Кургинян: США устроят России "проверку на вшивость"

      ...........Россию люто ненавидят. Ее поведение вызывает реакцию, близкую к бешенству. И тому есть причины, российской стороной недоучитываемые. И тут дело не в чьем-то профессионализме, а в отношении к нынешней российской действительности.

Властная элита России нынешнюю российскую действительность очень любит и ценит. Это касается и самого высшего эшелона, и подстилающих его элитных групп. Им всем очень нравится то, что есть. Если они сложившееся бытие в чем-то критикуют, то это происходит в рамках «борьбы хорошего с лучшим» или в рамках какой-нибудь частной интриги.

На самом деле этим российским бытием все наши элитарии довольны донельзя. Кто-то из них об этом говорит прямо: «Мы-де, мол, никогда еще так хорошо не жили, как сейчас». Кто-то удерживается от таких формулировок, понимая, что они могут вызвать негативную реакцию определенных групп населения. Но внутреннее самоощущение у всех представителей нашей элиты всё еще в существенной степени определяется неким ошалением перед появившимися колоссальными возможностями. Возможностями, ранее немыслимыми, фантастическими.

Поэтому простая и незатейливая фраза «у нас всё в шоколаде» действительно задает качество отношения к происходящему. Это качество можно определить как ошеломительный выигрыш. Кто-то умом понимает, что выиграла узкая группа. Но таких меньшинство. И одно дело умом что-то понять, а другое дело ежесекундно, оглядываясь по сторонам, ощущать (тут важно именно то, что ощущать), как же сладок этот шоколад, как же ошеломителен выигрыш.

Да, так ошеломителен выигрыш для себя и тех, кто тебя окружает. Но психологически не составляет труда спроецировать это с себя и тех, кто рядом, на всё общество, весь окружающий тебя макросоциум. Если уж тебе так хорошо, то и другим, наверное, тоже. А когда эти другие выражают недовольство, то, понятное дело, им же не так хорошо, как тебе. Им хочется, чтобы их «хорошо» превратилось в «очень хорошо», «замечательно». Понятное желание.

Кроме того, когда ты дозированно встречаешься с теми, кому не так хорошо, то они же тебе об этом не скажут. Максимум они у тебя что-нибудь попросят для себя. А твоя встреча с теми, кто начнет говорить о том, что очень многим совсем не хорошо, мягко говоря, крайне маловероятна. И потом, ну скажут они это? И что? Почему надо верить им, если всё, чем ты себя окружил, говорит о прямо противоположном?

Итак, действительность как минимум офигительно хороша для тебя и тех, кто рядом с тобой. Но на самом деле она вообще офигительно хороша. И будет еще лучше. А коли это так, то никакого глубокого переживания ужасного проигрыша в холодной войне быть не может. Об этом проигрыше могут говорить отдельные люди, которые, как и все люди на планете Земля, руководствуются в своих суждениях теми или иными личными интересами.

Такие люди, например, представители радикальной патриотической оппозиции, могут аж сказать, что страна оккупирована. Но они, разумеется, так не считают, им просто выгодно так говорить. И потом, «знаем мы этих людей, ― с улыбкой говорят представители властной элиты, ― они и сами в шоколаде. Так что номер отрабатывают и болтают о своем любимом, не испытывая при этом ничего, кроме чувств, вызываемых правильной отработкой своего номера. Годы идут, превращаются в десятилетия, тридцать лет назад Союз распался― и что? До сих пор будем посыпать себе голову пеплом, говоря о проигрыше в холодной войне? А как же тот же Крым? Да и вообще. Сказано ведь, что встали с колен. Ну и ладненько. Между прочим, на самом деле не какие-то международные злые силы породили распад Союза, а наше желание освободиться от совкового абсурда, от избыточных демографических перекосов, порождаемых всякими там подбрюшьями и так далее».

Ни в народе нашем, ни в элите идея нашего проигрыша в холодной войне не то что не доминирует, а имеет третьестепенный характер. И нам очень трудно понять, а еще труднее ощутить, как к этому относится наш противник, считающий своим главным достижением последнего столетия победу над СССР в холодной войне, придающий этой победе фундаментальный ― как минимум историософский, но на самом деле буквально метафизический ― характер.

Победа над СССР в холодной войне далась с огромным трудом. Страх перед СССР был огромен. Столь же огромным является и всеобъемлющее представление, согласно которому Российская Федерация, как и вся остальная территория бывшего Советского Союза, является призом, который получил победитель в холодной войне. Это своего рода подмандатная территория, имеющая полуколониальный статус. Такое представление о нашем статусе многократно усиливается в связи с лицезрением нашей прозападной элиты. Конкретно ее восторгов по поводу того, что всё в шоколаде.

Противник видит, что существенная часть российской элиты ведет себя примерно так же, как вели себя вожди подмандатных африканских племен, индийские раджи и набобы в эпоху британского господства, и другие представители третьего и четвертого мира, сочетающие собственное благополучие с фактом глубокой зависимости своей очень несвободной страны от западного хозяина.

Лицезрея всё это, противник убеждается в том, что Российская Федерация, равно как и все остальные части бывшего СССР, является его законной добычей, его призом за победу в холодной войне. И когда у него из-под носа начинают забирать то, что он считает своей законной добычей, противник испытывает яростное и трудно понимаемое нами бешенство. А то, что Российская Федерация обладает огромным ядерным потенциалом, доставшимся ей в наследство от СССР и не утраченным, а приведенным в минимально дееспособное состояние, ― вызывает дополнительное озлобление.

Еще большее озлобление вызывает то, что Российская Федерация начинает разговаривать с Западом так, как будто бы она является Советским Союзом, победившим Гитлера и требующим за эту победу некую зону влияния. Американцы не позволяют себе напрямую спрашивать странного собеседника под названием Российская Федерация о том, в какой великой войне она победила на паях с западными союзниками в XXI столетии? Прямые вопросы не задаются. Но внутри у наших противников всё кипит от ярости, порождаемой в том числе и холодным расчетом, сдерживающим желание скандально выяснить данное обстоятельство, расставив все точки над i.

«Что же, собственно, обсуждается? ― спрашивают себя те, кто невероятно высоко ценит свою победу в холодной войне. ― Какой новый передел мира? Россия побеждена. Она подписала условия капитуляции, согласившись на то, что по этим условиям будет расчленена. Только так мы и понимаем Беловежские соглашения, а также всё, что им предшествовало.

И что же? Теперь Россия хочет пересмотреть условия собственной капитуляции? Она хочет, образно говоря, забрать себе назад… что? Некий аналог Эльзаса и Лотарингии, некий аналог Рейнской области, некий аналог Судет или Данцигского коридора? Но весь этот пересмотр был нами санкционирован когда-то Германии в связи с тем, что надо было воевать с Советским Союзом. И нужен был инструмент, используемый в такой войне.

Да, Гитлер не стал таким инструментом, обманув отчасти наши ожидания. Но было по крайней мере понятно, зачем мы уходим от всего того, что оказалось нашим призом по итогам Первой мировой войны. Мы уходим от этого, потому что очень напуганы большевиками.

Предположим даже, что сейчас мы напуганы Китаем, что не вполне так. И что? Вы готовы предоставить себя в качестве антикитайского инструмента? Но, миль пардон, нет ни тени такой готовности. Есть нечто обратное. Так мы должны выходить за рамки, заданные победой в холодной войне, ради чего? Ради того, чтобы укреплять ваш союз с Китаем?»

Ну так «об чем думает» совокупный американский Мендель Крик, затевая неслыханную информационную кампанию по поводу готовящейся российской оккупации Украины? Он же ведь не о ядерной войне думает. А о чем? Он думает о том, что с точки зрения американских стратегов является, в отличие от ядерной войны, допустимым. А допустимым считается то, что в России именуют проверкой на вшивость.

Таковой, если переходить от русских образов к американским концепциям, является неядерная война, позволяющая подтвердить на практике соотношение сил между ранее побежденной страной, выходящей за рамки своего статуса побежденной страны, и страной-победительницей.

Воевать, по мнению американских стратегов, с этой целью надо на чужой территории и с помощью чужих ресурсов. Украину надо накачать всем, чем можно. Туда допустимо перебросить серый контингент, не имеющий совсем очевидной привязанности к США. Вдобавок надо подтянуть силы тех, кому подобная авантюра кажется привлекательной. Прежде всего Польшу, но и не только.

После этого надо осуществить такие действия, на которые русские не смогут не ответить. И развязать украинский узел с тем, чтобы неявным образом помериться силами на Украине примерно так, как ими мерились в советские годы в Корее, Вьетнаме и в том же Афганистане.

Чем бы ни кончилось данное мероприятие, оно, с точки зрения США и Великобритании, не может не породить нового, желательного для наших противников, формата отношений между Западом и Россией.

Железный занавес будет оформлен до конца американцами. Куда бы ни вошли русские войска, по другую сторону этих войск будет полноценное НАТО. А значит, будет создан предельно мощный заслон против так называемых новых российских посягательств. И этот заслон на самом деле окажется сугубо наступательным.

Возникнет украинское правительство в изгнании. Далеко не на всех украинских территориях население поведет себя так, как на Донбассе или в Крыму. Значит, русским придется, по мнению США, заниматься разборками с не до конца лояльным населением тех территорий, куда они зайдут и где их примут не только с распростертыми объятьями.

Начнется долговременная вялотекущая кампания, в которой весь Запад будет безопасным для себя образом вовлечен в спасение «благородных украинцев», терзаемых русским империализмом.

В ходе этой кампании удастся окончательно разорвать отношения между Россией и Европой. А это для американцев немаловажная задача.

Возникнет новая глобальная идеологическая повестка дня, задаваемая «происками России против свободного мира».

Российская элита в существенной степени ориентирована на Запад. Если действия России позволят Западу очень сильно напрячь отношения с нашей страной, то что будет делать определенная часть этой элиты? Кто-то прямо и откровенно встанет на сторону Запада, а кто-то, будучи не в меньшей степени на стороне Запада, останется в тени.

В этой ситуации нынешняя половинчатость (то ли мы с Западом, то ли нет), она же ― вхожденчество, потерпит существенный урон. Но победа антивхожденческих сил не будет окончательной. И это позволит Западу разогревать новые внутриполитические настроения, в чем-то аналогичные советскому диссидентству.

Подверстать к этому иноэтнические и иноконфессиональные разогревы не будет составлять большого труда, особенно если к этому подключится нынешняя Турция. А она к этому обязательно подключится.

Возникнет полномасштабная, очень накаленная и окончательная холодная война 2.0. Она будет разворачиваться на части бывшей территории Советского Союза. По отношению к СССР население резко меньшее. То же самое с экономическим потенциалом. А самое главное, этот потенциал окажется лишен автаркической целостности, которую советские люди сумели ему придать за годы коллективизации и пятилеток.

Американцы рассматривают три варианта.

Вариант № 1 ― Путин сдаст Донбасс и потеряет большую часть своего рейтинга. Недовольство населения пенсионной реформой и вакцинацией соединится с недовольством сдачей Донбасса. Дискредитация власти, пошедшей этим путем, станет почти абсолютной. Это позволит перейти к оранжевой революции и окончательно разрушить Россию.

Вариант № 2 ― Путин решается на то, чтобы развернуть конфликт на украинской территории. Притом что это будет конфликт не только с Украиной, но и с теми, кто начнет ей подыгрывать. И, решившись на это, проигрывает конфликт. Тогда опять-таки, власть оказывается полностью дискредитированной и после проигранного конфликта возможна еще более убедительная оранжевая революция.

Вариант № 3 ― холодная война 2.0 в условиях российской недоопределенности и крупных эксцессов на территориях, куда вошли русские войска.

Американцы считают, что проигрыш в этой войне добьет Россию. И это вполне возможно, если Россия будет продолжать существовать в нынешнем межеумочном состоянии.

Ну, а раз так, то России надо из этого состояния постараться вырваться. Это маловероятно? Согласен. Но России не раз удавалось осуществлять маловероятные вырывания из капканов, грозивших ей полным историческим уничтожением.

До встречи в СССР.