Северные Воды. Наше Море. I

Данный пост станет продолжением изложенного в предыдущей части Северных Вод. 
Это не повесть о новых городах, это скорее некие обрывочные комментарии к уже описанному Мифу, иллюстрацией которого выступают самые разнообразные события, сами будучи освещаемы через Миф.  
 

  Высказанная в первой части идея, касалась аспекта времени, в его частности, отраженной в земле. По сути вопрос наличия отступающих или наступающих вод, есть лишь частность. Она имеет значение только, когда может быть сравнена с чем то еще - в данном случае с нарративами истории - описательными схемами, прокладывающими мостик из подсвеченных событий, на которых должно сосредоточиться внимание их воспринимающего. Сама методика не зла, ни добра. Этот метод изложения есть упрощенный способ мыслить, доставшийся нам от времени, когда они еще были самими собой и обладали возможностью проявления себя в мире. По большому счету мы живем в пространстве их умысливания и будучи мертвыми, они оставили нам свои мертвые мысли, сами же став частью собственного умысливания - та самая загадочная рекурсия, позволяющая видеть себя в себе.

   Одной из составной частей умысливания этого прошлого, было ухождение от линейного мышления и переход к логичности последовательности событий. На деле, эта кривая фраза лишь эфемизм для вещей выходящих за рамки истории как таковой. Нынешняя литературная практика излагать некие объяснения и перечни людей и событий в некую связную ткань повествования - лишь частность от искусства рассказа. Умысливание прошлого шло совсем иным путем. Мы словно складываем листок бумаги, из которого, однообразного и плоского в начале, получается разная замысловатая фигурка - где каждый беря один и тот же листок, слагает его в свою фигуру. Эта фигура умысливания, одновременно плоский листок и множество вариантов других фигур. Это ткань времени, которую нынешний механистический разум, пытается свести либо к плоскому листку, либо к одной фигуре, которую он мыслит "правильной" и называет "истина". Но что есть истина в этом контексте? Начатая Декартом революция ума, сама по себе есть обманка - ее фигуры созданы так, чтобы отвлекать внимание больше, чем привлекать. Мы видим как некий мыслитель борется за свободу от теологии, богооткровения и за право рассуждать о вещах, ранее считавшихся неоспоримыми. Но мы не видим обратной стороны этого процесса - а ведь он на поверхности. Способ мышления и способ восприятия того времени - был иным. И речь вовсе не о картинке мира и о мировоззрении. Речь, если так уж примитивно сказать, о том каким способом тонкая ткань нейронов была способна генерировать сигнал, становившийся мыслью. При кажущейся странности этого заявления, именно оно способно объяснить аристотелевскую одержимость движением и покоем, равно как и само декартовское - из мысли я постигну истину. Иными словами, ранее, мысль не считалась достойной внимания и только чувства и ощущения могли "говорить". Мы, привыкшие к миру мыслей и внутреннего диалога, даже не представляем как это жить через ощущения и чувства вне узды ментального диктата. Но, что там мысли. Маленькая Голландия, бывшая оплотом свобод и прогресса, определившая весь строй XVII века, сама по себе воспринимаема исключительно через призму жестких нарративов. Они общеизвестны - дикие испанцы угнетали трудолюбивых голландцев, те восстали и 80 лет шла война, пока торговая республика не победила в этой неравной схватке. Так привыкли говорить. Но не привыкли говорить, что в прямом приближении, Голландия, никогда не была составной частью Испании.  Сама Испания была коллекцией из корон и земель под эгидой швабского дома Габсбургов, немцев по крови. Сами Габсбурги были далеки от иберийской культуры и традиции, будучи по духу и плоти магнатами рейнских вод. Их "испанцы" - пушечное мясо, загнанное из обширной иберийской колонии, решать сугубо личные интересы в контексте бургундского дома. Испанский язык - все тот же гало-римский диалект, ставший в основание языков романской группы. Союз бургундцев и франко-анжуйцев Британии, по сути продолжился в той же мере, став союзом Голландцев и Англичан - двух новоиспеченных наций, продолживших путь отделения от проекта общего дома - католического мира. По большому счету, Голландия была логовом пиратов и контрабандистов, плохо различавших понятия выгоды и государства - те же викинги, с большим уклоном в торговлю. Учитывая как голландцы хозяйничали в портах Испании, отгружая туда на своих кораблях зерно севера, даже во время боевых действий между Габсбургами и собственными войсками, стоит крепок задуматься о чем был спор. В равной же степени, спор Франции и Испании, стран с похожим языком, есть на деле спор вокруг Рейна - река как море и море как река, вот суть произошедшего в то время. Впрочем, это уже иная история.

   Смена принципов торговли, переход на денежную систему измерения движения товаров и богатства, вкупе с другими переменами - похолоданием, уходом вод, открытием нового  мира и развитием науки, вместе формируют канву событий, в которой кажется, будто бы наступил прогресс и прорыв. Но это лишь иллюзия нашего восприятия. Мы думаем, что это прорыв, потому что именно тогда возникла нынешняя система восприятия мира, Натуры, человека - как совокупном механизме, который движется однообразно и постигаем с помощью разума,  где сам разум  является критерием определения истины, ложности и картины мира т.к. именно разум оказался наиболее адекватным и приспособленным инструментом восприятия мира в том его состоянии, в котором он оказался. Но есть ли это прогресс, или следствие чего то, что произошло, разрушив не только прежние устои общества, весьма условно называемые феодализмом, но и нарушив баланс мира, той самой Натуры, изъяв из него нечто, бывшее дотоле осью самого существования? Возможно, на деле речь идет не о поступательном развитии, но о попытке собрать рассыпавшееся, составив из осколков новый грааль благоденствия, тот самый рог изобилия, который есть и угол и плоть mundis'а

  Время и его движение есть самое главное в этом ключе восприятия. О времени никто особо не говорил, так как оно в большей части мыслилось именно как часть мироздания и часть движения. Не от этой ли одержимости движением в чисто аристо-вском духе, 12 времен английских глаголов? Не потому ли мир - mundis, это и dynamic - движение. Тот, кто расщепил язык и раздал малое на многих, мыслил категориями цельного языка, сотканного из явлений собственного мира. Язык говорит, даже если говорящие на нем глухи.

  Что если время воспринималось иными, как сфера, со своими начертаниями на поверхности, где сама поверхность была прозрачной, создавая калейдоскоп из видимого там и здесь. Смотрящий на сферу времени внутри своего восприятия оного,видел прошлое (или будущее), как лежащее ближе или дальше на поверхности, накладываясь друг на друга и создавая причудливые узоры одномоментного со-существования. Умеющий так видеть, обладал другим восприятием реальности и его настоящее было действительно тем, что движимо внутри этой сферы и его перемещения на ее поверхности, были бегом по времени. Достаточно сделать один шаг и сфера уже спроецирована на плоскость в желании определить, "прибить" время к земле. Философия? Абстрактная мистика? Отнюдь. Предположим, что это не только концепция, но и форма мышления и записи. Где сфера уравнена кодексу (книге), которая удобна нам для восприятия. Как прочесть объемное плоскому? Как перевести одни образы из одного системного языка мышления, в другой, разумный и последовательный, привязанный к плоскости временного восприятия? Разрезать сферу и разложить ее наподобие кожуры, снять длинный срез вдоль или усечь? Отслоить ее внутренние оболочки или проделать шунт до самой середины?  Это и есть то, как история была воспрнимаема и разложена, причина дубликатов и кажущихся повторов - на деле, это миры объемные, уложенные в прокрустово ложе плоского мышления.

  Подобное допущение лишь кажется странным и недалеким, но на деле, мы столь упорно привязаны к собственному ограниченному мышлению, что давно не видим очевидного, лежащего на поверхности, выискивая неких загадочных врагов, в то время как сами и есть враги любой правды. Привычное восприятие философии, сводит ее европейский дискурс к Аристо(телю) и Плато(ну). Но кто эти персонажи?

У них есть биографии, труды, сторонники, бюсты и биографы. Но разве сами их имена не есть опровержение нашего умысливания? Аристо-крат и Пл(у)т - Король и Шут. В данном определении, наивный дурак смотрящий на тени пещер и мыслитель правления,  есть категории определения не философии, но кастовых групп, после их разрушения, ставшие знаменами мысли. Сие так же есть определение не принимаемое историей нарративов - каждая группа в прошлом имела свой собственный образ мыслей, прописанный не только в языке кодировки их психики\сознания\мышления, но и иную форму генерирования этого самого сознания, что определялось именно врожденным качеством, усиленным или приглушенным, тем, или чем, что имело имя TH, являло собой явление определяющее форму пространства и времени в том, что называют Европой. Сутно, это и есть ось времени и ось истории в нынешнем ее понимании. Все остальное, совокупность людей и событий, та самая плоть на кости, есть мякоть повествований, на которой постоянно концентрируются историки нынешнего дня. Они перечисляют нарративы, ища разумное определение происшедшему и описанием блеклых картинок, хотят придать им яркость, выдав золотишко за золото.  Недаром деньги, аргентум, серебро, есть и арго - тайный язык посвященных, имеющих доступ к сокрытому ресурсу. И мыслящие им, мыслят отталкиваясь от оси, в сторону прошлого или будущего, которое для них право или лево. Отсюда и  разночтения письма и начертания имен, где привязанный географически к одному месту, меняет свое имя, пересекая ось отражения. Потому то и серебро становится robery, открывая иные аллюзии, для знающих все кастовые языки. Ведь Роберт (Хроберхт), есть "сияние славы", а разве слава (берхт), не есть и tribe - племя? Что тогда слав-яне? Племена Иванов? Или племена новые? Или разбойники-робертины? Да и само slavery, наше рабство, не отражено ли в sla -ver, племя варов (рабов)? Они же воры и бурые. Они же, украденное племя\слава, сиречь бесчестие. Данное лишь попытка прочтения исходя из слов, системных слов, которые распавшись на языки, создают иллюзию самостоятельности, на деле будучи ее отрицанием. Язык вещь не этническая и в определенный момент, деление по внешним признакам, было замещено на языковое деление, дабы, если уж сменилась форма мышления и система генерирования сигналов, появились и способы кодировать сигналы, апеллируя к разуму на звуковой платформе - лишнее указание на сокращение спектра зрения.

   Если применить определение к прошлому, предположив, что наследники и последние из сияющих бастардов - орды дикарей. они же варвары Рима, пытались разложить сферы прошлого на новый язык мышления, то что получится? Будет ли ключ? Будут ли определения срезов? Чем станет катящаяся сфера? Возможно, она протянется как клубок ниток. Посмотрим на часть этих нитей, из которых соткан нарратив средневековой Европы.

     Падение Ангелов 1204 года (Византия) и Анжуйцев (Анжу-Анге-Анге(л)) того же времени (крах государства Плантагенетов\Анжуйцев при Иоанне Безземельном), на западе как отражение друг друга - Венеция Адриатики и созданная Франкия в новой стране на Востоке. Там это государства крестоносцев в Сирии, которая есть новая Штирия - созданная немцами-завоевателями в среде рабов (славян). Эта Штирия есть наша страна. Ведь страна и странник, есть все то же Штр, Шатер, покрытие - пространство закрытое и известное. Она же сатира богов. Те пародия на рай. Новый рай в долине Сены и Луары - Нейстрия франков - Наша Штирия в Галлии. Затем война двух гегемонов - дома Валуа и дома Плантагенет - наследников свободных франков и ангелов  - сияющих и отражающих свет. Нарративы говорят о долгой войне 1337-1453. На деле, любой студент знает, что эти искственно склеенные нарративы, есть три этапа трёх разных войн, где обезумевший Карл есть отражение все того же Соломона и есть вершина для Валуа, чье имя есть и Господин и Law - закон. Внутри этих отраженных нарративов, наново умысленных в контексте просвещенного столетия,  Людовик 11 есть отражение 14, что есть подсказка нулей. Их прозвища даны им исключительно для меток, а вовсе не для определения качеств. Читающий, что король Людовик XI был "мировой паук" - л'аранье универсаль, видет не интригана, но согласно кабале - луну правления Версаля. Что есть луна как не отражение солнца? Кто есть солнце Версаля как не Король-Солнце, четырнадцтый Луи, который законный Валуа, хоть для внешнего мира он Бурбон - благой Валуа (VL - BR). Впрочем аллюзии здесь могут длится долго и чтение скрытых смыслов открывает много из закрытого - но что делать с этим? Бурбон аки Хороший Вор или Раб Благородных? Куда вписать  эти вещи? В пустоту собственного незнания? Ведь стоит сделать шаг и отделить слои сферы от созерцания сферы и даты предстанут как объемный набор цифр, подвешенный, пусть и коряво, в пустоте. Те, кто создавал хронологию, отчасти помнили как было ранее и отчасти пытались с-имитировать это, но в большей части уже не понимали и не знали, как создать из муз гармонию. Вновь - логика действий над нарративом повествований - 1204, падение Города. 1305 - новый папа у франского короля. 1307 - падение храмовников. 1415 - констанцкий собор и спор о папах. 1517 - Лютер. 1618 - война за веру. Долгая история событийных нарративов, укладывается в короткий миг краткого, но связного повествования. Внутри этого осевого нарратива - папы сидят в Авиньоне и Риме одновременно, никогда не покидая последний. Тамплиеры - часть Ромейской торговой империи, ее колонии на Западе, а Реформация есть все тот же спор о месте святом, где спорящие спорят о прямом знании. Кому верить - жрецам утверждающим, что слышат бога или священным книгам, которые трактуются разумом? Это лишь пример попытки воссоздать состояние тех, кто создал наш мир. Лишенные своего мира, они пытались обжиться и приспособиться в этом. Отсюда их игры в историю.

   Что если время не одновременно для мыслящих иначе? Что если годы для них "идут" не от вращения солнца, но от шага бога по земеле, который видимо шагает по широтам и долготам, в одном месте определяя качества года 1600, а в другом в тот же момент нашего времени, в их времени, все еще 1590 или напротив, уже 1612? 

    Ведь меряющие магией духа меряют движение энергии и её эффект, тот самый шаг бога который как катится по земле и значит отсчет даты, это касание богом земли,  с произведением одинакового эффекта ощутимого теми, кто способен его воспринять. Время станет равным лишь тогда, когда исчезнет это прямое знание и видимое солнце, природа и разум, уравняют плоть одних и других, сделав время отсчетом дней, а не флуктацией силы. 

Умысливание времени более не было связано с землёй,  но с солнцем и шаг солнца и его света с его, солнечной тенью и есть время,  а не касание тени бога и его энергии земли и возбуждение этим самым точек явления проявления бога. Отсюда и смерть данной категории мысли в Чуме. 

     Таким образом, имеющиеся нарративы, как клочки вписываются в некую мозаику,которая в свою очередь создает ткань из которой кроится новое платья короля, новая аристо-кратия (где аристо - есть ощущение и движение), что есть познание мира через чувства в их новом мире, где узоры разрознены и их какофония уже не несет никакой смысловой нагрузки, подавленная шитыми сверху нитями новых смысловых переходов. Из набора фактов, событий и легенд, создается нечто новое, которое приобретает свою жизнь и становится собственным нарративом. Вновь таки - это вовсе не ложь в чистом виде. История это драматургия слова, а следовательно ее принципы подчинены все той же музовой гармонике и поэтому вновь созданная пьеса имеет собственный смысл для посвященных. Представим себе некую историю, где множество линий могут быть выведены в собственные сюжеты. Второстепенные персонажи под новым пером приобретают первостепенный смысл, а смысловые парадигмы прошлого описания становятся пустым звуком в новой реальности. Иной вопрос, когда переходы пьес уже утрачены и маски выдаются за героев, театр сменяется убежденностью в правдивости скоморохов, а язык становится мертвым инструментом из которого невозможно выбить священный огонь стихий.

   Это и есть смерть прошлого и падение Старого Режима, когда мифы богов, понятные в собственных аллюзиях посвященным 17 века, становятся картинками из голых\нагих тел для идущих вслепую. Драпировать наготу, значит покрывать собственное стеснение. Свои своих не стесняются...

  Их символ роза, с ее лепестками, которыми они определяли время. Стоит лишь представить, что время не линейно и умысливающие время, видят его в виде сферы, которая имеет геометрию расположения как систему координат помещения во времени. Этот подход кажется странным, но это единственное решение для прошлого, каким оно предстает. Тонны нарочито сходных моментов, есть на деле лишь отражения друг друга сквозь фигуры времени, а не намеренные фальсификаты как представляется некоторым критикам. Как разложить фигуру времени на стройные числовые явления, если умысливающий уже не держит в голове цельный образ и каждая точка отсчета уже не имеет свое место на  сфере? Лепестки розы, есть канвы времени, где еще стоит понять какой его край будущее, а какой прошлое - ведь смысловая нагрузка стоит первичнее хронологической. Поэтому события будущего могут забегать в прошлое и наоборот - они идут по розе, а не по солнцу. Ведь для раскрывающейся сферы или той фигуры, которая была определена для времени, прошлое и будущее есть существующими лишь в линейности измерения, когда одномоментные события лежащие на противоположных поверхностях фигуры умысливания, располагаются отныне не в системе координат, но в системе чисел\лет, что априори ограничивает их расположение и определяет их текущую координату исключительно в привязке к одному моменту.

   Раскрывшийся цветок, разносит своими лепестками точки соединения, разрывая ту самую логику событий и определяя ее в разные эпохи, словно разбросанный криптекс, который нужно собрать и выставить правильно. Шаг времени, становится шагом координат по сфере, где перечень событий подчинен совершенно иной логике умысливания, где время фиксируется с помощью широты и долготы и только потом обретает свой нанизанный, нарративный смысл. Идя вдоль лепестка, идущий, идет вдоль события, выделенного раскрытием в некую фабулу, историю, линию, которая становится живой сама по себе, но оторванная от целого, от all, от шара\ваала\b-all, сохраняет грани схожести, но утрачивает сочленение. Именно эти грани схожести, швы соединения и заставляют предполагать будто мир полон фальсификатов. На деле, сие искусство кройки нового платья для короля, есть тайное искусство определения линий мира. Посему кричащий, что король голый, определяет зов для избранных, но внешние профаны, не понимают о чем он. Большее, что они увидят - намек на отсутствие родословного древа у названного монарха и слепость окружающих, готовых притвориться, будто бастард бастарда, есть замена прежнего roi, который в отражении есть lois, law, закон прописанный от памяти прошлого.

   Отвлекшись, вернемся к времени. Чтобы увидеть сказанное и услышать имена и даты, стоит представить себе нечто, явленное как сфера, в которой записан цикл и прописаны линии сосуществования, где каждый род и каждое племя, вплетены в место и проекцию, связаны между собой и умыслены как существующее в пространстве, умысленном существами для которых прошлое и будущее, равно как и их настоящее, есть одномоментное существование, определяемое лишь перемещением по сетке координат внутри линий мира, которые они видят иным взором. Ось нанизывающая, та самая белая кость, костяк управляющий данной сферой циклом, есть то, что будет потом описано как нарратив и выведено отдельно в виде идеи рождающей монархию. Аргумент движимого, предложенный Аристо(телем), есть отражение из мира, где распределение движения и не-подвижности, было ключом к доступу внутри времени, которое осев, приобрело свою плотность, связавшись с плотью земли - то самое электро-магнитное поле, что на деле и есть удерживатель времени в нынешнем его понимании.

  От оси, где для каждой части мира, общего Domus, который определен как мир над миром, где Мир и Рим есть полушария бытия, отходят свои лепестки, раскрываясь в пространство, распадаясь от единого\all\al, в линии нарративов, которые сами есть контуры того, что назовут эпохой, эоном, периодом времени и начнут единые события в зависимости от их проекции относительно раскрывающего сферу, раскладывать на прошлое, будущее и происходящее теперь. Разложить прошлые шары, раскатать ваалов по земле, есть проще, чем увидеть куда положить будущее недописанной сферы. От сего, часть отсечется и будет сохранена для будущего в виде должного свершиться. Но перемены будут столь сильны, что будущее и ключ к нему будут утрачены и останутся только намеки на намеки, так как те, кто помнил ушли давно, а те кто постигал их умысливание, сами были ограничены и теряли свое знание, запутывая себя языком аллегорий и прямых ссылок, что становились непонятными идущими за ними. Понимающие Традицию не просто исчезали, но деградировали, умирая внутри своей плоти и теряя память. Все, что могли они сделать - зафиксировать прошлое в виде кодексов, правил и надуманного правила умысливания, не имея более возможности проверить истинность или ложность утверждения. Облечение в синие одежды и есть переход от прямого знания к разуму, который мог анализировать и исследовать, но был ограничен сам в себе, выводя собственное бытие из шума своего движения. Потому то синее и есть и белое и черное одновременно. Отсюда Декартово механистическое определение мира как некоего повторяющегося механизма, способного быть определяемым разумом как единственным инструментом познания. Все, что можно умыслить, подлежит умысливанию. Впрочем, здесь вопрос не столько в способности француза менять мировое восприятие, сколько в наличии нового инструмента, способного заменить чувственную систему схоластов, основанную на Аристовом определении, которое само по себе вовсе не античность, но срез первичных опытов эпохи полубогов. В сравнении с Новым Временем, сие было открытием высшего порядка. В сравнении с тем, на что опирался Аристо и его антогонист Плато, их рассуждения и диалоги, не более чем пародия. Говоря откровенно, сами их имена есть определители, данные для них как условных явлений, прописанных для прошлого из будущего, которое самое есть прошлое, но прошлое сферическое. Как сказать яснее? Что есть Aristotel и Plato в терминах звучания кабалы? Ars tout  и Flat. Искусство всего и Плоскость. Все то же воровское король и шут. Один пытается охватить весь мир, другой уплощяет видение, вкидывая оторванные от реальности измышления Идей и Богов. По сути, рисует картинки, плоские в своем конечном определении, сам будучи fra, братом - болтун без окончательной мысли, тот самый, что frets his hour upon the stage. Но это иная история.

   То самое время, развернутое в виде лепестков нарративного явления, позволяет представить грани персонажей, которые обладая именами, имен не имеют. Это умысливание позволяло видеть цельный образ со всех сторон, не деля мира на философии правого и не правого, но собирая все моменты и все акценты в единую симфонию звука, единственное что имело смысл для тех, кто пользуется своим мышлением как инструментом не отделенным от того, на что инструмент применяем.  Бумага появится позднее, равно как и попытки разложить хронологию, учение о времени, как проекции единой сферы, источника времени, на землю координат. Тот же Декарт по сути и стал родоначальником координатной системы в геометрии, профанируя то, что уже не имело значения. Исчезновение внешнего, делало бессмысленным цельное умысливание времени, распавшееся на историю и даты времен.

  Ведь об этом говорят их розы. Белая и Красная роза, это все тот же спор синих и красных галов, в их лунном толковании - где albe есть  blue и в то же время black. Отсюда, из сферичной проекции вокруг центрирующей оси, происходят эти начертания имен то в ту сторону,  то в иную. Все зависит от розы, которую держат ангелы. Те самые ангелы, которые породили истории о падших, отразившись в именах и государствах. Иных историй нет - белое и красное, вот единственный символ Европы. Говоря ан-гал, ан-жуец, ан-гер, стоить помнить, что это единственный остаток того, что некогда было их Галией, что далеко от представлений современных историков об их, исторической, Галлии.

   Забавно, но упование на галов, отразилось даже в утверждениях примата Галлии аки нынешней Франции во всем историческом мире Европы. Отойдя ото времени, стоит посмотреть на вопрос населенности и плотности населения. Минуя разные сказки о городах миллионниках каменного века и прочие мифы о тартариях, следует смотреть исключительно в сторону того, что есть так как обоснование прошлого на историях нарративного характера есть лишь игры в значение, имеющие сугубо утилитарную роль момента.

   Сам вопрос народонаселения никогда не имел никакого значения в системе мышления прошлых поколений фиксировавших историю, если только он не касался вопроса налогов. Вновь таки, собственно даже это не было главным, так как каждая эпоха и каждый правитель решали вопросы сборов по своему. Главным источником исследований о населении той или иной страны, начавшихся в XVII веке, были книги записей о рождениях и крещениях. Но и тут есть немалая доля ограничений. Эти книги ведутся лишь с XVI века, в большинстве как следствие Тридентского собора, имея цель определить в отдельно взятом приходе количество правильных католиков. Ту же цель преследовали протестанты, фиксируя своих прихожан. Это нисколько не указывает на реальную картину в ее динамике или статике. Учитывая, что иного нет, придется опираться на данный срез и сделать оценочную инвентаризацию территорий. Ведь в пределах прошлого, границы нынешних государств были изменчивы и размыты. Нынешняя Франция лишь к 19 веку обрела свои более менее стабильные очертания. Германия как государство сменило Священную Римскую Империю, бывшую куда больше по территории чем Германия. Италия была коллекцией мини-государств вплоть до середины XIX столетия. В следствии чего оценка населения привязана к ориентирам нынешних границ и весьма условна. Если взять 1600 как точку отсчета, то к этому времени, Франция имела около 18 млн жителей, Германия и ее сателиты внутри границ СРИ около 15 млн, Италия - 12 млн, Речь Посполитая - около 8 млн, а Иберия (Испания и Португалия) - около 10 млн. Скандинавия могла похвастаться 2 млн, из которых 400 тыс жило в Норвегии, а Дания и Швеция примерно по ровну делили оставшиеся 1,6 млн. Нет никаких четких данных по Балканам или Порте. Те же проблемы с оценкой жителей Московии, где в зависимости от намерений и представлений комментатора население может колебаться от 4,5 млн до 13 млн. Англия имела около 4,5 млн жителей, Шотландия и Ирландия по одному.

    Стоить отметить, что идея мерять значимость той или иной страны по ее населению, возникла лишь недавно и ранее это было скорее условное понимание тк первичны были атрибуты правления - просвещенность, династичность,  обоснованность и так далее.

  В срезе эти цифры указывают на относительную малочисленность всей Европы и даже внутри этого среза есть множество вопросов значения, которые опускаются за скобки в привычных нарративах. Эти нарративы, кочуя в популярных книгах и учебниках, могут быть десятки раз опровергнуты в специальной литературе, которую знает лишь узкий круг. В этом немалая часть проблемы изложения, когда спор может вестись об уже оспоренном и аудитория определяет дискурс, чье содержание на другом уровне доступа информации, уже бессмысленно и устарело.

   Вопрос значения исходит из акцентирования моментов узкого освещения. Ведь история это наука озвученная на словах, где как кажется, опущено намного больше чем написано. Романтизм 19 века породил манеру писать о чувствах и измышлениях героев прошлого, которые никогда не существовали вне пределов фантазий авторов. По сути, история как наука исследования прошлого, а не его изложения в угоду схеме нарративного доминанта, родилась не более чем столетие назад, даже тогда, утратив больше, чем сохранив. В определенный момент, корпус трудов с их долгими описаниями, перестал быть востребованным за пределами узкого круга специалистов. Многостраничный труд Гиббона о падении Рима, издавался достаточно долго, чтобы быть прочитанным постепенно. Но кто сейчас его читает от корки до корки? Грегоровиус, после своей многостраничной истории Рима в его средневековьи, решился на написание истории Тридцатилетней войны, но не справился с архивной частью - немец не понимал немецкого того времени и ему было проще выучить греческий и написать легкое чтиво про средневековые Афины. Оба труда так никто и не превзошел уже хотя бы  из сложности проверить тот же объем материала, исследованный Грегоровиусом и добавить к нему новые труды. Оторваться от нарративной канвы вытоптанной другими весьма сложно. Возьмем все то же население Европы.

   Внутри этой кальки, в динамике прироста, считается, что Галлия\Франция, была лидером по населению уже с начала императорского Рима - ее население было самым многочисленным в Европе. Во всяком случае после 1000 года, превосходство Франции оспаривала только Италия. И здесь тоже свои странности. Италия застыла на цифре в 12 млн начиная с позднего средневековья вплоть до конца Старого Режима. Своеобразный демографический гомеостаз. Странным образом, исследования проведенные французскими авторами, указывают что в период с 1500 по 1800 г, Франция так же имела более менее стабильный прирост населения по числу рождений в год, застыв после 1580 г на цифре около 1 млн. Германия, после 1000 го года, получила прирост с 10 млн к 17 и утратила свою численность после 1500 г. Суммируя, к 1800 г, каждый 4-й житель Европы был гражданином Франции.  Только с развитием индустриальной революции ситуация изменилась, когда Германия бросила Франции вызов. Восточные территории весьма запущены в этом состоянии. Считается что в Речи Посполитой на момент ее расцвета было ок. 8 млн жителей. Некоторые говорят о 11-12 млн. К моменту ее заката, в том что осталось от нее до первого раздела 1772 г, по разным оценкам было от 7,2 до 8-9 млн жителей. Литовское княжество и Коронные земли лидировали в этом вопросе. К 1600 г, Литва (ВКЛ), имела около 4-5 млн жителей, Корона - примерно столько же и оставшееся приходилось на земли Малопольских воеводств православного толка. Иными словами около 1 млн жителей жило на землях Киевского воеводства, Подолья и Волыни. К началу 18 века эта картина существенно изменилась и Подолье стало одной из самых густо-заселенных провинций Речи. Что однозначно указывает на миграцию и освоение новых огромных земель. Латифундии магнатов и дигнитариев Речи Посполитой тому прямое подтверждение. Земли таких удачливых "колонизаторов" как Конецпольский, могли лежать в пределах нескольких районах нынешнего административного деления. Лубенская "держава" Вишневецких и вовсе имела размах государств СРИ (как к примеру, Бавария) и могла потягаться с ними в размере и протяженности. Говорят, что Ярема Вишневецкий (внизу на портрете),

 сумел привлечь 200 тыс поселенцев на свои земли, немалая часть из которых впоследствии, станет опорой Хмельницкого в рокоше его войны. Отдельный вопрос - откуда пришли эти 200 тысяч и насколько свободны были миграционные процессы внутри Речи Посполитой, но это отдельная тема. Вот карта плотности населения городов Речи Посполитой на середину 17 века - войны, Потоп и Руина, еще только начались:
 

Восточные кресы скорее похожи на полупустынные равнины - прерии дикого востока, который будет назван Диким Полем. Ситуация спустя столетие -

Все тот же географический принцип расселения - пустующие болота Припяти, уплотненные и обжитые регионы Карпат и речных долин.
На эту карту неплохо накладывается карта владетельный семей Речи Посполитой:

 

 

Розовый цвет первых двух карт - королевские владения, фиолетовый - церковные земли. 
   О сути этих явлений вкратце уже говорилось. Впрочем, речь сейчас не о магнатской вольности, как отражении их рейха. Все же небольшое отступление сделать необходимо.

 Эти даты внутри пространства польско-литовского нарратива, условно отражают события, не имеющие никакого значения внутри собственно времени и явления. Это чисто условность - стоит лишь посмотреть как десятки князей Пястов, берут в жены неких Елизавет и повторяют одну и ту же историю отраженную однажды в боснийской принцессе, становится ясно, что весь круг Пястов, не более чем раскрученная спираль повторенная несколько раз - по не знанию, или по каким иным причинам, но явление это указующее на наличие единой династии, или семьи, которой вовсе не понадобились столетия для распада, но вся история их склок заняло не более 2-3 поколений, будучи весьма личным вопросом. Точно так же, этот же нарратив лег в основу сказаний о Рюриковичах, чье собственное имя есть не более чем искажение имени Олельковичей - последнего княжеского рода Киева, утратившего власть в конце 15 столетия. Равно как есть и свой Владимир Киевский - только из Ольгердовичей. (Внизу карта этих земель)

Это и есть линии нарративов, когда ребро одного сказания, становится остовом иного. Впрочем об этом позже.

   Еще несколько ремарок касательно народонаселения и демографии Европы. Сама по себе цифра населения не говорит ничего в отношении понимания сути происходящего.  То самое значение события, умалчиваемое постоянно и опускающееся за скобки. Стандартный нарратив выводит ум в перебор событий как неких отдельных флуктаций внутри заведомо прописанного ранга событий - ведь мы то знаем чем история закончилась. Если история начиналась...

   Густав Адольф, Лев Севера, на французские деньги высадился с армией в 14 тыс крестьян-шведов в Померании, дабы принять участие в Тридцатилетней войне.

Для военных действий это была не столь уж крупная армия, но здесь стоит принять во внимание, что общая численность населения Швеции по разным оценкам была около 800 тыс, а столичный Стокгольм имел на тот момент едва ли 7-8 тыс жителей. Еще один Густав, только Карл, с примерно такой же армией высадился в Речи Посполитой начав Потоп. Вновь таки, при всей ослабленности Речи, ее мобилизационный потенциал был несравненно выше, что нисколько не помешало шведам устроить фирменный развал страны, оккупировав значительную ее часть. Это и есть формат значения - усилия шведов были на пределе сил, в то время как Речь Посполитая была столь рыхлой и аморфной, что оказалась неспособной противостоять внешнему вторжению малой армии. Французы больше не содержали шведов. Наемники оплачивались исключительно грабежами. Чего тогда стоят истории о сотнях тысяч солдат и десятках битв на восточной границе? Либо армии Московии и Речи были одинаково слабы, либо масштаб событий несказанно преувеличен.

   Демография подразумевает понимание продолжительности жизни поколений. В среднем, признается что рост показателей начался совсем недавно.

Человек средневековья доживал едва ли до 30. Новое время считало средний возраст в 40-44 года приемлемым для средней продолжительности жизни. Только к началу 20-го века, срок жизни среднего европейца стал переваливать за 50 и более. Как тогда понимать сроки жизни и деятельности персонажей истории? Томас Гоббс прожил более 90 лет.За это время умерло и родилось три поколения английских крестьян.  То же верно в отношении Лейбница или другого "долгожителя". Куда вероятнее жизнь Декарта с его 54 годами. Спинозы с его 45-ю. То же верно и в отношении правителей - одни едва дотягивают до сорока, другие правят по сорок лет. Является ли это признаком фальсификации или небывалого долголетия? Как смотрел английский вилан на своего помещика, который проживал жизнь достаточную, чтобы увидеть как умирают внуки этого самого вилана? Что в этом значении есть цифры и имена? Чего тогда стоят таблицы, как та, что приведена выше, если никто не обращает на них внимания? Это долголетие персонажей с именами, есть признак божественного касания или расщепление хронологий, когда смена дат отразилась на переводе оных в иную систему измерения? Или мы говорим о явлении, которое и определяло сущность времени и процесса умысливания того времени, в позднем отражении перестав быть чем то уникальным. В конце концов прожить долго не так уж и сложно в нынешнее времена. Это не есть более чудо.

   Отдельный аспект демографии - проецирование на прошлое проблем настоящего.  Известно, что в начале 19 века этническая составляющая скажем Российской империи была несколько иной, чем ныне.

Эта карта скорее представление о зарождающихся нациях, чем реальное отражение тщательного исследования. Принятая концепция панславизма, равно как и пан-германизма, галликанства и тп  -измов, создала кажущиеся  массивы псевдо-монолитной этничности. Французский парламентарий времен Директории, утверждал, что на французском языке во Франции едва ли говорить десятая часть населения. Под "французским" он естественно имел ввиду парижский диалект. На вышеприведенной карте это никак не отражено, равно как и нигде не отражено распространение окситанского языка, который некогда занимал пространство от Венеции до Пиренеев. Некогда в Ломбардии говорили на провансальском так же массово, как сейчас на итальянском. Немцы до сих пор говорят почти на двух разных языках - нижне и верхне германском, отличия между которыми порой сильнее, чем между голландским и немецким. Это лишь малая часть иллюстрации того, что язык не есть показатель этничности или определитель центрирования мышления. Это лишь инструмент, не самый лучший, заполнить пустоту. Выше я уже говорил как немецкий историк Фердинанд Грегоровиус, нашел более легким выучить наново греческий язык, чем учить диалекты собственного немецкого времен начала XVII века. В такой же манере, современный русский далек от "славянских" языков.  Его начертательная часть куда ближе к английскому чем "славянскому". Достаточно лишь раздвинуть рамки восприятия -  вопреки концепциям современных славянофилов, что русский есть язык праматерь всех языков, на деле все куда сложнее и русский есть суржик иного вида, равно как и английский, что указывает на его инаковость и привнесенность. Это старые новые арго, построенные в попытке воссоздать системный код, в отличие от гальского пути, основанного на звучании речи. Новые арго, новые аргонавты - имели письменность. В этом их отличие от визуалов, в этом их собственность и скрытность.  Недаром исконные языки валдайский равнины, этой Мегарии, великой земли, были вытеснены и уничтожены. Внутри остались чужие слова - Хазария, Волга, Русь - Casa d'or, Blue, Riche. То, что видится как великий финский ареал языков - которые действительно отразились в русском весьма широко, особенно в его матерной части, есть не более чем указатель на "смешение народов". Это путь в никуда, результат XIX века с его фиксацией на письменной речи и навязчивым желанием перекодировать старые смыслы через языковые схемы. Эти копья преломления, которые бьются вокруг данной территории, чей титулаж остался прежним, но искажен для профанов. По сути, слова Рейх, Речь (Посполитая), Рес-публика, Русь - все есть одно и то же отражение, оставшееся в украинском как рух (движение), riche (богатство) в нынешнем французском, в своей ипостаси исхода в новые земли. Того самого похода за синей птицей, которая есть блазон благородных - blue oiseau nubile, что есть и синяя птица зрелости, и господская кость и много иных аллюзий, доступных тем, кто говорит на языках - убежденность нынешней филологии в замкнутости круга языка, рождено лишь тем, что язык был положен на бумагу и каждый смысл звучания, был закреплен, превратившись в мертвые буквы и мертвые символы.  Мыслящие время, едва ли мыслили плоской семантикой. Но здесь нет простых ответов. Очевидно, что одни говорили синяя птица, другие белая кость - по звучанию это одни и те же слова (блю уазо, альба осе). Только письменная речь зафиксировала различия, на которых намеренно сфокусировали ум. Впрочем, намеренно, не значит, что из злого умысла.  Ата Тюрк придумал турецкий язык нынешнего разлива, движимый де-османизацией и де-исламизацией, его созданной Турции. Ныне, все привыкли говорить об Османской империи как о Турции. Вновь таки, исключительно на основании языка, напрочь игнорируя факт мульти-этничности сообщества Порты. Тот же факт присутствует в иных странах. Наличие латыни не есть подтверждение наличия Рима. Русский Петербурга навязан "чухонцам" по той же причине, почему Григоровиус не понял немецкого прошлых веков - проще обучить новому новых, чем биться со старыми в пространстве троичных смыслов. Нынешние потомки этих чухонцев свято верят в допотопность их языка. Сие правда лишь в отношении проекции языка как чего то инородного, но правда и в ином. Носитель языка вовсе не есть его родитель.  Он лишь инструмент и во время иного способа умысливания, именно наделение языком было способом передачи смыслов. Во время отсутствия компьютерных систем, флешкой для хранения, была биологическая структура, в данном случае население.

  Это никем не сокрыто и лежит на поверхности.Хочешь что то спрятать - положи на самом видном месте. Истинно это и в обратном умысливании - когда привычные явления стали таковыми ввиду намеренного отказа их изучать. Есть, потому что оно есть. Никто не хочет открыто сказать,что лествичная система наследования, созданная Пястами и спроецированная на ранних Рюриковичей, уместна лишь в цикличной модели и есть отражение смены сроков наместников. Второй аспект - только при условии краткой физической жизни, наследование дядьями имеет смысл - так используется самая старшая и самая опытная линия, пока младшая растет.

   В какой то мере, все эти маленькие нюансы, есть лишь блики литературных швов - вновь, между нарративом и явлением, лежит тот, кто создает нарратив и тот кто в него верит. В этом плане, явление становится заложником рассуждений тех, кто воспринимает само явление лишь как часть описания своего мира и принимает любое явление только в описательной форме. Можно весьма долго приводит примеры проекций и "дубликатов". Так, известная история про полоцких князей бегущих в Византию, рождает целую литературу о культурных и прочих связях Полоцкой Руси и Ромеи. Но что, если на деле это лишь искаженная повесть о бегстве болгарских князей из города Плиски, столицы балканскай Волгарии? Перенесенная на северные просторы для заполнения "контента" и создания своего варианта истории дабы не было пустоты. Впрочем, пустоты и не было - никуда не делись ни живущие, ни умершие. Но стоит избавиться от навязанного нарратива и что останется от представления? Подобное было уже описано в посте про немцев, где деревянный город-крепость Батурин, столица Ивана Мазепы, гетьмана Войска Запорожского и Сиверского и прочее, выглядит как поселение бронзового века. Не будь о нем данных - могли так и отнести к временам оным.

  Мигрант берет с собой культурные коды своей прежней родины. Если они наделены сакральным смыслом, они мигрируют так же. Подобно тому как соборы посвященные Петру или Павлу присутствуют в разных странах, это не означает множественность Петров и Павлов - это лишь указывает на схожие коды умысливающих. Собор Петра в Риме и собор Петра где нибудь в Бразилии - два разных мира и этноса. Отчего же Плесков-Бресслау-Плоцк-Полоцк должны быть признаком одной этнической группы? С другой стороны это маркеры нарративов, где каждая история создана для своего времени и места, а потом инкорпорирована в общий над-нарратив. Сие правда для любой истории.

   В прошлом посте было обсуждение нескольких идей. Вернее, были сделаны допущения.
Первое касалось сжатости времени - разброс событий на шкале официальной письменной связки нарративов, может на деле быть совершенно иным и являть собой клубок событий, произошедший в короткий хронологический период, но описанный таким способом, что его разложение в сменившейся обстановке, привело к растаскиванию дат, персонажей, событий в разные эпохи. Различная акцентация событий разными группами (для одних все, для других мелочь жизни), использование своих имен и способов музицирования, рождало иллюзию разных эпох и порождало разные мифы истории. Рассказанная в духе героической поэзии история викингов, отличалась от способа изложения в духе Клио. Но повествование могло быть одним и тем же. Немало добавили комментаторы и интерпретаторы, каждый из который пытался умыслить поколение прошлое через призму своего. Поэтому время и описание событий, вещь к которой стоит подходить осторожно и применять схемы верные для одной эпохи ко всем, неверно. В связи с этим я говорю именно о нарративах. Линиях, по которым знаются нанизанные цепочки событий, которые в официальной хронологии разорваны и сложены в некую мозаику с мнимой гармоникой, но на деле могущие лишь быть попыткой сокрытия и умысливания, вновь таки не всегда злого, но часто невежественного. Смена образа мыслей лишь добавила слепоты, а не убрала ее.

  Вторая мысль была куда проще - смена формаций контуров земли и вынужденные потери прежних мест обитания, вкупе с открывающимися возможностями для новых. Одновременно с этим, я говорил, что освоение балтийского пространства, было во многом освоением пустых земель, вышедших из ниоткуда, на которых схватились две цивилизации, два мира, один из которых проиграл и был инкорпорирован внутрь другого под видом "язычников" - дикарей, породив одновременно и множество под-миров. Ведь мозаика акцентов тоже менялась. Религия, войны, династии, родовые общины, возникновение городов, все это влияло друг на друга и порой создавала уничтожающие друг друга ситуации. Одной из центрирующих ситуаций, было не только изменение ландшафта земли, но и гибель мира Мифа, который оставил после себя знающих, но теряющих свое знание и не знающих, но обретающих способность познавать.

  Наступает тот момент, когда контуры событий уводят от привычного пейзажа описаний и приводят в пограничье определений. В свое время, идущий на восток поток галов, создал вначале Рейх, потом Res и наконец Русь. Внутри последней сошлись два моря - южное и северное, что отразилось в прожектах екатерининской эпохи, когда знающие еще помнили причины своего появления и суть явления. Однако, прошедшее время, создало свои линии нарративов. Принятая схема пан-славизма с пан-монархизмом, создала отвлекающую картинку, любовно выписанную Соловьевым, Ключевским и Карамзиным - их нарративы создали иллюзию познания прошлого. Но на деле, их задача была все та же - одеть короля, который был голым.

   Эти сшитые нитями куски повествований, в отдалении кажутся чем то целостным и привычным, но стоит лишь вытянуть нити, как куски тканей предстанут в своем не едином варианте, тщательно подобранные для сокрытия главного - кто кто в теремочке живет. 

Источник