"Не надо путать туризм с эмиграцией" или о свободе, патриотизме и либеральных ценностях

Сразу скажу, что то, что я цитирую, написал не я, но готов подписаться под каждым словом. Потому, что сталкивался с презрительным отношением к "неумытой Рашке" и неуёмным восторгом от забугорья наших домашних русофобов не один раз. Да и разгул толерантности по всей Европе виден незамыленным глазом, особенно если не спеша путешествовать поперёк туристических маршрутов. 

«Иногда я думаю о том, о чем не следовало бы думать. О чем вредно думать. О чем противно думать.

Но о чем надо думать.

В Москве я живу, вращаюсь, социализируюсь в таком мире, где любить Россию просто немодно. Немодно, и все. В нем с придыханием рассказывают, что у них квартира в Дубае. Как они посетили Нью-Йорк. Как они жили в Лондоне. Как они ужинали в Вене. Как они катались по Сене на теплоходе.

И все это произносится с придыханием, с восхищением слушателей, с понтами. Мол, вот он – я. Я крут, если могу позволить себе это.

Хотите правду? Слушайте.

В Нью-Йорке я был на стажировке. Совершенно безумный город. Манхэттен – это небоскребы, с кондиционеров капает вода, света почти нет – людской поток тебя буквально сносит. Там не припаркуешь бесплатно машину – все за такие деньги, что просто тошно. В Нью-Йорке агрессивная полиция – тебя могут остановить и обыскать прямо на улице – просто так, потому что лицо не понравилось. В Нью-Йорке дорогое жилье, но еще дороже коммуналка, в самой простой квартире, которую я снимал, счет набегал за семь сотен долларов. Поэтому в Нью-Йорке, если ты потерял работу, у тебя есть очень немного времени для того, чтобы найти ее, или ты станешь бездомным.

Большое количество бездомных – говорят, что раньше такого не было, а теперь есть. Совершенно безумное метро – и плохо построенное, и настолько сложное, что за все время моей жизни в Нью-Йорке я так и не смог разобраться и не раз проезжал нужную станцию. Соседи, готовые или настучать на тебя, или подать в суд. Совершенно безумная юридическая система – достаточно самой малости, чтобы попасть в ее жернова, и ты разоришься на адвокатах.

Полиция, как я говорил, очень агрессивная. По всей Америке, кстати, я на выходные летал в разные города, был и в Чикаго, и в Лос-Анджелесе, и во Фриско, то есть Сан-Франциско. Последние два города уже мексиканские – там мексиканцев больше, чем американцев, автоматные очереди слышны даже днем, а полиция патрулирует на броневиках. В полиции много бывших военных, автоматические винтовки у всех. Избивают за малейшее неподчинение, забирают в участок – как гестапо какое-то, в Москве и близко такого нет. Могут убить на месте. Предупредительных тут нет – сразу стреляют на поражение. При мне было, проходит сюжет – полицейский застрелил водителя просто потому, что ему показалось, что водитель агрессивен и пытается достать оружие – никакого оружия не было. Вообще, что бросается в голову при попадании в США, – это вооруженные люди и массовый психоз, помешанность на безопасности. Спецназов тут столько, что не сосчитать – спецназ, например, имеет департамент лесного хозяйства. Школы тоже охраняют с винтовками. Про масс-шутинги я не говорю, при мне, слава богу, не было, а так есть. Это когда парень слетает с катушек, хватает автомат или дробовик и начинает всех мочить направо-налево. Во многих местах установлены современные системы безопасности, какие-то анализаторы, детекторы, рентгены – это может быть даже на входе в ресторан.

Полно наркоманов. И агрессивных наркоманов. Многие с оружием. Наркотики в США поступают разными путями, в то время, когда я там был, показывали плантации конопли в самих США – их выслеживают с беспилотников. Еще метаамфетамин – его производят в небольших городках и распространяют по всей стране.

Через год после того, как я закончил с практикой и уехал из Штатов, там началось мексиканское восстание на юге, переросшее в полномасштабную гражданскую войну.

Лондон. Там я тоже жил по делам шесть месяцев. Снимал комнату площадью восемь (да-да, вы не ослышались) – восемь квадратных метров. На большее просто жаба не подписала – дорого. Кровать на уровне примерно метр восемьдесят от пола, под ней – стул и стол. Есть место для микроволновки – и все. Кухни нет. Небольшой шкаф для одежды. На пару костюмов хватит – и все. Кранов нет – покупаешь воду в бутылках. Телеантенны нет – считается, что она не нужна, это квартиры для молодых профессионалов, которые пробиваются в этом городе. Можно подключить ноут – и смотри на нем что хочешь, сидя за столом. С кроватью над головой.

Лондон – это перекресток мира, агрессивные мигранты там на каждом шагу. Повсюду мусульмане, полно мечетей. На стенах висят большие плакаты – «Здесь действуют законы шариата». Бездомные. Многие кварталы – не туристические, конечно, – находятся под контролем местной исламской милиции – комитетов самообороны. По ночам по городу хотят исламские патрули и банды скинхедов. У всех ножи. Упаси бог попасть в переделку.

На каждом шагу камеры – многие разбиты, но их восстанавливают. Соседи считают своим гражданским долгом настучать на тебя, даже если ты привел девушку домой. В инвестиционных банках ты работаешь пять лет по шестнадцать-восемнадцать часов в день, чем зарабатываешь десятипроцентную вероятность получить постоянную ставку. Остальным девяноста процентам говорят «до свидания». И все. Если ты так работаешь, у тебя нет времени ни на какую светскую жизнь. Ты просто пробиваешься – любой ценой. Офисная конкуренция в Москве – детский сад по сравнению с местной.

Все местные пьют. Если вы думаете, что русские сильно пьют, вы не видели, как квасят англичане. Вся молодежь в пятницу набирается просто в хлам. Снять телку в пятницу после одиннадцати – надо быть Квазимодо или круглым идиотом, чтобы не суметь сделать это. Полно молодежи, буквально выброшенной из жизни, – они получили высшее образование в Оксфорде, потом не пробились, пошли мыть тарелки в забегаловке, при этом на них висит образовательный кредит в несколько десятков тысяч как минимум. Часто терпение лопается, они уезжают на континент и начинают скрываться от кредиторов. Получают помощь где-нибудь в Германии, перемещаются по континенту, создают молодежные колонии, хипуют. Постепенно перемещаются на юг, где дешевле. Хорватия, Греция. Будущего у них нет никакого, как и у многих других.

Несколько англичан после общения со мной переехали в Москву. Один из них, Дэннис, работает со мной за соседним столом. Он гордится тем, что получил гражданство России и самый большой патриот России из всех, мне известных. Здесь он уже выплатил ипотеку за квартиру. Квартира у него за сотку квадратов – не восемь, как в Лондоне.

Париж. Там я был несколько раз в компании, увы, каждый раз в разной. Город просто ужасен. Черных больше, чем белых. Агрессивные молодчики по всему городу, полиция не справляется. Полно проституток. Румынки, молдаванки, украинки. Грабят, нападают в метро, могут и убить ночью. Постоянная угроза терактов, как и на всем континенте. Как только время намаза, город буквально встает, а призыв к намазу транслируют теперь и с Эйфелевой башни. Полно наркоманов, грязь, вой полицейских сирен… тихий ужас, в общем. Какая там романтика, на хрен. На каждом шагу шприцы, плевки – жуют кат. От Сены пахнет как из уборной.

В Австрии я не был. Ни разу. Просто потому, что нечего там делать. Там нет бирж, как в Лондоне и Нью-Йорке, и туда не тянет приехать с подругой, чтобы продемонстрировать ей свою крутость. Но не думаю, что там что-то другое, не такое, как в Париже. Боюсь, как бы хуже не было…

Был в Берлине несколько раз – как я уже говорил, я там недвижимость покупал, там требуется личное присутствие покупателя. Поприсутствовал. Берлин очень разный, раньше он был разделен – и чисто советские пейзажи встречаются там до сих пор. Что бросилось в глаза. Опять-таки мусульмане – прямо на тротуаре стоит ларек, с него раздают бесплатные Кораны, играют какие-то мусульманские песни. Среди молодежи – раскол. Одни отращивают длинные бороды и бреют усы – это мусульмане, причем среди этих мусульман много этнических немцев, как мне объяснил мой гид по Берлину и по совместительству риелтор Дитер, ислам для них – это способ не испытывать вины и делать то, что они хотят. Каждый раз, как только полиция что-то делает мусульманам, поднимается дикий хай.

Другие бреют голову наголо – это нацисты. В основном немецкие неонацисты – это потомки восточных немцев, потомки немцев, выехавших в Германию из СССР и потомки турецких гастарбайтеров в третьем, а то и четвертом поколении, чувствующие себя немцами. Ни те, ни другие, ни третьи не испытывают чувства вины, которое вселялось немцам на протяжении десятилетий. За ними уже кровь, и кровь большая. Недавно окружили цыганский табор и начали бросать бутылки с зажигательной смесью. Пытавшихся выбраться косили картечью. Каждый немецкий неонацист вооружен, популярное оружие, практически обязательное в боевых отрядах, – наш «Вепрь-12». Его тут продает фирма «Ваффен Шумейкер» – расходится на ура, сколько ни привези. Как сказал Дитер, очень мощный и скорострельный дробовик, и при этом не остается следов, полиция не может точно установить, из какого именно оружия стреляли. Сам Дитер стрелок и охотник, мы стреляли с ним в клубе. Еще он потомок поволжских немцев, переселившихся из Казахстана в Германию в начале девяностых годов прошлого века, и, как я подозреваю, – неонацист, хотя и скрывает это.

Впрочем, если бы я жил в Германии, я бы тоже, наверное, был неонацистом. Страна наполнена мигрантами. В отличие от Франции и Великобритании у Германии не было своих колоний, поэтому две наиболее крупные и агрессивные диаспоры мигрантов – это албанцы и цыгане. Албанцы ничего не делают, живут на пособия, почти поголовно торгуют наркотиками, поддельными сигаретами и поддельной одеждой известных брендов, которую отшивают в Албании. Имеют собственные боевые отряды защиты, любое задержание албанца или обыск полиция проводит только с привлечением полицейского, а иногда и армейского спецназа и бронетехники. Албанцы открывают огонь сразу, у них есть пулеметы, гранатометы и бог знает что еще. Совершать преступления, даже самые тяжкие, они ничуть не боятся – как только албанец попадает в розыск, община переправляет его на родину, а там он либо живет в горах, откуда выдачи нет, либо его переправляют дальше, на Восток. На джихад…

Цыгане живут большими таборами, там, в этих таборах, нет никакого закона. Хлынули в Германию они после того, как на них, в соответствии с соглашениями о ЕС, начала распространяться немецкая социалка. Теперь бароны уже понастроили там замков, я лично не видел, смотрел в Интернете – аж тошно, бросить бутылку и сжечь все это. Они менее агрессивны, чем албанцы, но от этого не легче. Занимаются воровством, попрошайничеством, мошенничеством, торговлей наркотиками. В тех местах, где их селят, моментально начинается грязь, самый дикий срач, все лампочки выбиты, все стены исписаны, из окон на улицу мусор бросают. По закону если умирает одинокий немец и у него нет родственников или не объявляются (а такое все чаще и чаще, потому что всем на всех накласть), жилье переходит государству и становится социальным. А на социалку претендуют албанцы и цыгане. Стоит только вселить в дом одну албанскую или цыганскую семью, и скоро весь дом становится социальным. А потом – и весь город. У немцев очень развита система взаимопомощи (была когда-то), существуют всевозможные кассы – больничные, строительные. Так вот, все эти беженцы ничего в эти кассы не вкладывают, но считают своим долгом брать из них все что можно. Поэтому, как только количество беженцев в городке начинает превышать определенный предел, городок начинает очень быстро вымирать: закрывается бизнес, спешно уезжают люди. Город переходит в руки мигрантов. Таких городков, по словам Дитера, не один, не два и даже не десяток – их полно! Старые немецкие городки с многосотлетней историей и некогда дружным населением – теперь это беззаконные территории, там нет ни порядка, ни полиции – ничего. Торгуют краденым, наркотиками, угнанными машинами… понятно, в общем.

Польша… я ездил туда с Эвой… ну, помните, в общем. Сейчас-то я понимаю, что Эве единственной удалось меня зацепить… и ох, как серьезно зацепить. Странно, но Варшава мне понравилась больше, чем все города, перечисленные выше, – хотя бы потому, что там не так много мигрантов. Точнее, почти нет мигрантов. Как я понял, здесь живут беднее, чем в Европе, и потому мигранты здесь не задерживаются, стремятся уехать западнее. Скатертью дорога, думаю, Польша немного от этого теряет. Запомнились чистые улицы, кафе, в которых можно отведать всякой вкуснятины по цене в два, в три раза дешевле, чем в Москве. Вообще, по польским меркам я был если не олигархом, то богачом точно. Еще запомнилось ателье, куда меня затащила Эва, – ателье принадлежало ее дяде, и я не смог удержаться – заказал себе аж три костюма и несколько рубашек. Не тот гребаный Уомо и Джорджо Армани и еще какая-то хрень, которую ношу я, и не костюмы с такой-то стрит в Лондоне, которые носит мое начальство (а мне нельзя, иначе заподозрят, что я ворую), а костюмы, пошитые по мерке опытным мастером. Они и до сих пор у меня – все три. Правда, я их больше не надеваю. Не могу потому что.

Дубай… в Дубае я был, потому что вся Москва там побывала. Многие имеют там вторую квартиру. Ну, чего сказать? Город как город – чистый, недавно построенный – такого беспредела, как в Европе, там нет, все знают свое место. Гастарбайтеры тяжело вкалывают, а не садятся на шею и не просят подачек. Про то, как там могут отжать бизнес, если поссориться с местными, я уже рассказывал – обращаться в суд, жаловаться бесполезно, все это понимают. Там с удовольствием отдыхают, а кто наворовал достаточно, чтобы обеспечить себя до конца жизни, часто и переезжают туда. Только вот, может быть, мне кто-нибудь объяснит такую загвоздку? Там нет выборов. Совсем. Там чужая полиция. Там полно тех, которых у нас величают «черными», – гастарбайтеры из Пакистана и других мест, сказать, что их там много, – это ничего не сказать. Там нет нормального законодательства, зато есть шариат. Там нет нормальных судов – суды прямо подчиняются эмиру, понятие «телефонное право» там просто не поймут, потому что судят, как скажет эмир или один из уважаемых людей эмирата, и это нормально, никто даже не представляет себе, что должно быть по-другому. Если влип, защиты не найдешь. Если ты, к примеру, взял кредит в местном банке и по любым причинам не можешь платить, тебя без всяких вопросов хватают и сажают в тюрьму, и там ты сидишь, пока все не заплатишь, – можешь и всю жизнь сидеть. Никаких демонстраций, акций протеста проводить нельзя – страшно даже подумать, что будет, если ты начнешь это делать. В исламском праве существует практика членовредительских наказаний – может быть, руку не отрубят, но зверски изобьют в полиции, возможно, изнасилуют и вышвырнут из страны – это точно, к гадалке не ходи. По демонстрациям полиция открывает огонь. Боевыми патронами. Это уже было.

Так вот вопрос. Почему вы, москвичи, все такие неполживые, правильные, свободолюбивые, ругающие власть в пух и прах, едете в такую страну жить? И ведь вы там довольны! Квартиры, машины покупаете. Детей отдаете в международные школы. Что же вам там свободы-то перестает хотеться? Справедливых выборов, независимых судов…

Или вы просто мрази конченые, которые не любят свою страну и готовы предать ее в любой момент, как только будет возможно? Да-да, я вам говорю. Неблагодарные твари – а как еще вас называть?

Если брать Россию в целом – да, у нас есть проблемы. А у кого их нет? Зато в России и близко нет того параноидального беспредела, который я видел в Штатах. Нет того страшного засилья государства и юридической системы – иногда в Штатах, разговаривая с парнями с Уолл-стрит, я не мог понять – это судебная система существует для государства или государство и общество существует для судебной системы? В России даже в Москве государство и наполовину не столь сильно, как в Штатах. А если отъехать от Москвы и поселиться где-то в глубинке, то у нас можно не соприкасаться с государством годами. Парень по имени Рик, трейдер из Эй-Ти-Ди, с которым я подружился, сказал, что его отец, отставной губернатор Джорджии, купил дом и землю в России. На вопрос, зачем он это сделал, Рик ответил коротко – недорого и чтобы было куда бежать. Надеюсь, их семья все же добежала до своего убежища, как только все это началось. Очень на это надеюсь.

В России нет такого нажима со стороны общества. Нет того стукачества, которые я видел в Англии и США, особенно в Англии – там стучат по любому поводу и искренне считают, что имеют право диктовать тебе, какого цвета черепицу положить на крышу. Нет того засилья гомосексуализма, какое есть на Западе, – в Лондоне, в Нью-Йорке целые блоки целиком заселены гомосексуалистами, а в Берлине среди жителей города число гомосексуалистов достигает трети! Наконец, нет того старательно насаждаемого чувства беспомощности и зависимости от государства, о котором я хочу сказать несколько слов.

В Нью-Йорке был один из самых строгих оружейных законов страны. Там нельзя покупать оружие с емкостью магазина более семи патронов, нельзя и многое другое, но все же кое-что можно. Так вот, среди моих друзей владельцев оружия не было ни одного. Когда я спрашивал почему, ответ был один: это опасно.

Опасно – для кого?

Но Нью-Йорк еще ладно. Куда круче в Лондоне – там нельзя вообще ничего. Англо-саксонская правовая система не такая, как наша, там почти все на усмотрение судьи. Если у нас многие носят нож в кармане, нож-кредитку, еще что-то, шпана может носить молоток, цепь от велосипеда, в машине у каждого уважающего себя водителя монтировка или бейсбольная бита, то там нет ничего. Согласно диким британским законам, самообороняться нельзя вообще ничем. И если твое дело поступило в суд, то судья может признать оружием все что угодно, даже скалку с кухни. И влепить срок. И это при том диком количестве мигрантов на улицах и при том, что на стенах пишут: «Здесь действуют законы шариата».

И везде, буквально везде – в Нью-Йорке, в Лондоне, в Берлине, в Париже – я чувствовал слабость людей. Их неготовность применять силу и отвечать на силу силой, даже если тебя избивают или убивают. В газетах, на телевидении полно разъяснений, как вести себя при преступлении. Лейтмотив один – не сопротивляйтесь, иначе сделаете хуже. При мне в Берлине несколько мигрантов изнасиловали молодую немку, об этом кричали все газеты – она не сопротивлялась, потому что, как она сама сказала, помнила, что было написано в газетах, и «не хотела их провоцировать на жестокость» – как она сама потом заявила в ток-шоу. И как потом многие сказали – это было правильно, ведь ее не убили. Для меня это – и реакция, и участие в ток-шоу, и отсутствие сопротивления – было такой дикостью, что я поверить не мог.

Да, и про русских я могу сказать – мы не ангелы, у нас есть свои недостатки. Но мы умеем дружить – ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке я этого не заметил. Мы не станем молча подчиняться, как та немка, – любой из нас будет сопротивляться. Несмотря на то, что у нас много всяких… но поверьте, такого беспредела с гастерами, как в Лондоне и Берлине, у нас и близко нет. Мы не так плохо живем – я видел, как живет молодежь в том же Лондоне. Это страшно, причем страшно все без исключения – жилье, образовательные кредиты, которые отдаешь в лучшем случае к 35–37, массовая проституция, которой подрабатывают студентки, к сожалению, и студенты тоже, жесточайшая конкуренция за любое место, работа на износ по восемнадцать часов в сутки с отсевом девяносто процентов. И для многих итог: евротреш, европейские бродяги и бомжи без перспектив. Поверьте, это на самом деле страшно. И те англичане, которых я перетащил в Москву, – они поднялись все. Не то что отсев девяносто процентов – место нашлось всем. А там места нет уже никому.

Но все то, о чем я говорил выше, не имеет ни малейшего значения в таких местах, как Йемен.

Вы, те, кто недоволен правительством, которое не делает нормальные дороги, просто не можете себе представить, что такое горная дорога здесь. А здесь таких девяносто процентов. Это просто тропа, натоптанная ослами, мотоциклами и машинами, на которой нет крупных камней. Вы, те, кто недоволен своей жилплощадью, просто не можете себе представить, что такое родиться, вырасти и умереть в доме из камней и глины, рядом со скотом, где нет ни электричества, ни воды, ни нормального туалета… ничего нет. Вы, те, кто недоволен тратами на оборонку, просто не можете себе представить, что такое жить и знать, что в небе беспилотник, чужой. И достаточно оператору нажать на кнопку, и тебя не будет, и твоей семьи не будет, и твоего дома не будет. Ничего не будет. Вы, те, кто недоволен состоянием дел с властью, и представить себе не можете, что творится с властью здесь. В некоторых местах днем правят правительственные чиновники, а ночью ваххабиты. В некоторых местах власть меняется каждый месяц, то хусисты, то вахи, то правительство, то еще военные, которые берут все, что им заблагорассудится. А в некоторых местах вахи устраивают судилища и могут убить человека за то, что он не усерден в намазе, неправильно одет, есть подозрение, что он шиит, смотрел телевизор или еще за что. Соберут на площади людей и расстреляют тебя за то, что ты смотрел телевизор. И понятно, что чиновники в таких случаях набивают карманы как можно быстрее – никогда не знаешь, не придется ли завтра бежать. Про вывод денег за границу я не говорю – никто, у кого есть хоть капля здравого смысла, здесь денег не хранит. Если есть возможность уехать, уезжают тотчас же. Вы, те, кто недоволен состоянием дел с бизнесом и его поддержкой, можете ли представить, когда с вас правительство требует налоги, а местные исламисты, горная, а не лесная, как на Кавказе, налоговая требует закят. И если ты его не выплатишь, отрежут голову. А еще через город прокатывается то армия, то отряды исламистов, то непонятно кто – и каждый уверен в том, что имеет право брать все что угодно, где угодно, у кого угодно творить что угодно. И кредиты – шариат запрещает кредиты вовсе, нормально, да? Вы, те, кто недоволен своей зарплатой и тем, что на нее вы не можете ходить в рестораны и «социализироваться», можете ли себе представить тяжелую работу и жизнь впроголодь, как живут местные жители здесь? Наконец вы, недовольные Россией, можете ли вы себе представить жизнь в стране, где три четверти территории составляют горы, двадцать процентов пустыня, и только оставшаяся часть пригодна для жизни? Где два месяца идут проливные дожди, такие, что сносят дома, а оставшиеся десять месяцев – ни капли и температура под пятьдесят градусов. Да при этом днем пятьдесят, а ночью до десяти падает – перепад срок градусов каждый день. Представьте-ка себе, что значит на своем горбу и на ослах натаскать землю на горные террасы, а когда поток воды смоет ее, начинать все сначала. А если не будешь это делать, то и с голоду умрешь. Представьте себе страну, где нет ни пахотной земли, ни лесов, ни полезных ископаемых, а есть только под сороковник миллионов людей, которые здесь как в ловушке, которым некуда отсюда деваться.

Представили?

Нет, не представили. Для вас это все так же далеко, как обратная сторона Луны. Вы просто не желаете выходить из своей зоны комфорта, из привычного самооправдания – это власть во всем виновата. Дайте нам то и это и еще это, и можно без хлеба. А мы дальше будем недовольны – и властью, и страной, и предками, которые нам ее оставили, – крупнейшую в мире, кстати. Дальше будем гундеть в барах и мечтать, как бы уехать.

Только знаете, что? Как бы вам не получить в табло, мои хорошие, при следующем нашем пересечении. Потому что раньше у меня нервы были крепче, чем есть сейчас. И когда где-нибудь на курорте в жаркой стране, или там, где вы недвижку купили, или в одной из европейских стран, где мигрантов больше, чем европейцев, толпа бородатых поставит вас на ножи, а жену по кругу пустит – это тоже будет правильно.»

 Александр Афанасьев

книга «Группа крови»