8 апреля 1986 года, Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев посетил с визитом город Тольятти. Именно тогда, во время выступления перед коллективом Волжского автозавода, и было впервые внятно заявлено о необходимости перестройки. Правда, ещё до этого, во время визита в Ленинград (15–17 мая 1985 года), Горбачев сообщил тамошнему партактиву: «Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем».

Но само слово «перестройка» из уст генсека прозвучало именно в Тольятти. Тогда генсек произнёс:

«Начинать нужно сначала с перестройки в мышлении и психологии, в организации, в стиле и способах работы. Скажу откровенно, если мы сами не перестроимся, я глубоко убежден в этом, то не перестроим и экономику, и нашу общественную жизнь».

Новое слово почти моментально растиражировали СМИ. И сам Горбачёв был весьма оптимистичен. На заседании Политбюро ЦК, которое состоялось 10 апреля, он констатировал: «Народ поверил в перестройку, общество пришло в движение. Удручающее положение в капстроительстве, в оснащении предприятий легкой промышленности. Напряженность в социальной сфере (нехватка жилья, продовольствие по талонам). Кадры подзаелись, нет боли за народ. Люди требуют укрепления дисциплины и борьбы с пьянством».

Действительно, курс на перестройку вызвал в массах волну энтузиазма – не такую, впрочем, сильную, как предшествующие волны. Хотя даже и поначалу присутствовал некий скепсис. Знатоки ленинских цитат раскопали одно, очень неудобное для «прорабов перестройки», высказывание:

«У нас ужасно много охотников перестраивать на всякий лад, и от этих перестроек получается такое бедствие, что я большего бедствия в своей жизни и не знал».

(«О внутренней и внешней политике республики. Отчет ВЦИК и СНК IX Всероссийскому съезду Советов 23 декабря 1921 года»).

Эти едкие ленинские слова тогда распространяли в машинописном виде, почти также скрытно, как и диссидентские листовки. Перестройка уже началась, но до «плюрализма» было ещё далеко.

Ускорение без преобразования

Перед тем как наступила «перестройка», основной упор делался на «ускорении». Об этой новой стратегии объявили ещё 23 апреля 1985 года, на знаменитом пленуме ЦК, от которого и ведётся отсчёт горбачевских преобразований. Хотя тут можно вспомнить ещё «андроповский» пленум ЦК (ноябрь 1982 года), когда партии и стране сообщили:

«Намечено ускорить темпы развития экономики, увеличить абсолютные размеры прироста национального дохода… Напряженные задания должны быть выполнены при сравнительно меньшем увеличении материальных затрат и трудовых ресурсов».

Ускорение сильно напоминало другой лозунг: «догнать и перегнать». Иногда его приписывают Н.С. Хрущеву, однако он тут ни при чем. Никита Сергеевич использовал его в 1959 году, имея в виду необходимость «уделать» США в области «продовольственной политики» – по производству мяса, молока и масла. А сам лозунг был сформулирован В.И. Лениным, причём ещё до Октябрьской революции, в статье «Грядущая катастрофа и как с нею бороться». Тогда вождь поставил партию перед выбором: «Либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически». А в 1929 году, на ноябрьском Пленуме ЦК, этот лозунг бросил в «массы» И.В. Сталин:

«Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того, чтобы добиться окончательной победы социализма, нужно ещё догнать и перегнать эти страны также в технико-экономическом отношении».

Кстати, исследователи склоняются к тому, что «ускорение» представляло собой попытку осуществить модернизацию страны на авторитарно-мобилизационной основе. Проводятся даже параллели со сталинской эпохой, для которой была характерна сверхмобилизация разных ресурсов. Какое-то сходство действительно есть, но оно незначительно. Перед тем как провести своё «ускорение» (индустриализацию) Сталин реорганизовал всю систему управления народным хозяйством. Так, на смену Всесоюзному совету народного хозяйства (ВСНХ) пришли промышленные наркоматы, которые и выполняли функции моторов индустриальной модернизации. То есть Сталин как раз осуществил свою структурную перестройку, тогда как ускорение проходило в условиях наличия старых структур.

Можно ещё провести параллели со сталинскими чистками, указывая на «кадровую революцию» в партийно-государственном аппарате, которая началась как раз в разгар ускорения. Так, в сентябре 1985 года с поста Председателя Совета Министров СССР ушёл Н.А. Тихонов, которого сменил Н.И. Рыжков. Далее кадры обновлялись в ускоренном порядке. Уже к 1987 году было заменено 70 % Политбюро, 40 % ЦК, 70 % секретарей обкомов. Такие темпы, в самом деле, напоминают сталинские. Однако при Сталине верхушка была «зачищена» в 1937–1938 году, уже после создания индустриальной базы. А здесь совместили начало ускорения и кадровой революции – без каких-либо структурных преобразований. Вот как характеризует тогдашнюю кадровую чехарду А.П. Шевяков: «После длительного застоя в кадрах началась их беспрерывная ротация. Она шла под флагом замены прокоррумпированной и разложившейся верхушки. Но осуществлялась весьма избирательно, точно скорректированно. В Москву брали людей, которые не всегда соответствовали своей новой работе. Ведь руководство или, по крайней мере, работа в центральном аппарате требует других навыков, понимания масштабов всей страны. А учитывая, что СССР был еще и супердержавой, то на таком руководстве лежало решение и глобальных проблем. Это подразумевает, что у таких людей должно быть понимание политического пространства и его расширение до масштабов всей Земли!

И вот за столом, откуда виден весь мир, появляется человек, с умом секретаря райкома или того меньше… Из глубинки подтянули новичков, которых потом использовали столичные кукловоды.

Рука опытного режиссера выбирала кого-то, вырывала из провинциальной глуши, выводила на сцену новичка, и первое время он только озирался, оказавшись в центре внимания к своей персоне. Этот новичок начинал думать, что без него теперь страна не обойдется, начинал строить из себя большое начальство, все пугаются, а у него ничего не получается. На него начинают показывать пальцами, его критикуют, потом от него избавляются – и это происходит сравнительно легко. Он уходит на пенсию, так ничего и не поняв. А его просто вызвали на сцену, чтобы он отыграл свою роль, дискредитировав свой пост, свою контору, после чего он не нужен и вместо него новый актер играет свою точно такую же роль». («Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»).

«Нет у революции конца»

2 августа 1986 года, на встрече с партактивом Хабаровска, Горбачёв заявил, что ставит «знак равенства между словами перестройка и революция». Это была очень серьезная заявка, которая особенно потрясла тех, кто вникал в суть официальной терминологии, соотнося её в «вечно живым учением Маркса, Энгельса и Ленина». Ведь революция означала смену всего общественного строя. Получалось нечто несообразное – значит, нужно менять советский строй?!

Сам Горбачёв успокаивал людей, в его книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира» было дано такое разъяснение: «Разумеется, Советскую власть мы менять не собираемся, от её принципиальных основ отступать не будем. Но изменения необходимы, причём такие, которые укрепляют социализм, делают его политически богаче и динамичнее».

Выходит, что кое-кто стал сомневаться в том, сохранит ли перестройка Советскую власть (как покажут дальнейшие события – не без оснований). Кстати, бывший министр иностранных дел СССР, председатель Президиума Верховного Совета А.А. Громыко (много сделавший для «воцарения» Горбачёва), в беседе с сыном заметил, что это утверждение генсека «легковесно» и «вводит в заблуждение»: «Вместо созидания мы опять можем перейти при таком подходе к разрушению. Менять в стране надо многое, но только не общественный строй».

Опытный дипломат и аппаратчик, Громыко понял, что дело именно идёт к смене всего устройства. А диссидент А.А. Зиновьев высказался совсем уж резко:

«Когда поднаторевшие в марксизме советские партийные аппаратчики и оправдывающие их активность марксистско-ленинские теоретики начинают так легко обращаться с важнейшими категориями государственной советской идеологии, то невольно закрадывается сомнение: а в своем ли уме эти люди?».

Открыто Горбачеву никто не возразил, хотя несостыковки были просто очевидны. Сомнения стали высказывать потом, в несколько завуалированном виде. «На самом деле советские обществоведы заметили крамолу, – пишет Н. Елисеева. – В июне 1988 года… издательство «Прогресс» выпустило сборник статей ведущих советских ученых под символичным названием «Иного не дано» … В статье «О революционной перестройке государственно-административного социализма» советский философ А. Бутенко написал: «…Много говорят о перестройке всех сторон нашей общественной жизни, называют перестройку революционным процессом или просто революцией … однако, высказывая все это, делают вид, будто не замечают, или сознательно отворачиваются от того, что в результате подобных формул, лозунгов и призывов в советском обществоведении накапливается все разрастающийся комплекс логических противоречий, сохраняется ряд недоумений и не решенных пока вопросов, дезориентирующих не только начинающих пропагандистов, но и многих… обществоведов … Почему мы называем перестройку революцией, если известна мысль К. Маркса, согласно которой после политической революции рабочего класса… «когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями»… Надо признать: или Маркс был не прав, или мы перестройку называем революцией не по Марксу». («Революция как реформаторская стратегия перестройки СССР: 1985–1991 годы» // Gefter.Ru).

Получалось, что СССР ориентировали на революционную смену общественного строя ещё в 1986 году, когда перестройку только провозгласили, но ничего ещё не стали толком перестраивать. Конечно, возникает вопрос, что это – просто «легковесность» или сознательное стремление как-то запрограммировать грядущий взрыв в сознании и подсознании? Многие исследователи убеждены, что «прорабы перестройки» стремились демонтировать социализм с самого начала. Как бы то ни было, но само слово «революция» прозвучало.

Госприёмка против экономики

Введение системы государственных инспекторов по надзору за качеством промышленной продукции было, пожалуй, единственным структурным преобразованием эпохи «ускорения» и самой ранней перестройки. 12 мая Совмин принял постановление «Об утверждении Положения о Государственной приёмке продукции в объединениях и предприятиях». На заводах и фабриках вводили госприёмку, которая была призвана заменить т. н. «отделы технического контроля» (ОТК). Они подчинялись администрации, поэтому и не могли быть надежным заслоном на пути распространения некачественной продукции. Им, впрочем, и самим была не нужна какая-то строгость. Ведь в случае обнаружения брака «контролёры» лишались премии – вместе с рабочими и инженерами. А вот «госприемка» представляла собой отдельное ведомство, независимое от дирекции. За дело взялись довольно быстро, и уже к 1987 году госинспектора действовали на каждом крупном предприятии.

Однако ожидаемого эффекта госприёмка не дала и принесла один только вред. Советской промышленности был нанесён мощный удар. «Целая армия госприемщиков развернула свою деятельность на всех важнейших промышленных предприятиях, в огромном количестве бракуя и возвращая на доработку продукцию, не соответствующую промышленным стандартам, – пишет И.Я. Фроянов. – Разумеется, это можно было предвидеть заранее, поскольку «вал» недоброкачественной продукции заметно вырос в условиях так называемого «ускорения». Стало быть, наверху знали о последствиях, но, тем не менее, пошли именно на такой командный способ «повышения» ее качества. Как и следовало ожидать, вследствие скопления на складах «арестованной» и не дошедшей до потребителя продукции (порою, она исчислялась 80—90%) экономика страны понесла жестокий урон. Нередко из–за отсутствия комплектующих изделий останавливались смежные производства. Промышленность оказалась в расстроенном состоянии». («Погружение в бездну»).

А ведь все можно было сделать иначе. Сначала подняли бы качество выпускаемой продукции, а потом стали бы ускорять само производство. Но это полбеды – сохрани госприёмщики прежний задор. Однако, в конце концов, администрация смогла склонить контролёров к «взаимовыгодному сотрудничеству».

Этому, кстати, изрядно способствовало то обстоятельство, что госприёмщики состояли на партийном учёте на тех предприятиях, работу которых они же и контролировали. Эту «мелочь», при организации «независимой» госприёмки, почему-то забыли.

 

Экономический провал

На XXVII съезде КПСС (25 февраля– 6 марта) была поставлена амбициозная задача – обеспечить опережающее (аж в 1,7 раз) развитие машиностроения по отношению ко всей советской промышленности. Предполагалось держать ежегодные темпы роста не ниже 4% в год.

Увы, всё это «планов громадьё» осталось только на бумаге. В тяжелую промышленость и в импортные закупки для неё вбухали огромные инвестиции. Однако на товарном и продовольственном рынке это не дало никакого положительного эффекта. Наоборот, «ускорение» больно ударило по советскому потребителю. Дело в том, что увеличение закупок импортного оборудования привело к сокращению импорта продовольствия и товаров народного потребления. Наверное, в аскетические времена сталинской индустриализации и можно было относительно легко заставить людей затянуть пояса, но советский человек 1980-х привык уже к довольно-таки высокому уровню жизни. И он вполне закономерно требовал его повышения.

В результате весьма дорогостоящего эксперимента с ускорением дефицит государственного бюджета вырос в три раза (ещё в 1985 году он составлял около 18 млрд руб.).

Конечно, дело было не только в ускорении. Огромный удар по бюджету нанесла Чернобыльская авария. Только на ликвидацию её последствий государство было вынуждено потратить 14 млрд руб. Снижение мировых цен на нефть привело к сокращению доходов от её импорта на треть. Сказалась и «антиалкогольная кампания» – в 1985–1988 годах бюджет не досчитался 67 млрд руб.

К слову, об этой кампании. Горбачев тут вовсе не был так уж оригинален. И до него советские генсеки считали необходимым проводить шумные кампании против «зеленого змия», в ходе которых последний неизменно побеждал. В 1929 году в СССР были закрыты многие злачные места, переоборудованные под столовые и чайные. Кроме того, открылось особое издание «Трезвость и культура». Борьбу за трезвый образ жизни вёл и Хрущев, при котором в 1959 году была запрещена продажа водки во всех предприятиях общественного питания, находящихся вблизи вокзалов, аэропортов и т. д. (исключение было сделано только для ресторанов). Кроме того, водку нельзя стало продавать рядом с заводами, школами, детсадами и т. д. Наконец, вызов «змию» бросил Л.И. Брежнев, при котором повысили цены на спиртное, ограничили время продажи крепкого алкоголя с 11 до 19 ч., а также ввели знаменитые лечебно-трудовые профилактории (ЛТП).

Справедливости ради, надо сказать, что определенный эффект эти меры всё же приносили, змий получал ощутимые ранения. Это касается и горбачевской кампании, которая сопровождалась сокращением смертности, ростом рождаемости и продолжительности жизни.

За время действия антиалкогольного постановления в стране каждый год рождалось на 500 тысяч человек больше, чем за предыдущие 30 лет. Продолжительность жизни мужчин выросла на 2, 6 года – и это был максимум за всю историю России.

Однако слишком уж нелепо проводилась сама кампания. Чего стоит только вырубка виноградников! А главное, так и не были найдены механизмы, позволившие полностью компенсировать экономические потери от резкого сужения рынка алкогольной продукции.

На пороге Рынка

В первой половине 1986 года в стране не было хоть сколько-нибудь серьезного движения к экономическим преобразованиям в духе «рыночного социализма». Единственным исключением были два робких шажка в этом направлении, сделанные руководством страны. Так, 1 февраля 1986 года было принято постановление о мерах по развитию потребительской кооперации. Теперь кооперативы разрешили создавать и в целях улучшения снабжения. Таким образом, правда в очень незначительном масштабе, была разрешена негосударственная торговля.

А 27 марта вышло в свет постановление «О переводе объединений, предприятий и организаций отдельных министерств и ведомств на материально-техническое снабжение в порядке оптовой торговли». Директивное распределение по фондам отныне заменялось (частично) оптовой торговлей.

Однако, очень скоро произошёл откат от «рынка». 15 мая Совмин принимает постановление «О мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами». Его даже подкрепили соответствующим постановлением ЦК КПСС от 28 мая. «Фактически под новую кампанию попали люди, которые поняли рыночные выступления партийного руководства как объявление нового нэпа и попытались продавать свои услуги, – пишет А.В. Шубин. – Однако запретительное законодательство не было отменено, и правоохранительные органы получили сигнал к расправе над полулегальными ремесленниками, водителями, составлявшими конкуренцию такси, продавцами цветов, выращенных на своем участке, и т. п. Таким образом, эта кампания своим острием была направлена как раз против ростков рыночных отношений. Частное предпринимательство, которое чуть стало показываться из подполья под видом кооперативов и индивидуальной трудовой деятельности (термин войдет в официальный обиход уже в конце года), теперь подверглось разгрому и ушло в подполье, под крыло криминальных групп. Отказ от деклараций Перестройки к авторитарной практике «ускорения» был налицо». («Парадоксы перестройки. Упущенный шанс СССР»).

Однако затем маятник снова качнулся в сторону экономических реформ. Так, 14 августа было разрешено организовывать при местных Советах кооперативы по сбору и переработке вторсырья. А через четыре дня приняли постановление, согласно которому некоторые министерства и предприятия получили возможность непосредственно выходить на внешний рынок и создавать совместные предприятия с иностранцами.

Это был уже прорыв. А очень скоро на этом направлении начался самый настоящий бег навстречу иностранному капиталу. Ещё в 1990 году экономист А.К. Цикунов (писавший под псевдонимом А. Кузьмич) замечал по этому поводу: «Первый этап перестройки можно назвать периодом первоначального накопления капиталов. Когда корабль тонет, с него тащат все, что попадет под руку и чем подороже, тем лучше. В январе 1987 года по решению ЦК КПСС и Совмина СССР было частично отменено ограничение во внешней торговле и без ДВК (дифференцированных валютных коэффициентов) разрешено предприятием и лицам продавать за рубеж все дефицитные товары, продовольствие, ширпотреб, сырье, энергию, золото, химтовары. Даже «мясные лошади» попали в этот злополучный список! Постановлениями ЦК КПСС и Совмина СССР от сентября и октября 1987 года предприятиям давались уже «обязательные директивные указания» о продаже дефицитов за рубеж. Это создало незаинтересованность во внутреннем рынке, началось вымывание товаров, обесценивание рубля, а после постановлений 1987 года о совместных с иностранцами предприятий и Закона о кооперации 1988 года началось повальное опустение наших магазинных полок, международная спекуляция приняла невиданные размеры». («Россия и рынок»).

Наконец, 19 ноября 1986 года был принят Закон СССР об индивидуально-трудовой деятельности. Он дал зеленый свет кустарям-частникам и кооперативам, задействованным в сфере мелкого производства, торговли и оказания услуг населению. Правда, в силу этот закон вступил только с 1 мая 1987 года.

Политика ускорения и ранней перестройки была чрезвычайно противоречива, что обусловило её полный провал. Тогдашним руководством была дискредитирована сама идея постепенных преобразований в рамках социалистического строя.

Перегибы «чрезвычайщины» (госприёмка, антиалкогольная кампания, борьба с нетрудовыми доходами и т. д.) вызвали отвращение к самим административным мерам, которые можно было бы использовать с умом.

Теперь общество было готово к «революционной перестройке», которую и провозгласили в январе 1987 года. Впрочем, это уже тема отдельного разговора.

Александр Елисеев

http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/vidimo_tovarishhi_vsem_nam_na....htm