Из мемуаров Серова. Слезы маршала Мерецкова

В начале августа ко мне зашел сотрудник следственного управления для согласования по одному вопросу. Расспрашивая, как идут дела в следственном управлении (которое было подчинено Кобулову), он мне сказал, что там ведут дело по группе военных, которых обвиняют в шпионаже, и Влодзимирский* (начальник следственного управления) бьет подследственных. Другие следователи тоже зачастую руку прикладывают.

Я после этого разговора сразу пошел к наркому Меркулову и рассказал об этом. Он выслушал, как всегда промолчал, а потом посмотрел на меня и говорит: «А тебе не приходилось бить врагов на Украине?»

Я ему ответил: «Если бы нарком стал бить, то это делали бы сотрудники». Он на это мне заметил: «До тебя там крепко били». Я ответил, что это битье кончилось тем, что бывший нарком Успенский сбежал, его поймали и расстреляли. Меркулов замолчал.

И знал, что Меркулов до 1938 года работал в Грузии на партийной работе в ЦК, поэтому я решил еще добавить и сказал: «Я не думаю, что бывший начальник Генштаба Красной Армии Мерецков мог быть японским или немецким шпионом, чего от него добивается Влодзимирский».

Меркулов строго на меня посмотрел и говорит: «Откуда тебе это известно?» Я понял, что этот вопрос был задан мне ввиду того, что, когда организовали НКГБ СССР, Меркулов в беседе с руководящими работниками сказал, что каждый должен в совершенстве знать дела на своем участке и не проявлять любопытства в делах других управлений.

Я, в свою очередь, тоже после такого вопроса вскипел и говорю, что «Я решением Политбюро ЦК ВКП(б) назначен первым заместителем наркома Госбезопасности и полагаю, что мне могут сотрудники докладывать о положении дел в других управлениях, а я в свою очередь обязан высказывать свое мнение наркому».

Меркулов улыбнулся и говорит: «Все это правильно ты говоришь. Я согласен, ч то надо разобраться с этим запутанным делом. Давай завтра пойдем в следственное управление и вместе допросим Мерецкова».

Я про себя подумал, что если это он искренне сказал, то для первого раза такая пикировка по принципиальному вопросу неплохая. И затем я ему добавил:

«Мерецков в армии известен как хороший военный начальник. Старый коммунист с 1917 года, был начальником штаба ОКДВД в 1936 году. Был в Испании в 1937 году. Командовал Армией на финском фронте в 1940 году и получил звание Героя Советского Союза. Был заместителем наркома обороны СССР и начальником Генштаба до февраля 1941 года. И ни с какой стороны он не получается ни японским, ни немецким шпионом».

Он чуть улыбнулся, но ничего не сказал.

На следующий день утром он мне позвонил: «Зайди». Когда я зашел, у него сидел Кобулов, и мы втроем пошли в следственное управление.

Когда пришли в кабинет к Влодзимирскому, то там был генерал Мерецков, похудевший, с измученным видом, и следователь, который вел его дело, и Влодзимирский. Когда мы сели, Меркулов, обратившись к Мерецкову, сказал: «Ну, расскажите о своей вине».

Мерецков, почувствовав, что допрос будет вести не Влодзимирский, как-то воспрянул и начал говорить, что все то, что он сказал на предыдущих допросах, было не так, и что-то еще хотел оказать, как Влодзимирский зло посмотрел на него и говорит: «Мерецков, говорите правду, то, что мне вчера говорили».

Мерецков смутился и залепетал: «Да-да, я все скажу». На следующий вопрос Меркулова: «А все, что говорили ранее, это правда или нет?» Мерецков опять начал было что-то говорить, но Кобулов уже перебил его, требуя признания своей вины в участии антисоветской группы вместе с Блюхером и другими.

Я больше уже не мог выдержать такого «допроса» и, взяв со стола бумажку, написал: «Я прошу прекратить эту комедию» и незаметно сунул Меркулову, который так же незаметно прочел, скомкал и говорит: «Ну, ладно, мы вас, Мерецков, вызовем к себе». На этом «допрос» окончился, и мы вышли.

Кобулов в коридоре, выпучив глаза, спросил у Меркулова: «Сева, в чем дело?» (они по-старому друг друга называли по имени). Меркулов, указав на меня, сказал: «Вот т. Серов не согласен с показаниями Мерецкова». Кобулов глянул зло на меня, а я спокойно ему ответил: «Конечно».

Когда мы пришли в кабинет Меркулова, он позвонил Влодзимирскому и приказал привести Мерецкова к нему. Кобулов сидел злой, на меня не смотрел и грыз папиросу.

Я сказал Меркулову, что лучше допросить Мерецкова без Влодзимирского, так как он бил, и Мерецков его боится, что за это еще будет хуже, и не скажет правду, а подтвердит записанное в протоколах. Меркулов согласился. Кобулов начал возражать.

Через 10 минут секретарь Милова доложила, что арестованный приведен. Меркулов сказал: «Давайте сюда!» Открывается дверь, и, Мерецкова держа за руку, входит Влодзимирский. Меркулов показал на стул Мерецкову, а Влодзимирскому сказал: «Вы пока будьте в приемной». Тот удивленно посмотрел на своего шефа Кобулова, который опустил глаза.

Когда ушел Влодзимирский, Меркулов, обратившись к Мерецкову, сказал: «Ну, рассказывайте, Мерецков».

Мерецков сразу почувствовал непринужденную обстановку и, увидев, что Влодзимирского удалили из кабинета, начал говорить и сказал примерно следующее:

«Гражданин народный комиссар, меня били следователи, и я наговорил на себя всяких глупостей, все это неправда. Ничего я не сделал плохого ни против Родины, ни против Сталина. Я — русский человек, сам родился вот здесь, под Москвой. Сейчас идет война, пошлите меня на фронт рядовым бойцом, и я буду сражаться за Родину. Лучше умереть в бою с врагом, защищая Москву, чем тут меня убьют. Прошу доложить т. Сталину мою просьбу».

Под конец его слов слезы появились на глазах. Мы сидели молча. Кобулов тоже молчал. Затем Меркулов сказал Мерецкову: «Идите, доложим».

Когда мы остались одни, Кобулов пытался доказывать, что Мерецков выкручивается и т. д. Я не стерпел и резко ему сказал: «Надо доложить в ЦК, а там решат»[80]…

Через час Меркулов позвонил мне и сказал: «Зайди, прочти записку в ЦК». Когда я пришел, Кобулов был там.

Меркулов протянул отпечатанную записку в ЦК ВКП(б) т. Сталину, в ней было коротко указано, что допрошенный подследственный Мерецков заявил, что ранее данные показания не соответствуют действительности, что он оговорил себя, что он не является врагом Советской власти и просит отправить его на фронт. Я согласился с текстом, и записка пошла.

Около 12 часов ночи Меркулова вызвали к т. Сталину с Мерецковым в Кремль. Там Сталин и другие члены ГОКО любезно встретили Мерецкова, немного поговорили с ним, и Сталин спросил, как он смотрит, если его послать представителем Ставки Верховного Главнокомандующего на Северо-Западный фронт (Волховский), с которым он знаком по финской войне. Мерецков согласился и тут же был освобожден.