Насколько долговечен капитализм? Ч.2 (отрывок из "Железная пята" Джека Лондона)

Аватар пользователя Ринат78

В продолжении темы, затронутой в статье «Насколько долговечен капитализм?» предлагаю вашему вниманию отрывок из произведения Джека Лондона «Железная пята». В нем говорится и о сущности капитализма, и о том что из себя представляет власть при капитализме, и о вариантах посткапиталистического общества.
Это конечно художественная литература, но ведь великие писатели всегда писали об окружающей их жизни, шли в ногу с веяниями эпохи, а некоторые (наиболее выдающиеся) предугадывали в каком направлении будет развиваться общество.
Джек Лондон конечно же писал более 100 лет назад, но принципиально мало чем изменился. ВОСР и Советская власть в России очень сильно испугала мировой капитал и он (капитал) немного больше стал делится с трудящимися «благами цивилизации», но после крушения СССР, как говорится все вернулось на круги своя, конечно же с учетом новых технологий (особенно в распространении нужной капиталу информации).
Итак, наслаждайтесь
«Незадолго до выборов в конгресс, на которых Эрнест выступал кандидатом по социалистическому списку, отец устроил обед, который у нас в домашнем кругу именовался «обедом лабазников». Эрнест называл его обедом «разрушителей машин». На этот раз были приглашены бизнесмены – не из самых преуспевающих, конечно. Думается, среди наших гостей не нашлось бы ни одного владельца или совладельца предприятия стоимостью свыше двухсот тысяч долларов. Это были подлинные представители средних классов – разумеется, их деловой части.
Среди гостей присутствовал Оуэн, представитель фирмы «Силверберг, Оуэн и К°», большой бакалейной торговли с несколькими филиалами. Мы были их постоянными покупателями. Присутствовали оба компаньона фирмы «Коуолт и Уошборн» и мистер Асмунсен, владелец каменоломни в округе Контра Коста, а также много других владельцев и совладельцев небольших фабрик и предприятий. Словом, собрались капиталисты средней руки.
Это были дельцы с неглупыми, характерными физиономиями, с ясной и простой речью. Все они в один голос жаловались на корпорации и тресты. Их общим девизом было: «Долой тресты!» Все они вопили, что им житья нет от трестов и что в их бедах виноваты тресты. Наши гости были сторонниками передачи государству таких предприятий, как телеграф и железные дороги, и стояли за самое жестокое прогрессивное обложение доходов, направленное против крупного капитала. Спасение от местных трудностей и неустройств они видели в передаче городу коммунальных предприятий, таких, как вода, газ, телефон и трамвай.
Особенно заинтересовала нас иеремиада мистера Асмунсена, поведавшего о своих мытарствах в качестве владельца каменоломни. Он уверял, что каменоломня не дает ему никакой прибыли, несмотря на благоприятные условия, созданные недавним землетрясением. За те шесть лет, что Сан Франциско отстраивается, предприятие его расширилось в восемь раз, а между тем он сейчас не богаче прежнего.
– Железнодорожная компания знает мои дела лучше, чем я сам, – жаловался он. – От нее ничего не укроется: ни мои эксплуатационные расходы, ни условия контрактов. Кто им обо всем докладывает – ума не приложу. Не иначе, как кто то из моих же служащих для них шпионит; а кроме того, у них теснейшая связь с моими контрагентами. Посудите сами: едва только мне удается получить большой заказ на выгодных условиях, как железнодорожная компания непременно повышает тарифы на мой груз; они не входят ни в какие объяснения, а просто слизывают у меня всю прибыль. Характерно, что мне не удается добиться от них ни малейшей скидки. А ведь бывает, что в случае какой либо неудачи – или больших расходов, или если контракт невыгодный – они идут мне навстречу. Но, так или иначе, всю мою прибыль, какова бы она ни была, кладет себе в карман железнодорожная компания.
– То, что вам остается, – прервал его Эрнест, – это примерно жалованье, которое компания платила бы, если бы каменоломня принадлежала ей, а вы были бы ее управляющим. Не правда ли?
– Вот именно. Недавно мы просмотрели все книги за последние десять лет. И представляете? Я убедился, что вся моя прибыль за это время равна примерно жалованью управляющего. Компания могла бы с таким же успехом владеть моей каменоломней и платить мне за труды.
– С той лишь разницей, – подхватил Эрнест смеясь, – что в этом случае весь риск несла бы компания, тогда как сейчас вы любезно берете его на себя.
– Совершенно верно, – сокрушенно вздохнул мистер Асмунсен.
После того как гости высказались, Эрнест начал задавать им вопросы. Он обратился к мистеру Оуэну:
– Вы, кажется, полгода назад открыли новый филиал в Беркли?
– Как же, как же, – ответил мистер Оуэн.
– И с тех пор, как я заметил, три маленьких лавочки здесь по соседству вынуждены были закрыться одна за другой.
Мистер Оуэн самодовольно улыбнулся.
– Им трудно тягаться с нами.
– Почему же?
– Мы располагаем большим капиталом и, значит, работаем гораздо производительнее при меньших издержках.
– Стало быть, ваш филиал поглотил прибыли, которые раньше принадлежали трем коммерсантам? Понятно… А куда девались эти люди?
– Один из них служит у нас возчиком. Что сталось с другими – не знаю.
Эрнест повернулся к мистеру Коуолту.
– Вы часто устраиваете у себя в аптеке дешевые распродажи. Скажите, не знаете ли вы что либо об участи мелких аптекарей, которым оказалось не под силу конкурировать с вами?
– Один из них, мистер Хазфуртер, заведует у нас рецептурным отделом.
– Стало быть, все их прибыли отошли к вам?
– А как же! Для того и стараемся.
– Ну вот вы, – неожиданно повернулся Эрнест к мистеру Асмунсену, – вы возмущены тем, что все ваши прибыли поглощает железная дорога…
Асмунсен кивнул.
– В то время как вы предпочитали бы наживаться сами?..
Асмунсен снова кивнул.
– За счет других?..
Асмунсен промолчал.
– Я говорю: за счет других? – настаивал Эрнест.
– Иначе и не бывает, – сухо ответил мистер Асмунсен.
– Стало быть, правила игры в том, чтобы наживаться за счет других и не давать другим наживаться за ваш счет? Ведь так?
Эрнесту пришлось повторить свой вопрос, прежде чем мистер Асмунсен на него ответил.
– Так то оно так, – сказал он, – но мы не мешаем и другим наживаться, мы только против грабительских прибылей.
– Грабительские прибыли – это большие прибыли. Но ведь вы, верно, и сами не отказались бы от больших прибылей?
Мистер Асмунсен добродушно подтвердил, что не отказался бы. Тут Эрнест обратился к мистеру Кэлвину, в прошлом владельцу большой молочной фермы.
– Вы, как я слышал, не так давно воевали с молочным трестом, а теперь ударились в политику и вошли в фермерскую партию. Как это понять?
– Не думайте, что я сложил оружие, – воинственно воскликнул мистер Кэлвин. – Напротив, я борюсь с трестом в той единственной области, какая еще остается, – политической. Разрешите, я поясню свою мысль. Еще недавно у нас, в молочном деле, не было засилья трестов.
– А конкуренция была? – прервал его Эрнест.
– Да, и конкуренция снижала прибыли. Пробовали мы сорганизоваться, но неорганизованные фермеры срывали все попытки. А потом на сцену явился молочный трест.
– Финансируемый свободными капиталами «Стандард Ойл».
– Да, но мы еще не знали этого. Агенты треста прямо таки хватали нас за горло: «Идите к нам, с нами не пропадете, – говорили они, – а не то наплачетесь». Ну, большинство и пошло; а кто не пошел, тому и в самом деле худо пришлось. Поначалу нам даже выгодно показалось… Трест поднял цену на цент за кварту: четверть цента получали мы, три четверти – трест. Потом, смотрим, молоко вздорожало еще на цент, но нам на этот раз ничего не уделили. Мы, конечно, стали требовать свою долю, да никто и ухом не повел. Ведь хозяин то – трест! Тут только мы хватились, что влипли, что трест может из нас веревки вить. Скоро перестали нам давать и эту четверть цента. Дальше – больше! А что мы могли поделать? В конце концов выжали нас досуха, и теперь самостоятельных молочных совсем не стало, есть только молочный трест.
– Но когда молоко подорожало на два цента, почему вы не вступили в борьбу с трестом? – коварно спросил Эрнест.
– Пробовали. – Мистер Кэлвин выдержал паузу. – Это то нас и прикончило. Трест мог продавать молоко дешевле, чем мы. Когда мы торговали в убыток, он все еще получал небольшую прибыль. Я на этом потерял пятьдесят тысяч. Многие обанкротились. В общем, от самостоятельных молочных предприятий осталось одно воспоминание.
– Значит, трест отнял у вас ваши прибыли, и вы обратились к политике, надеясь покончить с ним в законодательном порядке и вернуть свои доходы?
Мистер Кэлвин просиял:
– Вот это самое я и объясняю нашим фермерам. Вся наша программа тут как в капле воды.
– Но тресту молоко обходится дешевле, чем организованному фермеру? – продолжал допрашивать Эрнест.
– Еще бы! При таком то капитале да при новейшем оборудовании нетрудно поставить дело как следует.
– Бесспорно. Я и говорю, что оно поставлено как следует.
Тут мистер Кэлвин разразился пространной речью в защиту своей программы. Все горячо его поддержали, все единодушно требовали уничтожения трестов.
Эрнест сказал мне вполголоса:
– Вот простаки! Кажется, и неглупые люди, а ни один дальше своего носа не видит.
Потом Эрнест опять овладел разговором и, как всегда, руководил им весь остаток вечера.
– Я внимательно слушал вас, – сказал он, – и убедился, что вы желаете играть в игру, именуемую бизнесом, по старинке. Смысл жизни вы видите только в наживе. Каждый из вас уверен, что родился на свет с единственной целью – наживаться. И вдруг – заминка! В самом разгаре погони за наживой появляется трест и похищает у вас ваши прибыли. Для вас это катастрофа, нарушающая гармонию мироздания, и, по вашему, существует один только выход – уничтожить то, что мешает вам наживаться.
Повторяю, я внимательно вас слушал и нахожу, что есть название, которое очень вам подходит. Вы – разрушители машин. Знаете, что это такое?
Позвольте, я расскажу вам. В Англии, в восемнадцатом веке, когда не были еще изобретены машины, рабочие и работницы ткали сукно у себя дома на ручных станках. Это был кропотливый и трудоемкий способ производства, к тому же и дорогой. Но вот появилась паровая машина, а с нею механические станки. Сотни таких станков, собранные в одном месте, при одной машине, производили сукно и быстрее и дешевле, чем это могли делать вольные ткачи на своих ручных станках. Концентрация производства убивала всякую конкуренцию. Мужчины и женщины, раньше работавшие на дому, каждый для себя, теперь стали работать на фабрике, на хозяина капиталиста. В дальнейшем к ткацким станкам были приставлены дети – им можно было платить дешевле, чем взрослым, и постепенно детский труд начал вытеснять труд взрослых ткачей. Для рабочих настали тяжелые времена. Им жилось все хуже и хуже, они голодали. А так как причину зла они видели в машинах, то и начали уничтожать машины. Это ни к чему не привело, да и вообще было неразумно.
Этот урок истории ничему вас не научил. Спустя сто пятьдесят лет после английских разрушителей машин появляетесь вы и тоже хотите ломать машины. Сами же вы признаете, что трестовская машина работает и дешевле и производительнее вашего; конкурировать с ней вам не под силу, – вот вы и жаждете ее уничтожить. Вы ничуть не умнее отсталых английских рабочих. А пока вы тщитесь вернуть век конкуренции, тресты преспокойно расправляются с вами.
Все вы говорили здесь, в сущности, одно и то же: уходит век конкуренции, и на смену ему идет век концентрации производства. Вы, мистер Оуэн, убили конкуренцию в Беркли, открыв у нас один из своих филиалов, – ваша фирма оказалась сильнее торговавших здесь мелких лавочников. Но есть объединения и посильнее вашего – это тресты. Стоит вам почувствовать их давление, как вы кричите: «Караул, грабят!» Однако это только потому, что сами вы не трест. Будь вы единственный бакалейщик монополист на все Соединенные Штаты, вы бы не так рассуждали, вы кричали бы: «Да здравствуют тресты!» Но ваш небольшой синдикат не только не может сравняться с трестом, он и сам то по себе еле дышит. Вы чувствуете, что долго не протянете. Вы понимаете, что вы и ваши филиалы только пешки в большой игре. Вы видите, как вырастают вокруг могущественные силы, как они крепнут день ото дня – и неуязвимые, закованные в броню руки тянутся к вашим прибылям, вырывая клок то тут, то там. Железнодорожный трест, угольный, нефтяной, стальной. Вы знаете, что вам несдобровать, что они отнимут у вас ваши прибыли – все, до последнего цента.
Как видите, сэр, вы незадачливый игрок. Когда вам удалось раздавить своих мелких конкурентов здесь, в Беркли, в силу преимуществ вашего синдиката, – успех вскружил вам голову. Вы только и говорили что о предприимчивости и деловитости и, поживившись за счет своих конкурентов, отправили жену прокатиться в Европу. Так уж водится, что хищник пожирает хищника, – вот и вы слопали своих предшественников. Но, на вашу беду, есть хищники и покрупнее, – и вам предстоит попасть им на завтрак. Потому то вы и вопите. А с вами вопят все сидящие здесь. Они в таком же положении. У всех у вас на руках плохая карта, вот вы и жалуетесь.
Но, жалуясь, вы отказываетесь смотреть правде в глаза и называть вещи своими именами. Вы не говорите, что сами заритесь на чужие прибыли и только не хотите, чтобы кто то зарился на ваши. Нет, для этого вы слишком хитры. Вы говорите другое. Вы произносите политические речи в защиту мелких капиталистов, вроде той, какую мы сегодня выслушали от мистера Кэлвина. Но что он здесь говорил? Кое что я могу повторить по памяти: «Наши исконные принципы были правильны», «Единственно, что Америке нужно, – это возвращение к ее основному принципу: равные возможности для всех», «У колыбели этой нации стоял дух свободы», «Вернемся к заветам наших предков…»
Под равными возможностями для всех мистер Кэлвин подразумевает возможность загребать побольше прибылей, в чем он сейчас встречает помеху со стороны трестов. Но вы столько раз повторяли эти громкие слова, что, как ни странно, сами в них уверовали. Все, что вам нужно, – это грабить ближнего в меру своих сил – полегоньку да потихоньку, и вы на этом основании вообразили себя борцами за свободу. Вы самые обыкновенные плуты и стяжатели, но под магическим действием красивых фраз готовы возомнить себя патриотами. Свою жажду прибылей, проистекающую из чистейшего эгоизма, вы выдаете за бескорыстную заботу о страдающем человечестве. Так давайте же хоть здесь, среди своих, – дерзните быть самим собой. Не бойтесь смотреть правде в лицо и называйте вещи своими именами.
Я видела кругом неприязненные, побагровевшие лица и затаенный страх. Казалось, наши гости трепетали перед этим юнцом, перед спокойствием и силой его речей и его ужасающей, непозволительной манерой называть черное черным. Мистер Кэлвин, однако, не растерялся.
– А почему бы и нет? – заявил он. – Почему бы нам не вернуться к обычаям и нравам наших предков, основателей нашей республики? Вы сказали нам немало правды, мистер Эвергард, – пусть жестокой и горькой правды. Но, поскольку мы здесь и в самом деле в своей среде, не будем этим смущаться. Давайте сбросим маски и примем те обвинения, которые мистер Эвергард так прямолинейно нам предъявляет. Верно, что мы, мелкие капиталисты, гонимся за прибылями и что тресты отнимают их у нас. Верно, что мы хотим избавиться от трестов, чтобы сохранить наши прибыли. Но почему бы нам и не добиваться этого? Почему? Я вас спрашиваю.
– Вот тут то мы и дошли до главного, – сказал Эрнест с довольной улыбкой. – Я объясню вам, почему, хоть это и не так то легко. Все вы в какой то мере учились коммерции, но никому из вас не приходилось изучать законы социального развития. А между тем вы находитесь сейчас в переходной стадии экономического развития; сами вы этого не видите и не понимаете, – отсюда и все недоразумения. Почему вам нельзя возвратиться назад? Да потому, что это невозможно. Вы так же бессильны повернуть вспять поток экономического развития, как заставить ручей течь в гору. Иисус Навин приказал солнцу остановиться над Гаваоном, а вы намерены перещеголять Иисуса Навина! Вы хотите заставить солнце катиться по небу вспять. Вы хотите вернуть время от полудня к утру.
Презрев усовершенствованные машины, презрев возросшую производительность труда и все преимущества концентрации, вы хотите вернуть экономику назад на целое поколение – к тому времени, когда не было еще крупного капитала и развитой техники, не было железных дорог, когда мелкие капиталисты пожирали друг друга в обстановке экономической анархии, когда производство было примитивным, расточительным, неорганизованным, непомерно дорогим. Поверьте, Иисусу Навину было легче остановить солнце, не говоря уж о том, что ему помогал сам бог Саваоф. Но от вас, мелких капиталистов, бог отвернулся. Ваше солнце клонится к закату. Больше ему не взойти в небе. И вам не изменить предначертанного ему пути. Вы уходите с исторической арены, и вскоре в истории затеряется и след ваш.
Таков закон эволюции. Так повелел господь бог. Концентрация сильнее, чем конкуренция. Первобытный человек был жалким существом, прятавшимся в расщелинах скал. Но он объединился с себе подобными и пошел войной на своих плотоядных врагов. Эти хищники охотились в одиночку, так сказать, на началах конкуренции. Первобытный же человек был хищник, тяготевший к объединению, потому то он и поднялся над прочими тварями. С тех пор люди вступали во все более обширные объединения. Концентрация против конкуренции – таков смысл общественной борьбы, которая заполняет многие тысячелетия. И всегда конкуренция терпит поражение. Тот, кто становится под знамя конкуренции, неизменно гибнет.
– Но ведь и тресты – порождение конкуренции, – прервал Эрнеста мистер Кэлвин.
– Совершенно верно, – отвечал Эрнест. – Но тресты и уничтожают конкуренцию. Вы, например, сами рассказали нам, как вам пришлось распроститься с вашим молочным хозяйством.
Впервые за столом раздался смех, и мистер Кэлвин невольно к нему присоединился.
– Но раз мы снова заговорили о трестах, давайте условимся кое о чем, – продолжал Эрнест. – Я выскажу здесь несколько положений, и всех, кто с ними не согласен, прошу мне возражать. Ваше молчание будет для меня знаком согласия. Разве механический станок не дает больше сукна и по более дешевой цене, нежели ручной? – Эрнест подождал ответа и, не дождавшись, продолжал: – Разве, следовательно, не безумие сломать машины и возвратиться к более трудоемким и дорогим методам кустарной работы? – Несколько человек кивнуло в знак согласия. – Разве не верно, что объединение, именуемое трестом, может производить товары и лучше и дешевле, чем тысячи маленьких, конкурирующих между собой предприятий? – Возражений снова не было. – Разве, следовательно, не безумие отказываться от этой более дешевой и рациональной формы производственной организации?
Все долго молчали. Наконец заговорил мистер Коуолт.
– Так что же вы нам то прикажете делать? – спросил он. – В уничтожении трестов мы видим единственный способ избавиться от их владычества.
Эрнест так и загорелся.
– Я покажу вам другой способ! – воскликнул он. – Предлагаю не разрушать эти великолепные машины, работающие и хорошо и дешево. Давайте возьмем их себе. Пусть они радуют нас своей производительностью и дешевизной. Будем сами управлять ими. Спустим с лестницы хозяев этих чудесных машин и сами станем их хозяевами. Это, господа, и есть социализм, еще более обширное объединение, чем тресты, – самое обширное экономическое и социальное объединение из всех, какие знает наша планета. Социализм – в ладу с законами экономического развития. Мы противопоставим трестовским объединениям более мощную организацию. А это значит, что будущее за нами. Переходите к нам, социалистам, ставьте на верную карту!
Этот призыв не встретил поддержки. Послышался недовольный ропот, многие покачивали головой.
– Ладно! – рассмеялся Эрнест. – Вам, видно, нравится быть ходячим анахронизмом. Вы предпочитаете играть в обществе роль атавистического придатка. Что ж, с богом, но только помните, что, как и всякий атавизм, вы обречены на гибель. Спрашивали вы себя, что будет с вами, когда появятся объединения покрупнее нынешних трестов? Где вы окажетесь, когда наши огромные тресты начнут сливаться в такие организации, какие нынешним и не снились, – пока над вами не воздвигнется единый социальный, экономический и политический трест?
Эрнест неожиданно повернулся к мистеру Кэлвину.
– Скажите, прав я или нет? Разве вам и вашим единомышленникам не приходится сколачивать новую политическую партию, потому что старые в руках у трестов? И разве ваша пропаганда не встречает с их стороны упорного сопротивления? За каждым провалом, за каждым препятствием на вашем пути, за каждым ударом, нанесенным вам из за угла, разве не чувствуете вы руку трестов? Скажите, верно это или нет?
Мистер Кэлвин сидел, понурив голову.
– Говорите, не стесняйтесь, – не отставал Эрнест.
– Что верно, то верно, – согласился мистер Кэлвин. – Нам удалось добиться большинства в законодательном собрании штата Орегон; но когда мы провели ряд прекрасных законопроектов, охраняющих права мелких промышленников, губернатор, ставленник трестов, наложил на них вето. Когда же мы в Колорадо избрали своего губернатора, палата не утвердила его. Дважды нам удавалось провести подоходный налог в федеральном масштабе, и всякий раз верховный суд отвергал его как не соответствующий конституции. Все суды в руках у трестов. Мы, народ, не можем платить судьям высокие оклады. Но придет время, когда…
– …когда объединение трестов будет контролировать все наше законодательство. Когда оно, это объединение, и будет нашим правительством, – прервал его Эрнест.
– Никогда этого не будет! – послышались со всех сторон воинственные крики. Всеми овладело возмущение.
– Скажите, – настаивал Эрнест. – Что вы предпримете, когда такие времена наступят?
– Мы подымимся все, как один! Мы двинем в бой все свои силы! – воскликнул мистер Асмунсен, и множество голосов поддержало его.
– Но это означает гражданскую войну, – предостерег Эрнест.
– Мы не остановимся и перед гражданской войной! – провозгласил мистер Асмунсен под дружное одобрение всех присутствующих. – Мы не забыли славных дел наших предков. Если нужно будет, мы постоим и умрем за наши свободы.
Эрнест усмехнулся.
– Не забудьте, господа, мы согласились на том, что свобода в вашем понимании – это свобода беспрепятственно грабить конкурента.
Атмосфера за обеденным столом накалилась. Всеми овладел воинственный пыл. Но голос Эрнеста перекрыл поднявшийся шум.
– Еще один вопрос. Не забывайте, что когда вы двинете в бой все свои силы, – вы двинете их против трестов, захвативших в свои руки правительство Соединенных Штатов. А это означает, что тресты двинут против вас регулярную армию, флот, национальную гвардию, полицию – словом, всю военную машину США. Какое значение будут тогда иметь ваши силы?
Слушатели растерялись. Не давая им опомниться, Эрнест нанес им следующий удар:
– Как вам известно, еще недавно наша армия исчислялась в пятьдесят тысяч человек. Год за годом ее увеличивали, и в настоящее время она насчитывает триста тысяч.
И дальше – следующий удар:
– Но это еще не все. В то время как вы очертя голову гнались за призраком наживы и сокрушались о своем излюбленном детище – конкуренции, произошли события еще более знаменательные. Национальная гвардия…
– Национальная гвардия и есть наша сила! – воскликнул мистер Коуолт. – С ней мы отразим натиск регулярных войск.
– Вы сами будете призваны в национальную гвардию, – возразил ему Эрнест, – и вас пошлют в штат Мэн, во Флориду или на Филиппины, а то и еще бог весть куда, чтобы потопить в крови восстание, которое подняли ваши же товарищи, борющиеся за свои гражданские права. А ваши товарищи из Канзаса, Висконсина или любого другого штата, вступив в национальную гвардию, будут посланы сюда, в Калифорнию, чтобы потопить в крови ваше восстание здесь.
На сей раз слушатели Эрнеста были действительно подавлены. Все молчали. Наконец мистер Оуэн пробормотал:
– Так мы не вступим в национальную гвардию – только и всего. Ищите дураков в другом месте!
Эрнест расхохотался.
– Вы не в курсе происшедших перемен. Вас не спросят. Вы пойдете служить в принудительном порядке.
– Существуют гражданские права, – не унимался мистер Оуэн.
– Они существуют до тех пор, пока правительство не сочтет нужным их отменить. В тот день, когда вы вознамеритесь обрушить на правительство свои силы, эти силы обратятся против вас. В национальную гвардию вам придется вступить – хотите вы того или не хотите. Кто то из вас сослался сейчас на «хабеас корпус». Берегитесь, как бы вам вместо этого не прописали «со святыми упокой». Если вы откажетесь вступить в войска национальной гвардии или, по зачислении туда, вздумаете бунтовать, вас предадут военно-полевому суду и пристрелят, как собак. Таков закон.
– Такого закона нет! – решительно заявил мистер Кэлвин. – Такого закона нет и в помине. Все это одно ваше воображение, молодой человек. Вы здесь говорили, что войска национальной гвардии можно угнать чуть ли не на Филиппины. Но это противоречит конституции. Особый пункт конституции говорит о том, что территориальные войска не могут быть посланы за пределы страны.
– Бросьте ссылаться на конституцию, – возразил Эрнест. – Толкованием конституции, как известно, занимаются суды, а наши судьи, по справедливому замечанию мистера Асмунсена, холопы трестов. К тому же, как я сказал, такой закон существует. К вашему сведению, господа, он существует уже девять лет.
– О том, что нас могут призвать в национальную гвардию, – недоверчиво спросил мистер Кэлвин, – и что, в случае отказа, будут судить военно-полевым судом?..
– Да, именно так.
– Как же мы ничего не слышали? – удивился и мой отец. Он тоже с недоумением глядел на Эрнеста.
– Вы не слыхали о нем по двум причинам, – отвечал Эрнест. – Во первых, до сих пор еще ни разу не представилась необходимость применить его на деле. Если бы такая необходимость явилась, вы не замедлили бы о нем услышать. Во вторых, закон этот был проведен через конгресс и сенат втихомолку, почти без обсуждения. Газеты, разумеется, не обмолвились о нем ни словом. Мы, социалисты, знали об этом и писали, но вы не читаете наших газет.
– А я все таки полагаю, что это – одно только ваше воображение, – упрямо настаивал мистер Кэлвин. – Страна никогда не позволила бы…
– Представьте, позволила, – возразил Эрнест. – А что касается моего воображения, – и он достал из кармана какую то брошюру, – вот, судите сами, похоже ли это на игру воображения.
Он нашел нужное место и начал читать вслух:
– «С т а т ь я п е р в а я. Во всех штатах, территориях и в округе Колумбия вменяется в обязанность лицам мужского пола от восемнадцати до сорока пяти лет, признанным годными по состоянию здоровья, вступать в войска национальной гвардии.
С т а т ь я с е д ь м а я. Всякий военнообязанный…» – напоминаю вам, господа, по статье первой все вы военнообязанные, – «…не явившийся без уважительных причин к своему воинскому начальнику, предается военно-полевому суду и несет должное наказание.
С т а т ь я в о с ь м а я. Военно-полевые суды, коим подсудны и офицеры и нижние чины, комплектуются только из офицеров национальной гвардии.
С т а т ь я д е в я т а я. Солдаты и офицеры национальной гвардии, будучи призваны на действительную службу, подчиняются тому же воинскому уставу, а также законам и постановлениям, что и регулярные войска Соединенных Штатов».
С чем и поздравляю вас, господа американские граждане и дражайшие сослуживцы по национальной гвардии! Девять лет тому назад мы, социалисты, полагали, что этот закон направлен против рабочих. Оказывается, он имел в виду также и вас. Во время дозволенного свыше краткого обсуждения в конгрессе депутат Уайли сказал, что «новый закон создает необходимые резервы для расправы с чернью (под „чернью“ разумеетесь вы, господа) и в защиту от ее покушений на жизнь, свободу и собственность…». А потому, когда вы вознамеритесь восстать, помните, что это будет равносильно покушению на собственность трестов и на охраняемую законом свободу трестов присваивать себе ваши прибыли. Так то, господа! Вам выбили зубы, вам сломали хребет, – а следовательно, в день, когда вы вознамеритесь двинуть в бой свои силы, вы, армия беззубых, бесхребетных воинов, будете представлять не большую опасность, чем армия моллюсков.
– Не может быть! – повторял свое мистер Коуолт. – Нет такого закона! Это утка, пущенная вами, социалистами!
– Законопроект был внесен в палату тридцатого июля тысяча девятьсот второго года депутатом Диком из штата Огайо, – продолжал Эрнест. – Был принят палатой почти без обсуждения, в обстановке крайней спешки. Четырнадцатого января тысяча девятьсот третьего года он получил единодушную поддержку сената, а ровно неделю спустя его утвердил президент Соединенных Штатов.
Пользуясь растерянностью, воцарившейся за столом после этого неожиданного сообщения, Эрнест продолжал:
– Многие из вас говорили, что социализм – несбыточная мечта. Вы кричите о невозможности, так позвольте мне показать вам неизбежное. Неизбежное же не только в том, что все ваше племя мелких капиталистов обречено на вымирание, – к такой же вымирающей породе относятся и крупные капиталисты вместе с трестами. Помните: поток развития нельзя повернуть вспять. Он течет все дальше и дальше – от конкуренции к концентрации, от малых объединений к большим, а от больших к еще большим и большим, устремляясь к социализму, объединению всемирного масштаба.
Вы скажете, что это мечта. Не спорю. Но я берусь доказать вам математическую непреложность этой мечты. Вас же я попрошу, чтобы вы, следя за ходом моих рассуждений, сразу же указывали мне, где я допустил ошибку. Сперва я докажу вам, что капиталистическая система обречена на гибель, докажу с математической непреложностью. И прошу вас не сердиться, если вам покажется, что я начал несколько издалека.
Прежде всего разберемте с вами конкретный пример из области промышленности, и как только вам что-нибудь покажется спорным, прошу меня остановить. Возьмем обувную фабрику. Кожа здесь перерабатывается в обувь. Предположим, фабрика закупила кожи на сто долларов. Пройдя через фабричный процесс, кожа эта превращается в обувь стоимостью, скажем, в двести долларов. Что же случилось? К стоимости кожи прибавилось сто долларов. Как это произошло? Давайте рассудим.
Вновь произведенную стоимость создали капитал и труд. Капитал предоставил для промышленного процесса фабрику и машины и оплатил все расходы. Труд дал труд. Совместными усилиями капитала и труда была создана новая стоимость в размере ста долларов. Пока нет возражений?
Все отрицательно покачали головой.
– Создав эту новую стоимость, капитал и труд делят ее между собой. Отвлечемся от сложных соотношений, какие дает статистика, и возьмем для удобства круглые цифры. Положим, капитал берет себе пятьдесят долларов и столько же отдает рабочим в виде заработной платы. Мы не станем вникать в те конфликты, которые при этом возникают. Каковы бы они ни были и к чему бы ни приводили, дележ – так или иначе, в том или другом процентном соотношении – производится. Но то же самое верно и для других отраслей промышленности. Согласны?
И снова все согласились с Эрнестом.
– Допустим теперь, что рабочие, получив свои пятьдесят долларов, захотели бы купить на них обувь. Им удалось бы купить только часть всей изготовленной обуви, не правда ли?
Разобрав этот конкретный случай, обратимся ко всей американской промышленности, которая занята переработкой не только кожи, но и всякого другого сырья, а также включает в себя транспорт, торговлю и прочее. Опять таки для круглого счета скажем, что Соединенные Штаты в общей сложности производят в год товаров на четыре миллиарда долларов. За этот период рабочие получат два миллиарда долларов заработной платы. Всего же произведено промышленных товаров на четыре миллиарда долларов. Какую же часть этих товаров могут купить рабочие? Ясно, что не больше половины. Об этом спорить не приходится. И я беру, конечно, наиболее благоприятный случай. Капитал всеми правдами и неправдами старается урезать долю рабочих, в действительности же им не выкупить и половины товарной продукции в стране.
Итак, повторяю. Рабочие могут приобрести и потребить товаров на два миллиарда. А это значит, что останется еще излишек товаров стоимостью в два миллиарда, которых рабочие не в состоянии купить и употребить.
– Рабочие не проживают даже и своих двух миллиардов, – отозвался мистер Коуолт. – Иначе у них не было бы вкладов в сберегательные кассы.
– Вклады рабочих в сберегательные кассы – это не более как подвижной резервный фонд, который тут же и расходуется по мере накопления. Это деньги про черный день, на случай болезни или инвалидности, это сбережения на старость и похороны. Вклады в сберегательную кассу – все равно что краюха хлеба, отложенная на полку, чтоб было чем встретить завтрашний день. Нет, рабочие потребляют весь товар, какой они в состоянии купить на свои заработки.
На долю капитала тоже приходится два миллиарда долларов. Он оплатит из них все свои издержки, ну, а там – израсходует ли он остальную сумму на приобретение товаров? Иначе говоря, проживет ли он целиком свои два миллиарда?
Вопрос был поставлен в упор группе гостей, сидевших против Эрнеста. Все они отрицательно покачали головой. И только один откровенно признался:
– Не знаю.
– Ну как не знаете? – возразил Эрнест. – Рассудите сами. Если бы предприниматели проживали свою долю прибылей, не было бы никакого накопления капитала. Он так и оставался бы на точке замерзания. А между тем история американской экономики показывает, что общая сумма капитала в стране неуклонно растет. Стало быть, капиталисты не проживают своей доли. Вы помните время, когда Англия владела львиной долей наших железнодорожных облигаций? Постепенно Америка выкупила эти облигации. Что это означает? Да то, что часть свободных капиталов пошла на выкуп облигаций. А как объяснить, что капиталисты США приобрели на сотни миллиардов мексиканских, русских, итальянских и греческих облигаций? Ясно, что на эту покупку капитал выделил часть свободных средств. С тех пор как существует капиталистическая система, капиталисты никогда не проживали своей доли прибылей.
Но тут то мы и подходим вплотную к интересующему нас вопросу. Ежегодно в Соединенных Штатах производится товаров на четыре миллиарда. Рабочие потребляют товаров на два миллиарда. Капитал не покупает товаров на всю причитающуюся ему долю прибыли. Остается свободный резерв товаров. Что делать с этим резервом? Куда его девать? Рабочие не могут его раскупить. Они уже истратили свою зарплату. Капитал купил все, что способен потребить. И все же остается излишек. Куда его девать? Что с ним обычно делают?
– Вывозят за границу, – догадался мистер Коуолт.
– Вот именно, – подтвердил Эрнест. – Наличие товарных излишков приводит к поискам иностранных рынков. Их вывозят за границу, другого применения им нет. И эти то товарные излишки, вывезенные за границу, и составляют то, что называется активным торговым балансом. Пока нет возражений?
– Не стоило тратить время на преподавание нам этих азов коммерции, – съязвил мистер Коуолт. – Они каждому из нас известны.
– А между тем этими азами я и собираюсь вас доконать, – отпарировал Эрнест. – Чем проще доказательства, тем они убедительнее. И доконать я вас собираюсь нимало не медля. Итак, внимание!
Соединенные Штаты – капиталистическая страна с высокоразвитой промышленностью. При ее капиталистическом методе производства у нее постоянно остается избыток промышленных товаров, от которого ей необходимо избавиться путем вывоза их за границу. Но то, что верно относительно Соединенных Штатов, применимо и ко всякой другой стране с высокоразвитой промышленностью. Каждая такая страна имеет свой излишек товаров. Я говорю о том положении, когда обычный обмен уже состоялся и налицо товарные излишки в чистом виде. Рабочие во всех странах израсходовали свою зарплату и не в состоянии ничего купить; капитал полностью удовлетворил свои нужды и не намерен покупать ничего больше. А между тем у этих стран имеются товарные излишки. Передать их одна другой они не могут. Что же им делать? Как избавиться от свободных товаров?
– Продать их странам с менее развитой промышленностью, – подсказал мистер Коуолт.
– Правильно! Видите, мои рассуждения так ясны и элементарны, что каждый из вас может продолжить их сам. А теперь дальше. Предположим, Соединенные Штаты избавятся от своих излишков, вывезя их в страну с неразвитой промышленностью, например, в Бразилию. Заметим, что это происходит, когда внутренний рынок насыщен до отказа и не может поглотить излишков производства. Итак, что же получат Соединенные Штаты от Бразилии за эти товарные излишки?
– Золото, – ответил мистер Коуолт.
– Ну, на золото не шибко расторгуешься, не так уж его много, – возразил Эрнест.
– Золото в виде облигаций и всяких других ценных бумаг, – поправился мистер Коуолт.
– Совершенно верно, – сказал Эрнест. – Соединенные Штаты получат от Бразилии облигации и другие ценные бумаги. А что это означает? Это означает, что железные дороги Бразилии, а также фабрики, рудники и земельные владения перейдут в собственность Соединенных Штатов. А что это означает, в свою очередь?
Мистер Коуолт подумал и покачал головой.
– Я скажу вам, – продолжал Эрнест. – Это означает, что и Бразилия начнет разрабатывать свои ресурсы, а стало быть, и у нее появится свободный излишек товаров. Может ли Бразилия сбыть его Соединенным Штатам? Нет, Соединенные Штаты сами заинтересованы в вывозе товаров. А могут ли Соединенные Штаты, как раньше, сбывать свои товары в Бразилию? Нет, потому что и у Бразилии теперь такое же положение.
Что же тогда произойдет? И Соединенные Штаты и Бразилия вынуждены будут заняться поисками стран с неразвитой промышленностью, куда они могли бы сплавлять свои товарные излишки. Но так как законы сбыта остаются все теми же, то вскоре и эти страны начнут развивать свои ресурсы. И у них также появится избыточный продукт, и они также начнут искать рынков, чтобы его реализовать. А теперь, господа, прошу вашего внимания. Наша планета не безгранична. Существует лишь определенное число стран. Что же будет, когда и последняя, самая отсталая страна станет на ноги и включится в число стран, не знающих, куда девать свой избыточный продукт?
Эрнест остановился и обвел взглядом слушателей. Лица их выражали забавное недоумение. За недоумением, однако, сквозил страх. Эрнесту удалось, несмотря на сухость его выкладок, вызвать перед ними яркое видение кризиса, и все они сидели как завороженные, со страхом заглядывая в будущее.
– Я начал с азов, мистер Кэлвин, – лукаво продолжал Эрнест, – но только для того, чтобы познакомить вас со всеми буквами алфавита, до самой последней. Как видите – все это очень просто. Но чем проще, тем убедительней, не так ли? Я уверен, что каждый из вас додумался до ответа. Так как же? Если каждая страна в мире будет иметь свой избыточный продукт, что будет со всей капиталистической системой?
Но мистер Кэлвин только озабоченно покачал головой. Он, видимо, мысленно проверял аргументы Эрнеста, ища в них скрытую ошибку.
– Давайте проверим еще раз ход моих мыслей, – сказал Эрнест. – Мы начали с конкретного, частного случая, с обувной фабрики. Мы установили, что дележ вновь произведенной стоимости между рабочими и предпринимателем обувной фабрики не отличается принципиально от дележа ее во всей промышленности в целом. Мы также установили, что рабочие могут выкупить лишь часть полученного продукта и что капитал не может потребить всей причитающейся ему доли. Мы обнаружили к тому же, что, когда рабочие накупят товаров на все заработанные деньги, а капиталисты возьмут столько, сколько им требуется, останутся свободные товарные излишки. Мы пришли к заключению, что единственный способ сбыть с рук эти излишки – это вывезти их за границу. Мы увидели, что страны, куда вывозятся товарные излишки, также приступают к развитию своих естественных ресурсов и что в скором времени у них оказывается свой избыточный продукт. Распространив этот процесс на все страны мира, мы пришли к выводу, что настанет день, когда все страны будут ежегодно, ежечасно производить излишки товаров, которые им некуда будет девать. Спрашивается, что нам делать с этими излишками?
Снова никакого ответа.
– Мистер Кэлвин!
Мистер Кэлвин развел руками.
– Признаюсь, я смущен.
– Вот уж не думал, – сказал мистер Асмунсен. – И ведь все как будто верно, ничего не скажешь.
Мне еще не приходилось слышать о Марксовой теории прибавочной стоимости, но Эрнест изложил ее так просто, что я была поражена не менее других.
– Я скажу вам, как можно избавиться от этих излишков, – заявил наконец Эрнест. – Выбросьте их в море! Выбрасывайте ежегодно на сотни миллионов долларов обуви, платья, пшеницы и всяких других товаров. Разве это не выход?
– Выход, конечно, – отвечал мистер Кэлвин. – Но только нелепый выход. Странные вы даете советы.
Эрнест вихрем налетел на него.
– Поверьте, не более странные, чем даете вы, разрушители машин, зовущие человечество к допотопным порядкам наших предков. А вы что предлагаете, чтоб избавиться от товарных излишков? Вы предпочли бы вовсе их не производить? Но как же вы надеетесь этого добиться? Не возвратом ли к примитивной системе производства, столь несовершенной, хаотичной, расточительной и дорогой, что ни о каких излишках уже не пришлось бы и мечтать?
Мистер Кэлвин пожевал губами. Удар Эрнеста попал в цель. Он снова пожевал губами, потом откашлялся.
– Ваша правда, – сказал он. – Вы убедили меня. Конечно, это в высшей степени нелепо. Но ведь что то нам нужно делать. Для нас, представителей средних классов, это вопрос жизни и смерти. Мы не хотим своей гибели. Нет, уж чем погибнуть, лучше возвратиться к кустарным и расточительным методам наших предков. Мы вернем промышленность к дотрестовским временам! Мы сломаем машины! Кто может запретить нам?
– Нет, вы не сломаете машины, – возразил Эрнест. – Вы не повернете жизнь вспять. Вам противостоят две великие силы, и каждая из них превосходит мощью вас, средние классы. Крупный капитал – иначе говоря, тресты – не позволит вам повернуть историю назад. Уничтожение машин не в его интересах. Но еще более великая, могучая сила – рабочий класс. Он не допустит уничтожения машин. Между трестами и рабочим классом идет борьба за овладение миром, а следовательно, и машинами. Такова военная диспозиция. Ни одна из сторон не заинтересована в уничтожении машин, но каждая стремится владеть ими. В этой борьбе нет места среднему классу. Средний класс – это пигмей между двумя великанами. Разве не видите вы, злополучный, обреченный средний класс, что вы зажаты между двумя жерновами и рано или поздно вас раздавят!
Я доказал вам, как дважды два – четыре, что гибель капиталистической системы неизбежна. Настанет время, когда у каждой страны в мире окажется избыток товаров, который нельзя будет ни употребить, ни продать, и капиталистический строй рухнет, раздавленный системой головокружительных прибылей, которую он же и породил. Но и тогда никто не станет уничтожать машины. Борьба будет вестись за то, кому ими владеть. Если победит рабочий класс, вам нечего бояться. Соединенные Штаты, да и весь остальной мир вступят в новую великую эру. Машины, вместо того чтобы истреблять жизнь, сделают ее прекраснее, счастливее, благороднее. И вы, обломки уничтоженного среднего класса, вместе с трудящимися, – так как в мире не останется никого, кроме трудящихся, – будете участвовать в справедливом распределении благ, созданных чудесными машинами. Потому что мы будем изобретать все новые и новые машины, одна другой чудеснее. С уничтожением системы прибылей сам собой отпадет вопрос о товарных излишках.
– А если битву за овладение машинами и всем миром выиграете не вы, а тресты? – спросил мистер Коуолт.
– Тогда, – отвечал Эрнест, – и вы, и мы, и весь рабочий класс будем раздавлены железной пятой деспотизма, не ведающего удержу и жалости, – деспотизма, какого не знала доселе ни одна, даже самая темная эпоха в жизни человечества. Вот имя для него – Железная пята! 
Наступило долгое молчание. Каждый погрузился в глубокие, непривычные думы.
– И все же ваш социализм – мечта, несбыточная мечта! – сказал мистер Коуолт.
– В таком случае я покажу вам то, что отнюдь не мечта, – отвечал Эрнест, – олигархию, или, употребляя более привычное вам слово, плутократию. В обоих случаях имеется в виду владычество крупного капитала или трестов. Разберемся, кому в наши дни принадлежит власть. А для этого рассмотрим, на какие классы делится наше общество.
Общество состоит из трех крупных классов. Это плутократия – богатейшие банкиры, железнодорожные магнаты, заправилы корпораций и трестов; далее идете вы, господа, средние классы – фермеры, коммерсанты, мелкие промышленники, люди свободных профессий; и, наконец, мой класс – пролетариат, представители наемного труда.
Вы не станете отрицать, что в наши дни в Соединенных Штатах власть является прерогативой богатства. Но как же распределяются национальные богатства между этими тремя классами? Вот цифры: владения плутократии оцениваются в шестьдесят семь миллиардов. Плутократия составляет всего лишь девять десятых процента взрослого населения США, а между тем семьдесят процентов национального достояния принадлежит ей. Средний класс владеет имуществом стоимостью в двадцать четыре миллиарда. Средний класс представляет двадцать девять процентов взрослого населения США, при этом он владеет двадцатью пятью процентами национального достояния. Остается пролетариат. Пролетариату принадлежит имущество стоимостью в четыре миллиарда. По численности он составляет семьдесят процентов взрослого населения США, а между тем на его долю падает только четыре процента общенационального достояния. Какому же классу принадлежит власть, господа?
– Уже ваши цифры говорят о том, что мы, средний класс, сильнее пролетариата, – сказал мистер Асмунсен.
– То, что вы называете нашей слабостью, не прибавит вам силы по сравнению с той силищей, какую представляет плутократия, – возразил Эрнест. – А кроме того, я не кончил: есть еще и другая сила, превышающая силу богатства, потому что ее нельзя отнять. Наша мощь, мощь пролетариата, – это его мускулы, это руки, опускающие в урну избирательный бюллетень, это пальцы, спускающие курок. Нашу мощь никто у нас не отнимет. Это первозданная сила, присущая всему живому. Она могущественнее богатства, потому что богатству ее у нас не отнять.
Ваша же сила мнимая. Вы можете в любую минуту ее лишиться. Уже сейчас плутократы понемногу теснят вас. Пройдет время – и ее как не бывало. И тогда вы перестанете быть средним классом. Вы опуститесь до нас, сделаетесь пролетариями. И – что самое забавное – умножите наше число, укрепите наши ряды. Мы будем с вами плечом к плечу бороться за светлое будущее.
С рабочих, как видите, ничего не возьмешь. Их доля в общенациональном достоянии состоит из кое какой одежды и мебелишки да, в отдельных редких случаях, из очищенного от долга домика. Вы же самые настоящие, заправские богачи, у вас двадцать четыре миллиарда, – есть чем поживиться! Плутократия и экспроприирует их, если только – что вполне возможно – ее не опередит пролетариат! Итак, господа, уразумели вы свое положение? Средний класс – это тщедушный ягненок между львом и тигром. Ушел от одного – как раз попадешь в пасть другому. И если с вами расправится плутократия, рано или поздно с плутократией расправится пролетариат.
Даже и сейчас ваша власть уже несоизмерима с вашим богатством. Могущество, на которое вы притязаете, – пустой мираж. Вот почему вы и провозгласили свой смехотворный клич: «Назад к предкам!» Вы страдаете бессилием и сами это знаете. Сейчас я покажу вам, что ваша пресловутая сила – мыльный пузырь.
Возьмите фермеров. Какая же это сила? Большая их часть рабы, рабы аренды или закладной. И все они вместе – рабы трестов, которым принадлежат или под чьим контролем находятся (что почти равнозначно) средства вывоза и сбыта урожая: холодильники, железные дороги, элеваторы, пароходы. Мало того, тресты контролируют и рынки сбыта. Во всем этом фермеры – пешки. Что же касается их политического или государственного веса, то этим вопросом мы займемся, говоря о среднем классе в целом.
Тресты систематически разоряют фермеров, так же как они разорили мистера Кэлвина и многих других. Они разоряют и торговцев. Помните, как табачный трест в течение полугода в одном только Нью Йорке заставил закрыться четыреста табачных лавок? Где прежние владельцы угольных копей? Вы знаете не хуже моего, что железнодорожный трест захватил в свои руки всю добычу антрацита и битуминозного угля. А разве «Стандард Ойл» не владеет десятками пароходных компаний? И разве он не контролирует всю медную промышленность, не говоря уже о такой мелочишке, как литейный трест, его побочное детище? Осветительная сеть десятков тысяч наших городов также принадлежит «Стандард Ойл» или контролируемым им компаниям, равно как и электротранспорт – городской, пригородный и междугородный. Бесчисленных дельцов, когда то владевших этими предприятиями, нет уже и в помине. Вы это знаете. И вам выходит та же дорога.
Мелкие промышленники недалеко ушли от фермеров. И те и другие сведены на положение феодальных держателей. Да и так называемые представители свободных профессий свободны только по названию, – это холопы. А политики разве не послушные клевреты? Почему вы, мистер Кэлвин, столь ревностно стараетесь организовать фермеров и других представителей средних классов в новую партию? Да потому, что деятели старых партий и слышать не хотят о ваших допотопных идеях, – это лакеи, прислужники плутократии.
Я назвал представителей свободных профессий и искусства холопами. Как же их еще назвать? Все, все они – профессора, проповедники, журналисты – на службе у плутократии; служба же их в том, чтобы проповедовать идеи либо вовсе безвредные, либо угодные правящему классу. Стоит им выступить в защиту идей, неугодных властителям, как их лишают работы. Если они ничего не припасли себе про черный день, им одна дорога – вниз, к пролетариату; а там они либо гибнут, либо становятся рабочими агитаторами. Не забудьте, что печать, церковь и университет определяют общественное мнение страны, задают тон ее умственной жизни. Что же до людей искусства, то они приноравливаются к вульгарным вкусам плутократии.
Однако само по себе богатство еще не власть, это лишь средство к власти, – власть принадлежит правительству. Но кто же в наше время контролирует правительство? Двадцать миллионов американских рабочих? Видите, вам смешно при одной этой мысли. Или восемь миллионов представителей среднего класса? Нет, они так же тут ни при чем, как и пролетариат. Тогда кто же контролирует правительство? Плутократия численностью в каких то жалких четверть миллиона? Нет, и эта четверть миллиона не контролирует правительство, она только служит ему не за страх, а за совесть. Контролирует правительство мозг плутократии – семь небольших, но чрезвычайно влиятельных групп. И не забудьте, что эти группы фактически действуют сейчас заодно.
Разрешите охарактеризовать вам аппарат власти хотя бы одной из этих групп, а именно железнодорожных магнатов. Сорок тысяч юристов защищают ее интересы в суде против интересов трудового народа. Она выпускает тысячи бесплатных проездных билетов для подкупа судей, банкиров, журналистов, министров, профессоров, членов конгресса и законодательных собраний. Она держит на хлебах – и весьма привольных хлебах – лоббистские шайки в столице каждого штата, не говоря уже о Вашингтоне. И во всех городах и поселках страны она содержит целую армию крючков и мелких политиканов, на чьей обязанности лежит укомплектование своими политическими единомышленниками предвыборных собраний и съездов; их дело также подбирать присяжных, подкупать судей и всеми возможными средствами наблюдать интересы компании.
Господа, я только бегло охарактеризовал здесь аппарат власти одной из семи правящих групп, представляющих мозг плутократии. Ваши двадцать четыре миллиарда не дают вам и на двадцать пять центов политической власти. Ваша власть – пустая видимость, детская погремушка, которую скоро у вас отнимут. Вся политическая власть в наши дни в руках у плутократии. Это она издает законы: сенат, конгресс, суды и законодательные палаты штатов отданы ей на откуп. Но этим дело не ограничивается. Закон должен опираться на силу. И плутократия не только издает законы, она и обеспечивает их выполнение – к ее услугам полиция, армия, флот и, наконец, национальная гвардия; иначе говоря, и вы, и я, и все мы, вместе взятые.
После этого спор уже не возобновлялся, обед подходил к концу. Все присмирели и приуныли; прощались тихо, приглушенными голосами. Казалось, гости напуганы видениями грядущих лет.
– Положение действительно серьезное, – сказал Эрнесту мистер Кэлвин. – И вы в общем правильно его изобразили. Я расхожусь с вами в одном. Очень уж вы мрачно смотрите на судьбы среднего класса. Увидите, мы еще себя покажем, мы еще свалим тресты!
– И вернетесь к временам предков, – досказал за него Эрнест.
– А хоть бы и так, – серьезно возразил ему мистер Коуолт. – Я понимаю, вам это кажется чем то вроде разрушения машин – словом, совершеннейшим абсурдом. Что поделаешь, такова сейчас жизнь; вспомните хотя бы все эти махинации плутократии, о которых вы здесь рассказывали. Во всяком случае, наша политика разрушения ставит себе трезвые, практические цели, чего нельзя сказать о вас, мечтателях. Ваши мечты о социализме не более как мечты. Нет, нам не по пути с вами!
– Если бы вы, господа, хоть мало мальски разбирались в законах эволюции и социологии, – говорил Эрнест, пожимая ему руку на прощание, – от скольких бед это избавило бы всех нас!»
 

Авторство: 
Авторская работа / переводика

Комментарии

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Спасение от местных трудностей и неустройств они видели в передаче городу коммунальных предприятий, таких, как вода, газ, телефон и трамвай.

Всё вроде верно, но встает вопрос эффективности управления госпредприятиями. Кто будет лучше рулить, чиновник или частник? В какой-то области, типа оборонки и стратегически важных предприятий, однозначно должно управлять государство, в других же, будет неэффективно и затратно, там пусть будет частник.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

весь вопрос состоит в том: Чьи интересы защищает государство? Крупной буржуазии или трудового народа?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

И то и то не приведет к социальной справедливости и росту благосостояния народа. Мы это уже проходили, теперь пробуем на зуб капиталистический уклад жизни)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

"И то и то не приведет к социальной справедливости и росту благосостояния народа"

В СССР никогда не было роста благосостояния народа?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Было, но только для буржуазной элиты партаппаратчиков и их родственников. Я сам и мои родители, простые работяги, вспоминают этот "рост благосостояния" с содроганием. Нищета и постоянное унижение.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

а как тогда объяснить снижение цен с 1948 по 1953 годы

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Ну и где это теперь? Система оказалась нежизнеспособной - Человеческий фактор. Коммунизм, который вы пытаетесь реанимировать, приводя примеры из очень далекого прошлого, из совершенно другого уклада жизни, невозможен в нашей реальности. Только, когда человека заменят андроиды)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

тоже самое говорили после каждого (временного) поражения буржуазных революций

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Вот видите, на словах одно, а в реальности - совсем другое. И так же у Маркса и Ленина. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги)

Не надо воскрешать труп старого, надо придумывать новое, сообразно реальной реальности, а не виртуальной.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

совсем новое будем придумывать лет этак 1000 или возьмем опыт наших предков и с учетом нынешних реалий будем его использовать?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

На 1000 лет нет времени. Все нужно делать своевременно. Я же просто наслаждаюсь жизнью, Никогда еще, ни я, не мои родные не жили так хорошо)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

"На 1000 лет нет времени."

а сколько есть?

"Я же просто наслаждаюсь жизнью, Никогда еще, ни я, не мои родные не жили так хорошо"

надолго ли? перечитайте еще раз отрывок...

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Да плевать мне, на сколько. Всю жизнь тратить ковыряясь в прошлом или мечтать о коммунистической утопии я не намерен. Лучше не будет, будет только хуже, при любой системе, но и это меня не беспокоит - привык довольствоваться тем, что есть и стараюсь во всем видеть только хорошее (с)) Кстати, и в советское время было хорошее, но мало)

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Вот он! Нашелся! Настоящий идеал потребителя! ))

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Где вы увидели у меня в комменте слово "потреблять"? Я написал - довольствуюсь тем, что есть. Читайте внимательно, ангажированный вы наш)

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Я просто приведу здесь ваши слова: ))

- Я же просто наслаждаюсь жизнью.
.. На 1000 лет нет времени.

- а сколько есть?

- Да плевать мне, на сколько.

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Еще раз спрашиваю - где вы увидели потреблядство? Я что, написал, что купил яхту и наслаждаюсь жизнью на курортах Испании? Или меняю каждый год айфоны и машины? Да даже если бы это было так, вам то какое дело, вы же провели детство в раю, а я нет, имею право наверстать)

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Вот в этом и увидел :

"Я же просто наслаждаюсь жизнью.

... Да плевать мне, на сколько."

Типичная позиция потребителя. ))

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Вы завидуете или я вам что-то должен?

Я вот смотрю на людей с ограниченными возможностями и понимаю, как мне повезло, руки-ноги, есть, вижу, слышу - что еще надо, чтобы быть счастливым человеком? Вот, например, даже читая ваши с автором жалобы на несправедливое устройство общества, я радуюсь, что я не такой)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

а если, не дай Бог заболеете или получите травму в результате аварии или стихийного бедствия, также будете радоваться жизни?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Ну, буду радоваться тому, что осталось) Были у меня и больницы и многое чего еще, как жив остался до сих пор, не знаю) А что, надо ныть всю жизнь? Она слишком коротка и в ней столько всего интересного, чтобы тратить ее на выискивание недостатков во всем.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

ноют "навальнята", а мы социалисты-коммунисты ищем пути...

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Вот вам и готовый пример социальной справедливости - кто-то лопатит по 10-15 тонн цемента, песка выдавая за смену 10 кубов блоков и тротуарной плитки, а кто-то ищет пути) От того, найдете вы их или нет ничего не изменится - кто-то все одно, должен производить плитку и блоки, и не важно, какой будет строй на дворе)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

"кто-то все одно, должен производить плитку и блоки, и не важно, какой будет строй на дворе"

т.е. если будет рабство - это нормально?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Да причем тут рабство? Оно было всегда, даже слово рабочий от слова Раб, или кредитное рабство, или семейное, тоже бывает.

Тут дело в другом. Нельзя всех сделать равными. Простые работяги всегда будут недовольны теми, кто сидит в комфортных условиях и перекладывает бумажки и получают больше ништяков, в любом эквиваленте. Вся проблема ваших теоретиков комунизма в том, что они никогда не работали на заводе, в трудовом коллективе.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

"они никогда не работали на заводе, в трудовом коллективе"

как пример Ворошилов или Каганович пойдет?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Так вот кто нас главные идеологи коммунизма! А Маркс с Ульяновым не в курсе)

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Не нервничайте!

Я просто констатировал факт. ))

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Умница какая)

Аватар пользователя Oberon
Oberon(12 лет 1 месяц)

Так это же замечательно, значит вас и ваше мнение можно вообще в расчет не брать.  Так что вас будут иметь или социалисты или капиталисты)))

Аватар пользователя mr.Iceman
mr.Iceman(12 лет 1 месяц)

"Я же просто наслаждаюсь жизнью, Никогда еще, ни я, не мои родные не жили так хорошо"

надолго ли?

Просто иллюстрация в тему, пардон за натуризм:

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

yes

Аватар пользователя arma
arma(12 лет 1 месяц)

Снижали цены на те товары, которые спросом не пользовались. Вы носочки носите с резинкой по верхнему краю и не представляете, что ее - резинки - может и не быть. Чтоб такие носки держались на стопе, на икру под колено надевали бандаж с застежками с двух сторон и «подвешивали» на нем носки. Можете поверить, что с появлением носков с резинкой эта архаичная конструкция не имела спроса? Вот на такие товары и снижали цены.

Еще после войны занимались «регулировкой» цен после отмены карточной системы. С перепугу поначалу задрали цены так, что народ не покупал. Потихоньку сбавляли, балансировали доходы и цену предлагаемых товаров.

Жили тогда крайне бедно, особенно в русской деревне. Снижение цен на деревенских не влияло, а ведь в те годы больше половины жителей страны жило в деревнях.

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

"Снижали цены на те товары, которые спросом не пользовались"

это можно отлить в граните! Хлеб, мясо, молоко, ткани и т.д. спросом не пользовались?

"Еще после войны занимались «регулировкой» цен после отмены карточной системы"

т.е. это было не из-за массового движения по снижению себестоимости, а потому что так захотелось?

"Жили тогда крайне бедно, особенно в русской деревне"

не война ли тому виной?

 

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Еще одна наглая ложь.

Списки всех товаров, на которые снижались цены есть в открытом доступе и публиковались в газетах.

Что, не смогли найти? Или е захотели, чтобы ложь выглядела убедительнее?

А еще одновременно со снижением цен 1-2 раза в год происходило повышение зарплаты.

Про зарплату простого слесаря-сварщика-токаря тоже не смогли найти данных? )) 

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

то что им выгодно то и говорят, а это уже называется "манипуляция сознанием"

Аватар пользователя Джон Маклейн
Джон Маклейн(10 лет 5 месяцев)

не в этом дело, сомневаюсь очень сильно, что вам понравилось бы ваше житие-бытие, если даже сравнивать с уровнем 80-х. С нынешним совсем ни в какое сравнение не идет. 

Аватар пользователя arma
arma(12 лет 1 месяц)

Ринат, ну вот пишу - задрали цены на все после отмены карточной системы. Народ ходит по магазинами и ничего себе позволить не может. Макароны с маргарином  едят. Поэтому - в полном соответствии с рыночными законами - цены снижали, чтобы товар не сгнил. Заодно трубят во все трубы - снижаем!!! А зайди в любой дом хоть до снижения, хоть после - нищета беспросветная.

Да - был тонкий слой, единицы процентов населения, партхознаменклатура и профессура, а также некоторые артисты, этим гражданам платили вполне официальные высокие заработки. Они с прислугой жили в хороших квартирах и могли себе позволить любой деликатес. Но, повторюсь, их было очень мало. Зато сейчас интернет полон баек о снижении цен и полном процветании при Сталине. 

Мне нет никакой выгоды говорить с вами. Больше не буду вас беспокоить. Только в сталинские времена переселять нас всех не надо.

Аватар пользователя Yaroslav Mudryj
Yaroslav Mudryj(8 лет 8 месяцев)

Что за дешевое наглое враньё!?

Давайте ка расскажите ка мне, как я плохо жил при СССР?

Как трудно на стипендию в Москву за 800 км. на каникулы отдохнуть ездил.

Как непосильно страдал от того, что в холодильнике стояла трёхлитровая банка черной икры за 90 рублей при средней зарплате в стране 150 рублей, а на базаре продавались раки по 3-5-10 копеек.

Как тяжко я платил коммуналку за четверых в 10-12 рублей при минимальной зарплате в стране в 70 рублей.

Как непросто я проводил свой 47-дневный оплачиваемый отпуск с бесплатным проездом к месту отдыха и обратно.

Как ужасно я обедал в школьной столовке за 20 копеек этим неГМОшным пюре с сосиской из натурального мяса и салатом из неГМОшной капусты.

Как покупал детям пелёнки по 47 копеек и КОЖАННЫЕ сандалики по полтора рубля.

Как посещал эти кошмарные бесплатные спортивные секции и кружки.

Как непосильно отдыхал в детстве каждый год в пионерлагерях на Черном море. 

Как на корм кошке покупал по 70 копеек спинки минтая, а себе натуральный сок в любом гастрономе по 10 копеек стакан.

Как моя будущая жена работала в совхозе в детсаду, где в 1980 году уже были обогреваемые полы и фонтаны, а в совхозе плавательный бассейн, сауна и шикарный спорткомплекс, где все секции бесплатны.

Как мой тесть, работая простым рабочим в совхозной бригаде, получал 120 рублей зарплаты в месяц и от 1500 до 2500 рублей годовой премии. При стоимости Жигулей 5000 рублей.

И это всё при том, что отец работал слесарем на заводе, а мама телефонисткой междугородного переговорного пункта.

А то же вы скажите мне сейчас про то, что такое могло быть только у детей партийной элиты. ))

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Я рад за вас. К сожалению, ни я ни мои многочисленные друзья, знакомые и родственники ничем и близко похвастаться не могут. Детство я проводил в деревне, в Брянской области и "сытую" жизнь колхозников наблюдал воочию. Слова нищета и безнадёга звучали бы комплиментом тогдашнему образу жизни)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

а как сейчас живут в деревнях Брянской области?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Про брянщину не скажу, не бываю там, зона отчуждения. Но скажу про многочисленные села на Белгородчине - живут на несколько порядков лучше тех времен)

п.с. Поглядел снимки села в инете... новые дома, хороший асфальт, у каждого дома машина, две. Получше живут)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

Про Белгородчину можете мне не рассказывать. Я туда ежу по 2-3 раза в год (родители жены там живут). В Белгородской области так живут потому что губернатор и его команда так работают. Кстати там очень много не довольных (много с местными общаюсь) и тем что губернатор и его команда никого не пускает во власть, и тем что у губернатора несколько домов и квартир, и тем что медицина все больше монетизируется, да и много еще чем.

Также, как минимум раз в год ежу в Нижегородскую область (в деревни из которых мои бабушка и дедушка родом). Так вот там все на много на много хуже чем в Белгородской области. Нормально живут только те кто выращивает по 5-6 бычков, 15-20 барашкев, 50-10 кур или гусей. А для этого нужно трудиться с утра до ночи. Работы, по причине развала колхозов, нету. За малым исключением, у фермеров некоторые работают, но фермеры больше 5 лет не задерживаются - разоряются. Плюс к этому живут более менее пенсионеры. А вообще хорошие дома в основном у тех кто работает в Москве или в Нижнем, а в деревню отправляют детей на лето (к бабушкам и дедушкам). Дороги (местные) убитые на прочь. Латают время от времени (ямы засыпают), но не более того.

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

То есть, вы хотите сказать, что при коммунизме, недовольных жизнью не будет? Плохо же вы разбираетесь в людях) Мой сосед такой же, как и вы, во всем видит плохое и жалуется на жизнь, при этом: владеет двумя квартирами, дачей, гаражом, подземным гаражом, двумя иномарками, коттеджем 250 кв. М. , доставшимся от родителей, летающий в Египет два раза в год и при этом, нигде не работает, числится у жены формально)

Аватар пользователя Ринат78
Ринат78(6 лет 4 месяца)

в отличие от вашего соседа, который всем видит плохое и жалуется на жизнь, я стараюсь хоть как то изменить существующее положение вещей.

Сейчас с группой единомышленников к примеру разрабатываем проект, на базе опыта наших предков и некоторых современников, для улучшения социально-экономических условий жителей депрессивных регионов России.

А вы просто радуетесь жизни...

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Вот как улучшите, тогда и будет, что обсудить. Надеюсь, вы это делаете альтруистических побуждений или все за денюжку малую? У У людей только не забудьте спросить, хотят они ваших "улучшений" на основе опыта прошлых лет)

А я займусь тем, чем должны заниматься люди при коммунизме, буду радоваться жизни)

Аватар пользователя ctrl_points
ctrl_points(8 лет 8 месяцев)

Вот как улучшите, тогда и будет, что обсудить.

Вы совершенно правы в том, что при коммунизме будут недовольные. Потому что вы и показываете пример этого недовольства, причем, недовольства потребительского, недовольства априори - "пока мне не преподнесут красивый коммунизм, в котором я буду не ударяя пальца о палец радоваться жизни, я рогом не шевельну". То есть вам наплевать, что восемь-девять чел из десяти согласны строить коммунизм с сошкой, вас (и еще одного потребителя из десяти) прельщает только роль человека с ложкой. Вы, двое условных, согласны потреблять, но несогласны отдавать в общий котел из результатов своего труда больше потребляемого. Вы же - двое условных - этим своим людоедским "образом жизни" заражаете соблазном жить за счет других еще пятерых-шестерых из оставшихся восьми. Поэтому-то образовавшееся большинство не верит в возможность коммунизма, поэтому-то коммунизма нет ни в стране ни на планете. Поэтому вам приходится в общей крысиной гонке капитализма вырывать из рук других кусочки собственности, пытаясь хоть как нибудь успеть накопить и сохранить. Вы даже стараетесь не думать о неизбежном - более сильные всё равно рано или поздно лишат вас или ваших наследников, ради коих стараетесь, всей и всякой собственности, что при капитализме равно лишению возможностей существования. Потому что изъятие у большинства и концентрация у меньшинства всей и всякой собственности - есть объективный закон капитализма. Как гравитация в физическом мире Никакой "независимый" предприниматель никогда  не сможет этому объективному закону противостоять и стать независимым буз кавычек от капиталистического молоха...

Если вы не в силах одолеть разумом подобные простые выводы, то рановато вы обозвали себя сапиенсом. Вы - рядовой хомо экономикс

 

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

то рановато вы
обозвали себя сапиенсом.

А я и не назывался, смотрите внимательней)

В остальном вы тоже ошибаетесь. Идея коммунизма мне близка и понятна, но... я пытаюсь объяснить, почему она утопична - причина в самой природе человека, он неразумен, жаден, завистлив, не знает ни в чём меры. Да и в этом мире меня всё устраивает, всё, кроме насилия и не важно, какой будет строй.. 

Не знал, что когда человек радуется тому, что его окружает и тому, что у него есть, он ведёт людоедский образ жизни) 

Аватар пользователя ctrl_points
ctrl_points(8 лет 8 месяцев)

А я и не назывался, смотрите внимательней)
 

Ой, прошу пардону, не вчитывался

В остальном вы тоже ошибаетесь.

Ну уж нет. Кириллицу-то я разбираю гораздо лучше латиницы. И то, что стоит за словами, то есть, смысл, выраженный словами, воспринимаю так, как написано.

я пытаюсь объяснить, почему она утопична - причина в самой природе человека, он неразумен, жаден, завистлив, не знает ни в чём меры.

А я именно об этом и написал - условных вас один-двое внушают пятерым-шестерым из оставшихся десяти, что человек - это животное. С перечислением вами перечисленных качеств. ИЧСХ, сушатели, почему-то не воспринимают это как свою характеристику, но готовы воспринять перечисенное как характеристику любого чужака - соседа, сослуживца, прохожего, проезжего, начальника, подчиненного и так далее. Именно вы и и такие как вы своими сентенциями, подкрепенными ситуативно волчьими отношениями капитализма, заставяете пять-шесть десятых общества думать об окружении так как вами заявлено. И даже  то, что практически каждый из этих пяти-шести вовсе не считает (или не готов считать) себя неразумным, жадным, завистливым, не знающим меры, не является препятсвием для глашатаев капитализма. Они (вы!) настойчиво через пропаганду и рекламу требуют от сапиенсов быть животными - будь самим собой, следуй "своей природе", не обращай внимания на осуждение общества, вплоть до хайнлайновского - "ты сам себе бог"

Не знал, что когда человек радуется тому, что его окружает и тому, что у него есть, он ведёт людоедский образ жизни)

Непонятно - какая именно идея коммунизма вам близка, если вы не замечаете, что вы - перманентно, в рамках капиталистических отношений - отбирая у других собственность, обрекаете обираемых на прозябание и смерть, и  при этом "радуясь жизни".  Как можно расценивать сие деяние, если не совершенное с особым цинизмом?

Аватар пользователя homosapenis
homosapenis(12 лет 1 месяц)

Ну полноте вам. Вы навешали на меня столько смертных грехов, столько ярлыков, что перестали отличаться от меня - получается и вы такой же) Я ни кого не обвиняю, я просто констатирую факт - человек неразумен (бо уничтожает среду своего обитания) и ошибочен. Таким его создали и надо это учитывать при построении модели, ведущей к выживанию и развитию. И всё.

Если бы вы внимательно вчитывались, то заметили, что  капитализм я не пропагандирую и не исповедую. Это тупиковая ветвь, она также нежизнеспособна, как и коммунизм в чистом виде. Мне более близок опыт выживания и внутреннего уклада диких племён,  найденных в лесах амазонки и в других глухих местах (да и тех же североамериканских индейцев, давних времён). У них небыло деления на плохих и хороших, лучших и отстающих,  они воспринимали мир таким, каков он есть, они не разрушали его, жили в гармонии, создавали своих богов и верили в них, а те, в свою очередь, помогали им... пока не пришли "цивилизованные" колонизаторы. Вот у них был коммунизм.

Страницы