Путин рассказал о создании мощнейшей боевой ударной системы

хаха, в этом плане вполне показательна книга "Битва под Эль-Аламейном - поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке":

То, что Монтгомери на одной стороне фронта, а Роммель на другой были ключевыми фигурами сражения, не подвергает сомнению никто. Они определяли и направляли каждое движение; но вся сила их приказов испарялась, когда дело доходило до непосредственного исполнения их решений на линии фронта. Там решения принимались на уровне командиров батальонов и рот. Эти командиры могли решать и решали, стоит ли им вступать в бой, и если да, то как именно. Они решали, надо ли идти дальше, или следует остановиться, или даже отступить. Их начальники на уровне бригад, дивизий и корпусов назначали цели, обеспечивали поддержку танками, артиллерией и инженерными войсками, определяли время, а потом теряли всякую возможность влиять на ход событий. Счастье еще, если они хотя бы через несколько часов, да и то в самых общих чертах, узнавали, что произошло на передовой. Между армейскими командирами на передовой и высшим командным составом стояли командиры дивизий и бригад, которые вмешивались в планирование операции своими приказами и могли исказить или задержать исполнение главного приказа. Однако свобода действий командиров промежуточного звена всегда была сильно ограничена. Фрейберг мог совершать какие-то суетливые действия, но они оказывали гораздо меньший эффект, чем это могло показаться. Самостоятельные поступки командования среднего звена чаще и легче оказывали отрицательное действие, нежели положительное. Примером тому может служить излишняя медлительность Ламсдена, Гейтхауза, Кастенса и других. Соединенные усилия таких энергичных, воодушевленных и находчивых людей, как Хоррокс, Хардинг и Робертс, мало что могли сделать против упрямых фактов реальности в боях у Химеймата.

Для пехотинца, идущего в атаку или сидящего дни напролет в окопе, для танкового экипажа, продирающегося через минное поле в пыли и темноте или пытающегося взять крутой склон, с которого его поливает огнем противотанковая артиллерия противника, для сапера, расчищающего минные поля, для расчета противотанкового орудия или полевой артиллерии приказы были хаотичными и бестолковыми, лишенными какой-либо внутренней логики. Хуже всего было у выступа к востоку от гряды высот «Почка». Все это место было покрыто пылью, в которой солдаты увязали по колено. Никто не знал, где находится и где его соседи. Никто не знал, где начинаются и где кончаются минные поля. Все постоянно в кого-то стреляли, или стреляли в них, но никто не мог сказать, кто именно стрелял и зачем. Попытки прояснить положение приводили к ложным умозаключениям. Информация, которую тщательно, по крупинкам собирали, могла оказаться ложной. В конце концов солдат начинал действовать самостоятельно, невзирая на то что его действия могут доставить неудобство другим, вызвать у них раздражение или гнев. Сердца ожесточались. Чем дольше продолжался бой, тем больше солдаты были склонны к неповиновению, тем меньше оставалось у них терпения и склонности к самопожертвованию. Внезапный просвет в начале ноября, когда фронт противника был, наконец, взломан, как рукой снял эту душевную усталость. Теперь началась гонка, кто будет первым: это подогревалось чувством того, что, чудом уцелев среди нескончаемых опасностей, боев, минных полей, невозможно умереть, когда победа так близка.

Радость победы, одержанной после стольких разочарований, не оставляла места в душах для сочувствия противнику. Теперь, когда улеглись ненависть и горечь, можно только посочувствовать немецкой танковой армии, солдаты и офицеры которой мужественно сражались, несмотря на отсутствие шансов устоять или победить. Особенно стоит посочувствовать их командующему Эрвину Роммелю. Он видел, как армия, которую он создал буквально из ничего и с таким успехом почти провел к цели, рассыпалась на его глазах. Все надежды воссоздать армию рухнули, когда пришло известие о том, что союзные армии высадились на другом средиземноморском берегу Северной Африки.