Сирия итоги недели 2 – 8 декабря

Армия считается одним из важнейших государственных институтов, во многом определяющим политическую и социально-экономическую стабильность страны, а также прочность всей государственной системы и ее способность к выживанию. Это особенно справедливо для Ближнего Востока, где роль военных была и остается ключевой. Со второй половины XX в. военные на Ближнем Востоке и в Северной Африке стали играть заметно большую роль в областях, выходящих за рамки их традиционной сферы деятельности — в политической жизни, экономике и финансах, общественном секторе и т.д.

Арабские волнения и восстания 2010-х гг. подтвердили важность военных в странах региона. Армия сыграла решающую роль в определении результатов «революционных» выступлений в Египте, Ливии, Тунисе, Сирии, оказав, тем самым, влияние на политическое и экономическое развитие региона на долгие годы вперед.

С начала войны и до сих пор государство и его вооруженные силы в значительной степени полагаются на поддержку негосударственных проправительственных вооруженных формирований.

В Сирии во многом благодаря военным была сохранена существующая система, хотя их профессионализм и участие в конфликте в целом оцениваются неоднозначно. За семь лет гражданской войны сирийская армия претерпела существенные изменения и сегодня она нуждается в масштабном восстановлении. Одним из центральных вопросов стабилизации обстановки в стране и политического примирения сторон является проблема реформирования сирийских вооруженных сил. В зависимости от того, удастся ли Дамаску выбрать правильное направление восстановления своих вооруженных сил, будет зависеть очень многое.

В данной статье приводится анализ эволюции Сирийской арабской армии (САА) в ходе гражданской войны — ее причин, проблем и возможных альтернатив развития.

До начала гражданской войны в Сирии в 2011 г. общая численность САА оценивалась в примерно 325 тыс. человек, из которых 220 тыс. служили в сухопутных войсках. В состав Сирийской арабской армии входят три вида войск — сухопутные войска, военная авиация (100 тыс. военнослужащих, в том числе 40 тыс. в ВВС и 60 тыс. в ПВО) и военно-морские силы (4 тыс. военнослужащих). Помимо вооруженных сил в Сирии существуют формирования жандармерии – около 8 тыс. и Народная армия (ополчение), которая служила резервом вооруженных сил (до 100 тыс. ополченцев).

Основные изменения и проблемы

Антон Мардасов, Кирилл Семенов: 
Армия и спецслужбы Б. Асада: феодализация или структуризацияд

За годы гражданской войны САА значительно изменилась. Перемены стали происходить практически с самого начала конфликта из-за этнических, политических и географических особенностей сирийского государства. С первых месяцев стало ясно, что Сирия и ее вооруженные силы не были готовы к внутреннему мятежу и не могли его эффективно подавить.

Конфессиональный фактор в армии

До начала восстания 2011 г. САА состояла преимущественно из призывников, которые служили 2,5 года. В мирное время на военную службу ежегодно призывали до 125 тыс. мужчин в возрасте 19–40 лет. 345 тыс. человек числились в мобилизационном резерве.

Сунниты в Сирии составляли большинство — около 60–70% населения. Поэтому, в соответствии с системой обязательного призыва, в армии в основном служили именно они, особенно на уровне рядового и младшего офицерского состава. Алавиты составляют до 12% населения страны, однако принадлежащая к ним семья Асадов находится у власти на протяжении последних 50 лет. Вдобавок к этому оставшиеся 18–28% сирийского населения представляют другие меньшинства: 10–15% — курды, 3–5% — христиане, 2–4% — друзы и по 1% — шииты и туркоманы. В результате арабское суннитское большинство не имело должного представительства ни во властных структурах страны, ни среди армейского руководства. Таким образом, несбалансированность этнической, религиозной и политической структуры страны предопределила трудности, с которыми Сирия столкнулась во время протестов. Хотя межконфессиональный фактор нельзя назвать одной из главных причин гражданской войны в Республике, он определенно помогает их понять, в том числе учитывая положение дел в армии.

Обычно на военную службу отправлялась молодежь из бедных крестьянских семей (в большинстве своем — арабские сунниты), которая использовала ее в качестве социального лифта. Благодаря политике Башара Асада с 2000-х гг. в армии установился религиозный баланс. По решению президента, стремившегося обеспечить лояльность офицеров среднего звена, многие из них — в основном сунниты — получили возможность продвижения по службе.

За почти восемь лет гражданской войны негосударственные военизированные формирования, сражающиеся на стороне сирийского правительства, стали крупнее, многочисленнее и влиятельнее, что, естественно, ставит под угрозу государственный суверенитет и целостность страны.

По некоторым оценкам, в 1980–1990 гг. 60% высших и старших офицеров были алавитами, как и не менее 14 из 24 наиболее высокопоставленных военных. К 2010 г. усилия Б. Асада по изменению конфессионального баланса в армии увенчались успехом. Доля суннитов среди командиров второго эшелона (начальники штабов дивизий и бригад, руководители отдельных разведслужб) составляла 55%, суннитами были до 65% командиров батальонов. Эти изменения были направлены на создание системы, которая лучше отражала бы межконфессиональную структуру населения и способствовала развитию устойчивой правящей элиты. Вместе с тем, на ключевых военных постах по-прежнему доминировали алавиты и представители других религиозных меньшинств, которых система считала своей опорой.

В результате, когда в 2011 г. началось восстание, Б. Асад поостерегся направить против повстанцев, представленных в основном суннитами, воинские части, укомплектованные, в основном, тоже суннитами. Вместо этого Дамаск предпочел использовать наиболее лояльные группы и воинские формирования, в которых большинство и/или командный состав составляли представители религиозных меньшинств — алавиты, христиане, друзы и т.д. Это стало показателем того, что государство относилось с подозрением к своему суннитскому населению и боялось потерять контроль.

В конце концов, технологическая и организационная отсталость, неэффективность системы оперативного управления, а также конфессиональная специфика не позволили САА решить возложенную на нее задачу полностью использовать свой потенциал полностью и быстро адаптироваться к новым реалиям гражданской войны. Это оказало серьезное влияние на снижение надежности и эффективности армии и подорвало ее авторитет.

В дополнение к этому Дамаск также прибегнул к использованию иностранных шиитских групп, спонсируемых главным образом Ираном. В их число входят организации ливанская «Хезболла», иракские «Лива аль-Зульфикар» и «Абу Фадль аль-Аббас», подразделение иранского Корпуса стражей Исламской революции «Аль-Кудс», а позднее — и части иранской регулярной армии, «Лива Фатимиюн» афганских шиитов и пакистанская «Лива Зейнабиюн». В результате это привело к чрезмерной зависимости от Ирана и позволило Тегерану установить усиленное военное присутствие в Сирии.

Отсутствие единого военного командования

Алексей Хлебников:
Силовые структуры Сирии: вызовы реформирования

С начала войны и до сих пор государство и его вооруженные силы в значительной степени полагаются на поддержку негосударственных проправительственных вооруженных формирований. Такая ситуация привела к размыванию единого военного командования, дальнейшей раздробленности Сирийской арабской армии и утрате государством монополии на применение силы.

Для противостояния антиправительственным силам были организованы так называемые народные комитеты, поддерживаемые спецслужбами и проправительственными предпринимателями по всей стране. Их также называли «Шабиха» и ошибочно относили к ним все проасадовские алавитские и шиитские вооруженные формирования, насчитывающие до 40 тыс. ополченцев. На самом деле, понятие «Шабиха» означает проасадовские вооруженные формирования самых разных организаций и сообществ, далеко не все из которых состоят из алавитов.

Их основная задача заключалась в том, чтобы помочь САА взять на себя ответственность за решение отдельных боевых задач, а также продемонстрировать внутреннее единство и выразить поддержку центральной власти. Эти военизированные формирования стали результатом мобилизации имеющего серьезный политический вес меньшинства населения Сирии, желающий поддержать существующую систему, и создавались отчасти (но не исключительно) на конфессиональной основе.

По оценкам Международного института стратегических исследований, к середине 2013 г. номинальная численность личного состава сирийской армии, сократилась в два раза по сравнению с показателями довоенного периода и составляла около 110 тыс. человек из-за дезертирства и потерь. Эта цифра может быть спорной и неточной, но она указывает на бесспорную тенденцию к уменьшению численности САА за годы гражданской войны. В результате к 2018 г. зависимость государства от нерегулярных проправительственных вооруженных формирований лишь возросла. По некоторым данным, в 2018 г. в Сирийской арабской армии насчитывалось только 20–25 тыс. солдат и офицеров, в то время как число проправительственных ополченцев, действующих в Сирии, составляет до 150–200 тыс. бойцов. Соотношение государственных и негосударственных вооруженных акторов составляет 1:10. Следовательно, негосударственные вооруженные формирования играют ведущую роль на поле битвы, что еще больше осложняет вопрос их подотчетности и контроле над ними.

Сегодня ни сирийское правительство, ни его союзники — Россия и Иран вместе взятые — не смогут профинансировать восстановление страны.

Эти военизированные группировки действовали достаточно эффективно, однако правительство не контролировало их полностью, что также указывало на ослабление централизованной власти государства. В 2012 г. Дамаск начал объединять многочисленные добровольческие формирования (общей численностью более 100 тыс. человек) в общую структуру — Национальные силы обороны (НСО), которые должны были подчиняться единому центру управления войсками. НCO формировались по образцу иранского военизированного ополчения «Басидж», а лица, ответственные за создание НСО, прошли подготовку в Иране.

Однако Дамаску не удалось полностью поставить НСО под свой контроль. Во многих случаях командиры Национальных сил обороны превращались в полевых командиров, которые не хотели терять свое военно-экономическое влияние и делиться им с центральными властями. САА и НСО нередко боролись за зоны влияния внутри страны, и это привело к дальнейшему ослаблению сирийской армии и системы управления.

Помимо НСО, существуют и другие негосударственные военизированные группировки — «Батальоны Баас» (представляющие собой вооруженное крыло сирийской правящей партии), «Иерусалимская бригада», «Ястребы пустыни», Благотворительный комитет аль-Бустан (имеющий собственную структуру безопасности) и др.

Сегодня сирийским вооруженным силам недостает дисциплины, централизации, технической и организационной модернизации, авторитета, и их нельзя назвать настоящей армией.

Этот вопрос является одним из главных препятствий на пути к разрешению конфликта. Для будущего национального примирения необходима реформа спецслужб. Для ее проведения государству нужно либо разоружить все негосударственные группировки, либо поставить все оружие и полевых командиров под свой контроль, либо встроить их в новые военные структуры, что представляет собой очень непростую задачу, решение которой требует поиска трудных компромиссов.

За почти восемь лет гражданской войны негосударственные военизированные формирования, сражающиеся на стороне сирийского правительства, стали крупнее, многочисленнее и влиятельнее, что, естественно, ставит под угрозу государственный суверенитет и целостность страны. Вот почему в конечном итоге Дамаску придется придумать формулу, которая будет учитывать интересы полевых командиров и найдет им место в новой военной системе. В этом контексте активное участие Ирана в создании и финансировании проправительственных группировок в Сирии осложняет проблему еще больше.

Чрезмерное присутствие Ирана

Юлия Свешникова: 
Иранское присутствие в Сирии: всерьез и надолго?

Кроме того, некоторые из наиболее эффективных проправительственных группировок ополченцев получают финансовую помощь из-за рубежа, прежде всего от Ирана. Это чревато риском попадания в чрезмерную зависимость от иностранного патрона, преследующего собственные интересы, которые совсем не обязательно совпадают с интересами клиента.

С первых дней гражданской войны в Сирии Иран был одним из главных сторонников сирийского правительства. По разным оценкам, после начала гражданской войны в 2011 г. Тегеран ежегодно тратил на САР от 5 до 20 млрд долл. Деньги выделялись на выплаты Хезболле и другим действующим в Сирии проиранским группировкам шиитов (более 40 тыс. человек), в том числе боевикам из Афганистана, Пакистана и Ирака, на поставки военной техники, оборудования, нефти и нефтепродуктов, на зарплату государственным служащим, а также военнослужащим и сотрудникам спецслужб и на содержание в Сирии собственного контингента.

26 августа 2018 г. Дамаск и Тегеран подписали соглашение о военном сотрудничестве, которое предусматривает помощь Ирана в восстановлении сирийской военной промышленности и инфраструктуры. Фактически, эта сделка может усилить присутствие Ирана в Сирии и еще больше увеличить зависимость Дамаска от Тегерана. Если Иран займется восстановлением сирийской армии и военной промышленности, то это будет означать дальнейший рост иранского влияния на Дамаск.

В то же время Иран создает ряд довольно серьезных препятствий продвижению реформ и развитию политического процесса в Сирии. Чрезмерное присутствие Ирана в Сирии раздражает Израиль, США, Турцию, Россию и даже сам Дамаск. Будучи слабым и не имея альтернативного иностранного источника средств на восстановление страны, сирийское правительство вынуждено идти на сближение с Ираном. В результате вряд ли удастся добиться прогресса в политическом процессе, восстановлении и возвращении беженцев, поскольку все это требует активного международного участия.

Кто будет финансировать восстановление сирийских вооруженных сил?

Одной из наиболее серьезных проблем послевоенного восстановления Сирии является отсутствие источников финансирования. Сегодня ни сирийское правительство, ни его союзники — Россия и Иран вместе взятые — не смогут профинансировать восстановление страны. Тем более что и у Москвы, и у Тегерана есть свои экономические проблемы, которые надо решать. Что же касается восстановления и реформирования вооруженных сил, то здесь ситуация еще сложнее.

Россия должна использовать возможность для создания противовеса иранскому влиянию в сирийских вооруженных силах с помощью иностранных доноров, чьи средства оказали бы содействие в деле восстановления и реформирования вооруженных сил страны и единой системы управления войсками.

Во-первых, за последние семь лет Иран вложил в Сирию значительные средства, его присутствие там является многоплановым и прочным, и рассчитывать на то, что его представители покинут страну, не получив отдачи, не приходится. Он уже заключил сделку с Дамаском, которая предоставляет Тегерану исключительные права на восстановление сирийской военной промышленности и инфраструктуры, что создает дополнительные риски для сирийского государства. Высокая степень вовлеченности Ирана в дела Сирии станет серьезным раздражителем для Израиля и США и почти наверняка не позволит снять санкции против Сирии, а снятие санкций является залогом успешного восстановления страны и экономики.

Во-вторых, иранское влияние является сильным раздражителем и для Москвы. Слишком активное участие Ирана в сирийских вопросах является препятствием для достижения Россией долгосрочных целей по урегулированию сирийского кризиса — для проведения политических преобразований и реформ, а также примирения с региональными державами и Западом. С самого начала развертывание военной кампании России в Сирии преследовало несколько целей. С одной стороны, решение Кремля осенью 2015 г. развернуть в Сирии российский военный контингент явилось результатом соглашения с Дамаском и Тегераном о предотвращении распада Сирии. Российское прикрытие с воздуха без поддержки иранских наземных сил было лишено всякого смысла, поэтому в данном случае договоренности представляли собой взаимовыгодное разделение труда, которое оказалось успешным.

С другой стороны, развертывание российского контингента послужило сигналом для Израиля и Запада о том, что в Сирии появились ограничители иранского влияния. Москва воспринимается как сила, способная в определенной степени ограничить влияние Ирана в стране. Недавняя договоренность между Россией, Израилем и США, предусматривающая отвод иранских сил от сирийско-израильской границы, является тому подтверждением Дамаск это понимает и может использовать в качестве козыря на переговорах с Западом и государствами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАПГЗ) по поводу привлечения их денег на восстановление страны.

В-третьих, во время пребывания в Сирии Россия планировала реорганизовать сирийскую армию с целью повышения ее управляемости, профессионализма и автономности. С 2015 г. Москва старалась свести к минимуму влияние и роль различных нерегулярных военизированных формирований ополченцев, сражавшихся за правительство, поскольку они нередко преследовали свои интересы в ущерб государственным. Вооруженные силы страны могут эффективно выполнять свои задачи только при наличии сильного и эффективного управления из единого центра, а его в Сирии сейчас нет.

Юрий Бармин:
Россия и Израиль: ближневосточное измерение отношений

В 2015 г. Москва инициировала формирование 4-го корпуса, находившегося под непосредственным руководством САА и состоявшего из действовавших в Латакии группировок ополченцев и вооруженных формирований. В 2016 г. Россия создала и обучила 5-й корпус, в который вошли группировки НСО и бывшие перебежчики из сирийской армии, решившие вернуться. В 2015 г. российские военные помогли реорганизовать элитное подразделение САА «Сила тигров» и с тех пор продолжают оказывать помощь, поставляя оружие, направляя советников и обеспечивая прикрытие с воздуха. Реорганизация стала важным шагом в преодолении тенденции, на которую делает ставку Иран, — создание и развитие параллельных негосударственных военных структур, не подчиняющихся напрямую сирийскому государству (так, Иран принимал участие в формировании и обучении НСО) и более лояльных Тегерану, чем Дамаску.

Однако задача все еще не выполнена, и вопрос, удастся ли Москве реформировать и восстановить структуру сирийской армии, остается открытым. В то же время Москва использовала новаторский подход при реформировании расколотой на части армии. Создавая 4-й, а затем и 5-й корпус САА, Россия взяла на себя ответственность за снабжение их оружием и военной техникой, воздушное прикрытие, а также направление военных советников. Этот шаг во многом обусловил стремление других группировок, желающих действовать как часть сирийской армии, войти в состав этих новых корпусов. Хотя еще предстоит выяснить, удастся ли Москве выполнить эту задачу, Россия уже показала пример, который можно использовать и в других странах региона (Ливии, Ираке, Йемене и пр.) при проведении реформ в армии.

В заключение

Сегодня сирийским вооруженным силам недостает дисциплины, централизации, технической и организационной модернизации, авторитета, и их нельзя назвать настоящей армией. При наличии множества проправительственных негосударственных вооруженных группировок и в отсутствие у страны сильной армии Сирия не сможет полностью восстановить свой суверенитет и обеспечить благоприятную среду для проведения политических преобразований и реформ. Вот почему реформирование вооруженных сил является неизбежной необходимостью.

Одной из главных задач России в Сирии является воссоздание вооруженных сил страны практически с нуля, что будет чрезвычайно сложно сделать. Во-первых, армия должна осуществлять контроль над всей территорией страны и иметь монополию на применение силы, таких условий на сегодняшний день не существует, и вряд ли они появятся в ближайшем будущем. Во-вторых, за последние семь лет Иран создал в Сирии обширную сеть лояльных Тегерану военных структур, и рассчитывать, что они войдут в состав вооруженных сил страны или расформируются сами и уйдут, не приходится. Эта проблема может стать камнем преткновения в отношениях России и Ирана в предстоящие месяцы и годы. И, в-третьих, у России недостаточно ресурсов для решения этой задачи.

В этих условиях возможность привлечения иностранных источников для восстановления сирийской армии все-таки существует. Страны Персидского Залива и Израиль могли бы быть заинтересованы в восстановлении Сирии при меньшем присутствии Ирана. Помогая России выполнить эту задачу, региональные игроки накладывают косвенные ограничения на присутствие Ирана в Сирии. Без иностранной же помощи Тегеран получает больше возможностей для дальнейшего усиления своего влияния в стране. Москве понадобится помощь, чтобы сделать новую сирийскую армию свободной от влияния Ирана или, по крайней мере, от доминирования в ней. Чем сильнее армия и центральное правительство, тем меньше эти институты нуждаются в опоре на иностранных партнеров. Более того, в регионе Ближнего Востока и Северной Африки армии являются важным элементом государственного строительства, что делает успешную военную реформу ключевым фактором в процессе восстановления страны. В противном случае у Ирана появятся возможности еще больше усилить свое влияние и стимулировать дальнейший рост этноконфессионализма в Сирии.

Таким образом, Россия должна использовать возможность для создания противовеса иранскому влиянию в сирийских вооруженных силах с помощью иностранных доноров, чьи средства оказали бы содействие в деле восстановления и реформирования вооруженных сил страны и единой системы управления войсками. При всей своей амбициозности эта задача представляется вполне выполнимой — Россия уже доказала свою способность находить общий язык с региональными акторами, в том числе богатыми странами ССАПГЗ, несмотря на существующие разногласия. Такой подход поможет не только найти компромисс по Сирии, но и восстановить межрегиональные экономические связи, разрушенные во время войны.

Вот уже семьдесят лет армия и службы безопасности играют ключевую роль в обеспечении стабильности режимов на всем Ближнем Востоке. Милитаризация правящих в регионе элит получила широкое распространение после начатых ими в конце 1940-х и в 1950-х гг. антиколониальных революций, которые и привели их к власти. Тогда они были единственной силой, способной взять власть и в конечном итоге отстоять независимость и территориальную целостность своих стран.

 

На протяжении десятилетий элиты в большинстве стран Ближнего Востока и Северной Африки формировались из представителей армии и спецслужб, что объясняет предоставление правящими режимами значительных привилегий тем, кто служит в силовых структурах. Вместе с тем для снижения риска переворота и недопущения концентрации власти в одних руках, размер и механизм военных и правоохранительных институтов подвергались постоянным изменениям и реорганизациям, отчего их огромный аппарат расчленен на ряд параллельно существующих структур. Именно эти институты контролируют элиты в своих странах. Поскольку в большинстве государств Ближнего Востока армия и службы безопасности являются краеугольным камнем государственной системы, от них зависят стабильность и (в определенной степени) жесткость режимов.

 

Кирилл Семенов: 
Кто правит Сирией? Семья Асадов, «внутренний круг» и магнаты

Одним из наиболее важных факторов, определяющих влияние армии и правоохранительных органов на жесткость режима, является их участие в политической и экономической жизни страны. Если военные и другие силовики активно участвуют в экономике страны или ее политической жизни, они больше заинтересованы в защите существующего порядка, чтобы сохранить свои привилегии и социальный статус, и играют ведущую роль в политике страны. Примером могут служить Египет и Сирия, где армия и службы безопасности делают все возможное ради сохранения своей власти.

 

Если участие силовых структур в политической и экономической жизни страны ограничено или несущественно или же они находятся под жестким контролем (например, в Тунисе, Ливане, Иране, Турции после прихода к власти Эрдогана и пр.), они менее склонны защищать существующие институты и вмешиваться во время беспорядков.

 

Что касается Сирии, то ее силовые структуры — одни из самых могущественных в регионе, и сохранение режима, в котором они занимают важнейшие позиции, является для них вопросом выживания.

 

Сирийские спецслужбы — «мухабарат»

 

Хотя формально отдельные ведомства подчинены министерству обороны или министерству внутренних дел, на практике все ведомства находятся под непосредственным контролем президента и обладают большими институциональными полномочиями.

Основная цель сирийских служб безопасности (как и в большинстве арабских государств) — обеспечение выживания режима. Четыре основных разведывательных структуры Сирии находятся под непосредственным контролем президента страны и обладают дублирующими функциями с тем, чтобы исключить критическую зависимость режима от одной из них. Это помогает поддерживать в них дух соперничества и не позволяет какой-либо структуре доминировать над остальными.

 

Основная спецслужба Бюро национальной безопасности (NSB), представляющая собой структуру партии «Баас» и напрямую подчиненная президенту, руководит работой четырех управлений. После террористического акта в Дамаске 18 июля 2012 г., который унес жизнинескольких высокопоставленных силовиков, в том числе министра обороны генерала Дауда Раджихи, его заместителя по вопросам безопасности (и шурина Б. Асада) Асефа Шауката, директора NSB и других, Бюро было переподчинено администрации президента. Башар Асад назначил директором NSB входящего в его ближайшее окружение советника по национальной безопасности Али Мамлюка. Под его руководством координация деятельности спецслужб и представление регулярных общих докладов отошли на второй план, и NSB стало уделять больше внимания разработке политики безопасности, тем самым сосредоточив в своих руках больше власти.

 

Четыре разведывательных управления включают Главное управление безопасности (GID), Управление политической безопасности (PSD), Военную разведку (MID) и Военно-воздушную разведку (AFI). Хотя формально отдельные ведомства подчинены министерству обороны или министерству внутренних дел, на практике все ведомства находятся под непосредственным контролем президента и обладают большими институциональными полномочиями.

 

Главное управление безопасности (إدارة المخابرات العامة — Idarat al-Mukhabarat al-‘Amma, GID)

 

Кирилл Семенов: 
Вооруженные силы Сирии на седьмой год войны: от регулярной армии к добровольческим корпусам

GID — главная гражданская разведывательная служба Сирии и подчинена напрямую президенту. Она не является структурой никаких государственных органов или министерств и для координации своих действий контактирует только с NSB. Главное управление безопасности состоит из трех отделов.

 

Отдел внутренней безопасности занимается надзором за населением страны (дублируя тем самым функции Управления политической безопасности PSD). В его обязанности включены контрразведка, контроль над оппозиционными политическими группами и иностранным гражданами, религиозными и этническими меньшинствами (например, «Братьями-мусульманами»). Кроме того, Управление занимается борьбой с коррупцией и незаконным оборотом наркотиков.

 

Отдел внешней безопасности занимается внешнеполитической разведкой и отвечает за контролирование противников за рубежом и противодействие им, обеспечение безопасности дипломатических представительств Сирии, а также борьбу со шпионажем.

 

Отдел по делам Палестины осуществляет контроль над деятельностью палестинских групп в Сирии и Ливане.

 

В структуру Главного управления безопасности входят двенадцать отделений, которые имеют свои подразделения в каждой провинции.

 

Главное управление политической безопасности (إدارة الأمن السياسي — Idarat al-Amn as-Siyasi, PSD)

 

В силу того, что Управление политической безопасности работает непосредственно с населением, деятельность PSD пронизывает всю страну и охватывает все слои общества.

Хотя формально PSD считается структурой министерства внутренних дел, Управление ему не подчиняется. Оно отчитывается только перед президентом и является органом надзора за министерством внутренних дел, его офицерами и сотрудниками, включая полицию.

 

Его наиболее важные отделы занимаются политическими партиями, гостиницами, клубами, ресторанами, студентами, сотрудниками, партиями, коммерческим и отраслевым лицензированием. Таким образом, в его компетенцию входят контролирование организованных политических сил и возможных политических действий, а также мониторинг и контроль над государственными учреждениями. Задачами Управления является борьба с политической оппозицией, диссидентами и политическими партиями, чья деятельность направлена против руководства страны, надзор за прессой и средствами массовой информации, а также за деятельностью иностранных граждан, находящихся в стране, и их контактами с местными жителями.

 

По сути, в силу того, что Управление политической безопасности работает непосредственно с населением, деятельность PSD пронизывает всю страну и охватывает все слои общества. На основе сведений, полученных от широкой сети информаторов, Управление проводит исследования и готовит специальные доклады.

 

Управление имеет отделения в 13 провинциях и Дамаске.

 

Служба военной разведки (شعبة المخابرات العسكرية — Shu'bat al-Mukhabarat al-'Askariyya? MID)

 

MID — главный орган военной разведки в Сирии. Хотя формально он входит в структуру министерства обороны, но фактически находится под личным контролем президента и министерству не подчиняется. Более того, Служба участвует в назначении министра обороны, его заместителей и начальников штабов. Руководитель Службы назначается президентом.

 

Григорий Лукьянов, Руслан Мамедов:
Пятый корпус как первый шаг к рождению новой сирийской армии

Ее главной задачей является сбор первичных сведений о вооруженных силах противника и его укреплениях. Служба осуществляет надзор за деятельностью других структур безопасности и контролирует их лояльность. Кроме того, считается, что MID также отвечает за предоставление военной и материально-технической помощи палестинским, ливанским и турецким экстремистским группам, а также осуществляет надзор за политическими диссидентами за рубежом.

 

Управление военно-воздушной разведки (إدارة المخابرات الجوية — Idarat al-Mukhabarat al-Jawiyya, AFI)

 

 

Воздушные разведывательные силы считаются наиболее преданной президенту спецслужбой, причем самой многочисленной и профессиональной. Управление было создано, когда Хафез Асад занимал пост командующего ВВС, и то, что она со времен Хафеза Асада превосходит другие по влиянию и мощи, не является простым совпадением. Хотя формально Управление входит в состав министерства обороны, которое его финансирует и закупает для него вооружение, министр обороны не имеет над ним никакой власти. AFI, наряду с MID, осуществляет надзор за работой министра и играет важную роль в его назначении.

 

Первоначально главной задачей Управления военно-воздушной разведки была охрана сирийской боевой техники, самолета президента, обеспечение его безопасности за границей, а также безопасности посольств. Со временем круг обязанностей Управления был расширен и вышел за рамки решения сугубо военных задач. Управление стали привлекать к боевым действиям против антиправительственных групп. Так, воздушные разведывательные силы управляли операциями по подавлению восстания «Братьев-мусульман» в Хаме в 1980-х гг. и против членов Исламской Либеральной партии Хизбал-Тахрир в декабре 1999 г., сыграли важную роль в проведении массовых арестов противников режима и организовывали тайные операции за рубежом.

 

Управление имеет шесть отделений в Дамаске, свой отдел расследований и шесть отделений в провинциях.

 

Проблемы переходного периода для сирийских спецслужб

 

Как уже упоминалось выше, все сирийские спецслужбы имеют немало дублирующих друг друга функций. В мирное время это позволяло Б. Асаду держать их деятельность под перекрестным контролем и не допускать чрезмерного доминирования ни одной из них. С началом гражданской войны весь аппарат госбезопасности стал уделять больше внимания осуществлению контроля на местах и подавлению оппозиции и повстанцев. В результате в настоящее время работа всех этих служб сосредоточена скорее на полицейских функциях, нежели на разведке как таковой.

Руслан Мамедов: 
Негосударственные и иррегулярные вооруженные формирования в сирийско-иракской конфликтной зоне

 

В Сирии, где силовые структуры играют крайне важную роль в существующей политической системе и военная фаза гражданской войны подходит к концу, вопрос об их структурном реформировании будет одним из ключевых. Поскольку сирийские разведывательные службы принимали активное участие в системе управления, подавления, а затем и в гражданской войне, их статус и вопрос о системных, функциональных изменениях будет обязательно включен в повестку дня переговоров между сторонами конфликта.

 

Проведение подобных реформ осложняется тем, что вопросы безопасности традиционно играют важную роль, что особенно наглядно показывают события последних десятилетий (на Ближнем Востоке) и лет (в Сирии). В связи с этим достижение компромисса по этим реформам между оппозицией и сирийским правительством представляется чрезвычайно сложной задачей.

 

Прежде всего необходимо решить, когда надлежит осуществить такую реструктуризацию: до проведения политических реформ, после них или одновременно с ними? Для ответа на этот вопрос давайте посмотрим, какие препятствия стоят на пути реформирования силовых структур Сирии и как стороны могут начать движение к выработке компромисса.

 

Неблагоприятная экономико-правовая среда и угрозы безопасности

 

Вопрос о реструктуризации спецслужб неразрывно связан с судьбой руководства страны, политическими реформами и изменениями в государственном устройстве.

Как уже упоминалось ранее, четыре ветви сирийского разведывательного аппарата действуют независимо и не контролируются правовой системой; все четыре занимаются подавлением инакомыслия и надзором за отдельными гражданами. Мало того, они подотчетны только президенту.

 

Другими словами, разведывательная сеть в Сирии создана режимом для защиты своих интересов и обеспечения своего выживания. Это означает, что вопрос о реструктуризации спецслужб неразрывно связан с судьбой руководства страны, политическими реформами и изменениями в государственном устройстве. На сегодняшний момент данный вопрос представляется весьма щекотливым и исключительно сложным для нахождения компромисса.

 

Кроме того, силовые структуры играют ключевую институциональную роль и удерживали страну от полного краха в течение последних шести лет войны. Поэтому существует вполне обоснованное опасение, что расформирование или решительное реформирование спецслужб может привести к негативным последствиям для целостности государства. Одной из основных причин, по которой российское руководство приняло решение о размещении авиационной группы ВВС России в Сирии, была опасность ее институционального краха, поскольку сирийская армия и службы безопасности являлись ключевыми государственными институтами во времена смуты. Россия часто использует пример Ирака, чтобы показать, как кардинальные перемены в силовых структурах обернулись полным параличом институтов государственной безопасности.

 

Юрий Бармин: 
Сирийский конгресс в Сочи: слишком рано для урегулирования

Даже после военного поражения крупных террористических организаций в Сирии будет существовать угроза их возрождения. Поэтому какое бы правительство ни оказалось у власти, в том числе во время переходного периода, ему придется уделять самое пристальное внимание решительным мерам по укреплению безопасности, которая обязательно подвергнется испытанию на прочность. Учитывая, что большинство оппозиционеров призывает расформировать все службы безопасности, это неизбежно замедлит процесс реформирования страны.

 

Это обстоятельство не может не осложнить процесс реформирования самих силовых структур. С одной стороны, во время переходного периода безопасность является абсолютно необходимым условием. Она создает почву для начала политического процесса, который армия и спецслужбы должны обеспечить наряду с другими участниками. С другой стороны, большая часть сирийской оппозиции добивается ликвидации связанных с режимом сил, что неминуемо нанесет удар по безопасности. Вот почему действовать надлежит крайне осторожно, осуществляя реформирование спецслужб под общественным и/или международным контролем и не препятствуя принятию мер существующими структурами по обеспечению безопасности. Альтернативой является новая эскалация, риск которой многократно возрастает.

 

Кроме того, стоит большая задача восстановления доверия между сирийскими разведывательными структурами и обществом. Для этого необходим политический процесс, который инициировал бы реформу разведывательных служб в Сирии. Этот процесс должен способствовать достижению позитивных результатов по менее чувствительным вопросам, которые необходимо разрешить до наиболее сложных. Такой процесс возможен только тогда, когда обе стороны конфликта готовы пойти навстречу друг к другу. Пока перспективы такого подхода очень туманны.

 

Представляется, что возможен лишь такой сценарий, при котором основные акторы оказывают давление на оппозицию и правительство с целью начать переговоры по вопросу политического перехода в стране, а затем и инициируют его. Без внешнего участия и давления такой процесс кажется практически невозможным.

2017 год стал переломным в сирийском конфликте. Режим Б. Асада при всесторонней поддержке России и Ирана смог окончательно отвести от себя «внутреннюю угрозу». На протяжении 2017 г. Дамаск, манипулируя достигнутыми соглашениями о прекращении огня и договоренностями в рамках Астанинского процесса, использовал ситуацию для проведения «веерных» операций: когда в одной «зоне деэскалации» [1] устанавливалось относительное затишье, режим начинал перебрасывать высвободившиеся силы на другие направления. Сначала — на Восток Сирии для разблокирования города Дейр эз-Зор и взятия под контроль прилегающих к нему областей, что, безусловно, ускорило конец «халифата». Затем — в регион Идлиба. После, пользуясь выполнением российско-турецких договоренностей о разделе сфер влияния в этой «зоне деэскалации», — в район Восточной Гуты. Теперь Дамаск обладает наступательной инициативой и существенным преимуществом над оппозиционными группами.

Конъюнктура

Алексей Хлебников: 
Силовые структуры Сирии: вызовы реформирования

Еще в начале 2017 г. сирийская оппозиция демонстрировала способность консолидировать усилия и отвечать на наступательные операции режима. Например, снимая «напряженность» с Восточной Гуты отвлекающими операциями в Дераа и Хаме. Однако после начала формирования зон деэскалации фрагментация сирийской оппозиции приняла необратимый характер и начала сопровождаться установлением над этими зонами фактически внешнего протектората. Так, большинство оппозиционных фракций Большого Идлиба теперь действует исключительно в интересах Турции, а Амманское соглашение между Иорданией, Россией и США по юго-западной зоне вывело из игры Южный фронт Сирийской свободной армии. Решающую роль в успешном исходе противостояния Дамаска с внутренней оппозицией сыграли внешние игроки, которые не только прекратили помощь оппозиционным фракциям, но и фактически окончательно раскололи их на изолированные фрагменты.

Тем не менее все попытки до февраля 2018 г. (когда российско-турецкие договоренности позволил завершить в Идлибе активные операции и сосредоточить силы на Восточной Гуте) элитных подразделений 4-й дивизии, Республиканской гвардии и иных регулярных подразделений Сирийской арабской армии отбить у сил оппозиции районы Джобар и Айн Терма в Восточной Гуте оборачивались отходом сил режима с серьезными потерями. Операция в Харасте закончилась окружением батальона Республиканской гвардии и гибелью пяти полковников и бригадных генералов. То же самое происходило при операциях на Юге Сирии — в Дераа.

После начала формирования зон деэскалации фрагментация сирийской оппозиции приняла необратимый характер и начала сопровождаться установлением над этими зонами фактически внешнего протектората.

Несмотря на активную поддержку российских ВКС и спецназа сирийских формирований и шиитского «экспедиционного корпуса» во главе с ливанской «Хезболлой» и иракскими фракциями силы режима все равно пропускали чувствительные удары от многократно уступающих им в численности боевиков ИГ. В качестве примера можно привести прорыв в сентябре-октябре 2017 г. подразделений ИГ в Хомсе и Дейр эз-Зоре, когда многие пути снабжения группировки проасадовских сил, действующих вдоль реки Евфрат, оказались отрезанными. И лишь незначительное количество отрядов, остающихся в наличии у ИГ, а также спешное «латание дыр» российскими специалистами не позволило террористам развить успех.

Таким образом, победы Дамаска над своими противниками обусловлены в первую очередь обстоятельствами и внешней поддержкой, а не укреплением сил режима и повышением их боеспособности, несмотря на российские усилия по подготовке кадров и постоянные «вливания» техники в регулярные подразделения. Расчет на то, что путем манипуляций удалось ослабить или сковать оппозицию до того состояния, что проправительственные силы способны справляться с вызовами, не отменяет необходимости иметь национальные вооруженные силы — без многочисленного шиитского интернационала.

Раздробленность

Юрий Бармин:
Сирийский конгресс в Сочи: слишком рано для урегулирования

В настоящее время вооруженные силы, на которые опирается Б. Асад, по-прежнему представляют собой конгломерат группировок, которые зависят от Дамаска в различной степени. В армейских частях нет единства в плане готовности беспрекословно выполнять все директивы руководства. Существует сложная система согласований для использования «элитных» соединений САА в конкретной операции. Это относится даже к её элитному компоненту — 4-й дивизии, Республиканской гвардии, «Силам Тигра» алавита Сухеля аль-Хасана, а также отдельным подразделениям других соединений. При этом сохраняется тенденция формирования ополченческих структур на базе отдельных дивизий регулярной армии — в дополнение к их штатным подразделениям. Например, батальоны «Дир аль-Каламун» из 3-й дивизии, «Сейф аль-Махди» из 4-й и т. д. В то же время боеспособность «линейных частей» САА по-прежнему оставляют желать лучшего, и их стараются не перебрасывать в районы, отдаленные от мест постоянной дислокации.

Важную роль продолжают играть различные военизированные формирования, не подчиняющиеся напрямую сирийскому военному ведомству, МВД и органам госбезопасности. К ним относятся и так называемые Национальные силы обороны, Местные силы обороны, зарубежные, прежде всего шиитские группировки, а также созданные ими на территории Сирии из граждан САР филиалы. Численность нерегулярных формирований превышает численность самой САА не менее чем в два раза.

Победы Дамаска над своими противниками обусловлены в первую очередь обстоятельствами и внешней поддержкой, а не укреплением сил режима и повышением их боеспособности, несмотря на российские усилия по подготовке кадров и постоянные «вливания» техники в регулярные подразделения.

Сирийский кризис дал возможность политическим силам обзавестись собственными военными формированиями. По-прежнему действуют батальоны партии БААС, часть которых включена в состав 5-го корпуса. «Носур аль-Завба» — военное крыло Сирийской социальной националистической партии, «Сирийское сопротивление» — леворадикальная военизированная группировка, которую возглавляет Мирхач Урал, который числится в Турции в списке террористов.

Формирование военизированных структур различной направленности — военных крыльев мафиозных кланов, частных военных компаний, региональных и племенных ополчений и милитаризации политических сил — заложило мину под стабильность режима. Эти силы не только поддерживают Дамаск. С самого начала они предпринимали попытки укоренится в государственных институтах и/или взять под контроль те или иные источники доходов. Не секрет, что различные отряды шабиха, действующие сегодня под эгидой Национальных сил обороны, контролируют КПП, что на практике означает доступ к коррупционным схемам, включая возможности переправки боевиков радикальной оппозиции в турецкие зоны влияния. Ряд деятелей, связанных с проиранской сирийской группой «Лива аль-Бакир» (относится к Местным силам обороны), имеет свой парк микроавтобусов и держат транспортный бизнес.

Руслан Мамедов:
Негосударственные и иррегулярные вооруженные формирования в сирийско-иракской конфликтной зоне

Сирийский кризис дал возможность политическим силам обзавестись собственными военными формированиями.

Учитывая, что Дамаск остро нуждается в местных формированиях для поддержания стабильности и безопасности, и они, скорее всего, продолжат существование и после объявления об окончательной победе. Тем более что все вооруженные ополченские группы фактически законодательно были легализованы в 2013 г. и получили разрешение на «деятельность» от сирийского МВД.

Встраивание Национальных и Местных сил обороны в госструктуры предопределилось тем, что сирийские спецслужбы и армия оказались не готовы к восстанию, поэтому образовавшийся вакуум заполнялся военизированными группами. Этим также воспользовался Иран, который за счет содействия созданию различных парамилитарных структур сформировал многоэшелонированное присутствие в Сирии.

Интеграция

Отдельно стоит отметить 5-й добровольческий корпус — автономную военную структуру, созданную при непосредственном участии российских военных советников. По некоторым данным, самим корпусом руководят также российские генералы. Это соединение нельзя считать регулярным вооруженным формированием. В него входят различные подразделения, сформированные из добровольцев и финансируемые из различных неправительственных источников. В него же были включены и некоторые существовавшие ранее сирийские проправительственные группировки, в том числе и финансируемые частными лицами («Морские коммандос») или же созданные при участии Ирана и ливанской «Хезболлы» («Дир аль-Ватан»). При этом включение в состав 5-го корпуса перебежчиков и уклонистов из числа суннитского населения, видимо, должно было сломать стереотип о сектантской основе проправительственных сил и вспомогательном характере участия суннитов. Однако пока подобный эксперимент не принес плоды. Наиболее боеспособными подразделениями 5-го корпуса являются опять же «сектантские милиции» (с точки зрения суннитского большинства Сирии) — «Охотники за ИГИЛ», состоящие в основном из сирийских христиан, алавитов, как, например, и упомянутые «Морские коммандос», или шиитов, как «Дир аль-Ватан», в котором служат также и граждане Ливана. Скорее всего, подобная работа будет продолжаться: по некоторым данным, уже предпринимаются действия для создания 6-го корпуса.

Кирилл Семенов: 
Кто правит Сирией? Семья Асадов, «внутренний круг» и магнаты

Рано или поздно сирийские вооруженные силы, безусловно, столкнутся с проблемой их перехода к мирной жизни. В этом контексте важно понять, какой будет судьба большого количества парамилитарных формирований и ополченческих структур. Точно такую же проблему уже пытается решить руководство Ирака, которое запустило процедуру интеграции ополчений «Хашд аш-Шааби» в вооруженные силы страны. Для интеграции некоторых парамилитарных сирийских структур в САА и МВД можно использовать опыт, приобретенный в ходе создания 5-го корпуса и его предшественника — 4-го корпуса.

На первом этапе реформ также возможно реанимировать формально существующие три армейских корпуса САА, превратив их в территориальные командования, чтобы под их зонтик передать как регулярные, так и все парамилитарные формирования — по территориальному принципу с их переводом на регулярный штат с присвоением номера вместо названия. Это необходимый шаг, так как многие из таких структур просто откажутся распускаться, как это наблюдается в Ираке. Однако их существование должно быть введено в правовые рамки, а деятельность — соответствовать военным уставам.

Проблемой также является преодоление все более «сектантского» характера вооруженных сил Сирии. Все или почти все боеспособные соединения состоят в основном из национальных и конфессиональных меньшинств. Сунниты находятся на вторых ролях и служат в основном во вспомогательных формированиях «второго эшелона». Привлечение суннитов, которые воевали или проживали на оппозиционных территориях, их доверие и добросовестное исполнение своих обязанностей также станут одной из ключевых проблем.

Необходимый, но нереалистичный сценарий

Кирилл Семенов: 
Вооруженные силы Сирии на седьмой год войны: от регулярной армии к добровольческим корпусам

Если дистанцироваться от пропаганды и откровенно дилетантских стереотипах о сирийской оппозиции, самый оптимальный вариант для налаживания этноконфессионального баланса — объединение оппозиционных формирований и проправительственных сил в единую структуру. Именно такой характер обновления вооруженных сил предусматривают документы ООН. Вводить повстанческие фракции, объединенные, например, при участии Турции в Национальную сирийскую армию (НСА, такая структура действует только на Севере Алеппо), в имеющиеся корпуса и дивизии САА вряд ли возможно. Руководство оппозиционных фракций на это не пойдет, имея перед глазами сценарий Таджикистана (напомним, в этой стране оппозиция была ликвидирована после того, как произошло включение оппозиционных подразделений в правительственные части). Речь может идти о создании отдельных соединений корпусного и дивизионного типа из сил оппозиции, которых может быть до 5–7, и формировании общего — между НСА и САА — военного совета.

Однако в таком примиряющем сценарии не заинтересованы ни Дамаск, ни Тегеран, ни Москва. Увы, российской стороне намного проще идти на поводу у сирийского режима, добиваясь окончательной ликвидации сирийской оппозиции военными средствами, тем самым лишь укрепляя позиции Ирана в Сирии. Для Москвы оказалось значительно сложнее позиционировать себя модератором конфликта и сохранять действительно рабочие отношения с группами оппозиции, которые участвовали в Астанинском процессе и подписывали соглашения с российскими военными в Каире или Женеве. Интеграция оппозиции в единые с нынешним режимом военные и политические структуры могло стать естественным противовесом иранскому влиянию и сохранить определенный, выгодный Москве баланс сил. Теперь большой вопрос, насколько Москва сможет сохранить контроль над своим «клиентом», поскольку пока очевидную выгоду от ситуации получает Тегеран.

Реформы мухабарата

Григорий Лукьянов, Руслан Мамедов: 
Назад к порядку

На фоне перехода ИГ к подпольной деятельности в Ираке и Сирии, что для группировки — привычное дело, и других вызовов возрастает роль сирийских спецслужб. Сейчас они слабо соответствуют принятым в этой сфере стандартам. Возможности агентурной работы в ходе конфликта были резко снижены, а низовые инструменты управления государством разрушены. Сирийские спецслужбы оказывались не в состоянии предотвратить теракты даже в здании Совета национальной безопасности.

В настоящее время сообщество служб безопасности Сирии, по-видимому, не имеет аналогов на Ближнем Востоке. В САР действуют четыре самостоятельные структуры безопасности, которые, в свою очередь, делятся на «военные» — военная разведка и воздушные разведывательные силы (разведка ВВС) и «политические» (гражданские, формально подчиненные МВД) — главное управление безопасности и управление политической безопасности. Все они подчиняются исключительно президенту. Однако система сирийских спецслужб отражает всю сложность отношений и противоречий между различными группами влияния в сирийской правящей элите. Фактически система выстроена так, что одна структура безопасности используется против другой, и таким образом не допускается чрезмерное усиление отдельной «ветви» сирийского разведсообщества.

Самый оптимальный вариант для налаживания этноконфессионального баланса — объединение оппозиционных формирований и проправительственных сил в единую структуру.

Так, разведка ВВС задумывалась как наиболее «приближенная» структура к Хафезу Асаду — военному летчику. В итоге она фактически превратилась в самостоятельный орган госбезопасности, имеющий свою собственную внешнюю разведку, контрразведку, а также структуры для борьбы с антиправительственной деятельностью. В ходе гражданской войны разведка ВВС сформировала целую «плеяду» спецподразделений для проведения операций с применением тяжёлой техники. Это относится и к остальным трём «ветвям» сирийских спецслужб, которые старались не допустить чрезмерного усиления «партнёров-конкурентов».

Видимо, наиболее простым решением для трансформации сирийских спецслужб с целью оптимизации их деятельности было бы прежде всего слияние разведки ВВС и военной разведки в единый орган Генштаба САА с изъятием из сферы деятельности этих структур функций политического сыска. Что касается политических структур безопасности, то одну из них было бы целесообразно ориентировать исключительно на внешнюю разведывательную деятельность, а вторую — на контрразведку и антитеррористическую деятельность. Проще говоря, привести к мировым стандартам.

Интеграция оппозиции в единые с нынешним режимом военные и политические структуры могло стать естественным противовесом иранскому влиянию и сохранить определенный, выгодный Москве баланс сил.

Важным аспектом также видится создание пограничных сил безопасности, которые могли бы контролировать прежде всего восточные границы Сирии и даже целые приграничные области как некую единую систему со своими социальными и инфраструктурными особенностями. Так, если Хафез Асад уделял особое внимание племенам, предоставлял их лидерам привилегии и считался с ними в политической жизни, то Б. Асад выпустил их из фокуса, что на фоне региональной засухи и неправильного распределения ресурсов создало условия для социального взрыва. Годы, проведенные под контролем радикалов, еще сильнее трансформировали племенную ткань. В настоящее время при проведении мероприятий на востоке страны режим опирается в первую очередь на ополчение «Сукур аль-Фурат», в котором воюют члены племени шайтат. Это племя в 2014 г. пыталось оказать сопротивление ИГ, которое было жестко подавлено, чем воспользовался Дамаск, который организовал программу подготовки для членов племени и объявил для них амнистию.

Если Дамаск не сможет вести конструктивный диалог с суннитскими племенами, то риск реинкарнации ИГ в том или ином виде существует за счет объединения усилий независимых суннитских групп и радикалов (оперативников, проповедников и т. д.), которые сумеют сохранить свое присутствие в стране. Тем более что с кадрами, которые хорошо знают специфическую местность на востоке страны и могли бы пресекать контрабанду, как у Дамаска, так и у Багдада есть известные проблемы.

1. По мнению авторов, кавычки обязательны, так как они указывают на реальное содержание четырех зон.

Присутствие Ирана в Сирии остается крайне раздражающим фактором для Израиля, США и европейских государств, не готовых финансировать послевоенное восстановление страны, пока иранские силы сохраняют свои позиции. Иран объясняет свое нахождение в Сирии исключительно приглашением сирийского правительства, а свои силы подводит под категории «советников» или «защитников (шиитских) святынь». Именно на этот статус «приглашенных советников» иранская и сирийская стороны вновь ссылались в ходе последнего визита министра обороны Ирана Амира Хатами в Сирию, состоявшегося в субботу, 25 августа 2018 г.

В качестве целей визита бригадного генерала Хатами декларировалось развитие сотрудничества в новых условиях и обсуждение выхода Сирии на послевоенный этап. Повестка визита включала в себя не только военный, но и экономический аспекты, поскольку речь шла и о восстановлении страны силами иранских подрядчиков. Военный атташе Ирана в Дамаске бригадный генерал Абулькасем Алинежад заявил, что после установления полного контроля правительства Сирии над всей территорией страны, сирийско-иранские отношения будут только укрепляться.

Руслан Мамедов: 
Урегулирование сирийского кризиса и угрозы терроризма в период пост-ИГ

Военный и экономический аспекты этих отношений в значительной мере связаны друг с другом, поскольку преследуют цель закрепления позиций Ирана в Сирии, сохранения форпоста в противостоянии Израилю и своего регионального влияния.

Военно-политическая повестка

Израиль неоднократно выражал беспокойство по поводу иранского военного присутствия в Сирии, иногда крайне деятельно — путем нанесения ударов по предположительно иранским целям. США также говорили о необходимости освобождения Сирии не столько от террористических формирований, сколько от иранских сил. Например, советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон недавно отметил, что это является приоритетом США и становилось предметом неоднократных обсуждений с российскими коллегами. Однако российская сторона дала понять, что в этом аспекте оказывать давление на Иран не представляется возможным. Наибольший компромисс был достигнут в начале августа, когда Иран согласился отвести свои силы на расстояние 85 км от границы с Израилем. Но и тогда иранские аналитики поспешили заметить, что эти действия были только на руку иранской стратегии в Сирии.

Вернуть Д. Трампа в СВПД в обозримой перспективе Ирану вряд ли удастся, а поступаться немногочисленными военно-стратегическими союзниками в регионе ради этого точно не готовы, что делает сохранение влияния Ирана в Сирии практически делом принципа.

Указав на освобождение Сирии от террористов и скорое установление контроля над северо-западной провинцией Идлиб, Хатами назвалдвусторонние отношения стратегическими и неуязвимыми по отношению к влиянию третьих сторон. Сирийский министр обороны Али Айюб в свою очередь сказал, что без помощи «иранских друзей» Дамаск не выстоял бы в борьбе с террористами. Он также отметил, что почетное место этой страны на карте сирийских внешнеполитических отношений нельзя сравнивать с ролью «оккупантов», «мародеров» и «разжигателей войны», подтвердив слова Хатами о том, что клин между Ираном и Сирией недругам вбить не удастся. Результатом этих переговоров стало подписание соглашения о сотрудничестве в военной сфере, консолидирующего предыдущие договоренности. По словам военного атташе Алинежада, иранские военные помогут Сирии устранить остающиеся с войны минные поля и восстановить производство военной техники. Переговоры также велись о поставках некоторых вооружений, например, иранского истребителя Каусар, по сути являющегося копией американского F-5.

В сопровождении сирийского военного командования Хатами посетилприграничные зоны, Алеппо и места базирования «защитников святынь» (этот термин используют для обозначения иранских военных подразделений, дислоцирующихся в Сирии, поскольку, по официальной версии, они только помогают охранять особо почитаемые мусульманами-шиитами места). При этом Хатами особенно отметил важную роль «защитников святынь» в поддержании мира и безопасности в регионе, что, по сути, является еще одним подтверждением их более широких функций. С начала войны Иран, по разным данным, отправил в Сирию тысячи бойцов и единиц техники, а также десятки тысяч мобилизованных групп из Ирака, Ливана, Афганистана и Пакистана. За семь лет гражданской войны были убиты около тысячи иранцев, включая представителей высших чинов Корпуса стражей исламской революции (КСИР), в связи с чем Тегеран стал более открыто заявлять о своих потерях и обоснованности присутствия в зонах боевых действий.

Юлия Свешникова, Хамидреза Азизи: 
Война интересов за мир в Сирии

Восстановление и введение новых санкций США против Ирана с момента решения президента Д. Трампа не продолжать выполнение требований Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) в отношении иранской ядерной программы также частично связано с участием Ирана в региональных конфликтах, поскольку в список претензий к Тегерану входит именно участие в сирийском и йеменском конфликтах. Вернуть Д. Трампа в СВПД в обозримой перспективе Ирану вряд ли удастся, а поступаться немногочисленными военно-стратегическими союзниками в регионе ради этого точно не готовы, что делает сохранение влияния Ирана в Сирии практически делом принципа.

Соглашение о военном сотрудничестве, подписанное Амиром Хатами с его сирийским коллегой Али Айюбом, а также президентом Башаром Асадом, по сути, закрепляет иранское присутствие в Сирии на длительный срок. Укрепление «оси сопротивления» также упоминалось в ходе переговоров, очевидно, означая далеко идущие планы по распространению совместного влияния в регионе. Иранские официальные лица также отметили, что стороны договорились о присутствии проиранских сил в Сирии для оказания помощи правительству, хотя, конечно, в официальных заявлениях они по-прежнему упоминаются как «советники».

Далеко идущие планы Ирана на закрепление в Сирии за счет создания целой сети лояльных шиитских подразделений и групп беспокоят соседей с точки зрения возможного повторения ливанского сценария. Например, ливанская Хезболла проводила операции в ходе войны в юго-западной Сирии, несмотря на возражения России. В 2017 г. The Economist писал о росте военного потенциала Хезболлы в 17 раз за последнее десятилетие, в том числе не без помощи Ирана. Если Тегерану действительно удастся сохранить свое присутствие в Сирии, а за счет него и присутствие Хезболлы и других лояльных групп, окончание гражданской войны не устранит другой хронический очаг напряжения — на границе с Израилем. А потому урегулирование ситуации даже после окончательного взятия провинции Идлиб под контроль правительственных сил в краткосрочной перспективе не предвидится.

Экономические интересы Ирана

Юлия Свешникова:
Игра в «гляделки»

В ходе своего визита Хатами обсудил с сирийскими коллегами и послевоенное восстановление страны, что относится к экономическому аспекту, хотя и плотно связано с военно-политическими планами Ирана. Вопрос восстановления Сирии то и дело возникает на международной повестке, но ввиду различных политических интересов потенциальных инвесторов четкой картины так и не сложилось. Например, европейские инвесторы не готовы вкладывать в Сирию, пока там находятся проиранские силы или иранские «советники». У Ирана в текущей экономической ситуации и назревающем политическом кризисе внутри страны недостаточно ресурсов, чтобы обеспечить восстановление целой разрушенной войной страны. Но ситуация вокруг СВПД и необходимость обеспечения собственных интересов в регионе побуждают Тегеран продвигаться по пути договоренностей, даже не имея не это средств.

Таким образом, основной экономический интерес Тегерана в Сирии на данный момент — устранение необходимости финансировать войну, которая отнимает ресурсы у экономического урегулирования ситуации внутри Ирана.

Reuters и другие медиа писали о том, что с 2013 г. Иран открыл для Сирии как минимум пять кредитных линий на общую сумму 5,6 млрд долл., большая часть которых была учтена в иранских поставках нефти. Стороны также стали налаживать банковские связи, о чем шли переговоры на встрече представителей центробанков Ирана и Сирии в июне 2017 г.

У Ирана в текущей экономической ситуации и назревающем политическом кризисе внутри страны недостаточно ресурсов, чтобы обеспечить восстановление целой разрушенной войной страны.

Во время последнего визита министр Хатами сообщил, что частный бизнес Ирана готов участвовать в восстановлении Сирии. При этом в конце прошлого года командующий силами КСИР генерал-майор Али Джафари говорил, что с учетом не вполне безопасной ситуации в Сирии, восстановительные работы было решено поручить именно силам КСИР, а не неким частным компаниям. Скорее всего, на фоне спорадических протестов, возникающих в разных регионах Ирана с декабря 2017 г., в том числе с требованиями прекратить финансирование дорогостоящих военных компаний за рубежом, было решено представить иранское участие как возможность для частных компаний заработать на больших подрядах. Аналогично более позитивный образ частные компании могли бы создавать и на международной арене. По факту же сирийскими подрядами все же будут заниматься компании, связанные с государством или конкретно с КСИР.

На самом деле, более серьезно соглашения экономического плана обсуждались примерно за неделю до визита Хатами. Во время визита в Сирию в августе 2018 г. иранская делегация подписала соглашения, в соответствии с которыми существенную роль в восстановлении сирийской инфраструктуры будут играть иранские компании. Так, делегация под руководством заместителя министра транспорта Амира Амини в сопровождении главы ирано-сирийской комиссии по экономическим вопросам Аббаса Ахунди провела ряд встреч с различными ведомствами, включая переговоры с министрами экономики и жилищных вопросов. В ходе этих встреч особенно активно обсуждалось банковское и таможенное сотрудничество, которое могло бы способствовать расширению торговых связей между странами. Среди других вопросов на повестке стояло промышленное и технологическое сотрудничество, взаимодействие в области связи и коммуникаций, создание совместных малых и средних предприятий, восстановление системы водоснабжения и электрокоммуникаций и в целом восстановление инфраструктуры. Первостепенное значение, по словам директора по международным связям министерства транспорта и городского планирования Теймура Баширгонбади, придается работе двусторонней комиссии на уровне сирийского премьер-министра и первого заместителя президента Ирана.

Во время этих переговоров министр экономики Сирии Самер аль-Халиль говорил о необходимости использования национальных валют во взаиморасчетах в связи с восстановлением санкций США против Ирана. Министр упомянул сотрудничество по ряду направлений, например, налоговое регулирование в двусторонней торговле или в области жилищного строительства, а также, что интересно, инвестиции в восстановление Сирии, на которые средств у Ирана нет.

Иван Тимофеев: 
Санкции США против Ирана: опыт применения и возможные последствия

Теймур Баширгонбади, так же, как и министр Хатами, говорил о незаменимости иранского частного бизнеса в развитии двустороннего сотрудничества, как в восстановлении исторических объектов, так и объектов инфраструктуры. Новый меморандум о сотрудничестве должен включать в себя все предыдущие соглашения и подвести черту под основными договоренностями по восстановлению страны.

Стоит отметить, что это не первые переговоры по экономическим вопросам. Иран и Сирия уже подписали соглашение по восстановлению электроэнергетической инфраструктуры. Соответствующие переговоры проходили между министром энергетики Ирана Саттаром Махмуди и его сирийским коллегой ранее в Тегеране. Тогда С. Махмуди отметил, что достигнутые договоренности оцениваются в сотни миллионов евро. Предполагалось, что Иран заново отстроит электростанцию мощностью 90 МВт в Дейр-ез-Зоре, а также построит электростанцию на 540МВт в сирийской провинции Латакия. На тот момент предполагалось, что первоначальные проекты возьмет на себя MAPNA Group — компания, деятельность которой косвенно связана с КСИР.

Договоренности ранее были достигнуты и в сфере телекоммуникаций. В 2017 г. в Сирии объявили о том, что иранский консорциум с участием группы Mobin будет участвовать в создании сети третьего мобильного оператора в стране. Та же компания, аффилированная с КСИР, принимала участие в тендере в 2010 г., но проиграла французской Orange и эмиратской Etisalat. В 2017 г. потенциал компании уже определялся как достаточный для выполнения работ. К тому же сирийские власти смогут воспользоваться уже наработанным потенциалом иранских телекоммуникационных компаний по контролю за связью.

***

Из Тегерана вынуждены оглядываться на поддержку России и Китая, учитывая отсутствие желания европейских инвесторов вкладывать в послевоенное восстановление страны.

Несмотря на критическую ситуацию вокруг СВПД, еще больше подогревающую внутриполитический кризис внутри Ирана, Тегеран остается решительно настроенным на закрепление своих позиций в Сирии на долгое время и, если ситуация позволит – частично по ливанскому сценарию. Недостаток ресурсов делает эту задачу намного сложнее и поэтому из Тегерана вынуждены оглядываться на поддержку России и Китая, учитывая отсутствие желания европейских инвесторов вкладывать в послевоенное восстановление страны. Свою политически активную роль Иран вновь надеется подтвердить и участием в Астанинском процессе, саммит глав государств которого пройдет именно в Иране 7 сентября 2018 г.

Основным ответом на нехватку средств на восстановление Сирии у Ирана, пожалуй, может быть следующее — даже если ресурсов для полноценного восстановления окажется недостаточно, Тегеран всегда может сыграть свою негативную роль в развитии ситуации в регионе. Именно поэтому другим акторам также следует включаться в процесс, чтобы как минимум не допустить усугубления существующего положения дел. Меж тем, Иран планирует осуществлять взятые на себя подряды, вот только на какие средства — пока остается вопросом.