Югославия в ХХ веке. Очерки политической истории

Приведены избранные цитаты из книги «Югославия в ХХ веке. Очерки политической истории» (РАН. Институт славяноведения)».

Общее примечание: сокращение «Королевство СХК» – «Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев».

Примечания, выделение курсивом, подчёркивание, жирный шрифт – мои.

«несколько лет назад Институт славяноведения РАН задумал серию работ, посвященную истории зарубежных славянских стран в ХХ в. С одной стороны, славянские народы оказались в центре всех политических катаклизмов, на которые оказался столь богатым минувший век. С другой стороны, влияние славянских народов на ход мировой истории в ХХ в. было «гораздо выше того удельного веса, который они имели в глобальном народонаселении».

Это замечание справедливо и по отношению к Югославии. После Второй мировой войны страна постепенно заняла место в мире, несоизмеримо превосходившее ее реальный политический и экономический вес: родина альтернативной модели социализма, буфер между двумя враждебными блоками и даже один из лидеров третьего мира. Да и кровавый распад Югославии – повлиял не только на судьбу населявших ее народов, но и весьма существенно на складывание новой системы международной безопасности, пришедшей на смену ялтинско-потсдамскому миру. И конечно, история югославянских народов в ХХ в., в столетии, когда их судьба несколько раз менялась самым радикальным способом, заслуживает отдельного исследования»

…

«всего за сорок с небольшим лет (1875–1918) страна [Сербия, прим. bazl] пережила шесть войн и два восстания. И, соответственно, мир для ее граждан (не важно, внешний или внутренний) был по-прежнему окрашен в черно-белые тона: друг – враг, свой – чужой, мы – они»

…

«Согласно принятому в 1873 г. «Закону о народном благосостоянии», вводился гарантированный и никем не отчуждаемый аграрный минимум, определявшийся количеством земли, которое крестьянин был в состоянии вспахать за шесть дней своего труда.

Данный принцип существовал и позднее – в 1907 г. радикальное правительство Пашича в очередной раз продлило действие закона об аграрном минимуме, защищавшего крестьянина от угрозы пауперизации, ограничивая возможность земельных спекуляций и концентрации земли в немногих отдельно взятых руках. Тем самым, он затруднял распространение в Сербии капитализма и становление соответствующего ему типа мышления. И в результате, как констатировал русский ученый в 1915 г., «Сербское королевство может быть названо и доныне страной почти исключительно мелкого и среднего землевладения»

…

«В «Катехизисе для сербского народа» читаем: «Кто неприятель сербов? – Самый главный враг сербов – Австрия… Что нужно делать? – Ненавидеть Австрию, как своего самого главного врага… Кто друг сербов и Сербии? – Единственный искренний и надежный друг сербов, который был и есть – это великая и мощная Россия. В чем же долг каждого серба? – Любить свое отечество и монарха и умирать за них, уважать своих друзей и ненавидеть врагов»

…

Иллюстрации ради, приведем диалог Владана Джорджевича (воспитанного в Европе и отнюдь не фанатика-радикала, вроде М. Джурича) с чешским национальным деятелем Франтишеком Ригером. На замечание Ригера о том, что «австрийское ярмо становится для чешского народа слишком тяжелым», собеседник задал естественный для всякого серба вопрос: «Почему же тогда чешский народ не сбросит его?». На что был получен характерный ответ: «Народ, у которого почти в каждом втором доме стоит пианино, не поднимает революций».

Перед нами – два наглядных проявления двух систем мышления, когда вторая «стремится приспособить идеал к реальности», а первая – «осуществить на практике неосуществимый идеал».

Кстати, о фортепиано. В 1898 г. (двадцать лет спустя после беседы Джорджевича и Ригера) в старой сербской столице Крагуеваце имелось одно-единственное пианино, принадлежавшее переселенцам из Срема»

…

«действительно, коллективный портрет серба второй половины XIX – начала XX в. вполне можно было подписать – Homo Militans, или «человек вечной войны», как его окрестили русские очевидцы»

…

«в 1900 г. лишь великодушная помощь, оказанная по высочайшему повелению (от России, прим. bazil) черногорскому правительству выдачей ему ссуды в 750.000 рублей, спасла княжество от закабаления его западноевропейскими капиталистами. В истекшем 1901 г. его императорскому величеству благоугодно было вновь прийти на помощь княжеству, повелев не требовать возврата означенной ссуды и отпускать в субсидию Черногории вместо прежде выдававшихся 222 тысяч по 500.000 рублей в год.

Однако ни щедрость царя, ни повышенная тактичность российских дипломатов не убедили черногорского монарха следовать внешнеполитическим курсом XIX в. Во всех донесениях российской миссии начала ХХ в. отмечалось стремление князя «оказать всевозможные любезности» западным странам, в первую очередь Италии и Австро-Венгрии. Такое, «кокетничание», по мнению российских дипломатов, было связано, во-первых, с тем, что правительство России попыталось поставить определенные границы, за которые русская денежная помощь княжеству не должна выходить. Во-вторых, неудовольствие князя Николы вызвали попытки российских официальных лиц проверить, насколько эффективно расходуются средства, отпущенные из русской казны на вполне определенные цели государственного и военного строительства в Черногории. В-третьих, охлаждение пылкой любви черногорской камарильи «к матери-России» было связано с неудачами Российской империи в Русско-японской войне, которые черногорский двор «был склонен преувеличивать»

…

«Чем хуже шли у России дела на Дальнем Востоке, тем приветливее к австрийцам становился черногорский правитель. В 1905 г. он посетил Берлин, в 1906 г. Вену»

…

«Аннексия Боснии и Герцеговины в октябре 1908 г., казалось, свела на нет любую возможность улучшения отношений Черногории и Австро-Венгрии. Но уже в 1910 г. черногорский монарх возобновил дипломатические маневры. Накануне торжества в честь 50-летнего юбилея своего правления Никола организовал визит австрийского военно-морского флота в черногорский порт Бар. Провозгласив себя королем, он делал вид, что никак не может решить, Петербург или Вену он посетит сначала в новом качестве.

Маленькие хитрости принесли большой успех. В ноябре 1910 г. была подписана русско-черногорская военная конвенция, в соответствии с которой русская военная субсидия была увеличена до 600 тыс. руб., а черногорское правительство взяло на себя обязательство «не предпринимать своей армией никаких наступательных действий без предварительного соглашения с императорским правительством». Российские политики считали, что одержали дипломатическую победу над австрийцами и укрепили свое влияние на Балканах. На самом деле победу одержал король Никола, который добился дополнительного финансирования своей армии, но не собирался отказываться от собственных замыслов в угоду союзникам из России. В 1913 г. он без колебаний нарушил конвенцию и, несмотря на протесты русского правительства, захватил албанский город Скадар (Скутари, Шкодер), считая, что Черногория имеет право на эти земли»

…

«Побывавший в начале ХХ в. на Балканах известный русский литератор А.В. Амфитеатров так отозвался об албанцах: «Самые отвратительные подданные [Османской империи], самая восхитительная орда». С молчаливого согласия Порты и при подстрекательстве Австро-Венгрии албанцы терроризировали неалбанское население Старой Сербии и Македонии, которое, опасаясь убийств и грабежей, оставляло родные места.»

…

«Высокий ценз и другие меры привели к тому, что правом голоса располагали всего 2% населения, что стало своеобразным антирекордом в Европе (речь о Хорватии-Славонии, прим. bazil). При этом правом голоса обладали и чиновники венгерских учреждений, которые наряду с собственно хорватскими чиновниками составляли значительную часть избирателей. Более того, Куэн-Хедервари применил систему «выборной геометрии» – территориальной реорганизации избирательных округов в ущерб тем регионам, в которых предположительно победу могла одержать оппозиция. Избирательный срок продлевался с трех до пяти лет, голосование было открытым – т.е. сторонник оппозиции тут же становился известен»

…

«Идеологию хорватского национализма в публицистических трудах сформулировал А. Старчевич – культовая фигура хорватской национально-политической жизни. Политическая идеология Старчевича – противника западной цивилизации, анархии, революции и абсолютной демократии – основывалась на простых и ясных формулах. Таковыми являлись тезисы «свободная, независимая, объединенная Хорватия», «Бог и хорваты», «восстановление хорватского исторического государственного права», «в Хорватии существует лишь один политический народ», «ни с Веной, ни с Пештом, но с законным хорватским королем», «в Хорватии не признается ни сербская национальность, ни сербское имя», «самый большой враг Хорватии – Австрия», «хорваты должны позаботиться о себе, славянство их не касается» и т.п.»

…

«В целом характер правашского движения был непримиримо антисербским, сам Старчевич стал основоположником хорватского эксклюзивизма, генетически обусловившего возникновение впоследствии фашистского усташского движения. В свете событий Второй мировой войны зловещим предзнаменованием выглядят слова Кватерника: «Ах эти сербы – нож в горле моего народа!». Являясь рассадником идеологии хорватской национальной исключительности, Партия права ознаменовала собой поворот к идеологии построения этнически чистого хорватского государства. Под последним праваши подразумевали территорию практически всего югославянского пространства, где сербам, словенцам и мусульманам Боснии и Герцеговины предстояло, по представлениям идеологов партии, ассимилироваться в хорватов»

…

«Австрийские власти проводили политику, направленную на увеличение католического населения Боснии и Герцеговины. До 1914 г. было создано около 20 колоний католических переселенцев, прежде всего, из Германии и Галиции. Было переселено от 180 000 до 200 000 чел., что было особенно заметно на фоне отъезда местного, преимущественно мусульманского, населения (около 140 000 чел.). В результате переселений количество католического населения выросло с 1879 г. по 1910 г. с 18,08 % до 22,7 %, мусульман – уменьшилось с 38,73 % до 32,25 %, число православных, благодаря стабильности естественного прироста населения, возросло с 42,88 % до 43,49 %. Сараево в результате переселений превратился в город-космополит: по переписи 1910 г. сербский или хорватский язык считали родным 36 400 жителей, немецкий – 5 246, испанский – 4 875, чешский – 1 702, венгерский – 1 393, словенский – 789, польский – 592, итальянский – 465, албанский – 103, цыганский – 100, румынский – 59, греческий – 39, словацкий – 35, русинский – 34, турецкий – 31, венгерский – 17, английский – 12, арабский – 1 и «иной» – 1 человек. В школах не было редкостью, когда при общем числе учеников в 40–50 чел. они принадлежали к десяти национальностям и пяти конфессиям»

…

«4 ноября 1918 г. в Вышеграде состоялось совещание представителей Главного комитета Народного веча СХС в БиГ с командующим Второй сербской армии С. Степановичем, на котором было принято решение о вхождении ее частей на территорию БиГ с целью восстановления мира и порядка. 6 ноября 1918 г. началось вступление сербских подразделений сначала в Сараево, где сербскую армию встречали как освободителей, приветствуя криками «Да здравствует Югославия!». Командующего сербской армией посетили митрополит Евгений Летица, рейс-ул-улема Чаушевич, боснийский архиепископ Штадлер и еврейский раввин Самуэль Весели с выражением благодарности сербской армии за освобождение и обеспечение мира и безопасности»

…

«Уже 5 августа, т.е. буквально через несколько дней после трансформации «локального» австро-сербского конфликта в общеевропейскую войну, министр иностранных дел России С.Д. Сазонов посоветовал Пашичу пожертвовать известными территориями в сербской Македонии (восточной ее частью до реки Вардар) в пользу Болгарии для обеспечения хотя бы благожелательного нейтралитета последней в войне. По свидетельству поверенного в делах России в Сербии В.Н. Штрандтмана, премьер соглашался на некоторую коррекцию сербско-болгарской границы, полагая возможным провести ее «по ближайшему к Вардару с восточной стороны водоразделу». Мало того, из разговора с ним дипломат вынес убеждение, что «в случае получения Сербией Боснии и выхода к Адриатике она в своих уступках пойдет дальше»

…

«Сама Италия, наряду с требованием обеспечить себе решающее преобладание на северном и особенно восточном побережье Адриатики, уже в сентябре 1914 г. выдвинула идею автономии или независимости Хорватии, что создало бы, по мнению ее авторов, идеальные условия для единоличного господства Рима в своем «внутреннем море». «Мы не можем, – писал за месяц до смерти (16 октября 1914 г.) министр иностранных дел Антонио Сан-Джулиано, – переменить кошмар австрийской угрозы на кошмар славянской угрозы, и для этого нам нужны твердые гарантии». В качестве таковых и предполагалось создание «независимого» Хорватского государства и сужение до минимума уже обещанного союзниками Сербии выхода к морю»

…

«как заметил еще в начале войны британский посол в Париже лорд Берти, «сербский вопрос не таков, чтобы сражаться из-за него»

…

«Большая часть хорватских политиков готова была сохранять лояльность в отношении официальной идеологии и государственной власти Королевства СХС только до тех пор, пока занимала в ней ведущие позиции. Во время войны и в первое время после нее приверженность национальному унитаризму предоставляла удобную возможность критики главного конкурента, которого всегда можно было обвинить в «великосербском» уклонизме.

Югославизм как идеология, положенная в основание Королевства СХС, в силу различий его понимания в Загребе и Белграде скорее разделял, чем сплачивал участников объединительного процесса. И до, и во время Первой мировой войны военные и дипломатические завоевания Сербии многими хорватскими политиками с репутацией «югославян» воспринимались с плохо скрываемым раздражением»

…

«Д. Иванчевич писал: «Хорватская республика рождается из ненависти к сербам. Поэтому хорватские массы, которые сначала принимают коммунизм, затем стремительно обращаются к Радичу, который гораздо больше, чем коммунисты, соответствует их антигосударственным и антисербским настроениям. Коммунисты, хотя бы, были против сепаратизма, племенных и религиозных разногласий»

…

«Что касается внутренних социально-экономических проблем, то для их решения у вождя хорватов были оригинальные аграристские рецепты. Так, в 1932 г. в условиях нехватки золотого запаса для обеспечения динара Мачек в статье «Задачи новой власти» предложил использовать для этой цели кукурузу – «нашу главную национальную пищу». Не менее «актуальными» выглядели озвученные в 1936–1937 гг. призывы к защите «хорватской крестьянской культуры» от главных врагов – высшего образования и фабричного  роизводства: «Для народа польза от высших школ малая, если не сказать – никакая… Где здесь мораль, если студент требует, чтобы его родной брат стоял перед ним как африканский негр перед английским лордом или французским банкиром»; «Когда интересуешься культурой другого народа, то платишь за нее кровавым потом… Возьмешь граммофон, а он стóит, как корова. Да и зачем он, когда можно самому запеть»

…

«Эти круги во главе с принцем-регентом себя соответственно и вели. Как сообщал в Берлин немецкий посланник в Белграде в конце сентября 1939 г., Павел, беседуя с ним, всячески подчеркивал необходимость югославо-германского партнерства и особенно торгово-экономического сотрудничества, в котором сама Германия была очень заинтересована для получения из Югославии продовольствия и промышленного сырья, прежде всего, руды цветных металлов. Принц-регент старался даже, прибегая к многозначительно-дипломатическим формулировкам, уверить посланника в том, что югославские предпочтения будто бы ближе к немецкой стороне, нежели к державам, являющимся ее противниками в войне: «Как бы ни закончилась война, Югославия всегда останется соседом Германии, а не станет никогда соседом Англии»

…

«Уже 5 октября 1939 г. было заключено соглашение (протокол), которым предусматривались новые крупные поставки на последующий период, включавшие, в частности, значительные объемы таких важных стратегических материалов для немецкой промышленности, как медь, свинец, алюминий. Оценивая соглашение, германские представители с удовлетворением отмечали, что Югославия в принципе обязалась предоставить половину своих излишков добычи руды и производства металлов. Такая практика продолжалась и дальше»

…

«Борьба с нацистскими захватчиками, начавшая после нападения Германии на Советский Союз вестись силами, которые организовывались компартией, вызвала масштабные и жестокие репрессии гитлеровцев в отношении гражданского населения. В местах, где происходили диверсии или партизанские нападения, германским командованием широко применялись меры устрашения и коллективной ответственности: массовые заключения в концлагеря, взятие заложников, сжигание крестьянских домов, многочисленные казни, в том числе публичные. Оккупационные власти широко объявляли о том, что за каждого убитого немецкого военнослужащего подлежат казни 100 местных жителей»

…

«Хотя официально со стороны НГХ не было объявлено войны Советскому Союзу, публично выражалась радикальная враждебность к нему, а самое главное, по инициативе Павелича и с одобрения Гитлера, на советско-германский фронт были в начале осени 1941 г. и весной 1942 г. посланы специально подготовленные для этого хорватские воинские части «добровольцев» – они получили известность как «легионеры» – численностью в несколько тысяч человек. Сражавшиеся в составе германских войск, они закончили свое существование под Сталинградом, где преобладающая часть их личного состава была либо уничтожена, либо попала в советский плен»

…

«Повстанцам и тому сербскому сельскому населению Боснии и Герцеговины и Хорватии, к которому они принадлежали, советская мощь представлялась столь огромной, что от нее ожидали быстрого сокрушения «оси» и помощи в избавлении от кровавой усташской напасти. Но, как неоднократно отмечалось в историографии, подобное настроение по большей части не было выражением левых устремлений, политической ориентации на советский режим. За исключением некоторого числа коммунистических активистов, ставших участниками этих восстаний, СССР воспринимался основной повстанческой массой скорее не как большевистское государство, а как традиционная «матушка Россия», на которую в час тяжелых испытаний смотрели как на покровительницу и защитницу православных сербов»

…

«Так, в районах Восточной Боснии, которые охватывались установленной в НГХ германской военной сферой, в ходе данных операций, проводившихся там немецкими войсками и воинскими контингентами НГХ против как четников, так и партизан, четники вступали в ответную борьбу лишь с формированиями режима Павелича, но уклонялись от столкновений с немцами. Тамошнее четническое командование аргументировало это невозможностью противостоять немцам, необходимостью избежать бесполезных жертв в собственных рядах и германских репрессий в отношении местного сербского населения. Но тем самым четники беспрепятственно пропускали немцев через территории собственного сосредоточения и открывали путь для германских ударов по территориям, где находились партизанские части»

…

«Фактически военная активность четников была направлена против партизан и сил НГХ [1942, прим. bazil]. Хотя с последними имели также место отдельные соглашения временного и локального характера, направленные либо опять-таки против партизан, либо на достижение безопасности сербского населения. Значительная часть четнических действий обрушивалась физическими расправами на хорватское и особенно мусульманское население, что во многих случаях аргументировалось как ответ или месть за аналогичные действия хорватов и мусульман против сербских жителей. Происходила взаимоуничтожающая этническая война, противником которой выступало движение, руководимое коммунистами.

КПЮ, исходившая из интернационалистских принципов, которые были изначально присущи коммунистическому мировоззрению вообще, а соответственно, ее собственной основополагающей идейно-политической платформе, категорически осуждала преследования, насилия, убийства на национальной почве, любые проявления геноцида. Возглавляемое компартией движение занимало позицию, решительно направленную против всех, кем бы такие действия ни осуществлялись, – оккупантов, усташского режима и других коллаборационистских администраций, любых военных и военно-политических группировок. И какие бы национальности, на основе неких обвинений в коллективной этнической ответственности, ни оказывались жертвами подобных действий.

Данная позиция КПЮ и руководимого ею движения была направлена, помимо прочих, и против четников, их расправ главным образом с мусульманским и хорватским населением. В частности, на это указывалось в упомянутых выше документах I сессии АВНОЮ. В тогдашней четнической пропаганде, а затем в послевоенной сербской эмигрантской исторической публицистике и ныне в значительной части постюгославской сербской историографии такая линия компартии характеризовалась и продолжает характеризоваться как антисербская. В действительности же, как мы уже отмечали выше, политика КПЮ в рассматриваемый нами период вообще не была обременена какой-либо особой этнической устремленностью. А лежала в совсем иной плоскости. Задача КПЮ заключалась в том, чтобы противостоять межэтническому конфликту, объединить под своим главенством широкие массы разных населявших Югославию этносов и на этой основе путем вооруженной борьбы восстановить независимое югославское государство, но с новой властью и новым государственным устройством. Власть должна была «принадлежать народу», что в представлениях коммунистов означало порядок, соответствующий их доктринальной цели и ими же руководимый. А устройство многонационального государства мыслилось по формуле, нашедшей свое выражение в документах I сессии АВНОЮ: «братское», т.е. равноправное, «содружество Сербии, Черногории, Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговины и Македонии»

…

«многомесячные военные действия больших масштабов, развернувшиеся главным образом в Боснии и Герцеговине, получили известность в основном как битвы на реках Неретве и Сутьеске [январь-июнь 1943, прим. bazil]. В операциях принимали участие воинские контингенты НГХ, а также четники. Гитлер считал необходимым, чтобы целью операций стала ликвидация как партизан, так и четников. Муссолини был вынужден согласиться и с действиями, направленными против четников. Но получил немецкое согласие на то, чтобы сначала, при итальянском содействии, четники были использованы против главного врага – партизан. После ликвидации партизанских сил было намечено провести разоружение четников. Это должны были выполнить германские войска, войдя с данной целью на территории, находившиеся под итальянской оккупацией или в сфере итальянской военной ответственности»

…

«По неполным данным, до 1 мая 1945 г. с советской стороны было за весь период оказания помощи в 1944–1945 гг. передано вооруженным силам новой Югославии свыше 125 тыс. винтовок и карабинов, больше 54 тыс. автоматов, пулеметов, противотанковых ружей, свыше 5,5 тыс. орудий и минометов, 72 танка, самоходных артиллерийских установок и бронеавтомобилей, 491 самолет, большое количество боеприпасов, снаряжения и т.д.»

…

«По данным, фигурирующим в историографии и не во всем совпадающим, с 1943 г. до конца войны вооруженные силы новой Югославии получили воздушным и морским путем от западных союзников примерно от 140 до 180 тыс. различного вида винтовок, от 13 до 18–19 тыс. автоматов, пулеметов и противотанковых ружей, свыше 3 тыс. минометов и артиллерийских орудий, 107 танков, 61 самолет, большое количество боеприпасов, снаряжения, военной техники, медикаментов и т.д.»

…

На этом совещании [10 февраля 1948 г., прим. bazil] Сталин решительно подтвердил запрет на размещение югославских войск в Албании. Он прозрачно намекнул на свое подозрение, что «югославы боятся русских в Албании и из-за этого торопятся ввести туда войска». С одной стороны, вновь предостерегая против поспешности в вопросе объединения Албании с Югославией, а с другой – резко раскритиковав высказанную Димитровым идею о будущей федерации всех восточноевропейских стран, Сталин неожиданно высказался о возможности создания в этом регионе трех федераций – польско-чехословацкой, румыно-венгерской и югославо-болгаро-албанской. Но относительно первых двух он не упоминал никаких сроков и в качестве ближайшей задачи назвал лишь образование третьей. Причем настаивал, чтобы безотлагательно начинать с федерирования Югославии и Болгарии, к которым затем присоединилась бы и Албания. Практически этот замысел оказывался противовесом, во-первых, идее Димитрова об общей восточноевропейской федерации, во-вторых, столь желательному для Белграда объединению Албании с Югославией. Последнее не только опять откладывалось на потом, но и вообще заменялось: Югославия вместо фактического поглощения Албании сама оказывалась лишь одним из трех членов предлагаемой Сталиным федерации.

На заседании Политбюро ЦК КПЮ 19 февраля, где отчитывалась вернувшаяся из Москвы югославская делегация, было решено не соглашаться на федерацию с Болгарией. Это было подтверждено на расширенном заседании политбюро 1 марта, где формулировался вывод, что из-за особого советского влияния в Болгарии федерация с ней может стать средством нежелательного контроля и над Югославией»

…

«В югославской историографии и мемуаристике 1950–1980-х годов дело рисовалось так, что уже сразу после совещания 10 февраля 1948 г. его югославские участники почувствовали резкую отчужденность, если не враждебность, с советской стороны, а Молотов при подписании 11 февраля советско-югославского протокола о взаимных консультациях был нарочито груб с Карделем, так что тот даже не мог побеседовать с ним. Таким изображением создавалось впечатление, что в советских верхах еще тогда запрограммировали конфликт с Белградом. Но из архивных документов выясняется, что, наоборот, 11 февраля между Карделем и Молотовым была беседа, во время которой, помимо вопросов экономического и военного сотрудничества, югославский представитель сообщил о желании Тито приехать в марте или апреле в Москву, чтобы устранить недоразумения, возникшие в связи с Албанией. 13 февраля, встретившись с Карделем вновь (об этом югославы вообще не упоминали), Молотов сказал о положительном отношении Сталина к приезду Тито, а также о том, что рассмотрение вопросов военно-экономического сотрудничества, в которых были заинтересованы югославы, будет продолжено»

…

«Начало Корейской войны летом 1950 г. внесло заметные коррективы во внешнеполитические установки югославского руководства. Уже с осени ФНРЮ практически отказывается, вплоть до смерти Сталина в 1953 г., от тактики «борьбы на два фронта» и в условиях растущей угрозы своей безопасности переходит к сотрудничеству с США и их союзниками, в частности в вопросах обслуживания стратегических интересов западных держав в регионе Восточного Средиземноморья. Характерно, что еще в известном американском плане «Дропшот» (январь 1949 г.) Югославия фигурировала как страна, единственная из коммунистических, которая может занять нейтральную позицию в случае конфликта между Востоком и Западом»

…

«Новым фактором в формировании югославской политики стало изменение советской позиции по отношению к Югославии после смерти Сталина. Белград продолжал пропагандистскую линию на обличение негативных сторон блоковой политики США и СССР, но теперь появился существенный элемент, связанный с нормализацией советско-югославских отношений и стремлением Москвы вновь вернуть Югославию в лоно советского блока. Белград в ходе контактов с советской стороной с весны 1953 г. постепенно пришел к выводу, что лавирование между двух блоков, каждый из которых хотел бы удержать Югославию в своей сфере влияния можно выгодно использовать в собственных интересах»

…

«В январе 1957 г. один из чехословацких дипломатов, побывавших в то время в «северных» республиках ФНРЮ, делился своими впечатлениями с советскими коллегами: «В Хорватии, особенно Словении, имеются определенные националистические настроения. Мы встречались с такими высказываниям, что скоро в Югославии останется только сербская и черногорская национальности. У людей, которые высказывают такие мысли, чувствовалась некоторая обида в связи с тем, что политику в Югославии направляют руководители – выходцы из Сербии и Черногории».

Известный сербский писатель и политический деятель Добрица Чосич, принимавший участие в работе комиссии, разрабатывавшей программу СКЮ, в 1958 г. записал в своем дневнике: «в Словении до критических, до очень критических размеров развит сепаратизм. Все подряд выражают презрение к ФНРЮ, Сербии, всем нациям… Это шовинизм огромных размеров. Они презирают сербский язык, убеждены, что имеют самую богатую культуру, ощущают себя под угрозой, обворованными и обманутыми. Так думают все – от официанта до Бориса Крайгера, от горничной до Йосипа Видмара»

…

«В начале 1969 г. обстановка в автономном крае продолжала оставаться неспокойной. Служба государственной безопасности узнала, что готовятся демонстрации одновременно в Косове, Македонии и Санджаке, что албанцы-экстремисты готовы на саботаж, диверсии, другие террористические акции, что у них накоплено много оружия.

В середине 1969 г. демонстрации албанцев, которые несли албанские флаги и транспаранты с портретами Скандербега, наблюдались уже и в Черногории, в городе Ульцинь. Школьники во главе с несколькими преподавателями вели себя, как сообщалось в партийных документах, неспокойно, пели песни – сначала сербские, а потом и албанские. Представителям Службы госбезопасности демонстранты признались, что их на подобную «пробную» акцию склонили и научили лозунгам («Да здравствует Албания!») преподаватели школы им. Зейнел Хайдини из общины Глоговац из Косова, которые были на экскурсии в Ульцине»

…

«Политика СКХ и деятельность Матицы хорватской способствовали росту национализма, политической и межнациональной напряженности в республике [70-е г.г., прим. bazil]. Следствием созданной в Хорватии атмосферы стала активизация сербских общественных и культурных организаций, выступавших в защиту сербского населения, чьи интересы хорватское «массовое движение» не только не учитывало, но и часто открыто преступало. Отношения хорватского и сербского населения в Хорватии стали портиться, росли недоверие, подозрение. Приходили сообщения о том, что на заводах начали пересчитывать хорватов и сербов. Из районов с сербским населением поступали жалобы на конкретные случаи национальной дискриминации. Соседи перестали разговаривать друг с другом. Хорватское руководство ставило под сомнение эти сообщения, объясняя их происками политических противников»

…

«Если в период с 1931 по 1961 г. сербы и черногорцы составляли около 27 % населения края, то к 1981 г. эта цифра уменьшилась до 13,2 %. Славянское население края под давлением албанцев продолжало и дальше покидать Косово, причем во все большем масштабе. В то же время албанское население Косово также чувствовало себя ущемленным по сравнению с другими народами Югославии. По численности албанцы занимали уже третье место в стране после сербов и хорватов, однако не имели своей республики. По уровню же жизни они прочно занимали в Югославии последнее место, на 60 % нужды автономного края обеспечивались за счет сербского и югославского бюджетов. Рассадником албанского национализма в Косово стал университет в Приштине, открытый еще в 1970 г. на базе филиала философского факультета Белградского университета.

В марте 1981 г., меньше чем через год после смерти Тито, в Косово начались волнения студентов, а затем прошли демонстрации с требованием предоставления краю статуса республики (а значит, и «права на самоопределение вплоть до отделения»). Это было расценено в Белграде как первый шаг к объединению Косово с Албанией. Демонстрации были разогнаны с применением военной силы, но с тех пор успокоения в крае уже не наступало. Относительный порядок там мог держаться только благодаря военному присутствию федеральных сил»

…

«Словения в это время также чувствовала поддержку Запада. Б. Йович в ноябре 1990 г. в дневнике процитировал американского госсекретаря Иглбергера: «США не повернутся к Словении спиной, если она решит отделиться», поскольку «они отдают предпочтение демократии в сравнении с единством Югославии»

…

«В этих сложных условиях на встрече с председателями скупщин общин Сербии 16 марта [1991 г., прим. bazil] президент Сербии С. Милошевич сказал, что видит всего два пути выхода из кризиса – мирный и с использованием силы. «Уважайте то, – сказал он, обращаясь к тем, кто хотел бы отделиться, – что мы как самый многочисленный народ и самая большая республика предлагаем мирный путь». Но он не отрицал, что Сербия может и драться за осуществление права сербского народа жить в одном государстве, хотя надеялся, что не найдется много желающих пойти по этому пути. Президент Сербии ошибался. Словения и Хорватия стремились отделиться любым путем, не страшась и военного. Позже руководство этих республик вспоминало, что «никому в Югославии не было дело до конфедерации», а Словения и Хорватия лишь формально предлагали заменить федерацию конфедераций»

…

«Вторая мировая война оставила в сердцах сербского населения Краины самый глубокий след. На территории Независимого государства Хорватии (НГХ) были уничтожены сотни тысяч сербов (только в концентрационном лагере Ясеновац погибли 800 тыс. человек, из них 25 тыс. – евреев и несколько тысяч цыган, остальные – сербы). Хорватский министр Миле Будак сказал тогда на одном из банкетов в Госпиче: «Одну часть сербов мы уничтожим, другую выселим, остальных переведем в католическую веру и превратим в хорватов. Таким образом, скоро затеряются их следы, а то, что останется, будет лишь дурным воспоминанием о них». Загребский надбискуп Алойз Степинац записал в дневнике 27 марта 1941 г.: «В конечном итоге хорваты и сербы – два мира, северный и южный, которые никогда не сблизятся, только лишь чудом Божьим. Схизма (церковный раскол, в данном случае имеется в виду православие. – Е.Г.) – самое большое проклятие Европы, даже большее, чем протестантизм».

В 1945 г. в составе Федеративной Народной Республики Югославии была создана Республика Хорватия. Вопрос об автономии Краины, которая после Второй мировой войны так и осталась в Хорватии, никогда серьезно не рассматривался, хотя в 1948 г. сербы составляли 14,5 % всего населения Хорватии»

…

«Уже на первом съезде (24–25 февраля 1990 г.) Хорватского демократического содружества (ХДС), где руководителем партии был избран Франьо Туджман, прозвучали его слова о том, что НГХ не было лишь фашистским образованием, а являлось выражением чаяний хорватского народа иметь свое самостоятельное государство»

…

«Официальный Загреб отнюдь не стремился удовлетворять требования сербов об автономии. Был выбран путь запугивания и наказания ослушавшихся, что еще больше накаляло обстановку. Сербы с болью восприняли изменение названия сербскохорватского языка на хорватский, отмену кириллического письма в служебной переписке, запрещение иметь свои радио- и телепередачи (хотя таковые имели словенцы, венгры, албанцы), газеты и журналы на кириллице, изъятие из школьных программ текстов по сербской истории, сербских писателей и поэтов, переименование улиц и площадей.

Еще хуже было тем сербам, которые оказались за пределами Краины. Все они были вынуждены подписывать специальные «листы лояльности» новой власти. Проверку на лояльность сербы проходили на предприятиях и по месту жительства. Их вызывали «на разговор» в профсоюзные организации, где им предлагалось подписать «письмо поддержки власти Хорватии». Те, кто отказывался подписать письмо, лишался работы, а, значит, средств к существованию.

В Хорватии такое «внимательное» отношение к сербам объясняется в какой-то мере существовавшей убежденностью в их поголовной деятельности «в пользу агрессора». Своеобразная шпиономания захватила Хорватию. Термин «пятая колонна» прочно вошел в политический словарь правящей хорватской элиты. Один из военных теоретиков Хорватии М. Огорец писал в своем исследовании: «В войне за Хорватию „пятая колонна“ выполняла свою задачу, главным образом, в больших городах, но особенно активна она была там, где велись боевые операции. Ее ряды пополнялись в основном из военных или милиционеров в отставке, гражданских лиц, находившихся на службе ЮНА, участников войны. Но самыми опасными были тайные агенты министерства внутренних дел и службы государственной безопасности. Наряду с этими лицами в „пятую колонну“ следует включить и представителей некоторых политических партий, таких как СДП и СК – Движение за Югославию… Они все были лицами исключительно сербской национальности». Автор считал, что все сербы были заражены «великосербским гегемонизмом»

…

«Под давлением сербы уезжали из городов и поселков: из Карловаца уехали 30 тыс. сербов, из Задара – 28 тыс., из Сисака – 30 тыс., Госпича – 5 тыс., Шибеника – 15 тыс., Винковаца – 10 тыс., Славонски-Брода – 10 тыс. Всего Хорватию за период с 1991 по 1995 гг. были вынуждены покинуть 350 тыс. сербов»

…

«Уже в 1990 г. начались гонения на Сербскую православную церковь: хорваты нападали на священников, избивали их, вламывались в церкви во время службы, оскверняли могилы, подкладывали в храмах взрывные устройства. Всего в Хорватии с 1991 по 1993 г. были разграблены 94 православные церкви и четыре монастыря, разрушены 70 церквей и 96 церковных зданий, 10 кладбищ, одна патриаршая ризница, церковный музей, два церковных архива и две библиотеки. Руководитель Венского центра по расследованию нацистских преступлений Симон Визенталь в интервью миланской газете «Коррьере делла сера» в 1993 г. предупреждал, что в Хорватии возрождается фашизм.

Он напомнил, что первыми беженцами югославского кризиса были 40 тыс. сербов из Хорватии, что там произошли первые инциденты с поджогом православной церкви и синагоги, осквернением еврейского кладбища»

…

«Негибкая политика правительства Хорватии в отношении сербского населения, запугивание, ущемление его прав, неуступчивость в предоставлении автономии, страх перед преследованием оставили пред сербским народом лишь два пути: или с оружием в руках защищать право самим решать свою судьбу, или покинуть эту землю.

Страх сербского народа в Хорватии перед повторением геноцида времен Второй мировой войны хорватские ученые и политические деятели считали проявлением «великосербского империализма» и полностью отрицали существование каких-либо оснований для него. Поэтому восстановление единого для всей страны конституционного порядка считалось делом закономерным и естественным»

…

«Самые трагические для сербов события развернулись на территории Западной Славонии. По переписи 1981 г. в девяти общинах Западной Славонии существовал 251 населенный пункт с абсолютным и 32 с относительным сербским большинством. Эти цифры были бы еще больше, если бы многие сербы не записывались как «югославы». С первых месяцев 1991 г. началось систематическое насильственное изгнание сербов с их земель. До 15 августа 1992 г. были полностью этнически очищены от сербского населения 10 городов и 183 села, а частично – 87 сельских населенных пунктов»

…

«Для ликвидации оставшейся сербской части Западной Славонии хорватскими властями была разработана специальная операция под кодовым названием «Блеск». Численность войск, участвовавших в этой операции, насчитывала, по оценкам хорватских специалистов, 12 тыс. человек.

Началу операции предшествовал конфликт на недавно открытой автодороге Белград – Загреб. Российский корреспондент ИТАР-ТАСС И. Иванов сообщал с места событий: «Фактически операция началась еще в 20-х числах апреля с нескольких, на вид рядовых инцидентов. Сначала хорватская полиция запретила проход по автомагистрали Белград – Загреб бензовозов, следовавших из СРЮ в Республику Сербская Краина. Затем вечером 28-го в потасовке на бензоколонке около Нова-Градишка погибает один серб. В отместку краинские сербы следующей ночью открывают огонь по хорватским автомобилям, а власти РСК закрывают магистраль… на 40-километровом участке, проходившем по их территории в Западной Славонии». Закрытие автодороги по приказу президента Республики Сербская Краина М. Мартича послужило Хорватии поводом для предъявления сербам ультиматума.

Переговоры, в которых помимо сербов и хорватов участвовали представители ООН, прошли успешно, сербы пообещали открыть дорогу 1 мая в 6 утра. Однако уже в 5:30 утра 1 мая хорватская армия начала артиллерийскую подготовку. Огонь был направлен на военный склад в сербской части Пакраца, а затем на другие позиции сербского 18-го Западнославонского корпуса. Предварительно были оповещены хорватским командованием и ушли со своих позиций иорданские, непальские и аргентинские солдаты миротворческой миссии. «Как только начались боевые действия, – писал И. Иванов, – почти 3-тысячный контингент миротворческих сил ООН, бросив на произвол судьбы 30-тысячное население Западной Славонии, пропустил сквозь свои порядки хорватские войска»

…

«Хорваты утверждали, что речь идет об «ограниченной политической акции» для обеспечения безопасности движения по шоссе»

…

«Вечером 2 мая хорватское правительство заявило, что акция полиции и армии «по открытию автомобильной и железной дорог, которые находились под контролем сербов, завершена».

Если в 1991 г. сербское население было полностью изгнано из 280 сел Западной Славонии, то 1 и 2 мая 1995 г. очищены остальные 65 сел. По сообщениям представителей СООНО, до 5 мая хорватские власти не позволяли представителям международных и гуманитарных организаций посетить Окучани и Пакрац, другие места боев, захваченные города и села. Специальному представителю генсека ООН Я. Акаши, намеревавшемуся прилететь в Дрвар для организации эвакуации сербских беженцев, въезд тоже был запрещен»

…

«Мировое сообщество знало о произошедшим в Хорватии. Российская Федерация настояла на срочном проведении 4 мая заседания Совета Безопасности ООН. Члены СБ были оповещены о событиях в Западной Славонии. Но резолюции не последовало. СБ принял лишь сообщение председательствующего, в котором осуждались военные действия, приведшие к человеческим жертвам и изгнанию сербского населения.

Представитель Хорватии в ООН М. Нобило отверг все обвинения в адрес своей республики и объяснил членам СБ, что Хорватия задействовала лишь ограниченные полицейские силы для обеспечения безопасности автодороги Загреб – Белград»

…

«4 августа хорватская армия начала многочасовой обстрел сербских территорий. За артподготовкой последовало широкомасштабное наступление на Республику Сербская Краина по всей линии фронта, составляющей 630 км. 100-тысячной профессиональной хорватской армии противостояла 30-тысячная армия РСК. Особой целью Хорватии был Книн. За полчаса массированной артподготовки на город упало более трехсот снарядов. Затем на Книн из двух направлений – от Госпича и Оточаца – пошли танки и пехота.

Хорватская армия сметала все на своем пути, захватила значительное число наблюдательных пунктов ООН. В ходе атак хорваты убили двух чехов, одного датчанина, ранили около двух десятков человек из состава «голубых касок». Всего потери ООН, по официальным данным, составили 18 человек»

…

«Загреб пытался успокоить мир, заявляя, что это – не война, а реинтеграция хорватских территорий. Несмотря на то, что хорватская армия вошла в Краину, почти не встречая сопротивления, ее солдаты жгли и уничтожали все на своем пути. «Сегодняшняя Краина – это спаленная и опустошенная земля, попавшая в руки вандалов», – писал бельгийский журналист, которому удалось в дни наступления попасть на захваченные сербские территории»

…

«роль США в блицкриге Хорватии – не так проста. Если сравнить просочившиеся в печать данные, то становится очевидным участие Америки в уничтожении сербской Краины в Хорватии. По словам министра иностранных дел Хорватии М. Гранича, США консультировали Хорватию по проведению обеих операций. Напомним, что еще в ноябре 1994 г. Хорватия и США заключили договор о военном сотрудничестве. А американский госсекретарь Кристофер в интервью Эй-Би-Си всю вину за хорватскую агрессию цинично возложил на сербов, которые начали наступление на Бихач. Хорваты,якобы, лишь ответили на это наступление… А по загребскому радио прозвучало откровенное приветствие представителя немецкого посольства в Загребе К. Эндера: «Германия разделяет радость военного успеха с вами и выражает вам похвалу за эту войну. Должен сказать, что даже аналитики, которые знают больше меня, не могли предвидеть такую быструю и величественную акцию»

...

«По последней мирной переписи 1991 г. мусульман в БиГ было 1 905 829 человек (43,7 %), сербов – 1 369 258 (31,4 %), хорватов – 755 892 (17,3 %). Из 106 общин Боснии и Герцеговины мусульмане составляли более 50 % населения в 35 общинах, в основном в центральной Боснии, а сербы – в 32 в западных и восточных районах. Хорваты составляли большинство на юге республики и в некоторых центральных общинах. Около 240 тыс. жителей республики (5,5 %) самоопределились как «югославы», большинство из которых являлись сербами или детьми из смешанных браков. В то же время по занимаемой территории сербы опережали другие боснийские народы. Они представляли абсолютное большинство населения на 53,3 % территории республики»

…

«С 1971 г. мусульмане стали синонимом народности. Для понимания терминологии приведем такой пример. В анкетах жители БиГ писали: «Вероисповедание – атеист, национальность – мусульманин».

Мусульманское население в социалистический период и в Югославии в целом, и в республике чувствовало себя достаточно комфортно. За время после Второй мировой войны в стране было построено 700 мечетей, что значительно больше, чем за весь период османского господства»

…

«Как полагал М. Краишник, «непосредственным поводом для войны было то, что мусульмане в тогдашнем Президиуме в коалиции с хорватами провозгласили мобилизацию… Они пренебрегли конституцией, интересами сербского народа, провозгласили отделение. Это голосование, провозглашение и навязывание воли было вторым поводом. Третий повод заключается в том, что в то время все инициативы мусульманского руководства режиссировались послом [США] Циммерманом.

…

«27 мая прогремел взрыв в очереди за хлебом в центре Сараева, где погибло много людей. Кто стоял за этим взрывом, до сих пор не ясно, однако Совет Безопасности, обвинив во всем Белград, принял резолюции о введении санкций против СРЮ»

…

«Оружие шло мусульманам главным образом через Хорватию. Д. Оуэн пишет в своей книге, что, эмбарго на поставку оружия, введенное 25 сентября 1991 г. резолюцией СБ ООН № 747, внешне соблюдалось для БиГ, но никогда для Хорватии. Западные страны, а особенно США, закрывали глаза на то, что Хорватия получала оружие через Словению и Венгрию, воздушным и морским путем. В свою очередь Хорватия соглашалась получать оружие и для мусульман в Боснии, но брала из каждой партии себе до 50 %, а иногда и больше, требовала и денежного возмещения»

…

«Р. Младич вспоминал, что «в 1993 г. во время войны между хорватскими и мусульманскими силами, когда хорватское население Центральной Боснии оказалось под угрозой уничтожения, сербский народ и его армия оказали помощь хорватам. Мы приняли их на своей территории, а впоследствии все эти хорваты, включая и хорватские вооруженные формирования с их оружием, были пропущены на территорию Герцег-Босны, а также в Хорватию. В окрестностях Вереша мы приняли более 30 000 хорватских беженцев и около 700 хорватских солдат и офицеров. В районе Жепче – 12 500 беженцев и 903 военнослужащих, в районе Бугойно – 6000 беженцев и 604 солдата и офицера». Однако, продолжает Р. Младич, спустя несколько месяцев после их перемещения через Купрес в Ливно (на хорватскую территорию), хорваты «напали на нас именно с этих позиций с целью захвата нашей территории. К сожалению, им удалось занять город Купрес и часть Купрешского плоскогорья. Подобным образом мы помогли и мусульманам в 1993 г. пережить трагедию в Мостаре. Благодаря нашей помощи им удалось уцелеть в ходе этих событий»

…

«Решительный перелом в соотношении сил в БиГ наступил после того, как США заставили мусульман и хорватов пойти на перемирие, а затем на создание федерации. С начала марта 1994 г. в Вашингтоне и Вене шли переговоры об условиях объединения в одно государство сторон, которые жестоко воевали друг с другом. Причиной создания федерации было стремление Запада объединить мусульман и хорватов в борьбе против сербов»

…

««запрограммированные» против сербов миротворцы, согласно мандату «на сдерживание нападений на безопасные районы.., реагировали на действия сербов независимо от того, являются ли они реакцией на наступление, предпринятое другой стороной»

…

«Весеннее наступление 1995 г. мусульманская армия тщательно планировала. Проводились учения, закупалось оружие, передислоцировались войска согласно намеченному плану наступления. При действующем международном эмбарго на поставки оружия американские самолеты типа С–130 («Геркулес») доставляли на аэродром Тузлы вооружение и полевую технику из мусульманских стран и Западной Европы. В городах Вереш, Високо, Горажде срочным порядком возводились взлетно-посадочные полосы для тяжелых самолетов. Американские и немецкие инструкторы обучали солдат, помогали в разработке тактических планов. Хорватское и мусульманское командование отрабатывали планы совместного участия против сербов в Боснии и Хорватии»

…

«В августе–сентябре 1995 г. НАТО провела операцию по уничтожению сербских военных объектов, центров связи, систем ПВО. Были уничтожены телекоммуникационные системы радио и телевидения, резервуары воды, сельскохозяйственные фермы больницы, дома для беженцев, мосты, высоковольтные линии передач и др. Бомбардировка авиации НАТО внесла решающий вклад в изменение соотношения сил в войне и сопровождалась успешным наступлением мусульманско-хорватских сил в западной части страны»

…

«боевики ОАК спровоцировали возобновление конфликта в крае в начале 1998 г. Среди использовавшихся методов – убийства и выселение сербов; блокада сербских сел; захват мирных жителей в заложники; нападения на посты милиции и армейские патрули. Большинство дорог в крае стали небезопасны для передвижения – они контролировались албанскими военизированными патрулями. Албанцы, которые не поддерживали экстремистов, были запуганы и также подвергались насилию.

Ответные меры полиции были суровыми и вызвали новую волну сопротивления. Югославские пограничники пытались остановить лавину проникавших на территорию Косова и Метохии террористических групп, а также оружия, нелегально доставляемого из Албании. Только за четыре дня апреля 1998 г. пограничники обнаружили семь террористических групп, часть которых состояла из нескольких сотен человек, а за 10 дней они задержали «посылки» с 250 автоматами, четырьмя пушками, 20 пулеметами, пятью минометами, 200 минами, 5,5 тыс. гранат и 200 тыс. снарядов. Столкновения вооруженных албанских групп с полицией уже весной 1998 г. напоминали боевые действия.

ОАК пыталась расширить зону своего влияния, а армейские правительственные подразделения и полиция активно разрушали их опорные базы, склады оружия и теснили боевиков к границе с Албанией. К октябрю 1998 г. Косово было почти свободно от вооруженных формирований»

…

«Вмешательство международных организаций во внутренние дела Югославии, их необъективность в оценке ситуации были очевидными… голос Югославии никто не слышал. Мировое общественное мнение складывалось явно не в пользу сербов. Экраны телевизоров во всем мире переполняли снимки беженцев из Косова, которых размещали в Македонии, Албании, увозили в Италию, Австрию, Германию и даже Америку. Западные СМИ прекрасно использовали ситуацию, играя на чувствах жалости и сострадания. Но не было снято ни одного репортажа о сербах, которые бежали в Сербию, спасаясь от албанского террора в Косове»

…

«НАТО готовилась нанести удар по Югославии, поэтому вопрос о переговорах становился неактуальным. Нужен был лишь повод. Западные СМИ стали раздувать убийство группы албанцев в Рачаке на юге края. Руководитель Контрольной миссии ОБСЕ в Косове и Метохии американец Уильям Уокер запретил работу следственной группы окружного суда города Приштины на месте предполагаемого преступления, а сам собрал в Рачаке иностранных и албанских журналистов и сделал заявление, обвинив армию СРЮ в «преступлении против человечности», «в злодейском убийстве 45 гражданских лиц», которое он сам якобы видел.

Прибывшие на место белорусские эксперты после исследования места преступления пришли к выводу, что тела убитых людей были привезены из другого места. Затем экспертизу провели финские специалисты. По их мнению, большинство убитых – военные, переодетые затем в гражданскую одежду. На пальцах многих из них были обнаружены следы пороха, пулевые отверстия были найдены на телах, но не на одежде. Однако их доклад даже не был опубликован.

Правительство СРЮ объявило У. Уокера персоной нон грата и обязало его покинуть территорию Югославии в течение 48 часов. На обращения югославского руководства в Совет Безопасности ООН об ответственности албанцев за эскалацию террористической деятельности, за нападения на полицейские патрули, похищения военных и мирных жителей никто не отреагировал. Министр иностранных дел СРЮ писал, в частности, в СБ ООН, что с 13 октября 1998 по 14 января 1999 г. албанскими сепаратистами было совершено в общей сложности 599 террористических нападений и провокаций, 186 из которых были направлены против гражданских лиц, а 413 – против сотрудников Министерства внутренних дел. В ходе этих нападений 53 человека были убиты, 112 – получили ранения, 43 человека – похищены»

…

«21 марта 1999 г. Совет НАТО дал С, Милошевичу несколько часов на размышление и подписание соглашения, после чего пообещал нанести удар с воздуха. Президент Югославии написал ответ на послание сопредседателей встречи в Рамбуйе, министров иностранных дел Франции и Великобритании: «Что касается ваших угроз в отношении военного вмешательства НАТО, то вашим народам должно быть за них стыдно, поскольку вы готовитесь применить силу против небольшого европейского государства только потому, что оно защищает свою территорию от сепаратизма, защищает своих граждан от терроризма и свое историческое достояние от головорезов… Вы не имеете права угрожать другим странам и гражданам других стран»

…

«Агрессия длилась 78 дней. Экономический потенциал 19 самых развитых стран мира, участвовавших в этой акции, превышал югославский в 679 раз. Атакам подвергалась вся территория Югославии. В налетах принимали участие 1200 самолетов, в том числе 850 боевых, совершивших с территории Италии, ФРГ, Великобритании, Турции, Франции, Венгрии, а также с континентальной части США, по натовским данным, 35 тыс., а по российским данным, около 25 тыс. авиавылетов. Действия авиации поддерживала военно-морская группировка в составе трех авианосцев, шести ударных подводных лодок, двух крейсеров, семи эсминцев, 13 фрегатов. В Средиземном море находились четыре крупных десантных корабля с 10 тыс. морских пехотинцев на борту. Авиация НАТО нанесла 2300 воздушных ударов по 995 объектам. По территории Югославии выпущено более 3000 крылатых ракет, сброшено около 25 тыс. (по некоторым данным – 79 тыс.) тонн взрывчатки»

…

«В агрессии против Югославии НАТО использовало запрещенные военные средства и оружие, такие как кассетные бомбы и необогащенный уран. Стране был причинен огромный материальный ущерб. Уничтожены целые жилые кварталы, в том числе школы, больницы. Под прицелом НАТО оказались хозяйственные и производственные объекты, транспортная инфраструктура. Погибли около 2000 гражданских лиц, около 7 тыс. получили ранения, 30 % из них – дети. Материальный ущерб Югославии составил более 200 млрд. $.

По данным югославской армии, она потеряла 161 чел. убитыми, 299 человек были ранены. Потери в технике были незначительными, если учесть, какая сила обрушилась на Югославию: 13 танков, шесть бронетранспортеров, восемь артиллерийских орудий, 19 зенитных установок, один радар. По другим данным, сербы потеряли 26 танков, 40 самолетов, 18 % комплексов ПВО, погибли около 500 военнослужащих. Но в любом случае, основной жертвой стало гражданское население. Югославская армия сохранила свой боевой потенциал»

…

«Вывод югославской армии из Косова, который осуществлялся под контролем НАТО, не принес мира на его территорию. Возвращение в край Освободительной армии Косова, последовавший с молчаливого согласия альянса, вызвал поток сербских беженцев. Боевики, не желавшие разоружаться, начали преследование сербов, вновь напомнили свою главную цель – отделение от Югославии. Резолюцию 1244 вспоминали все реже, а нарушали все чаще.

Ситуация в Косове и Метохии характеризовалась повседневным террором, преступлениями, массовыми нарушениями прав человека и этнической чисткой неалбанского населения. Только за год присутствия миротворцев в Косове было совершено 5000 терактов, более чем 1000 человек убиты и более 960 похищены, разрушены более 85 средневековых религиозных объектов и памятников истории и культуры, 350 тыс. жителей края покинули свои родные очаги, государственную границу СРЮ пересекли и прибыли в край более 250 тыс. иностранцев, преимущественно граждан Албании и Македонии. «Миротворческая» миссия ООН и НАТО по налаживанию многоэтнической, многоконфессиональной и многокультурной жизни в Косове и Метохии не увенчалась успехом. Миссия ООН в Косове ни на шаг не продвинулась в построении свободного демократического общества. 17 марта 2004 г. стал трагическим днем для всей Сербии. В Косове и Метохии албанцы с оружием в руках поднялись против оставшегося в Крае сербского населения. На глазах многочисленных международных сил они уничтожали православные храмы, поджигали сербские дома, убивали людей. Итог – более 30 погибших, около 850 раненых, более 3500 изгнанных из своих домов, почти 340 сожженных сербских домов, 25 уничтоженных православных монастырей и храмов. Даже НАТО в лице командующего южной группой войск Грегори Джонсона охарактеризовала массовое насилие как этническую чистку сербов. Фактически присутствие натовцев в Косове способствовало созданию на территории края самостоятельной и не зависимой от Белграда политической и экономической систем, подготовило провозглашение независимости Косова в феврале 2008 г»

…

«Раздел государства без предварительных договоренностей таил в себе неминуемую угрозу войны. Это понимали все – и желающие покинуть федерацию югославские республики, и мировое сообщество, поспешившее признать и тем самым форсировать распад СФРЮ.

Как известно, судьба Югославии зависела прежде всего от отношений, которые складывались между Сербией, Хорватией и находящейся между ними Боснией и Герцеговиной. И именно по оси Белград – Сараево – Загреб возникло основное противостояние, вылившееся в череду войн, которые распространялись с северо-запада на юго-восток распадавшейся Югославии, втягивая в свою орбиту все новые югославские республики и народы»

…

«Поспешное признание западными странами новых государств (первыми это сделали Германия и Ватикан), явное покровительство одним участникам конфликта в ущерб другим, применение двойных стандартов и широкого арсенала давления – от санкций до военной силы – во многом не только спровоцировали десятилетие войн на постюгославском пространстве, но и придали им столь затяжной и ожесточенный характер»

…

«Столь же несправедливо видеть в Балканах лишь зону сплошной нестабильности, делать из них своего рода пугало для Европы. Объясняется это или невежеством, почти полным незнанием Балкан или целенаправленной дезинформацией.

К примеру, многие жители западного мира, запутавшись в лабиринтах балканской истории, вообще пришли к выводу, что понять ее западному человеку невозможно. Не случайно подлинным бестселлером, выходившим массовыми тиражами, стала в США и Западной Европе книга журналиста Р. Каплана «Балканские привидения: путешествие сквозь историю». Каплан нарисовал жуткую картину балканской истории, где действуют дикие, кровожадные люди.

Любопытно, что такое высокомерное отношение к балканцам, прежде всего к сербам, было характерно и для самых высокопоставленных представителей западных посредников в югославском кризисе. Так, один из архитекторов Дейтонских договоренностей Р. Холбрук и его подчиненные, бывая неоднократно в Боснии, по-видимому, ощущали себя ковбоями на Диком Западе, а территории, контролируемые сербами, называли между собой «землями индейцев». Сказывается давно отмеченное устойчивое представление Запада о себе, как носителе цивилизующей миссии, имманентно присущая Западу «презумпция цивилизационного превосходства»

…

«Вновь не претендуя на аналогию, заметим, что югославский кризис, несмотря на весь словесный камуфляж, также выявил истинные стратегические цели Североатлантического альянса на Балканах. И, кстати, НАТО также долго не сталкивалась с противодействием российской дипломатии, действия которой объяснялись не только объективной слабостью России в тот период, но и непониманием сути происходившего, того, что, несмотря на все заверения, одна из важных целей США в югославском кризисе – вытеснение России с Балкан»