Доктрина медоеда. Как африканский барсук стал моделью для российской внешней политики

Доктрина медоеда должна убедить конкурентов Москвы в том, что выгоды от посягательства на ее интересы будут куда меньше, чем потенциальный ущерб. А пытаться повлиять на внутреннюю политику России совершенно бесполезно. Единственный выход – признать за Москвой ряд интересов и договариваться. И Кремль действительно постепенно получает то, что хотел: признание в качестве очень опасного противника

Внешнюю политику России последних лет часто ругают даже те, кто разделяет ее основные постулаты. Главная претензия – отсутствие стратегического расчета, плана на ближайшие хотя бы десять лет. Россия, говорят критики, действует ситуативно и тактически, просто реагируя на прилетающие удары судьбы и постепенно теряя силы.

В качестве примера «правильно» выстроенной внешней политики обычно приводят Китай, якобы имеющий стратегию на ближайшие пятьдесят лет. Это, конечно, не так – китайские планы проработаны примерно на уровне «стать сильными к 2035 году и богатыми к 2049 году». А сейчас, в 2017-м, Китай борется сразу с несколькими тяжелыми кризисами, начиная от долгового и 

заканчивая «кризисом ожиданий» внешнеполитических партнеров, не получивших триллионы долларов льготных кредитов в рамках «Пояса и Пути».

А вот в России за последние три года как раз сложилась полноценная внешнеполитическая стратегия, которую условно можно назвать «доктриной медоеда» по аналогии с принятой в Сингапуре в годы холодной войны «доктриной ядовитой креветки». Она, напомню, постулировала, что Сингапур слишком маленькое государство, чтобы предотвратить захват своей территории более крупным соседом, но зато может сделать военные и материальные затраты на оккупацию настолько высокими, чтобы никто об этом и не помышлял.

России захват ни одним из соседей не угрожает: в XXI веке все уже давно перешли от физической оккупации территории к другим формам порабощения. Например, экономическому контролю или созданию у целевого государства марионеточного правительства. Именно этого и опасаются российские власти, приняв на вооружение в отношениях с Западом повадки африканского барсука-медоеда, по праву считающегося одним из самых умных и опасных животных в мире.

Ключевые черты этого зверька – невероятная для его размеров сила, живучесть и мстительность. Благодаря не до конца изученным способностям к регенерации, медоед может переработать даже яд кобры, полежав после смертельного укуса всего час в отключке. Небольшие медоеды нападают на зверей, на которых им на первый взгляд не стоило бы нападать, учитывая разницу в весовых категориях: львов, тигров и даже аллигаторов. Убить их, конечно, не удается, но прогнать со своей территории получается почти всегда, в чем легко убедиться, посмотрев многочисленные ролики в ютьюбе. Наконец, у медоедов прекрасная память: обидевших их людей и животных они запоминают надолго и стараются всеми возможными средствами испортить им жизнь.

В поведении этих зверей нетрудно увидеть черты внешней политики России последних трех-четырех лет. Она выполняет пять основных задач. Первая – показать, что Россия на международной арене выступает в сверхтяжелой весовой категории, играя в одной лиге с США и ЕС и даже опережая, например, Китай.

Москва может сформировать собственный торговый блок (Евразийский союз), начать конфликт (Украина), стать ключевым участником в уже начатом (Сирия) и не боится идти на конфронтацию с самыми серьезными противниками. При этом бюджет России ($233 млрд в 2016 году) смехотворно (в 14 раз) меньше американского ($3,3 трлн) и несуразно (в 32,3 раза) – суммарного бюджета стран ЕС (€6,4 трлн). Военный бюджет различается не так сильно, но тоже на порядок: по данным SIPRI на 2016 год, у США он равен $611 млрд, у стран ЕС – €199 млрд (2015 год по данным EDA), у России – $69 млрд.

Все это не важно, говорит руководство России, бить мы вас будем, если что, не долларами и евро, а зарядами ТОС-1 «Буратино». Финансовые показатели ничего не значат, военно-политический потенциал России намного выше экономического. 

Вторая задача – продемонстрировать, что Россия при желании может осложнить жизнь всем, кому захочет. США требуют отстранить Башара Асада от власти? Извините, нет. ЕС хочет решить украинский конфликт в пользу Киева? И снова нет, извините.

Вместо этого получат денег ультраправые и ультралевые партии, которые в условиях продолжающегося кризиса и так имели неплохие шансы на успех. Могут ли они добиться власти? Вряд ли. Заставляют ли их успехи нервничать традиционных политиков? Безусловно. Вступая с нами в конфронтацию, говорит Москва, вы создаете себе головную боль на многие годы вперед. Мы будем осложнять вам жизнь, заматывать все ваши инициативы, расшатывать внутриполитическую обстановку, пользуясь уязвимостью демократии. Если оно вам надо – вперед, но оно вам действительно надо?

Третья задача – начать создавать в международных отношениях собственную повестку, и Москва ее действительно создает. Российскую внешнюю политику долго обвиняли в пассивности, в том, что она только реагирует на действия других, но сейчас она очевидно перешла в контрнаступление.

Реальное или предполагаемое вмешательство Москвы в политический процесс десятка стран стало главной темой всех СМИ стран Европы и Северной Америки. И пусть практические результаты такого вмешательства там, где оно вообще было, скорее всего, минимальны, но истерика западных политиков создает впечатление всемогущества Кремля и его способности влиять на политический процесс в куда более экономически развитых странах.

Результат – на американских демонстрациях против Дональда Трампа протестующие стоят с плакатами на русском языке, призывая нас «забрать своего Трампа обратно в Россию». Могли ли мы о таком мечтать в 2000-е годы? Это ли не формирование повестки? 

Четвертая задача – показать, что Россия обладает серьезными возможностями в самых передовых видах противоборства: информационной войне и противостоянии в киберпространстве. Бюджеты телеканала RT на фоне западных коллег просто смешны: $323 млн против, к примеру, $6,6 млрд (доходы канала в 2015–2016 годах) у ВВС. Аналитики подчеркивают сверхмалый охват аудитории RT (ни в одной стране ЕС он не покрывает более 2% аудитории), но зачем тогда создаются на уровне Евросоюза и отдельных стран Европы бесконечные «комиссии по борьбе с дезинформацией»?

В киберпространстве все еще хуже: всемогущие российские хакеры якобы взломали американские выборы, Бундестаг, Минобороны Дании и, судя по последним заявлениям, помогли устроить брекзит. Имена якобы администрируемых ГРУ и СВР группировок хакеров Cozy Bear и Fancy Bear стали нарицательными. Эффект на затраченную единицу ресурса у России просто огромен. 

Наконец, пятая задача. Москва хочет показать, что совершенно нечувствительна к реакции населения на собственные действия. Конфликт с Украиной осложнил жизнь бизнесменам и тем, у кого там живут родственники и друзья? Неинтересно. В Москве идут протесты против Владимира Путина? Без разницы. Госкомпаниям и многим случайно подвернувшимся фирмам перекрыли кредитование? Перебьются, нечего вражеские деньги брать.

Кремль демонстрирует, что санкции как явление на него не действуют: все издержки будут переложены на население, которое участия в политическом процессе не принимает. Чиновники из санкционных списков по-прежнему будут вести жизнь арабских шейхов и покупать в Лондоне вино в магазине у Чичваркина.

Эта стратегия медоеда имеет две конечные цели. Во-первых, убедить всех конкурентов Москвы в том, что выгоды от посягательства на ее жизненные интересы будут куда меньше, чем потенциальный ущерб. Россия ничего не забывает, не прощает, крайне умело обходится с очень ограниченными ресурсами и совершенно не боится контратак.

Во-вторых, пытаться повлиять на внутреннюю политику России, особенно через «спонсирование демократии», совершенно бесполезно. Народ в России от государства отделен, поэтому договариваться нужно с элитами. Они могут быть вам неприятны, но «география – это судьба», и единственный выход – признать за Москвой ряд интересов и попытаться установить конструктивные отношения. 

С внешнеполитической точки зрения стратегия медоеда очень эффективна: при крайне скромных, по мировым меркам, затратах (денег нет, и все это знают) она производит мощный и долгосрочный эффект. Более того, жадные до трафика с «русской угрозы» западные СМИ сами помогают России, раздувая незначительные истории (типа покупки российскими троллями рекламы в фейсбуке в преддверии выборов или встреч политиков с российским послом в США) до масштабов комиксов о Джеймсе Бонде.

В результате политический класс в России постепенно получает то, чего хотел: признание в качестве очень опасного противника. Легко угрожать войной Хусейну или Каддафи. Намного сложнее огромной и вооруженной передовыми методами противоборства России, власти которой готовы «отстаивать национальные интересы» до последнего русского.

Минусы у доктрины медоеда, впрочем, тоже есть. Это стратегия выживания, а не развития. Она не имеет никакого отношения к привлечению инвестиций, улучшению бизнес-климата, созданию позитивного образа России, модернизации экономики и прочим скучным вещам. Она позволяет «обеспечить суверенитет», понимаемый как полная автономия элиты страны от внешних и внутренних влияний.

С точки зрения экономики России необходимо сотрудничество с Западом (он единственный в мире источник модернизации), но для этого требуется пойти на определенные уступки, а значит – потерять полную автономию в принятии решений. Это угрожает положению российской элиты, а значит – неприемлемо.

Кроме того, успех многих составных частей доктрины медоеда основан на эффекте «тумана войны», то есть недостатка у противников России информации о ее целях и предпринимаемых ею действиях. К сожалению, с течением времени этот туман рассеивается, оппоненты учатся распознавать и даже прогнозировать ходы Москвы, эффективность подхода падает. Западные спецслужбы привыкают вычислять троллей и хакеров, а обвиненные в связях с Москвой политики выбывают из гонки все раньше и получают на выборах все меньше.

Наконец, против Москвы играет институциональная память Запада, как минимум 70 лет видевшего в России смертельного врага. Генералы НАТО расконсервируют бункеры, достают с полок планы времен холодной войны и облегченно выдыхают: слава богу, можно снова воевать по картам с Россией, отложив решение реальных проблем на потом. Мигранты, исламский терроризм, имущественное расслоение, депопуляция и политическая апатия населения подождут: нужно провести по всему ЕС семинары «противодействие телеканалу Russia Today» и подумать, как защитить Польшу от российских танков. 

Доктрина медоеда вполне способна заставить партнеров России ее уважать. Но по-настоящему она принесет стране процветание только в том случае, если будет частью более широкой стратегии. Страх, который сеет нынешняя внешняя политика России, должен трансформироваться в уважение, а не в желание выставить вокруг РФ карантин и как можно меньше взаимодействовать с русскими.