Борис Марцинкевич: К национализации мы не готовы

Наше общество за 30 лет не смогло массово организоваться в народные предприятия. Зато ждём, что за нас кто-то всё национализирует и поделиться благами. Но этого не произойдёт.

Как выйти из порочного круга «режима ожидания»?

На палубе Авроры главный редактор портала «Геоэнергетика» Борис Марцинкевич.

Удивительно, но в комментариях к предыдущему ролику было достаточно много критики в мой адрес по поводу того, что я не высказался за необходимость немедленного восстановления социализма в России. Вынужден ответить в надежде, что в этот раз вы, уважаемые зрители и слушатели, услышите. Спор между белыми и красными может продолжаться долго, но действительно ли он сейчас необходим? Для всех тех, кто призывает к немедленной национализации всего и сразу, напомню слова замечательного человека: «Кадры решают все». Можно говорить об огосударствлении, о возвращении к плановой экономике во всех отраслях, но вот только готовы ли мы хоть к чему-то подобному? Напомню, что еще в 90-х годах в России появился закон о народных предприятиях как о закрытых акционерных обществах закрытого типа, в которых акции могут принадлежать только членам трудового коллектива, с жестким ограничением количества акций в одних руках. Если вы действительно считаете, что общественная форма собственности эффективнее, чем частная — возьмите и докажите, докажите не на словах, а на деле. 20 с лишним лет у граждан России есть такая возможность, но количество НП едва ли дотягивает до четырехзначных чисел. Говорить — любим, делать — не хочется.

Ситуация, сложившаяся в России к осени 1917 года была уникальной, выход из нее предложил и реализовал уникальный человек — Владимир Ильич Ленин и партия большевиков. С той поры прошло больше сотни лет, если кто-то забыл. Учение Ленина — это не Тора для иудеев, оно должно было развиваться, причем ключевое слово — было. Те, кто стоял у руля Советского Союза идеи Ленина выхолостили, превратили их в некий катехизис, который предложили заучивать наизусть, не вникая в суть. Сегодня можно говорить какие угодно слова о былом величии нашей Красной Империи, но что толку от слов? В 1991 году по городам и весям России не шли волной митинги и стачки, никто не остановил группировку Ельцина, открыто взявшуюся за реставрацию капитализма в нашей стране, группировки бывших партийных вождей в бывших союзных республиках, занимавшихся ровно тем же. Новой России в этом году 30 лет, это уже жизнь целого поколения, которое знать не знает, что такое партийные съезды и пленумы, всесоюзные ударные стройки, комсомольские собрания, пятилетние планы развития и прочее, прочее,прочее, из чего состояла наша с вами жизнь в нашей Красной Империи. Мы можем сколько угодно ностальгировать о том, что было и от чего мы спокойно, без особых эмоций взяли, да и отказались. Удивляться тому, что не востребованы народные предприятия, что утрачены наука и искусство государственного планирования? С чего бы это? Россия на день сегодняшний урбанизирована, численность рабочего класса кратно выше численности крестьянства — помните еще такую терминологию? Значит все то, что было использовано партией большевиков в 1917 и в 1918 — в прошлом, ленинизм не повторим в новых условиях, руководствоваться можно только марксизмом. А Маркс не просто так указывал, что стадия развития общества, предшествующая социализму — это государственный капитализм. Я убежден, что через эту стадию второй раз перепрыгнуть уже не удастся, что России нужен именно государственный капитализм — нет сейчас для нас более подходящей формации. И, уж извините за цинизм, нынешняя экономическая война Дикого Запада против России — это не только беда, но и новые надежды. Надежды на то, что Россия осознает ошибочность идей капитализма либерального, который десятки лет пытались сделать господствующим в Европе и в Штатах. Самоустранение государства из непосредственной экономической жизни заведомо ведет к ослаблению государства в мировой экономике, сейчас уже не требуется агитировать за этот постулат, ставший совершенно очевидным после того, как Дикий Запад попросту украл у России треть триллиона долларов. Да, Дикий Запад — это не ругательство с моей стороны, я считаю этот термин совершенно нормальным.

Отказ от милионнократно повторяемого постулата о неприкосновенности частной собственности, от христианства, возврат к немотивированной агрессии, ЛГБТ повестка, в очередной раз поднимающий голову нацизм — это одичание Запада, но не тотальное, поскольку островки здравого смысла в этой части света еще сохраняются. Римский Папа, назвавший причиной кризиса на Украине «лаем НАТО у ворот России», правительство Венгрии, заботящееся не о слепом следовании европейской демагогии, а об интересах собственной страны, для которых взаимовыгодное сотрудничество с Россией полезно — примеры есть. Вот потому коллективный Запад — это не точный термин, Дикий Запад, на мой взгляд, корректнее описывает тамошнюю ситуацию. Извините, отвлекся. На мой взгляд, после 30-летней паузы рывком возвращаться к тотальной национализации, к возврату к общегосударственным планам развития — утопия. Мы просто не готовы к этому, любимый лидером КП РФ Зюгановым пример акционерного общества под названием «Совхоз имени Ленина» - не более, чем неуклюжая агитка. Начинать нужно с, так скажем, малых форм — с территориально-производственных форм как способа переориентации нашего экспорта с запада на восток, с магистральным направлением — уход от экспорта необработанного сырья к продукции как можно более высокого передела. И здесь тоже ни в коем случае нельзя опускаться до уровня шапкозакидательства из разряда «Давайте вот прямо после дождичка в четверг прекратим экспорт природного газа, чтобы экспортировать только продукцию газовой химии, откажемся от экспорта сырой нефти и будем экспортировать только нефтепродукты». Сказать — легко, сделать — не просто. Никто не ждет нас на мировом рынке с нашими нефтепродуктами и с нашей газохимической продукцией. Платежеспособные рынки раскрошены на сегменты, за каждый производители и поставщики готовы  драться до своей и чужой крови. Рынки развивающихся стран открыты куда как больше, поскольку и сами не готовы предлагать рецепты решения проблемы своей слабой платежеспособности. Так что ничего простого — в одном случае нужно подготовиться к толканию локтями, в другом — изобретать способы выгодного товарообмена.

Примеры последнего уже есть — Татнефть нарастила поставки нефтепродуктов в одну из африканских стран, подтянув к этим поставкам Алросу. Звучит немного фантастически, но и такое, как выясняется, возможно — бензин и дизель за алмазы. Конечно, таких примеров минимальное количество, и причина вполне понятна — это инициатива хоть и крупных, но практически частных компаний, а не продуманная государственная политика. А нужна именно она, поскольку только государственная воля позволяет подойти к решению этой проблемы комплексно. Экспорт нефтепродуктов — это рабочие места в России, но и импорт алмазов, если их добыча идет на российском горном оборудовании — это тоже рабочие места в России, но не у Алросы, а у машиностроительных предприятий. Экспорт зерна в страны Ближнего Востока, если зерно выращивается при помощи российских удобрений и на российской технике — это наши рабочие места, но если наращивание такого экспорта идет с прицелом на поставки в будущем халяльный мясной продукции — это кратно большее количество рабочих мест. Ну, и так далее, не буду углубляться, вывод не изменится: организация любого экспорта требует системного подхода, цель которого — поэтапный переход от поставок непереработанного сырья к поставкам продукции как можно более высокого передела. При этом рассчитывать на то, что такой переход может оказаться стремительным, не стоит. На пока еще платежеспособном рынке Европы работать в нормальном, то есть в том самом рыночном режиме России уже не позволят, а темп такой работы на рынках развивающихся стран будет зависеть как раз от темпа их развития. А вот о том, способна ли Россия оказать существенное влияние на этот самый темп, мне кажется, стоит подумать. Как бы ни было неприятно, но от фактов никуда не деться: до той поры, пока сама Россия не продемонстрирует не только стойкость своей экономики в сопротивлении ведущейся против нас экономической войны, но и способность расти быстрее, чем среднемировые темпы развития, симпатии к нам, овеваемые ностальгией по временам СССР, не будут подкрепляться активным сотрудничеством.

Мы можем по сто раз на дню слушать и даже слышать слова о том, что уровень России и Китая достиг олимпийских высот, но слова политиков не превращаются в действия китайского бизнеса. Внешнеторговый оборот между Китаем и США в 4 раза больше, чем объем торговли между Китаем и Россией, зависимость Китая от Штатов как от рынка сбыта и как от поставщика технологий никуда не исчезла. Китайские политики говорят и говорят слова, ласкающие наши уши, а китайский бизнес ждет, пока сложившаяся ситуация не начнет хоть как-то проясняться: не ясно, какими могут оказаться вторичные санкции, в России, по мнению не только западных как бы экспертов, но и по мнению руководителей наших ЦБ и Счетной палаты, намечается существенный спад экономики — так куда торопиться? Осенью 2019 года, напомню, прошел первый российско-африканский форум, на приглашение посетить который отозвались все до единого государства этого континента. Два с лишним года прошло, а изменений — кот наплакал, по пальцам пересчитать. Причина? Да простая: российский бизнес не желает выстраивать долгосрочные стратегические планы, не желает выходить из комфортного режима «мы им — товар, они тут же нам деньги», а если денег сразу нет, то пойду-ка я и дальше сражаться за свой сегментик европейского рынка. Готовность сотрудничать с Россией у стран Африки — это не убитый еще авторитет Советского Союза, но сколько мы можем былые заслуги эксплуатировать, так ли много уйдет времени на то, чтобы этот авторитет утратить окончательно и бесповоротно? Это не значит, что России действительно нечего предложить развивающимся странам — это всего лишь свидетельство отсутствия государственной воли менять направления внешнеэкономической активности. Но и это тоже вполне понятно — у постсоветской России так и не появился опыт стратегических проектов развития даже наших собственных регионов, нам просто нечего экспортировать. Сначала сделай у себя, продемонстрируй результат, и только потом получи возможность предлагать что-то тем странам, которым твой результат понравится.

С 1992 года в России шли попытки строительства именно либеральной модели капитализма, с его требованием ухода государства из экономики, сосредоточение только на регуляторных функциях. Полистайте документы наших министерств экономического развития и развития ДВ и Арктики  - там полно доказательств. Бесконечное, терпеливое ожидание явления граду и народу частного инвестора, который придет и порядок наведет. Подписано стопятьсот договоров о намерениях — эти меморандумы и есть главная форма отчетности. Создали ТОР, предложили налоговые льготы, сели на попу ровно и ждем. Ждем инвестора, который придет строить с нуля — дороги, жилье, инфраструктуру, порты и электростанции. Не идет? Ну, ничего страшного, зато в отчете все в полном порядке, ответственности никакой, система наказаний отсутствует, а потому можно и дальше ждать. Не так давно министр энергетики Николай Шульгинов вслух назвал объем так называемых резервных мощностей электроэнергетики — 40 Гвт. Термин «резервные» звучит красиво, но в реальности это блоки наших электростанций, которые к работе готовы, да вот их продукция, электроэнергия, никем не востребована. За 30 лет в России появились новые атомные энергоблоки и атомные энергоблоки замещения, существенно обновлен парк тепловых электростанций с наращиванием установленной мощности — ни в коем случае нельзя сказать, что развития энергетики у нас не было.

Но есть один статистический показатель, подводящий черту под этим этапом развития: в 1990 году объем производства и потребления электроэнергии в РСФСР составил 1082 млрд кВт*ч, а по итогам 2021 года в России было произведено 1131 кВт*часов. Итого — за 30 лет мы вышли в плюс на 1,045%. Один процент  в гору за 30 лет. Да, конечно, про энергоэффективность новых предприятий, про соответствующую модернизацию забывать не стоит — все это было, есть и будет. Но этот невероятный факт — наглядное свидетельство того, чем обернулась тотальная деиндустриализация, через которую мы прошли в пресловутые святые девяностые, какой результат дала ваучерная приватизация и прочие залоговые аукционы. Выкупить за гроши завод или фабрику, сдать в металлолом все станки, технологические линии, а потом и все инфраструктурное оборудование — было, было это все. Закрытие заводов и фабрик, многие из которых были якорными потребителями в своих энергорегионах привело на грань краха ЕЭС России.

Если кто забыл, так напомню — с электростанциями пытались рассчитываться за счет бартерных сделок, тушенка на ботинки, ботинки на кирпичи, а те на полушубки. Реформы ЕЭС России по рецептам все того же Чубайса есть, за что ругать, но факт остается фактом — это при нем бартер и веерные отключения ушли в прошлое, а продажа электростанций в частные руки шла уже за вполне реальные деньги, с обязательствами для новых младенцев по обновлению и модернизации оборудования. Это при Чубайсе был завершен один из самых болезненных советских долгостроев — Бурейская ГЭС, при Чубайсе в Калининградской области была построена крупная газовая электростанция, до 2018 являвшаяся главной для нашего западного эксклава. Так что с технической точки зрения, с точки зрения пополнения государственного бюджета реформы Чубайса имели положительный характер — это просто медицинский факт, который лично я не могу не признавать, при всем моем негативном отношении к этому идеологу развала социалистической системы хозяйствования. Но это не изменило идеологию той самой приватизации, того самого искусственного возвращения частной собственности на средства производства. Что такое выработка электроэнергии при централизованной плановой экономике? Одна из составляющих себестоимости конечной продукции — предприятиям электроэнергия отпускалась именно по себестоимости с коэффициентом на амортизацию оборудования, то есть без наценки для получения прибыли. Прибыль снималась только после реализации той самой конечной продукции, и эту прибыль централизованно распределяли всем участникам производственных цепочек.

Что сейчас? Владелец электростанции желает получать прибыль вне зависимости от того, куда идет энергия с его собственности. Прибыль желают владельцы сетевого хозяйства, которым глубоко фиолетово, откуда и куда по их проводам и кабелям течет-бежит электроток. Коэффициент использования установленной мощности многих ГЭС и тепловых электростанций не дотягивает до 50%. Другими словами — владелец электростанции не может найти сбыт для своей продукции, но желает сохранить объем прибыли, что и становится причиной пусть и не быстрого, но постоянного и неизбежного роста тарифов. При этом владельцы э/станций не могут создать собственные непрофильные предприятия — тот же Росэнергоатом не имеет права напрямую обеспечивать э/энергией свои закрытые города при АЭС, только через рынок. На базе закрытых городов создаются ТОРы со всеми положенными налоговыми преференциями, но электроэнергию резиденты ТОРов покупают на общих основаниях. Договоры о прямых поставках — единственная роскошь, так и они исключения,  а не правило, для их подписания нужно пройти сито ФАС. ФАС — это такая специальная контора, цель которой что угодно, но не рост уровня жизни в России.

Для примера — до апреля 2022 года ориентиром для российских внутренних цен на  цветные металлы были котировки Лондонской биржи цветных металлов. Для примера — наши самоуправления не имеют права заключать долгосрочные контракты с угольными компаниями, только ежегодные тендеры. При наличии всех этих совершенно искусственных, идеологизированных запретов в угоду доктрине либеральной экономики не идет полная кооперация производственной деятельности. Вот тебе акции моего завода, продай мне в обмен акции твоей электростанции, прибыл будем делить после того, как мы вместе сумеем продать всю продукцию — невообразимая формула, сотни инструкций запрещают что-то подобное в принципе. 40 Гвт установленной мощности не задействованы, 1% роста производства э/энергии — результат, в который свой вклад вносит и вот такой подход к делу. Сейчас в очередной раз активизировалась дискуссия о майнинге криптовалюты — допускать или нет. А разрешить на определяемых государством условиях строить фабрики самим электростанциям — даже разговоров нет. Надо приглашать варягов, придумывать для них налоги и тарифы, вводить обязательства по локализации производства оборудования майнинговых ферм в России — споры идут именно об этом. А почему не разрешить этот бизнес всем владельцам электростанций, простите? Вот вам правила и вкладывайтесь — зарабатывайте себе дополнительную прибыль, но хотелку в очередной раз увеличить тарифы завяжите в узел раз и навсегда. Сложно? Задействуют все свои свободные мощности на криптовалюту? Но выигрыш государства — налоги и возможная заморозка тарифов для имеющихся потребителей. И хорошо известная проблема при работе майнинговых ферм — излишки тепла, необходимость охлаждения в России не проблема, а дополнительные возможности. Лишнее тепло? Продай для отопления, построй теплицы, строй электростанции в нашей бескрайней Арктике.

Чем хороша для России экономическая война, которую ведут против нас? Поскольку энергетический рынок Европы в от экономической целесообразности отказывается в пользу извращенно Европой понимаемой целесообразности, в среднесрочной перспективе, то есть до 2030 года этот рынок для России умрет. Это не мой вывод, это уже Путиным сказано, и под этот факт правительству ставится задача — переориентировать все экспортные потоки на восток и на юг. Статистика неумолима — в 2021 году 68% экспорта российских энергетических ресурсов приходилось на страны, которые теперь находятся в списке недружественных. Это тот самый жареный петух, который тянется к ягодицам российской экономики, это глобальная задача масштаба, который вполне сопоставим с задачами, которая в свое время решал Советский Союз. Решал за счет долгосрочного стратегического планирования, за счет согласованных усилий всего государства. И нет никакого другого метода для решения этой задачи, только и исключительно долгосрочное планирование, только активнейшее, определяющее участие государства. Снова тянуть трубы, теперь уже через всю Сибирь на Дальний Восток? Да, конечно, но не только, это ни в коем случае не должно стать единственным способом нашей экспортной переориентации. Наелись уже, пример Газпрома в Европе показывает, какими рисками это может обернуться.

Давайте просто перечислим магистральные газопроводы в западном направлении и в самой Европе, построенные Газпромом, в том числе и в сотрудничестве с европейскими компаниями. «Голубой поток», «Ямал — Европа», два «Северных потока» и Турецкий поток — это от нас к ним. На территории Германии — Jagal, Megal, Midal, Opal, Nel, Eugal, россыпь ПХГ по всему ЕС. ЕС на западном направлении для России был монополистом и нам еще повезло, что все инвестиции в это огромное хозяйство успели вернуться. У нас на Дальнем Востоке стран-соседей — кот наплакал: Монголия, Китай, КНДР и Япония, список закончен. Япония отказывается признавать свое поражение во Второй мировой войне, имеет наглость предъявлять претензии на наши острова — так себе бизнес-партнер, прямо скажем. КНДР под вечными санкциями, поскольку совершенно справедливо полагает, что добрым словом и ядерным оружием можно сделать куда как больше, чем только добрым словом. Объем экономики и численность населения Монголии в прошлом году — чуть меньше 3,4 млн человек или в 40 раз меньше, чем в Китае. Объективные предпосылки для того, чтобы и на востоке у нас появился монополист со всеми присущими рисками — налицо. Нет, про невероятно высокий уровень стратегического партнерства забывать не будем — красивые слова и послушать приятно. Вот давайте слушать и дальше, но действовать будем так, чтобы  и тени монопольного рынка сбыта не было. Сила Сибири, договор по Силе-Сибири-3 (сахалинский маршрут), продолжающееся согласование по Силе Сибири-3 — это, безусловно, хорошо. Но — мало.

Пример совершенно другого подхода — проект ВостокОйл. Если у Роснефти все получится, то это 100 млн тонн нефти в год к 2030 году, и нефтеналивной порт в акватории СМП. Диксон — бывшая наша столица Арктики, делит трассу СМП практически строго пополам, то есть экспорт что на восток что на запад совершенно логичен. Да, Таймыр. Да, холодно и темно. Но Диксон жил и работал, сражался с немецкими нацистами в годы Великой Отечественной при том уровне технологий, который был достигнут в 30е годы прошлого века. Сейчас — атомные ледоколы совершенно новых поколений, танкеры усиленного ледового класса, который мы учимся строить сами. Сейчас — совершенно новые технологии строительства жилых домов, другой уровень медицины, который позволяет справляться и с отсутствием солнца и с недостатком кислорода. Вот только заниматься этим должна не одна Роснефть, здесь совершенно явно требуется государственный подход, координация, превращение узконаправленного нефтяного проекта в проект ТПК. Напомню некоторые подробности ВостокОйла. Магистральный трубопровод с Ванкорского кластера месторождений под Енисеем — к Пайяхскому кластеру и дальше на север, к Диксону.

И вот та часть маршрута, которая от Пайяхи на север, пройдет по территории Сырадасайского месторождения коксующегося угля, разработкой которого занимается частная корпорация АЭОН. АЭОН строит порт — и Роснефть строит порт, Енисей и бухта Север соответственно. АЭОН будет строить для себя электростанцию — и Роснефть будет строить сразу несколько. Да, согласен, про Игоря Сечина часто приходится слышать критику, но контролируемая государством Роснефть подписала на проектирование и строительство электростанций государственную компанию ИнтерРАО. И буквально только что, на минувшей неделе, премьер-министр России подписал распоряжение о государственных инвестициях в обустройство обоих новых портов. Государство участвует в обоих проектах, но участие не похоже на комплексное, а причина для такого подхода совершенно не очевидна и не логична. Сырадасайское месторождение — это 5,8 млрд тонн угля, поставленные на учет в Роснедрах, проект Северная Звезда корпорации АЭОН — это 10 млн тонн добычи в год. Частный инвестпроект на 600 лет — это как понимать-то? Вахтовый поселок, который будет жить шесть веков — мы, простите, в своем уме? И это ведь еще не все — восточнее Диксона, на материковой части Таймыра расположены недоразведанные Лемберовские площади с их уникальным именным сортом угля Арктик Карбон. Прогнозная оценка — что-то около 2 млрд тонн, и под их разработку тоже был проект, который пытался развивать покойный ныне Дмитрий Босов. Роман Троценко, владелец контрольного пакета АЭОН, дождавшись завершения всех споров между наследниками Босова, выкупил у них и это проект. Проект предусматривал строительство угольного порта рядом с Дисконом, то есть рядом со строящимся Роснефтью нефтеналивным портом Бухта Север. Потянет АЭОН одновременно два проекта на Таймыре? Нет у меня ответа, а вот желание взять интервью у Романа Троценко — есть, причем  огромное. Почти такое же, как и желание пообщаться с кем-нибудь из нашего замечательного министерства развития ДВ и Арктики — они про все эти проекты в курсе хотя бы? Два, если не три новых порта в Арктике — это новые портовые ледоколы и буксиры, это жесткая необходимость строительства серии судов-балкеров усиленного класса. Балкеры такого класса в мире есть — пять штук, и это флот Норникеля. Проект — наш, питерский, а построены в Финляндии и в Германии. То, что требуется для обслуживания арктических портов — это мы уже умеем, специализированное подразделение Атомфлота обслуживает порт Сабетта на наших судах. Но хотя бы собрать в кучку все потенциальные заказы на новый арктический флот пока никто не пробовал.

Ледовые танкеры для Роснефти, ледовые сухогрузы для Сырадасая — это серьезно, это масштабно, и заниматься этим нужно уже сейчас. Это ведь еще не все, поскольку ВостокОйл — это месторождения не только нефтяные, но и газовые, общий объем которых потихоньку подбирается к числу 1 триллион кубометров. Но уникальных среди них нет — средние они пока все по объемам. Пока — потому что геологоразведка продолжается. Ну, или должна продолжаться, поскольку лицензия на ее ведение принадлежит компании Ермак, а это паритетное СП Роснефти и ВР, которая намерена уйти из всех российских проектов. Но уже имеющиеся в составе ВостокОйла газовые месторождения уже требуют государственного осмысления. Как использовать? Для производства СПГ? Возможно, но тогда нужна собственная, а не импортная технология сжижения — например, довести до ума «Арктический каскад», патент на который принадлежит НОВАТЭКу, но на Ямал-СПГ пока не доведенный до нормального уровня. Но ведь и кроме СПГ варианты возможны. Нарастающий дефицит сельхозудобрений — общепризнанный факт, спрос растет с каждым годом, в том числе и в тех самых развивающихся странах, о которых я уже сказал. Один из видов удобрений — азотные, основа для которых аммиак, сырье для которого — метан, то есть природный газ. Транспортировка удобрений и даже аммиака выгоднее, чем транспортировка СПГ — судов меньше потребуется, а спрос есть и будет не только в Китае, но и в Африке, и в Южной Америке. Уже есть, над чем подумать, не так ли? Но, если подходить к проекту на уровне государственного ТПК, уголь, нефть и газ — тоже еще не все, поскольку геологическая исследованность Таймыра и до 15% не дотягивает. На мой взгляд, необходимость создания комплексной геологической экспедиции для Таймыра, которая займется поиском твердых полезных ископаемых совершенно очевидна. Благостные времена, когда государство могло себе позволить просто наблюдать за работой Роснефти и АЭОНа просто кончились, о чем собственно, в октябре прошлого года президент России и сказал: «Капитализм в его современной форме изжил себя».

И, кстати, уважаемые зрители и слушатели, прежде чем клевать меня за цитирование Путина, попробуйте задуматься, почему именно  это делаю, а информационное агентство Аврора не возражает.

Подход к проектам Роснефти и АЭОНа на Таймыре не как к двум отдельным проектам, а как к составляющим возможного ТПК — это не только то, что будет происходить на самом полуострове. Даже сегодняшний, очень беглый анализ показывает, что реализация проекта этого ТПК способна обеспечить загрузку судостроительной отрасли, энергетического. нефтяного  и газового машиностроения для всей российской экономики. Сразу два порта рядом с Диксоном — это ведь еще и возможность заняться то, во что 11 министрам рассказывал 1 президент на совещании по развитии Арктики и СМП. Не хочу критиканствовать, но факт остается фактом: о необходимости создания аварийной службы для СМП на последнем совещании слова сказал только Путин, причем вполне вежливые «На сегодняшнем собрании мы не коснулись этой темы».

Аварийная служба для СМП как потенциальной караванной тропы международного уровня — это аварийно-спасательные суда, суда аварийно-пожарные, аварийно-ремонтные, это ремонтные базы и склады ГСМ в акватории Севморпути, а Диксон — это центр СМП. То, что ледовые танкеры и балкеры будут стоить дороже обычных — очевидный факт. Следовательно, гонять их от Диксона до конечных потребителей экономически не выгодно, удобнее на фланговых окончаниях СМП строить перевалочные базы, с которых транспортировку осуществлять уже на обычных грузовых судах. Значит, есть насущная необходимость развивать не только Мурманск и порты Кольского полуострова, но и Камчатку, где не вытанцовывается газификация, поскольку крупные месторождения то ли отсутствуют, то ли не найдены. То ли — поскольку у России нет министерства геологии, что лично у меня вызывает очень нехорошие мысли и эмоции.

Как сказанное сегодня увязывается с тем самым спором белых и красных, о котором я говорил в самом начале? Напрямую: если мы хотим вернуться к стратегическому и долгосрочному планированию в масштабах всей нашей России, то начинать это восстановление нужно, что называется, с малых форм. А еще я очень надеюсь, что сегодня было мое последнее сольное выступление в студии Авроры, что к размышлениям о важности, значимости и необходимости восстановления развития страны за счет ТПК присоединятся те, кто знает, что такое теория и практика ТПК куда лучше, чем я. Но получится или нет пригласить к разговору профессионалов, покажет время.