Роман Носиков: Мы изменимся

Идет специальная военная операция по денацификации и демилитаризации того, что когда-то было Украиной.

Службой безопасности Украины в Москве была подло убита российская журналистка Дарья Дугина.

Начата частичная мобилизация. Вероятность смерти — это всегда плата за подлинную жизнь.

Вопрос в том, что это будет за жизнь.

Как говорил апостол Павел:

                    «Не все мы умрем, но все изменимся».

Как мы изменимся? Как изменится наша страна в результате того, что мы снова стали частью истории?

Давайте подумаем.

Итак, давайте смотреть правде в глаза — старый мировой порядок рушится и на его место должно прийти что-то новое. И то каким будет это новое зависит от множества факторов, одним из которых является способность России участвовать в вооруженных конфликтах.

Тех, кто полагает, что вот сейчас Россия разберется с Украиной и на этом все окончится и наступит мир, светлое будущее и дружба народов — разочарую: не наступит.

Не для того гегемон накачивал Прибалтику и Польшу русофобией, чтобы все это наступило. Он накачивал их для другого — прямо противоположного.

И пока жив гегемон, пока он хотя бы хрипит на смертном одре – мира не будет. Потому что он хрипит – приказы о нашем уничтожении.

Отказаться от участия в конфликтах мы не можем. Это означало бы потерю политической субъектности и как следствие — подчинение и расчленение нашей страны и «окончательное решение русского вопроса» — уничтожение нас как народа.

Поэтому конфликты и войны — это данность для ближайших десятков лет.

Наша способность к конфликтам зависит не только от состояния и приспособленности армии к современным методам ведения войны.

Для пребывания в истории нужно другое общество. Потому что армия нуждается в воинах. А это означает другой престиж военной службы. Другое образование. А воину нужна мать, отец, жена или невеста и свои дети. А это означает другое отношение к семье.

Вы знаете, что мобилизация вызвала в России бум свадеб? Потому что воину нужно чтобы его кто-то ждал. Чтобы та самая не спала у детской кроватки, чтобы называла себя «солдаткой». И ждала, чтобы обязательно ждала.

Помните?

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси!
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

А еще всем им нужна Родина, за которую не жалко отдать жизнь — свою или сына. А это означает другая культура.

Другая.

Не эта.

История — это пространство героев, а не потребителей. Нам нужно сделать качественный переход из общества потребления в историческое общество.

Что это все вместе означает буквально?

То, что мы должны стать другими. По-другому смотреть на мир, на себя, на жизнь и на смерть.

А это означает, принципиально другой социальный контракт. Другой договор между обществом, народом и властью.

Некоторые патриоты жалуются на то, что мало как-то добровольцев. Надо бы больше. Как-то странно для России.

А что странного в том, что человек никогда не бравший в руки оружие не хочет его брать? Он не знает, что с ним делать. Система лицензирования сложная и забюрократизированная, стрелковых клубов мало — по той же причине. Люди и оружие находятся в разных не соприкасающихся мирах, и это более чем устаивает и МВД, и прочих чиновников. Это сделано специально.

Но если России нужен народ-воин — оружие народу придется вернуть. Псу для того, чтобы задрать волка нужны такие же клыки как у волка или больше. И привычка их использовать.

Страшно? Но надо. Придется народу довериться.

Если России нужен народ-воин, то и отношение и к народу, и к воину должно быть иное — не включающее в себя фразы «да кто ты такой» и «не положено» как универсальное решение всех разногласий.

У народа, который живет в истории, мужчина — это не средство сбыта носков 23 февраля, а человек уже смирившийся с возможностью собственной смерти при исполнении долга. На него через начальственный стол не поорешь. А женщина — не «домохозяйка», а жена этого человека и мать таких же как он.

История — это всегда неизвестность, риск и страх. Она не имеет ничего общего со стабильностью. Для того чтобы согласиться на то, чтобы жить в истории, нужно мужество. А еще нужна доля в том будущем, которое появился из участия в этой истории.

Честная воинская доля. Равная.

Это и есть условия нового социального контракта.

Равная доля в будущем.

Помните контракт, который заключал Бильбо Бэггинс из Шира с гномами?

В нем перечислялись все возможные способы смерти, которые могут произойти в случае его подписания, но в качестве награды предлагалась равная доля в удаче.

Вот это россиянин, который сейчас стоит в очереди на переход границы в Грузию.

А вот это тот, что нужен России.

В чем отличие одного от другого?

В том, что второй решил жить полной настоящей исторической жизнью. А цена такой жизни — постоянный риск, постоянная неизвестность и неопределенность, в которой можно опираться только на веру в некие идеалы.

Но такая жизнь не терпит фальши. Ни фальши благотворительности, ни фальши в искусстве, ни в политике. И терпеть это больше никто не будет.

«Не все мы умрем, но все изменимся», говорил апостол.

Он не уточнил, что будет с тем, кто не захочет меняться. Интересно почему.

Данная статья является исключительно мнением автора и может не совпадать с позицией редакции.