По мотивам активно продвигаемой последнее время тенденции запрета критического анализа, под предлогом этапа технологии окошек овертона.

С одной стороны оно так, и действительно справедливо. Есть такая технология нейтрализации здорового недовольства общества по отношению к некоторым обычаям хозяев Капитала.

Но с другой стороны нельзя не учитывать и специфику предметной области (исторической науки, хотя вопрос определений и классификации заслуживает отдельного рассмотрения и скорее тянет на официальную дисциплину Специальной Олимпиады).

---

Эссе. Беллерофонт или Герои и антигерои Эллады

Он был внуком хитрейшего человека, которого только знала земля - Сизифа; того самого Сизифа, что дважды обманул смерть. Но в нем было мало хитрости, зато в избытке отваги и того, что одни именуют гордостью, а другие - гордыней. Да, он был гордец, но он имел право быть им. Ибо мало было в мире героев, равных ему по силе и свершенным подвигам.

Его дом был полон богатств, его погреба ломились от яств и вина, его славе завидовали не только люди, но даже боги. Он же мечтал о большем. Он мечтал въехать на своем белокрылом коне прямо в Тронную залу дворца Олимпийцев.

И еще у него было удивительное имя - Беллерофонт - звучное на слух и жестокое по сути, ибо означало - убийца Беллера. Но право, этот ничтожный коринфский аристократ был годен лишь для того, чтобы по воле рока подарить красивое имя юноше, лишившему его жизни.

Беллерофонт. Он был красив, отважен и могуч, словно бог. Он имел коня Пегаса, какого не было даже у Олимпийцев. Порожденный стихиями земли и неба, Пегас мог парить в воздухе словно птица. Казалось, он создан для того, чтобы поднять своего хозяина в обитель богов.

Была весна и было прекрасное утро. Одно из тех, когда не уставшие еще наслаждаться жизнью цветы тянут свои головки к солнцу. Беллерофонт поднялся на рассвете и приказал слугам седлать Пегаса. Жена молча смотрела, как он выходит из дома и легко взлетает в седло. Она не решилась спросить, куда он держит путь, а если бы и решилась, Беллерофонт все равно ей не ответил бы.

Конь взвился в небо. Он летел все выше и выше, поднимаясь под самые облака. Земля постепенно превращалась в огромную плоскую лепешку, испещренную прожилками рек и цветными пятнами лугов и полей, люди походили на муравьев. Беллерофонт летел и яростно спорил с самим собой. В такие мгновения - а они бывали нередко - его сознание раздваивалось и появлялись два Беллерофонта; один был облачен в белые одежды мудреца, плечи второго окутывал царский пурпур. Они вечно ссорились между собой и спорили, а третий Беллерофонт, совсем неприметный, был незримым свидетелем их споров. Заводилой обычно выступал Беллерофонт-царь. Так было и сейчас. Царь принял напыщенную позу и небрежно бросил:

- Летим.

- Зачем? - спросил мудрец.

- Докажем богам, что не только они повелевают миром.

- И все?

- А что еще тебе нужно?

- Я предпочел бы, чтоб этот дерзкий поступок преследовал высшую цель.

- Например?

- Возвысить человека до бога.

Царь рассмеялся.

- Человека? То, что ты именуешь человеком, на деле есть муравей. Видишь, сотни крохотных муравьев копошатся под копытами моего коня. Это и есть люди. Нет, дело не в них. Если уж мы заговорили о том, чтобы кого-то возвысить, то пусть этим кем-то будет Герой.

- Герой разве не человек?

- В какой-то мере. В прошлом. Он ЧЕЛОВЕК, поднявшийся над людьми. Своими деяниями, силой, духом, дерзостью. Герой выше человека. Он даже выше бога. Ведь он достиг всего сам. А бог получил могущество от провидения.

- А не присутствовала ли незримая рука провидения на твоем плече, когда ты славил подвигами свое имя?

- Поверь, когда я дрался с химерой, огонь жег мои руки как обычный огонь. Стрелы амазонок были остры как обычные стрелы. Если там и было благосклонное ко мне провидение, я не ощутил его помощи.

- Какую же цель преследуешь ты в своем дерзком стремлении вознестись к небу? - поинтересовался мудрец.

- Я ведь уже сказал тебе, что хочу дать знать богам, что на землю пришел ЧЕЛОВЕК.

- Человек с большой буквы?

- Конечно. А иначе не может быть. ЧЕЛОВЕК не может быть с маленькой. В этом случае речь идет всего лишь об одном из людей.

- Ты рискуешь…

- Потому я и Герой! - напыщенно воскликнул облаченный в пурпур.

- Ты не дослушал. Ты рискуешь, бросая вызов не только богам, но и обычаям. Люди не должны возвышаться над провидением.

- Для меня не существует слова должен. Я знаю лишь могу - не могу. Если я могу, я сделаю то, что задумал; если же нет, то приложу все силы, чтобы в будущем смочь это сделать. Ты говорил о предрассудках. Если быть честным, - царь понизил голос до интимного полушепота, - я бросаю вызов им, а вовсе не богам. Какое дело мне до богов!

- Таким образом, ты вмешиваешься в уже предопределенное?

- Наконец-то ты понял! Я хочу въехать на Олимп вовсе не затем, чтобы увидеть изумление и гнев на физиономиях Олимпийцев. Людям не положено взбираться на небо, я хочу доказать, что ЧЕЛОВЕК вправе делать все, что ему заблагорассудится. Если он, конечно, ЧЕЛОВЕК!

- Он вправе убить?

- Конечно. Ведь я убил.

- Он вправе солгать?

- Да. Но он не станет делать этого, ведь ЧЕЛОВЕК потому и ЧЕЛОВЕК, что всегда готов сказать и услышать правду.

- Он может совратить жену друга своего?

- А почему бы и нет? Если найдет женщину, тело которой стоит того, чтобы лишиться друга. Но я не встречал женщины, ради которой стоило бы отказаться от друга. И никогда не встречу. Друг - это часть тебя. Стоит ли отдавать свою часть за мгновение наслаждений?!

- А вдруг случится, что эта женщина - мечта всей твоей жизни?

- Тогда отбери ее даже у брата!

- Ты непостоянен в своих суждениях, и это пугает меня.

- В мире нет ничего постоянного, - назидательно заметил царь. - И этим он хорош. Еще вчера ты мог быть рабом, а сегодня восседать на царском троне. Единственное условие - будь ЧЕЛОВЕКОМ!

- Однако мы уже у цели, - заметил мудрец. - Я вижу склоны Олимпа.

- Да, ты прав. У нас есть еще несколько мгновений и я хочу рассказать тебе притчу о белой мышке.

- Это занятно - поучать притчами мудреца! Но я выслушаю тебя.

- Так слушай. Жила-была белая мышка по имени Нат. Заметь, жила в царстве обычных серых мышек, вечно озабоченно шмыгающих меж кустами в поисках куска. Как это похоже на людей! А на горе над мышиным лугом жил сокол. Трижды в день он собирал кровавую дань, унося в свое гнездо зазевавшуюся мышку. Чтобы не попасться ему на глаза, мышки и одевали серые шубки, которые трудно заметить и на камнях, и на земле, и средь пожухлых стеблей. Лишь Нат бесстрашно облачалась в свою роскошную королевскую мантию. "Глупышка! - говорили ей остальные, серые мышки. - Оденься как мы, и будешь неприметной. А иначе он рано или поздно сожрет тебя!". "Нет!" - отвечала бесстрашная Нат и запахивала свою снежную шубку. Ярким пятнышком мелькала она на земле и ее было видно со всех сторон. Серые мышки ждали, что вот-вот раздастся ее жалобный крик и окровавленно-белый комочек исчезнет в соколином гнезде. Однако сокол почему-то не трогал Нат. Быть может, он уважал мужество, быть может был неравнодушен к белому цвету. Шло время, серые мышки одна за другой исчезали в клюве сокола, а Нат по-прежнему весело суетилась меж камней. И однажды серые призадумались: почему кровожадный сокол не трогает Нат? Быть может, он будет благосклонен и к ним, если они оденутся в белое. Они пошили себе снежные шубки, но когда пришло время облачаться в них и отправляться за тутовыми ягодами, ни одна из серых мышек не отважилась сменить свою одежку. Ведь они так свыклись с нею, столь удобной и почти неприметной. Как страшно было облачиться в новый яркий цвет и явить себя взору сокола. Они так и не решились одеть новые шубки и потому возненавидели Нат. Они поняли, что она не просто мышка, а Белая Мышка. И тогда ночью они вымарали ее шубку золой, а наутро Нат склевал не узнавший свою любимицу сокол. Вот так грустно закончилась история моей любимой белой мышки.

- Почему ты рассказал мне эту притчу? - спросил мудрец, когда царь закончил говорить.

- Мы приближаемся к гнезду сокола. Но этот сокол ненавидит белый цвет.

Пегас перестал махать крыльями и, превратив их в две белоснежные лопасти, стал медленно планировать вниз. В этот миг блеснул яркий луч и сраженный насмерть Беллерофонт рухнул с коня на землю.

Был день, но люди видели, как с неба упала яркая звезда.

Боги потом сказали им, что безумец Беллерофонт осмелился бросить вызов небу. Глупцы поверили, немногие, кого отличала мудрость, поняли, что Герой бросил вызов вовсе не богам, а серым мышкам, которых так много расплодилось на земле. И это открытие ужаснуло их, так как они считали себя праведниками и заботились о спокойствии умов. И нашли они хромого слепца и уговорили его назваться Беллерофонтом. И долгие годы бродил по земле несчастный калека, заученно твердя, что он - дерзкий Герой Беллерофонт, понесший божью кару за то, что дерзнул замахнуться на небожителей. Ведь так легко измазать белую шубку золой!

Но все же был день и люди видели, как с неба упала ослепительно белая звезда…

Добро и зло.

Хорошее и плохое.

Герой и Антигерой.

Где грань и почему? И кто определяет эту грань? Кто проводит границу между Героем и отщепенцем. Насколько правомерна проведенная этим некто грань? Мы попытаемся разобраться в этом через осознание образов мифических персонажей Эллады, воплотивших в себе всю гамму человеческих деяний - от Эдипа и Сизифа до Орфея и Алкмены.

Прежде всего коснемся двух сторон проблемы, имеющих первенствующее значение для определения облика Героя и Антигероя. Это МЕСТО и ВРЕМЯ.

Любой Герой или Антигерой должен быть четко привязан к месту. Как правило, он является таковым лишь в определенной области, локализуемой проживанием того или иного народа. К примеру русские былинные богатыри Илья Муромец со товарищи - Герои лишь для русского народа, для половцев они являются ярко выраженными Антигероями. Подобных примеров можно привести множество. Ричард Львиное Сердце вряд ли мог быть Героем для сарацин, Писарро - для инков, генерал Роммель - для английских солдат. Они Герои лишь в сознании народа, во имя которого творили подвиги. Это верно в случае, если Герой совершает свои деяния вне рамок национального пространства, соприкасаясь с враждебными его народу силами. В том случае, если Герой соотносится с ним, побеждая зло родной земли, например Робин Гуд или Иванушка-дурачок, то определяющим критерием является оценка данного Героя соплеменниками - как современниками, так и потомками. (Здесь фактор места постепенно уступает первенство временному фактору). Оценка эта может быть далеко не однозначной. Так Кортес в глазах испанца времен великой американской конкисты безусловно Герой, жители Пиренеев века двадцатого воспринимают его не столь однозначно. Напротив, князь Александр Невский был для современников противоречивой личностью, до потомков же дошел почти иконописный облик Героя. Оценка может и совпадать, если Герой не преступал традиций и норм морали, признаваемых и древними, и современным обществом, а кроме того благодаря исторической традиции - что происходит гораздо чаще. Так эпоха рыцарства воспринимается нами как героическая эпоха. Меж тем даже не слишком внимательный анализ позволяет заметить, что рыцари менее всего были Героями, а прежде насильниками, убийцами и конкистадорами наживы. Но общественное мнение той эпохи сочло их героями и мы не без помощи романтических образов Вальтера Скотта и компании переняли эту традицию.

Примерно то же можно сказать и про древнеэллинских мифических героев, яркие образы которых есть сочные и достоверные слепки реальных лиц, участников реальной эпохи со своими законами и традициями. Герой в понятии эллинов - это человек, совершающий подвиги, как правило кровавые, не преступающий при этом моральных норм, установленных архаичным обществом. Нормы эти сильно разнятся от моральных установок современного общества. Для древних эллинов убийство, пиратство, разбой, работорговля были обычным делом и потому подобные деяния не могли бросить пятно на репутацию Героя. Мы воспринимаем древнеэллинских Героев, руководствуясь более исторической традицией, механистически воспринимаемой нами, а не анализом реальных деяний того или иного Героя. Между тем стоит присмотреться к ним внимательней и подавляющее большинство их вряд ли подойдет под понятие Героя, как его понимаем мы. Впрочем и на солнце есть пятна и люди до сих пор склонны восторгаться удачливыми корсарами, разбойниками и конкистадорами, окружая их романтическим ореолом.

Определив роль времени и места перейдем непосредственно к теме нашего повествования - Герои и Антигерои Эллады. Попытаемся дать анализ этих двух понятий, опираясь на образы двенадцати мифологических персонажей, четверо из которых отнесены античной традицией к Героям, четверо - к Антигероям. Четверых последних, обладающих чертами как Героя, так и Антигероя, назовем условно Бунтарями.

Итак, Герои.

Безусловно, величайшим Героем Эллады единодушно признается Геракл. Он совершил множество подвигов, но ряд его деяний даже по моральным оценкам того времени следует отнести к преступлениям. Так во время Истмийских игр Геракл предательски убил ни в чем не повинных, но не понравившихся ему сыновей Актора, напав на них из засады. Жертвой жестокой "шутки" стал мальчик-виночерпий Киаф, которого Герой убил, щелкнув по голове. И это далеко не все примеры. Однако ни один из подобных поступков не выходит за рамки традиций, четко определяющих грань между Героем и Антигероем. Геракл забавлялся, убивая и насилуя, но он никогда не святотатствовал, не восставал против богов, хотя не раз вступал в борьбу с некоторыми из них, например с Аполлоном. Но это не было проявлением богоборчества, считавшегося тягчайшим преступлением. Просто происходило столкновение отдельного божества с Героем, почти равным богам по силе, а также по праву родства. Подобное деяние не квалифицировалось как бунт против богов. Геракл лишь однажды решился изменить предначертанное судьбой - вступил в борьбу с Танатосом за душу Алкмены. Но здесь он выступает скорее не как Герой, а как сын Юпитера. Изменить предначертанное в рамках одной человеческой судьбы вполне под силу верховному богу. Ведь хотя мойры и не зависят от него, но все же они его порождение. Зевс через посредство Геракла играет здесь роль рока. Но повторимся еще раз - подобное было дозволено не каждому Герою, а лишь богоравному, который в скором будущем будет причислен к сонму небожителей. За подобное деяние Сизиф будет жестоко наказан - что дозволено Юпитеру, не дозволено быку!

Другим Героем, взятым нами в качестве примера, является Тидей. Это типичный Герой своего времени - кровожадный, жестокий, яростно-неукротимый. Однако в отличие от Геракла Тидей убивал лишь в честном бою. Ему было уготовано стать бессмертным, однако стоя на краю могилы он осквернил себя каннибализмом - непростительное (уже непростительное!) деяние с точки зрения морали того времени. Потому боги не дали Тидею бессмертие, однако не сочли его поступок серьезным преступлением, оставив Тидея в числе Героев.

Героями признаются и два наиболее ярких участника Троянской войны - Ахилл и Одиссей. На их совести целый букет преступлений, не считавшихся впрочем в то время таковыми.

Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных;

Пеший одиннадцать взял на троянской земле многоплодной;

В каждом из них и сокровищ бесценных и славных корыстей:

Много добыл…

Так описывает Ахилл свои подвиги. Историческая традиция признает этих норманнов античности Героями и мы соглашаемся с ней.

Здесь можно возразить, что в древности понятие "Герой" имело несколько иной смысл. Назначение Героя - совершать подвиги, под которыми подразумевались почти исключительно военные победы, при этом совершенно не задумываясь над моральной оценкой того, что делает и во имя чего он делает это - ради спасения родного очага или ради наживы. И в том, и в ином случае он считался Героем. Убийства, грабежи, насилия не бросают тени на облик Героя, так как не выходят за рамки общепризнанной морали.

Но вот он пытается вырваться из них и в тот же миг превращается в Антигероя. Эллада имела четырех абсолютных Антигероев. Это Сизиф, Тантал, Иксий и Титий. Им четверым боги определили особо жестокую кару, подвергая их в Тартаре пыткам, которые скорее присущи христианскому аду, нежели тоскливому и скучному потустороннему миру эллинов. Что же вменяется им в вину.

Знай эллины такое понятие как грех, они верно признали б Сизифа величайшим грешником античности. Будучи приближен Олимпийцами, он не оправдал их доверия и вознесся слишком высоко, что само по себе величайшее преступление. Кроме того - об этом античная традиция вспоминала неохотно, - Сизиф подсмотрел как Зевс совращает Эгину. Хотя эллины, так же как и Олимпийцы, не обращали внимания на подобные "мелочи", но Сизиф очевидно пытался использовать этот факт для упрочения своего положения на Олимпе, за что и поплатился, перестав пользоваться благорасположением богов. Но он не успокоился на этом, продолжив череду своих преступлений. Завершил великий преступник свою жизненную карьеру тем, что дважды обманывал смерть, что справедливо считается вершиной его злодеяний. Злодеяние? С точки зрения античных эллинов - да. Но скажите, кто не мечтал обмануть смерть? Так что никакого явного криминала с точки зрения нашей морали мы не найдем. Он, конечно, действовал лишь в своих интересах, но не во вред прочим. Однако для древних Сизиф был ужасным преступником, ведь он пытался изменить предначертанное судьбой. Потому и наказание, назначенное Сизифу схоже с неотвратимым роком. Он катит в гору камень, который ОБРЕЧЕН не достичь вершины. Работа, не имеющая ни смысла, ни конца.

Второй Антигерой, Тантал, куда менее симпатичен. Он осквернил себя каннибализмом, причем каннибализмом преднамеренным. Но быть может убийство собственного сына и изготовление из его тела страшной трапезы было бы прощено богами - они прощали и не такое! - однако Тантал попытался накормить этим блюдом врагов, подвергая тем самым сомнению их дар всевидения и делая их причастными к человеческим прегрешениям. Этого ему не простили. Как не простили и гордыни. Ведь желая похвастать своей близостью к богам Тантал:

…похитил у вечноживущих

Для сверстных себе застольников

Нектар и амвросию,

В которых было бессмертье.

[из Пиндара]

Иксий и Титий пострадали за гордыню. Оба Антигероя имели дерзость возжелать богинь, что не было богоборческим бунтом, но считалось величайшим кощунством. Хотя они не смогли осуществить задуманного, боги заключили их в Тартар, назначив страшное наказание.

Но заметим. Антигерой хотя и совершает омерзительные поступки, но все же он не преступает определенных границ. Он может противопоставить себя богу, но не идет против рока - в понимании эллинов это не одно и то же, ибо боги сами зависят от рока. Стоит человеку восстать против уготованной ему мойрами судьбы и он мгновенно превращается в Бунтаря, который нередко отвержен от общества еще в большей степени, нежели Антигерой. Типичный пример этому - Беллерофонт. Поначалу - отважный, удачливый и любимый богами Герой, победитель химеры, солимов [солимы - мифический народ] и амазонок. Действуй он и далее в том же духе и быть ему в одном ряду с Гераклом, Тесеем и Персеем. Но Беллерофонт внезапно совершает поступок, резко меняющий его судьбу. Он решает сокрушить косность традиций, нарушив покой Олимпийцев в их собственном доме. Он отваживается на это, хотя прекрасно знает, какая судьба постигла Ота и Эфиальта [От и Эфиальт - внуки Посейдона; славились непомерной силой и гигантским ростом; угрожали богам взгромоздить на Олимп Оссу и Пелион и достичь таким образом неба; были убиты Аполлоном], решивших поспорить с Олимпом. Беллерофонт предстает пред нами как богоборец в самом чистом смысле этого слова, хотя цель его состоит вовсе не в свержении богов, а в возвышении человека до бога, создании богочеловека, равного олимпийскому человекобогу. Может быть, это была первая мечта о сверхчеловеке, что будет так сильно волновать умы потомков. Поступок Беллерофонта великолепен, так как он не ищет корысти себе подобно Сизифу и не жаждет осчастливить человечество, подобно Прометею. Он просто желает возвысить себя как ЧЕЛОВЕКА.

Поступок этот более величественен, нежели содеянное Прометеем. Ведь титан нес людям знание, Беллерофонт хотел дать веру в собственные силы. Он не призывал к свержению богов, но хотел сломать старую мораль, что в конечном счете было равносильно покушению на веру. И потому с ним поступили наиболее жестоко. Из него не сделали мученика подобно Титию или Прометею, его превратили в ничтожество, изломанного калеку, наглядное напоминание всем, что может сделать с Бунтарем божественная воля.

В одном ряду с Беллерофонтом стоит Прометей, его мифический предок, совершивший быть может самый дерзкий поступок. Титан вопреки воле Зевса подарил людям огонь и знания. Его вину многократно отягчало то обстоятельство, что он был провидцем, а значит знал о последствиях своего деяния, но тем не менее пошел на него. Это был бунт не только против верховной власти, но и против провидения. Бунт Прометея был страшен еще и потому, что титан пытался опереться на людей, выйдя таким образом за рамки дозволенного, так как боги в междоусобной борьбе имели право рассчитывать лишь на собственные силы и на мощь сотворенных ими чудовищ. Прометей преступил этот закон, признав таким образом человека равным в отношениях с богами - немудрено, что его поступок казался древним эллинам верхом кощунства. Но странно - со временем Прометей был "реабилитирован". О нем вспоминали все благосклоннее, а позднее Зевс вообще пожелал помириться с ним и даже взял его на Олимп. Вполне очевидно, что здесь античная традиция пытается выйти из тупика, в который сама себя загнала. С одной стороны Прометей - отчаянный богоборец, Бунтарь, с другой - он дал людям знание. К тому времени религия уже не могла не считаться с наукой, значит Прометей должен был быть прощен.

К Бунтарям следует отнести еще двух мифических героев - Тесея и Пирифоя. Осмелившись противопоставить себя богам, они преступили черту дозволенного смертным и понесли кару. Однако позднее возвеличившимся Афинам потребовался свой персональный Герой и потому Тесея, который, напомним, был афинским царем, "реабилитировали". Геракл вывел его из Тартара. Пирифой же остался Бунтарем, хотя отношение к нему стало куда более сочувственным.

Рассмотрев Критерии, определяющие образы Героя и Антигероя, приходишь к странному выводу. Религия эллинов, столь легкая, изящная, человечная, самым страшным преступлением признает отнюдь не убийство или клятвоотступничество, а бунтарство. Именно бунтарство, а не богоборчество, ведь среди Бунтарей не было богоборцев в истинном смысле этого слова. Никто из них не собирался свергнуть Зевса и Олимпийцев. Они желали вмешаться в предначертанное, сломав таким образом установленные традиции. И каким же косным, догматичным, столь похожим на ортодоксальные мессианские религии, предстает мир Олимпийских божеств, теряя свою первозданную прелесть. И уже не смеется в зеленых кущах озорник Эрот, и не плещутся в ледяных родниках непостоянные нимфы, и не шествует Силен, весь увитый виноградными лозами. Мир застывает, а похожие на людей боги приобретают монументальность. И уже трудно отличить Зевса от Гора, Яхве или Христа. Они рознятся внешне, но суть их едина. Это монорегилия, закованная в цепи предначертаний.

И наступали иные времена, когда Бунтарь уходил в никуда, а его место занимали лживые идолы. На смену гармонии шло прикрывающееся маской слабости ханжество, шелест зеленых листьев сменялся стуком топоров, на ломкий мрамор статуй ложилась тяжелая тень несколоченного еще креста. Архаичный мир уже агонизировал, сам не подозревая об этом. Боги, подобные людям, уходили в прошлое, уступая свое место распятому, человеку, сошедшему на землю под именем бога.

Но все это было впереди. А пока летит на своем белокрылом коне Беллерофонт и стоят насмерть спартиаты. И человечество все еще восторгается силе и мужеству.

И да славится имя отчаянного, дерзнувшего восстать против предначертанной судьбы. ЧЕЛОВЕК - имя твое.

---

Дмитрий Колосов (aka Джонс Коуль), «Атланты. Воин»

Писалось в значительной степени под впечатлением от драмы успеха катастройки (первое издание — 1996 год).

Там (строго говоря, не только там) ещё есть. ☺ Если кому интересно, могу продолжить ряд.