Викинги, отвальный лемех, рожь и хомут - слагаемые цивилизационного успеха России

Очередной ликбез по древней истории России, а то у всяческих придурков раннее обострение, хотя до весны ещё далеко.

---

____________________________

Жозе Мануэль Баррозу в своём выступлении на Международной конференции «Евросоюз: возможности для партнерства» (21.03.2013) высказал воистину крылатую фразу: «Россия является континентом, хотя притворяется страной. Россия является цивилизацией, хотя притворяется народом» .

Этим афоризмом, истинного смысла которого явно не понял сам автор, интеллектуалы Запада сами подводят черту под схоластическими спорами на предмет самого существования Российской цивилизации: по их мнению, вопреки многим отечественным скептикам , она вполне себе существует и, как они сами чувствуют, представляет для них экзистенциальную опасность, потому как предлагает альтернативный и очень привлекательный образ будущего.

Главной проблемой в осмыслении исторических особенностей формирования российской цивилизации является серьёзное отставание представлений большинства современных гуманитариев об исторической реальности прошлого. Большинство из них, являясь зачастую «узкими» специалистами, плохо представляют себе истинную сложность социальных, экономических, политических и этнических процессов, происходивших на пространствах Восточной Европы и Евразии в древности и в средневековье, их, так сказать, механику. Это приводит к примитивизации представлений о прошлом, генерированию множества гипотез и оценок, которые имеют крайне низкую степень достоверности и вероятности случиться в реальной истории.

Начало российской цивилизации большинство исследователей связывает со становлением Древнерусского государства. С.М. Соловьёв справедливо указывал, что «государственность является высшим воплощением народного духа». Однако общим местом стало массовое заблуждение, что древнерусское государство было создано усилиями какого-то одного племени (или группы племён). Отсюда непрекращающиеся страстные поиски мифического племени русь и вообще мифической русской Прародины. В реальности же не народ создаёт государство, а государство спрессовывает в народ разрозненные и разнородные этнические общности.

В этой связи целесообразно привести самое корректное на наш взгляд определение государства, которое дал выдающийся современный российский политолог Ростислав Ищенко, развив теорию «идеального типа» Макса Вебера. По его мнению, государство – это надобщественная и внечеловеческая политическая сущность, обладающая диссипативными свойствами, целью которой является самовыживание. Но любое государство создаётся людьми для решения своих проблем, в первую очередь для защиты от внешней опасности и гармонизации всегда противоречивых интересов различных общественных групп, и существовать может только, используя ресурс общества, что приводит «к очеловечиванию государства». В идеальном случае государство «желало» бы вовсе обойтись без людей, потому как именно люди – вечный источник всяческого беспокойства, и вполне может так статься, что в недалёком будущем при условии прорыва в области искусственного интеллекта такая опасность радикальной дегуманизации государства станет актуальной.

Это определение государства в корне противоположно марксистскому пониманию государства как орудия эксплуататорских классов, потому как в этом случае государство умирает, ибо перестаёт выполнять свою важнейшую функцию гармонизации интересов групп и слоёв общества. Исходя из этого определения, государства в реальной истории являются чрезвычайно редким гостем: при ближайшем рассмотрении большинство так называемых государств оными не являлись, т.к. не выполняли своих функций, а были лишь декорациями господства олигархических семей, личных деспотий, тоталитарных сект и охлократических движений в самых разных пропорциях.

В истории России в отличие от большинства стран Европы и мира государство лишь на краткие по историческим меркам периоды оказывалось в кризисе и утрачивало способность выполнять свои функции защиты и гармонизации, но подчас героическими усилиями представителей самых разных слоёв общества неизменно восстанавливалось. Это дало повод многим говорить о врождённом «государственническом инстинкте» русского народа, а западным злопыхателям раздувать миф о якобы имманентно присущем русскому народу рабскому инстинкту покорности перед начальством. Русские правители в подавляющем большинстве умели подниматься над узкоклассовыми и личными интересами и блюли общегосударственную пользу в интересах всего населения страны. Фернан Бродель – великий французский историк – с нескрываемым восхищением писал о «дальновидной и предусмотрительной самодержавной власти российских царей и в особенности цариц», явно намекая на Екатерину II Великую, противопоставляя её слабой и коррумпированной власти французских королей, приведших страну к кровавой вакханалии якобинства .

Огромную роль в формировании основ российской цивилизации сыграли дружины викингов. Выходцы из Скандинавии запрограммировали политическую культуру России на добрые восемьсот лет.

Аксиомой, непреложной константой и в Скандинавии, и в России стал непоколебимый статус правящей династии: в отличие от Византии, где императорами становились зачастую люди совершенно безродные, а династии редко насчитывали три-четыре человека, в Скандинавии и в России претендовать на высшую власть мог только и исключительно человек, кровно связанный с династией, в Скандинавии – потомок легендарного Скъёльда, а в России – потомок Рюрика, которого большинство неангажированных историков отождествляют с Рориком («Славный правитель») Ютландским , который был племянником (по другим источникам братом) датского конунга Харальда Клака (Ворона) Хальфданссона, т.е. он также принадлежал к роду Скъёльдунгов . Даже избрание на царствие Михаила Фёдоровича Романова по представлениям людей того времени было восстановлением династии Ивана Калиты, так как он был внучатым племянником законной царицы Анастасии – первой жены Ивана Грозного.

Политическая традиция монополии высшей власти в руках одной семьи давала скандинавским странам и России огромное конкурентное преимущество в цивилизационной борьбе: политическое соперничество раз и навсегда ограничивалось лишь рамками одного семейства, безродные выскочки, сколь бы талантливы и удачливы они ни были, не имели ни малейших шансов заполучить высшую власть и легитимировать её, что давало обществу и государству некоторую гарантию от непрерывных внутриполитических потрясений. Печальный пример Бориса Годунова лишь подтверждает правило: легитимность его власти в глазах народа и элиты была ущербной, а стихийные бедствия после коронации лишь утвердили всех во мнении, что на Борисе нет Божьей благодати .

Монополия власти в рамках одной семьи также заложила невероятно живучую идею неделимости всей родовой территории Рюриковичей и абсолютной нетерпимости разделения страны на уделы. Даже в «просвещённом» XVIII столетии Екатерина Великая – природная немка с весьма сомнительными правами на российский престол – при разделах Речи Посполитой тем не менее ничтоже сумняшеся аппелировала к дединам и отчинам дома Рюрика как исчерпывающему аргументу на обладание Червенскими городами Южной Польши .

Уже в наше время партия власти в самом своём названии успешно апеллирует к вековому инстинкту политического единства – «Единая Россия».

Исторические обстоятельства возникновения древнерусского государства сформировали и такой элемент матрицы российской цивилизации, который Иван Лукьянович Солоневич назвал «народной монархией» , устойчивому политическому союзу самодержавия и широких народных масс против внешних врагов и «сильных мира сего» - всякого рода олигархов, внешне выражавшейся в несколько наивной «вере в доброго царя и злых бояр». Эта вера была невероятно сильна даже в конце XIX века, что доказал полный провал народнических кампаний по «хождению в народ», который оказался совершенно глух к агитации против царской власти. Русская народная монархия сформировалась в весьма драматических обстоятельствах раннего средневековья.

Любое государство в древности и раннем средневековье зарождалось на базе легко администрируемых сверхдоходов: Афины обладали серебряными рудниками Лавриона, Рим – соляными озёрами в устье Тибра, Генрих I Саксонский Птицелов – серебряными рудами Раммельсберга, Арабский халифат контролировал торговые пути из Европы в Индию и серебро Аш-Шама.

Люди на тогдашней государственной службе очень сильно рисковали, воюя и собирая подати, а потому и оплата их труда включала в себя значительную премию за риск. Экономической основой возникновения древнерусского государства стали речные пути – сначала Волжский, потом Днепровский, Западно-Двинский и Днестровский. Через территорию Руси в период VIII-XI вв. с арабского востока и из Византии в Европу был перемещён грандиозный товарно-денежный поток: только объём звонкой монеты по динамике выпадения кладов минимально оценивается в диапазоне 12-15 млн. северных марок серебра (203 г), т.е. от 2,436 до 3 тыс. тонн!

Непосредственной мотивацией многих сотен тысяч скандинавских юношей отправляться в составе дружин младших «морских» конунгов в опасные плавания в Аустрвег (Восточный путь) в Персию и дальше в арабские страны, в Миклагард (Константинополь) с бесценной пушниной, рабами и ирландским оловом, высокоценимым с эпохи бронзы, наниматься на военную службу к восточным владыкам было так называемое «Великое корчевание».

Скандинавский полуостров на протяжении тысяч лет постепенно поднимается над уровнем моря, примерно по сантиметру в год, и к VIII веку количество пригодной к хозяйственному освоению суши значительно увеличилось. Но мельчайшей ячейкой скандинавского общества в силу крайне сложного рельефа местности была не большая община, а малый хутор, а потому только своими силами осуществить весь объём работ по освоению лесисто-скалисто-озёрной целины малые семьи карлов (простолюдинов) не могли, необходимо было нанимать ватаги работников, специализировавшихся на строительстве хутора «под ключ», и оплачивать их труд звонкой монетой. Добыть первоначальный капитал, чтобы обзавестить собственным хутором, достаточно быстро можно было только, рискнув своей головой, отправившись в торгово-пиратский поход под началом одного из «морских» конунгов, которому не досталось удела дома. По всей Скандинавии по сию пору стоят сотни рунических надгробий с однотипными текстами: «Ула поставила этот камень по Снорри, он был великий викинг, плавал в Аустрвег и вернулся с добычей. Этот хутор поставлен на его деньги. Я и сыновья Бьёрн и Олаф скорбим о нём" .

Мотивация рисковать подкреплялась тем, что разница в ценах на серебро на Востоке и в Европе была тридцатикратной: на один дирхем в Багдаде можно было прожить один день, да и то впроголодь, в то время как дома в Швеции за один дирхем можно было жить постоем целый месяц на полном хозяйском пансионе. Одна удачная экспедиция на Восток могла обеспечить на всю жизнь, и даже стать основой благополучия детей и внуков. Лишь к концу Х века с открытием Раммельсбергских рудников в Саксонии и истощением рудников Аш-Шам в Персии и началом великой Смуты в Багдадском халифате разница в ценах стала сокращаться. Уже к концу VII века на Волхове и верхнем течении Волги возникли многочисленные опорные пункты скандинавских колонистов. Крупнейшим форпостом викингов стала Ладога (Альдейгьюборг), укреплённая территория которой была даже больше аналогичной территории Лондона!

Особо нужно сказать, что отечественные историки и археологи, изучающие сюжеты ранней русской истории, находятся под мощнейшим прессингом многочисленных самозваных «любителей древностей», полуграмотных лже-патриотов-активистов от истории, которые подвергают остракизму вплоть до судебного преследования и внесудебных физических расправ любого, кто кажется им норманолюбом и сторонником норманнской теории. Поэтому даже в сугубо научных статьях в узких специализированных журналах авторы вынуждены писать эзоповым языком, лишь единицы открыто и бесстрашно излагают свои выводы, как представители так называемой ленинградской археологической школы Г.С. Лебедев, А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов и московской лингвистической школы Е.А. Мельникова и Т.Н. Джаксон.

Все археологи, изучавшие поселения VII-XII вв. на речных путях Русской равнины в разное время и по разным поводам, были вынуждены признать один и тот же археологический факт: как только где появлялось поселение даже с минимальным объёмом скандинавских находок, так вскоре все селища вдоль речной магистрали на значительном расстоянии быстро запустевали. Даже такой ярый антинорманист, как Д.А. Авдусин, вынужден был к концу жизни признать, что вокруг древнего Смоленска (Гнёздова) в этот период была обширная зона отчуждения радиусом примерно в 50-70 км.

Люди бросали самые плодородные пойменные земли, которые унавоживались речным илом, и вынуждены были прятаться малыми группами в верховьях рек и даже ручьёв, скрываясь в лесной чаще от отрядов скандинавских грабителей – охотников за пушной данью и рабами. Крупными родами выжить в лесной чаще просто невозможно.

Выдающийся российский археолог А.В. Куза, посвятивший свою короткую жизнь учёту в пространстве всей совокупности древнерусских поселений и их динамики во времени, ярко и наглядно отобразил эту картину классического внешнего завоевания: большинство сельских поселений лесной зоны обнаруживается до сих пор часто случайно, состоят они из трёх-четырёх строений, имеют крайне скудный культурный слой, зачастую обитатели этих селищ боялись без острой необходимости выходить к рекам, а рыли глубокие колодцы для хозяйственных нужд .

Это внешнее завоевание осуществлялось силами не регулярного классического государства, а сетевой структурой – целым конгломератом дружин «морских конунгов», организованных в сложную иерархическую систему, где одни конунги лишь контролировали каждый свой участок речного пути (речные станции), обеспечивая проход дружин и караванов более знатных и сильных конунгов, другие контролировали узловые, стратегические, пункты – Ладогу, Рюриково городище, Городок на Ловати, Сарское (Ростов Великий), Тимерево (Ярославль), Белоозеро, Изборск, Гнёздово (Смоленск), Супруты на реке Ула и др. Взаимоотношения между участниками этого торгово-пиратского конгломерата не были безоблачными: археологически фиксируются следы стычек и даже сражений между ними. Так, например, раскопки городища Супруты, контролировавшего путь из Оки в Дон, где проживало около 300 человек, и его планировка была отличной от славянской, показали яркую картину варяжской междоусобицы – в боях обе стороны использовали сугубо скандинавские стрелы и были экипированы в ламеллярные доспехи северного типа . Обилие предметов скандинавского происхождения позволяет предположить, что городище было занято некой варяжской дружиной, превратившей его в административный центр и пункт сбора дани. Вероятно, данные викинги, конкурировавшие с другими группами за контроль торговых путей, находились в IX веке под протекцией Хазарского каганата, либо были хазарскими наёмниками, призванными охранять этот стратегический торговый пункт. В конце IX века городище было подвергнуто разгрому, что было, по-видимому, связано с походами Вещего Олега с целью устранения конкурирующих варяжских группировок и хазарского влияния, а также подчинения земель вятичей и северян .

В этой связи особо нужно остановиться на застарелом стереотипе восприятия древнерусской истории, воспринимаемом, как само собой разумеющемся, феномене восточнославянских племён, которые перечислены в летописи и известны любому толковому школьнику и студенту – поляне, северяне, дреговичи, радимичи, вятичи, бужане и т.д. В реальности археологически эти племена никак не фиксируются за добрых двести лет раскопок. Никаких «племён» на пространстве Русской равнины в VI-XII вв. не существовало.

Чтобы в этом убедиться, нужно обратить свой взор на племена западных славян: чехи, словаки, бодричи, лютичи, лужицкие сорбы, руяне, варги, мильчане, поморяне и др. имели на протяжении более пятиста лет чёткую социально-политическую структуру, устойчивую иерархическую систему поселений - городищ, капищ, селищ, хуторов – которые прекрасно изучены и дали исключительно богатый материал, показывающий, что высшая власть принадлежала патриархам – главам крупных родов (или союзов родов), которую они делили с развитым и многочисленным протосословием языческого духовенства, а военная аристократия западного славянства долгое время была подконтрольна родовой знати. Во многом именно устойчивость родовых структур и привела к тому, что генезис государственности у большинства западнославянских племён протекал даже в условиях постоянной военной опасности со стороны германских государств и «натиска на восток» очень медленно и тяжело . Ничего подобного гнёздам поселений бодричей с их знаменитыми круглыми крепостями на всей территории Русской равнины нет.

Все городища, приписываемые восточным славянам, при ближайшем рассмотрении оказываются стандартными факториями викингов, с большим количеством скандинавских вещей и прочего иноземного импорта, а, что самое характерное, с парцеллярной регулярной планировкой, когда первые поселенцы заранее разбивали территорию городища на стандартные усадьбы по типу «стрит-авеню» для будущих волн поселенцев. Такая планировка в корне отличается от родо-племенных центров, где отдельные усадьбы как бы отпочковываются от усадеб нескольких патриархов и как бы «жмутся» к усадьбам сородичей, и между «районами» родов всегда есть хотя бы небольшая ничейная нейтральная территория. Такова парцелллярная планировка Старой Ладоги и городища Супруты – несмотря на то, что между ними расстояние в тысячу километров по прямой.

Всё дело в том, что сама колонизация восточными славянами Русской равнины просто не могла осуществляться классическим способом – большими родами. Этому способу колонизации препятствовали как природно-климатические, так и военно-политические факторы.

Скандинавы начали освоение речной систем Русской равнины ещё в эпоху бронзы, о чём ярко свидетельствует, например, находка бронзовой статуэтки Будды II в. до н.э. и толстый слой скорлупы грецких орехов на усадьбе местного ярла около норвежского Киркенеса. Находки вендельской эпохи (550-793) исчерпывающе доказывают, что путь на Восток скандинавы освоили значительно раньше начала грабительских и завоевательных походов в Западную Европу . В этой связи становится понятным отсутствие классических родо-племенных княжений на большей части территории Русской равнины: селиться большими коллективами в пойменных долинах было крайне опасно. Если такие поселения и основывались, то они очень быстро становились лёгкой добычей пришельцев с Севера, и культурный слой просто не успевал даже сформироваться. Примером такого рода может служить восточнобалтское городище Тушемли Починковского района Смоленской области (площадка 35×32 м с валами и рвами), от которого получила наименование вся археологическая культура восточных балтов севера и востока Белоруссии и Смоленщины. Городищу Тушемли повезло просуществовать примерно 200-300 лет до 750 г. н.э., и погибнуть в огне пожарища от неизвестных врагов , а скорее всего от рук какого-нибудь отряда викингов.

Поэтому колонизация славянами русской равнины с самого начала не могла осуществляться с постоянной опорой на плодородные лёгкие в обработке пойменные земли, заселять можно было только ещё незанятые эколого-хозяйственные ниши, которые не использовались местными и давними обитателями лесной зоны балтскими и финно-угорскими племенами охотников и рыболовов – тяжёлые лесные подзолистые почвы водоразделов или надпойменных террас под защитой дремучих лесов.

Вероятно первые попытки славянской колонизации с опорой на пойменные земли, которые можно датировать началом VI века н.э. из Чешско-Карпатского региона через бассейн Припяти оказались неудачны: первопоселенцы должны были столкнуться с упорным сопротивлением балтских племён, уже занимавшие эту нишу, а при поражении отступать первоколонистам было особо некуда. Предпосылки для успешной колонизации лесных пространств сложились лишь к концу VI – началу VII вв., когда в ареале славянской прародины – Чешско-Карпатском регионе - произошла металлургическая революция: была открыта и масштабирована дешёвая и более простая технология плавки с помощью многоразовых малых домниц, что позволило в разы удешевить выплавку качественного железа, которое уже годилось для ковки стали из самого массового сырья – болотной руды .

Теперь не только большие роды, но и малые семьи смогли обзавестить минимально необходимым набором инвентаря для освоения лесной целины – топорами для вырубки и корчёвки леса и стальным плугом с отвальным лемехом для вспашки тяжёлых почв. Отвальный лемех имел важнейшее значение, потому что позволял запахивать вносимый в качестве удобрения навоз, в этом случае поле становилось старопахотным, его не нужно было забрасывать на 10-15 лет под новый лес, а всего лишь оставлять под паром на год-два. Это резко сокращало объём трудозатрат по расчистке новых полей от леса. И уменьшало число поводов для конфликта с местными племенами охотников и рыбаков, которым для пропитания одной семьи были необходимы подчас сотни гектаров лесных угодий. Но необходимость регулярно вносить навоз в пашню требовала и максимального рассредоточения населения, жить теперь нужно было рядом с полем, потому как транспортировка навоза на большие расстояния тогда была чрезвычайно трудоёмким занятием.

Второй предпосылкой славянской колонизации лесной зоны Русской равнины стала массовая доместикация лошади, чему способствовало опасное соседство с миром кочевников. Использовать в качестве тяглового животного в лесной зоне вола, как традиционно с эпохи неолита практиковалось в Римской Империи и странах-наследниках оной, было невозможно: низкие урожаи на бедных лесных почвах требовали увеличения пашни на одну семью против, например, надела в Италии в несколько раз – от 5 до 10! С помощью медлительного вола за короткий весенний период вспахать такой большой клин было попросту невозможно. Поэтому лишь успехи древнеславянского коневодства и изобретение классического хомута, облегчавшего труд лошади (усилие теперь приходилось не на шею, а на грудь) позволили за относительно короткий срок освоить огромные пространства .

И, наконец, третьей важнейшей предпосылкой колонизации лесной зоны стала ячменная революция. Массовая доместикация овса, ячменя и ржи славянами в середине I-го тыс. н.э. имела далеко идущие последствия.

Российскую цивилизацию можно смело назвать цивилизацией ржаного хлеба. Рожь, в отличие от традиционной для римского мира пшеницы, хоть и имеет значительно меньшую урожайность (не более сам-семь), но зато гораздо более неприхотлива и способна давать устойчивые урожаи даже при неблагоприятных погодных условиях. В деле овладения ячменными культурами даже викинги существенно (примерно на четверть тысячелетия) отставали от славян. Даже в XII веке ячменные культуры в Скандинавии выращивали либо на крошечных полях, либо и вовсе на огородах, а хлеб в любом виде и в XIX веке считался признаком роскоши, и досыта хлеба в Северной Европе не ели никогда. Долгие столетия основой рациона скандинавов была рыба и продукты скотоводства. Поэтому викинги и не смогли воспользоваться пустыми эколого-хозяйственными нишами Русской равнины: хотя в железе они недостатка не испытывали, но не обладали в достаточном количестве рабочими лошадьми и сильно отставали в ячменном зерноводстве. Наиболее массовой скандинавская колонизация была лишь в тех ландшафтах, которые типологически были сходны с родной Скандинавией, т.е. озёрно-речной ландшафт с развитой системой водных путей. Следы это колонизации сохранились лишь в антропогенном облике населения Новгородчины, Псковщины, Полужья и Верхнего Поднепровья. Выдающийся российский палеоантрополог Т.И. Алексеева указывала, что без учёта сильной примеси скандинавских переселенцев объяснить облик краниологических находок Северной Руси невозможно . Косвенным, но ярким доказательством существования значительной скандинавской общины именно в городах Древней Руси, является факт того, что в отличие от более позднего времени, основой рациона городского населения был не хлеб, а рыба! В последние годы появились лингвистические исследования, утверждающие, что на Руси возник особый диалект древнескандинавского языка . В целом огромное скандинавское влияние в аспекте материальной и погребальной культуры к настоящему времени у серьёзной академической науки (в отличие от «патриотической фолькс-хистори») сомнений не вызывает: с каждым годом появляется всё больше исследований, уточняющих и расширяющих степень взаимного влияния Скандинавии и Руси .

Сторонники антинорманизма справедливо заявляют, что импортировать государство невозможно, особенно, если дома, в самой Скандинавии, процессы государствообразования шли с существенным западыванием относительно Руси. Но если сравнить процессы генезиса государственности у западных славян, то большинство западнославянских племён, даже в условиях очевидной внешней опасности, так и не смогли создать собственные устойчивые государства, «застряв» на стадии военно-племенных союзов или вождеств, и в конечном итоге были захвачены германскими государствами и онемечены.

Исторические обстоятельства сложились так, что больше всех в создании регулярной государственности на территории Русской равнины в IX-X вв. была заинтересована именно скандинавская община, потому что только так можно было решить острейшие проблемы, стоявшие перед складывавшимся в сложном межэтническом синтезе древнерусским обществом.

Перед великими князьями остро стояла проблема гармонизации отношений, во-первых, внутри самого княжеско-дружинного слоя по дележу собираемой дани и иных доходов, во-вторых, предотвращению бунтов и восстаний даннического населения из-за злоупотреблений сборщиков дани, и, в-третьих, максимальному сплочению всех слов и групп населения перед лицом многочисленных внешних врагов при наличии, как писал В.О. Ключевский «распахнутых настежь границ».

В этой связи нужно вернуться к вопросу о сущности тех «племён», которые упомянуты в летописи, и которые исследователи некритично воспринимают в классическом виде, по умолчанию представляя вятичей чем-то похожим на бодричей или лютичей. Повторим, что за триста лет раскопок, ничего хотя бы отдалённо похожего на развитые родо-племенные центры западных славян на всей территории Русской равнины не обнаружено. Отсюда следует вывод, что либо таких центров (городище-капища-замки-селища-хутора) не было вовсе, либо они просуществовали слишком короткое время, чтобы оставить после себя значимый культурный слой.

В реальности летописные «племена» были не чем иным, как вождествами «словеньского княжья всякого», ватагами-дружинами разного рода предводителей бандитского облика, которые выполняли для господствовавших на речных магистралях викингов всю грязную работу по взиманию дани и поимке рабов. Об этом говорит даже общепринятая этимология «племён» вятичи и радимичи – от имён предводителей Вятко и Радима. Остальные наименования аналогичны территориальным наименованиям криминальных сообществ 1990-х годов в России – «ореховские», «измайловские». Летописцы, как правило, учёные греки, употребляли термин «племя» в широком смысле, без уточнений, которые бы сильно облегчили работу историкам. В Византии под «племенем» понимали любую догосударственную группировку, с которой Ромейской державе приходилось иметь дело. «Древляне», которых приводила к покорности княгиня Ольга, в реальности были конгломератом таких славянских вождеств под общим управлением скандинавского «полевого» (тут уместнее сказать «речного») командира Малдра, который контролировал торговый путь по Припяти в Польшу, и, судя по предложению заключить брак с Ольгой, имел и общерусские притязания. Именно из рядов этого «всякого княжья» впоследствии и сформировалось древнерусское боярство, которое также, как и младшие Рюриковичи, основывали собственные города, обзаводились собственным зависимым населением, опираясь на собственные вооружённые отряды.

События призвания варяжских князей, скорее всего, были связаны с бунтом целого ряда таких группировок, видимо, недовольных долей от добычи, оставляемой им скандинавскими конунгами, и резким обострением датско-шведского соперничества. Около 840 года Ладогу постигла катастрофа в результате вражеского вторжения, она гибнет в пожаре . В период около 840 - около 865 годов, значительная часть поселения превращается в пустырь. Другая часть отстраивается в традициях скандинавского «халле». Норманнское население привносит свои традиции (молоточки Тора и др.)

Призвание Рорика Фрисландского конгломератом знати Северной Руси было продуманным геополитическим решением сделать ставку на врага моего врага, уравновесить амбиции шведских конунгов, активизировавших в эти годы грабительские походы по всему балтийскому побережью, амбициями датской ветви рода Скъёльдунгов. Именно около 850 года Рорик оказался без удела, потому что в результате катастрофического шторма Дорестад – жемчужина Северной Европы - богатейший порт и ремесленный центр – был почти полностью погребён под дюнами, а устье Рейна сместилось в современный район. Поэтому дружина Рорика, чрезвычайно активного и очень амбициозного конунга, который в 841-873 гг. принимал самое активное участие в войнах между Западно-Франкским (будущей Францией) и Восточно-Франкским (будущей Германией) королевствами, и в домашних датских усобицах, что дотошно отражено в источниках, остро нуждалась в новых владениях. Поэтому ничего удивительного в том, что он мог принять предложение делегации от младших «морских» конунгов и «всякого княжья» словен, мери, веси и кривичей, и, как пересказывает Иоакимовскую летопись Татищев, «едва избрашася» (т.е. в спешке) прибыть в Ладогу, чтобы укрепить свою власть в своих новых владениях, нет. Тем более что связи между Фрисландией и Ладогой, судя по археологическим источникам (столовая посуда, украшения, погребения), были длительными и устойчивыми.

Призвание Рорика стабилизировало внешнеполитическую обстановку во всём Балтийском регионе на довольно длительный срок. Русско-датский союз просуществовал вплоть до начала XIII века, многократно подтверждённый матримониальными браками между Датским домом и домом Рюриковичей .

Для новорождённой династии было также чрезвычайно важно стабилизировать на долгосрочной основе и внутриполитическую ситуацию. И единственным системным решением тут могла быть только массовая христианизация. Единая мировая религия и единая церковь, с одной стороны, на принципиально новой основе легитимировала верховную власть Рюриковичей, как помазанников Божьих, а с другой предоставляла универсальную технологию разрешения острых внутренних конфликтов. Есть неопровержимые доказательства того, что Рорик Ютландский принял крещение не позднее 863 года, т.к. в письмах Реймсского архиепископа Хинкмара он предстаёт как христианин. Академик Д.С. Лихачёв неоднократно писал, что мотивация к принятию христианства у скандинавов была значительно сильнее, чем у всех прочих этнических групп древнерусского государства, по той причине, что викинги волей-неволей вынуждены были за годы дальних путешествий и драматических обстоятельств той опасной эпохи подниматься над заскорузлым языческим мировоззрением, и естественным выходом из неизбежного духовного кризиса было принятие более совершенного мировоззрения – христианства, ислама и даже буддизма. Вещи-гибриды – молоточки Тора, стилизизованные под православные кресты – и копии личных предметов культа говорят о постепенном проникновении новых религиозных идей в среду викингов. Проблемой было то обстоятельство, что новые волны выходцев из Скандинавии, отправлявшиеся в поисках добычи и славы, были носителями дедовских языческих верований, и разбавляли ряды своих сородичей, которые уже сменили веру. Эта «свежая норманнская кровь» существенно тормозила процессы христианизации. Хрестоматийным примером является летописное свидетельство об увещевании Ольгой Святой своего сына Святослава (Свендрслейва – «Молодой наследник») принять христианство, и его отказ, мотивируемый тем, что дружина будет над ним смеяться.

Но логика исторического процесса, острая нужда в единой и надэтнической идеологии, взяли своё: князь Владимир (Вальдемар – «Великий силой») крестил Русь в 989 году.

И в этой связи необходимо чётко и недвусмысленно заявить: Русь с первых же веков своего существования была более христианизированной, чем католическая Европа и православная Византия. Вопреки широко распространенному заблуждению, христианизация Руси проходила довольно быстро и практически бескровно. Отдельные эксцессы («Путята крести огнём, а Добрыня мечом») не должны вводить в заблуждение: мельчайшей ячейкой древнерусского общества к началу XII века стал церковный приход.

Это доказывается хотя бы тем фактом, что монгольские ханы вынуждены были при организации господства над завоёванной Русью опереться именно на церковь, потому что только она сохранила хоть какие-то управленческие структуры, подчеркнём, в «медвежьих углах», куда массово пряталось население после монгольского нашествия, которое имело все признаки апокалипсиса. А для конца XIII – начала XIV века говорить о церковном приходе как доминирующей форме самоорганизации русского общества можно уже безо всяких допущений, столь обширна источниковая база .

Вовсе не поместье и вотчина, как по умолчанию считали и считают историки-марксисты, а именно церковный приход был непосредственной ежедневной формой общежития селян и горожан средневековой Руси! Поместье и вотчина оттесняют церковный приход на вторые роли лишь со второй половины XVII века, и окончательно становятся основной формой социальной структуры лишь во второй половине XVIII – первой трети XIX вв.! Это видно хотя бы по датировке основания господских усадеб. Бояре, дворяне, дети боярские жили компактно в городах и замках, а их вотчины и поместья были очень долгое время условной, расчётной величиной! Зачастую одно село могло принадлежать сразу нескольким дворянам, или несколько сёл (или даже их доли) - одному. При этом происходит непрерывный делёж и переделёж земельных владений по длинному перечню причин: от убыли из-за потерь в войнах до внутриполитических конфликтов. Лишь очень малая часть феодалов жила рядом со своими мужиками в собственных усадьбах.

Совершенно неслучайно обычным наименованием селянина на Руси было слово «крестьянин». Оно отражало глубинную суть и организации социума, и его господствующее мировоззрение.

Вторым доказательством достаточно быстрого процесса христианизации Руси является крайне скудная, можно сказать, отсутствующая источниковая база по восточнославянскому язычеству. Сложилась скандальная ситуация: при ближайшем разбирательстве оказывается, что чрезвычайно многочисленные академические труды и неоязыческие поделки фолькс-историков основаны на пустоте: глухих пересказах пересказов, смелых интерпретациях вышивки рушников, необоснованных аналогиях и просто наглых фальсификациях. Всё, что записывают в фонд источников восточнославянского язычества, на поверку оказывается явлением совершенно иного порядка – простонародной христианской демонологией !

Восточнославянское язычество умерло, не родившись. Виной этому стала уже упоминаемая вынужденная рассредоточенность славян-колонистов. Силами малых коллективов, пусть и многочисленных, и быстро увеличивающихся в числе, но разрозненных, прячущихся в лесной глуши от грабителей и сборщиков дани, постоянно перемещающихся в лесных дебрях, было совершенно невозможно самостоятельно аккумулировать хоть сколько-нибудь значительный прибавочный продукт для прокорма сословия волхвов, которые так и остались маргиналами-отшельниками. Они не смогли языческие верования восточных славян оформить в устойчивую традицию, систему взглядов, желательно в письменном виде. Языческая традиция древней Греции и Рима благополучно уцелела, несмотря на жестокие многовековые гонения церкви и государства, потому что это был мощнейший пласт культуры, которым само новорождённое христианство было вынуждено пользоваться как фундаментом. Языческие пережитки западных славян даже в XVIII веке были головной болью для католического и протестантского духовенства Германии.

Опираясь на церковь и на широкие слои населения князья Северо-Восточной (Великой) Руси смогли к концу XII века в целом подчинить своей воле мятежное боярство, создать довольно устойчивую политическую конструкцию «народной монархии»: Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо летописец называет «самовластцами земли Русской», используя этот термин в положительном смысле. Другим землям Руси повезло гораздо меньше, что обусловило их драматическую историю: Юго-Западная (Галицко-Волынская Русь), Киевщина и Новгородская и Псковские боярские республики столкнулись с резким ослаблением княжеской власти, ростом влияния олигархических группировок знати, что привело в конечном итоге к их ослаблению и даже поглощению внешними силами (Галич и Волынь).

Причиной катастрофического поражения русских княжеств от полчищ хана Батыя и дореволюционные, и марксистские историки дружно объявляли «феодальную» раздробленность, по аналогии с Западной Европой, но эта точка зрения не выдерживает проверки фактами. Власть Юрия Всеволодовича, великого князя владимирского, была вполне себе самодержавна. Владимиро-Суздальская Русь переживала процесс стремительной централизации, уверенно заявляла притязания на весь Волжский путь, ведя непрерывные войны с волжскими булгарами, смогла смелыми дальними походами в степь замирить половцев, грезила о возвращении «дедин и отчин» Тьмутараканского княжества (Тамани). Причиной поражения стало подавляющее численное, организационное и военно-техническое превосходство державы Чингизидов. И то победа далась Батыю немалой ценой: в битве под Коломной погиб вместе со всем своим туменом сын Чингизхана от второй жены меркитки Хулан хан Кюльхан, а при взятии маленького Козельска потери гвардии Батыя – тумена «бессмертных» оказались столь велики, что монголы прозвали Козельск «злым городом» .

И вновь российская цивилизация выжила благодаря умению русских крестьян вести хозяйство в лесных чащах. Жизнь на плодородных открытых опольях Владимирщины на долгие десятилетия стала предельно опасной. Только во второй половине XIII века летописцы фиксируют 14 крупных карательных экспедиций Орды и 156 мелких грабительских набегов!

Северо-Восточная Русь распалась на более чем триста удельных владений уцелевших князей и бояр. Уцелевшая знать вынуждена была идти в леса вслед за подданными: новые городки возникают в труднодоступных местах, в лесистых верховьях рек, притоках Оки и Волги.

А процесс объединения страны пришлось начинать сначала. И то, что центром объединения Руси стал крошечный городок Москов в среднем течении Москвы-реки, превратившийся в столицу могущественной империи, объясняется в первую очередь тем, что московские князья, потомки третьего сына святого князя Александра Невского Даниила Александровича в полной мере использовали доминантные ценности российской цивилизации, они смогли восстановить «народную монархию», добавим от себя – «православную», а в деле совершенствования государственного аппарата превзошли саму Золотую Орду.

_______________________________

Список литературы

Монографии

1. Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. - М.: МГУ, 1973.

2. Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и Варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. – М.: Прогресс, 1986.

3. Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. - СПб.: Евразия, 2004.

4. Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. – М.: Аспект-Пресс, 1996.

5. Козляков В.Н. Борис Годунов: Трагедия о добром царе. - М.: Молодая гвардия, 2011.

6. Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. - М.: Наука, 1964.

7. Куза А.В. Рыбный промысел в Древней Руси. - М.; СПб: Нестор-История, 2016.

8. Куза А.В. Древняя Русь. Город. Замок. Село / Отв. ред. Б.А. Колчин. - М.: Наука, 1985.

9. Куза А.В. Древнерусские городища X-XIII вв.: Свод археологических памятников / Ред. А.К. Зайцев. Российский гуманитарный научный фонд. - М.: Христианское издательство, 1996.

10. Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи: Новые находки и интерпретации. Тексты, перевод, комментарий. - М.: Восточная литература; РАН, 2001.

11. Морозов Н.М. Концептуализация исторического знания о российской цивилизации на рубеже XX-XXI вв. - Кемерово: Практика, 2014.

12. Полякова С.Г. Княгини Древней Руси (Х – первая половина XIII вв.). – Брянск: БрГУ, 2006.

13. Солоневич И.Л. Народная монархия. - М.: Алгоритм, 2011.

14. Тимощук Б.А. Восточнославянская община VI-X вв. н.э. - М.: Наука, 1990.

15. Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства: социально-политический аспект. Изд. 2-е. - М.: Восточная литература, 2009.

16. Шмидт Е.А. Верхнее Поднепровье и Подвинье в III-VII вв. н.э. – Смоленск: СмолГУ, 2003.

17. Хлевов А.А. Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках. - СПб.: Евразия, 2002.

Статьи и публикации

18. Беляев Т.Н. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи. // Seminarium Kondakoviamm. - Prague, 1929. - Вып. 3. - С. 215-270.

19. Зорин А.В., Шпилев А.Г. Перед Русью (Восточная Европа в IX столетии: опыт реконструкции) // Труды Государственного Эрмитажа. Т. XLIX. - СПб., 2009.

20. Кирпичников А.Н. Сказание о призвании варягов. Анализ и возможности источника // Первые скандинавские чтения. - СПб.: СПбГУ, 1997. - С. 7-18.

21. Кузьмин С.Л. Ладога в эпоху раннего средневековья (середина VIII - начало XII в.) // Исследование археологических памятников эпохи средневековья. - СПб.: Нестор-История, 2008. - С. 69-94.

22. Лесман Ю.М. Скандинавский компонент древнерусской культуры // Stratum plus. Археология и культурная антропология. - 2014.- №5.- С. 3-56.

23. Милов Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. – 1992. - №4-5. – С. 37-56.

24. Селезнев Ю.В. Не звати Козелъскомъ, но злымъ городомъ // Родина. - 2014. - № 10. - С. 43-45.

25. Циммерлинг А.В. Не пересекая границ: древнескандинавский язык в Древней Руси // Пересекая границы. Сб. мат. I Международной научно-практической конференции. / Брагина Н.А., Жукова А.Г. (ред.). – М.:, ИРЯ им. А.С.Пушкина, 2018. – С. 294-297.