЭКО ОГПУ совершают незаконные аресты лиц, покупающих товары в Торгсине или получающих валюту из-за границы"(10).

"27 августа 1932 года, - пишет далее Сташевский, - в наш магазин N 3 в Киеве явился работник Киевской областной милиции, т. Бейгул Семен Георгиевич, и тут же в конторе, магазина подверг личному обыску застигнутых им наших покупателей, прекратив обыск лишь после настойчивых требований зав. магазином... В Вознесенске пекаря в числе 9 человек сдали Торгсину 2000 рублей валюты, за что были арестованы ГПУ. Операция ГПУ морально повлияла на сдатчиков инвалюты... Одесса: В наш магазин вбежали с обнаженным оружием два сотрудника 26 погранотряда ГПУ и арестовали неизвестного гражданина в магазине"(11).

В своем заявлении в Ленинградское отделение Торгсина гражданка Р. И. Пинчук писала: "3 октября с. г. (1932. - Е. О.) в 2 часа ночи была арестована моя дочь, Ида Давидовна Пинчук, 5-м отделением милиции. Причина ареста - изъятие инвалюты. Никакой инвалюты, кроме получаемой мной из Америки от моих детей, у нее нет, и все переводы поступали в Ваш адрес непосредственно, а также в адрес Государственного Банка... Прошу правление Торгсина принять меры к освобождению моей дочери, иначе я вынуждена буду отказаться от получаемых мною из Америки денег"(12).

Заведующий магазином N 6 некто Полиновский в своем рапорте в правление Киевской конторы Торгсина сообщал о случае, произошедшем 13 декабря 1932 года:
"К магазину подошли трое неизвестных граждан, остановили выходящего в это время из магазина покупателя и приказали следовать за ними. Покупатель передал муку тут же стоявшей жене и пошел с ними. В это время стояла на улице большая очередь, и я заметил, что среди публики началась паника и в магазине и около магазина не стало ни одного человека. Я выбежал на улицу, подбежал к ним, и на мой вопрос, куда и зачем они ведут покупателя, они ответили, что они отвечают за свои действия. На мое требование предъявить документы, они ответили, что они агенты ГПУ, и отказались предъявить документы. Я пригласил их до выяснения личности в магазин и вызвал ГПУ. После всего пом. нач. милиции т. Крайзерт составил протокол и вызвал меня и т. Тверского и продавца Гуревича"(13).

Инциденты не прекратились и в 1933 году. Некто М. Б. Коен в своем заявлении директору Киевской конторы Торгсина писал:
"27 июня с. г. (1933. - Е. О.) я вынул зуб у врача (видимо, коронку. - Е. О.), который проживает по ул. Пятакова, 24, и занес в магазин, там, где принимают лом. Я взял книжку (товарную книжку Торгсина. - Е. О.) и получил 140 кг муки ржаной в магазине N 2 и в магазине N 3 купил 70 кг муки. Выдали мне справку на право провоза в Проскуров и Умань. Отняли муку и справку, а потому прошу директора дать распоряжение отдать мне 3 мешка муки - 210 кг"(14).

По сообщению из Херсона, крестьянин получил 25 долларов ценным пакетом, зашел в Торгсин и "купил товаров на 11 долларов, остальные 14 долларов оставил у себя. По дороге домой он был арестован, продукты и 14 долларов тоже были отобраны, несмотря на то, что он показал ценный пакет и со стороны Торгсина было подтверждение, что купил в Торгсине"(15). Из Валдайского района сообщали, что налоговый инспектор конфисковал у гражданки, жительницы села Загорья, товарные ордера и товары, купленные в Торгсине: сахар, рыбные консервы и водку, всего на сумму 7 руб. 55 коп. После этого "к указанной гражданке нагрянуло ОГ-ПУ и отобрало у нее несколько золотых царской чеканки"(16).

Сотрудники ОГПУ принуждали приемщиков ценностей в Торгсине выдавать фиктивные квитанции, а затем сдавать полученное по ним золото в ОГПУ, требовали от приемщиков фамилии сдатчиков золота, "приглашали на разговор" директоров магазинов и управляющих контор. А могли и арестовать оценщика прямо во время приемки ценностей. По сообщению из Валдайского края: "На днях в универмаг Торгсина явился один из агентов ОПТУ тов. Исаенко. Несмотря на то что на нем было штатское пальто, все же его все знают, кроме того, из-под воротника торчат петлицы... здесь же в универмаге при посторонней публике он пристал к пробиреру (приемщик, который определяет пробу ценного металла. - Е. О.) с вопросом: "А у тебя где спрятано золото?" Пробирер ему ответил: "Если тебе думается, что оно у меня есть, иди ищи". Поговорив с кассиршей и повертевшись минут 15 у кассы, он ушел"(17). Агент никого не арестовал, но дал понять, что может это сделать - запугивание было в арсенале методов ОГПУ.

У ОПТУ были и другие способы "добычи валюты". Его сотрудники, например, требовали, чтобы люди вносили получаемые ими из-за границы на Торгсин валютные переводы на счет ОПТУ или делали "добровольные" пожертвования в фонд индустриализации(18). В анонимном письме, посланном летом 1933 года из Ленинграда на имя председателя ОПТУ Менжинского (копии ушли прокурору СССР Ка-таньяну, наркому финансов СССР Гринько и заместителю наркома иностранных дел Сокольникову), сообщалось:

"ОГПУ в Ленинграде вынуждает граждан трудящихся, имеющих торгсиновские книжки, списывать с текущих счетов в Торгсине большую часть их сбережений под видом добровольного пожертвования. Иногда эти пожертвования достигают почти всей суммы текущего счета в Торгсине. Граждане под влиянием репрессий, а некоторые, боясь репрессий, отдают все, что с них требуют, а иногда и больше, лишь бы их не преследовали"(19).
ОГПУ могло получить валюту и без согласия самого переводополучателя. В одном из документов правления Торгсина описан такой случай: "В Запорожье директора нашего] универмага пригласили в ГПУ и предложили сделать перевод в фонд индустриализации 30 долларов по заборной книжке одного арестованного покупателя"(20). В некоторых случаях сотрудники ОГПУ пробовали логически обосновать необходимость перевода денег на счет политической полиции, объясняя человеку, что если у него нашлась валюта для Торгсина, то он, конечно, должен иметь ее и для ОГПУ.

ОГПУ оправдывало конфискацию золота и наличной валюты у клиентов Торгсина тем, что отбирало припрятанные ценности, которыми государство не могло бы иначе воспользоваться. Конфискация валютных переводов не укладывается в это объяснение. В данном случае ОГПУ отбирало деньги, которые уже находились на счету государственной организации - Торгсина.

Действия ОПТУ приводили к тому, что население начинало настороженно относиться к Торгсину. Распространялись слухи о том, что он "организован в помощь ОПТУ", является "подсобным хозяйством ОГПУ", "ловушкой сдатчиков золота", что покупателей в Торгсине фотографируют и дают о них сведения в политическую полицию(21). Любая связь с ОГПУ отпугивала. Заведующий Валдайским отделением Торгсина одной из причин невыполнения плана подведомственного универмага считал то, что в его кассе работает жена агента ОПТУ, "которую все население знает и задает вопрос, зачем она здесь посажена?"(22). Правление Торгсина информировало правительство, что во все его отделения поступают запросы населения о том, "не является ли опасным получать переводы в связи с производимой ОПТУ выемкой (золота. - Е. О.)"(23). Слухи были настолько расхожи, что случаи, когда сдача ценностей происходила без последствий, вызывали удивление: "Гражданка деревни Чекуново зашла в магазин утром в 7 часов 30 мин., купила на 20 рублей и была удивлена, что ничего нет страшного и рассказывает: "У нас все говорят, что как зайдешь в Торгсин, здесь тебя и арестуют. Теперь приду домой и расскажу, что совсем не так и наших много придет покупать"(24).

После каждой кампании ОПТУ по изъятию золота Торгсин подсчитывал нанесенный урон. Так, в Херсоне в результате операций ГПУ против "валютчиков" в ноябре 1931 года ежедневная выручка Торгсина упала с 700 до 100 долларов(25). В Котласе после арестов, проведенных ОГ-ПУ в декабре 1932 - январе 1933 года (было арестовано 100 человек), торговля практически прекратилась (сократилась на 90%). Многие жалобы Торгсина на действия ОГПУ относятся к последнему кварталу.

Почему политбюро продолжало использовать услуги ОГПУ по добыче валюты, несмотря на очевидные отрицательные последствия? Объяснений, пока гипотетических, здесь может быть несколько. Возможно, сработал стереотип - чем больше организаций занимаются поиском валюты, тем лучше - больше получим. Не все, однако, что кажется логичным в теории, работает на практике. В данном случае ОГПУ мешало Торгсину. Другим объяснением может быть то, что политбюро рассматривало Торгсин как временную и экстраординарную меру. Его существование нарушало принципы социалистической политэкономии, в первую очередь валютную монополию государства. Как в свое время нэп, Торгсин был тактическим отступлением во имя осуществления индустриализации. Коль это ситуация временная, то зачем вносить изменения в работу ОГПУ?

Жизнь "между молотом и наковальней"

Оставим теперь государственные интересы и посмотрим на ситуацию с позиции простых людей. Что может рассказать нам о повседневной жизни 1930-х годов валютное соперничество Торгсина и "политоргана"?
Несомненно, появление Торгсина в советской жизни 1930-х годов создало хаос и неопределенность. Обыватель не понимал, где кончаются функции одной организации и начинаются функции другой. До появления Торгсина все было просто - иностранную валюту и золото (под золотом подразумевались царские золотые монеты, а также дорогостоящие драгоценности и массивные золотые бытовые предметы) не разрешалось иметь. Частные операции с валютой и золотом - продажа, обмен, использование их в качестве наличного платежного средства - считались экономическим преступлением, валютной спекуляцией и наказывались по закону. За этим следило ОПТУ.
С появлением Торгсина валютные операции признавались законными. Запрещались только те, которые производились за пределами Торгсина, там начинался черный рынок. Таким образом правительство разграничило сферы действия Торгсина и ОГПУ.

Запутанность ситуации усиливалась еще и тем, что ОГПУ арестовывало не всякого входящего в Торгсин, а действовало избирательно и непоследовательно. Могло создаться впечатление, что кому-то разрешалось иметь валюту и золото и платить ими в Торгсине, а кому-то - нет.
Но где проходила эта грань? Люди пытались понять логику арестов в Торгсине, рационально объяснить их причины. Может быть, причина арестов кроется в социальном положении покупателя и источнике получения золота? В одном из писем в ОГПУ автор-партиец писал: "Как я понял и понимаю, к аресту подлежат, по-видимому [те], у кого имеется золото, бывшие купцы, торговцы, спекулянты, мародеры, бывшие чиновники старого режима, полиция (царская. - Е. О.) и кулачество, но не трудовой, видно, элемент, пролетарский слой и середняки, и бедняки, которые действительно должны (действительно имеют право. - Е. О.} сдать золото в Торгсин, если есть, без страху и боязни"(26).

В принципе правительству не стоило бы большого труда провести подобное классовое разграничение. Все "бывшие" состояли на учете государства и составляли группу "лишенцев", то есть лишенных избирательных прав. Требовалось лишь указать в правительственном постановлении о Торгсине, что "лишенцам" в его магазины вход запрещен. Мало кто удивился бы такому разграничению, будь то человек 1930-х годов или современный историк сталинизма. Ущемление социальных, политических и экономических прав "бывших" было нормой того времени, и лишение их валютных прав логично бы вписалось в социальную иерархию 1930-х годов.
Однако проблема как раз и заключалась в том, что в случае с Торгсином правительство не стало делить граждан по социальному положению, источникам получения дохода, их дореволюционной деятельности, национальности. Двери Торгсина были распахнуты для каждого, имевшего ценности. Открывая Торгсин, руководство страны поступилось не только принципом валютной монополии государства, но и пресловутым "классовым подходом".
Интересно в этой связи провести параллель между Торгсином и существовавшей в первой половине 1930-х годов государственной карточной системой. Распределяя продукты и товары по карточкам, правительство разделило население на группы в зависимости от их важности для индустриализации, пролетарско-крестьянское происхождение в иерархии государственного снабжения не играло главной роли. Инженерам и рабочим на ведущих индустриальных объектах полагались от государства лучшие пайки (если не считать небольшой группы советской элиты); городское население, жившее в неиндустриальных, небольших городках и поселках, включая пролетариат, или работавшее на второстепенных для индустриализации объектах, получало крохи.

Крестьяне могли рассчитывать на символическое государственное снабжение - здесь тоже существовала своя иерархия, основанная на важности товарной специализации колхоза для индустриализации, - только при выполнении планов государственных заготовок. Даже в отношении "лишенцев" действовал принцип экономической целесообразности - в случае если лишенный избирательных прав работал на крупном индустриальном объекте, в соответствии с правительственными постановлениями, он должен был получать такой же паек, как и вольный индустриальный рабочий. Таким образом, с точки зрения государственного пайкового снабжения монолитные и хрестоматийные для марксизма классы - рабочие, крестьяне и интеллигенция - отсутствовали. Они были раздроблены на многочисленные подгруппы, перетасованы и объединены в новые группы по принципу: нужен или не нужен для индустриализации(27).

В Торгсине, как и в карточной системе, классовый подход уступил место "индустриальному прагматизму".
Возвращаясь к вопросу о том, где проходила грань между людьми, арестованными в Торгсине, и теми, кто избежал ареста, следует сделать вывод, что социальное происхождение здесь было ни при чем. Безусловно, среди арестованных покупателей Торгсина "бывшие" попадались, но хватало там и простых трудящихся - рабочих, служащих и колхозников. Ища логику в действиях ОГПУ, обыватель 1930-х годов мог предположить, что ОГПУ арестовывало в Торгсине только крупных владельцев ценностей. Эта гипотеза, однако, тоже не выдерживает проверки. С точки зрения формальной законности с появлением Торгсина ОГПУ вообще потеряло право арестовывать кого-либо за владение или хранение валюты, будь то крупный или мелкий "держатель". Как уже было сказано, валютные права, которые подразумевали и хранение валюты дома, предоставлялись всем без исключения.

Гипотетическое предположение о том, что арестованные клиенты Торгсина были крупными владельцами ценностей, не подтверждается фактами. Местные отделения Торгсина жаловались, что ОГПУ проводит аресты огульно, в массовых кампаниях жертвами становятся в основном "мелкие держатели ценностей". Приводимые в документах суммы конфискаций являются зачастую чисто символическими - несколько золотых монет, несколько рублей бонами Торгсина. Среди конфискованных полицией товаров - не меха, икра и антиквариат, а обычные продукты - банка консервов, бутылка водки, мешок муки.

Риск и повседневность

Казалось бы, что может быть героического в покупке хлеба или штанов? Но кто знает, сколько бессонных ночей проводили люди перед тем, как решиться сделать первый шаг и переступить порог нового неизведанного предприятия с загадочным названием "Торгсин". Поскольку идти в Торгсин все-таки было необходимо - голод не тетка, люди прибегали к разным хитростям, изобретали свою тактику поведения в Торгсине. Уезжали в другой город, где их никто не знал, сдавать ценности и покупать товары. Во время сдачи золота, едва завидя знакомого в магазине, немедленно уходили, оставляя ценности, и возвращались назад только через несколько часов. Опасения, что знакомые донесут "куда следует" об имевшемся золоте, были сильнее боязни потерять ценности. Особенно осторожничали крестьяне; как выразился автор одного донесения, "особенно из деревень публика боится". В отчете Нижегородской конторы Торгсина сообщалось, что, прежде чем купить, крестьяне вели наблюдение и даже провожали покупателей до их квартир, затем снова возвращались в магазин наблюдать. Нередко тихо спрашивали продавца: "А меня не арестуют? У меня монеты"(28).

Тактика выживания соседствовала с тактикой обогащения. Нашлись предприимчивые люди, которые, маскируясь под агентов ОГПУ, грабили покупателей Торгсина (действия ОГПУ фактически тоже являлись грабежом, но грабежом ведомственным). Управляющий Московской городской конторой Торгсина в своем письме предупреждал директоров подведомственных универмагов:

"За последнее время вокруг н[аших] торговых точек работает шайка аферистов, которые под видом сотрудников ГПУ и МУРа заранее в магазине при сдаче ценностей или покупке товаров намечают себе жертву и по выходе н[аших] клиентов из универмагов задерживают их и отбирают ценности (тов.[арные] книжки и пр.)"(29). Слово "ОПТУ" оказывало парализующий эффект и позволяло безнаказанно грабить средь бела дня на глазах покупателей и сотрудников Торгсина. Есть основания подозревать, что и действительные сотрудники ОГПУ могли использовать антиторгсиновские операции своего ведомства в личных целях. Приведу рапорт заведующего магазина N 4 О. М. Файнштейна управляющему Киевской областной конторой Торгсина:

"Довожу до В[ашего] сведения, что в день В[ашего] отъезда произошел следующий казус в магазине:
Сотрудник розыска Казимиров ворвался в магазин с наганом в руке вслед за одним покупателем.
Я предложил Казимирову вложить в карман оружие и пошел сговориться по телефону с Нач[альником] Петровского района милиции... Придя в магазин, я предложил Казимирову принести ордер Эконом отдела или Оперода (оперативный отдел. - Е. О.) на право ареста в н[ашем] магазине.

Мы прошли в район милиции по этому делу и там договорились на том же. Казимиров ушел за ордером и больше в магазин не являлся. Задержанный был в магазине до закрытия его, после чего его отпустили. Описывать панику не приходится. Ставлю Вас в известность, что задержанный гражданин не пошел с сотрудником розыска из-за того, что боялся за содержимое карманов. По его словам, Казимиров забрал у него за два дня до этого 1200 рублей совзнаками в проезде у одного еврея. Считаю, что это похоже на истину, т. к. Казимиров идет со своим отцом на операцию. В данном приключении я сам видел старика на углу, дожидающегося результатов. Об этом я также сообщил сотруднику Облрозыска т. Шапу 9.12.32"(30).

Прав ли завмаг, подозревая агента ОГПУ в нечистоплотности. Но существование в ОГПУ сотрудников, способных на такие действия, более чем вероятно. Торгсин, радея об интересах валютного дела, защищал своих покупателей. В документах часто встречаются упоминания об освобождении клиентов от ареста и возвращении им товаров и денег Торгсина. Однако следует сказать, что опасения людей в том, что Торгсин работает на ОПТУ, были не столь уж безосновательными. Последний председатель Торгсина Левенсон в 1935 году информировал управляющих конторами и отделениями:

"Работники НКВД имеют право в нужных случаях требовать от Вас справки о количестве сданных отдельными лицами бытовых ценностей, а также о фамилиях и адресах этих лиц, однако за получением такого рода справок они должны обращаться исключительно к администрации магазинов и скуппунктов"(31).
Таким, видимо, был достигнутый в результате почти четырехлетнего валютного соперничества и трений компромисс между ОГПУ/НКВД и Торгсином - Торгсин не возражал быть информатором, если эти действия оставались в тайне от его клиентов. Администрация магазинов, по смыслу этого письма, становилась внештатным агентом, сексотом политической полиции(32). У ОГПУ имелись и платные агенты, специально внедренные или завербованные из числа торговых работников. Они также поставляли "политоргану" информацию о клиентах Торгсина и их валютных сбережениях. Таким образом, риск и непредсказуемость последствий посещения Торгсина сохранялись. Советская повседневность продолжала быть авантюрной.

Примечания:

1. В ходе реорганизации в 1934 г. Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) было поглощено Народным комиссариатом внутренних дел (НКВД). В зависимости от времени описываемых событий в статье используются оба названия - ОГПУ и НКВД.
2. Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. 5446. Оп. 12а. Д. 698. Л. 1, 7.
3. Российский государственный архив социальной и политической истории (далее РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 162. Д. 8.
Л. 152.
4. В этой фразе практически нет преувеличения. Люди "подсказывали" правительству, что еще можно у них отобрать и превратить в станки и машины. Изначально государство разрешило Торгсину принимать только валюту и золото, но голодные люди несли в Торгсин все ценное, что у них имелось. Получая донесения о потоке разнообразных ценностей в магазины Горгсина, правительство сначала разрешило Торгсину принимать серебро, потом платину и бриллианты, а затем и произведения искусства. Инициатива "снизу" подталкивала неповоротливую бюрократическую машину.
5. Российский государственный архив экономики (далее РГАЭ). Ф. 4433. Оп. 1. Д. 8. Л. 70.
6. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 38. Л. 1 об. Директива ЦК от 25 апреля 1932 года требовала в срочном порядке предоставлять Торгсину помещения.
7. Текст постановления найти не удалось, но на него есть ссылки в документах: РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 148. Л. 26.
8. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 2. Л.6.
9. Там же. Д. 5. Л. 307, 308, 329, 229; Д. 15. Л. 24; Д. 19. Л. 2; Д. 26. Л. 217; Д. 29. Л. 113; Д. 31. Л. 23; Д. 43. Л. 18; Д. 45. Л. 12; Д. 53. Л. 23; Д. 55. Л. ?; Д. 148. Л. 11,18, 33, 40, 42, 51, 97,101; Д. 149. Л. 79,83, 86 и 86 об (докладная записка Сташевского в НКВТ), 88, 90; Д. 168. Л. 38. Центральный государственный архив Московской области(далее ЦГАМО). Ф. 3812. Оп. 1. Д. 1. Л. 31.
10. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 149. Л.. 86 и 86 об.
11. Там же.
12. Там же. Д. 45. Л. 12.
13. Там же. Д. 149. Л. 88.
14. Там же. Д. 148. Л. 40.
15. Там же. Д. 19. Л. 2.
16. Там же. Д. 148. Д. 18.
17. Там же.
18. Там же. Д. 15. Л. 12; Д. 148. Л.. 11,34; Д. 149. Л.. 86 и об.
19. Там же. Д. 148. Л. 34.
20. Там же. Л. 11.
21. Там же. Д. 31. Л. 23; Д. 149. Л. 90.; Д. 5. Л. 302; Д. 38. Л. 8; Д. 41. Л. 29.
22. Там же. Д. 148. Л. 18.
23. Там же. Д. 19. Л. 2.
24. Там же. Д. 31. Л. 23.
25. Там же. Д. 5. Л. 229; Д. 31. Л. 22(?); Д. 149. Л. 90.
26. Там же. Д. 148. Л. 26.
27. Подробно об этом см.: Е. А. Осокина. За фасадом "сталинского изобилия". Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927-1941. М. 1998.
28. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 148. Л. 26; Д. 38. Л. 8. Подобный "наблюдатель" описан также и в донесении уполномоченного Торгсина в Ташкенте (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.
Д. 148. Л. 28).
29.ЦГАМО. Ф. 2014. Оп. 2. Д. 2. Л. 24.
30. РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 149. Л. 83.
31. Там же. Д. 168. Л. 38.
32. Переход Торгсина от протестов против действий ОГПУ/НКВД к сотрудничеству с "политорганом", скорее всего, не был столь резким. Вероятно, были и переписка и постановления, регламентирующие сотрудничество двух ведомств. Отсутствие документов, однако, не позволяет реконструировать эту часть истории валютного соперничества Торгсина и ОГПУ/НКВД.