Про идеологию и фантомные боли о колбасе. (пт)

Сегодня, в свете нового веяния на АШ, да и в России вообще, я испытываю непреодолимою потребность в покаянии и примирении. Потому и решил написать статью таким образом, чтобы, наконец, никого при этом не обидеть и угодить при этом всем и сразу.

Сегодня, общаясь с каким-нибудь менеджером по пере-перепродаже каких-нибудь тумпексов с какими-нибудь снякерсами или в общении с каким-нибудь биржевым спекулянтом — часто слышишь справедливый упрек в адрес советского прошлого за то, что оно породило большое количество дармоедов и паразитов. И, конечно же, все они — будут правы, ведь сегодня менеджеров по пере-перепродаже — миллионы, и эти миллионы не могут быть неправы.

И конечно же менеджер по пере-перепродаже имеет полное право не знать о каком-то там научно-техническом заделе, доставшемся нам от Союза, о нем — не могут не знать, разве что какие-то горемыки из неведомых ему КБ или НИИ.

А еще он может не понимать — почему во времена Союза в Европе старательно воздерживались от того, чтобы плевать на могилы освободивших их советских солдат, ведь менеджеру по пере-перепродаже долго и упорно, зачастую с поддержкой государства объясняли, что победили — "вопреки", а в Берлин зашли только для того, чтобы снасильничать побольше немок. И сегодня это тоже стало частью его правды, впрочем, той ее частью, которую я все же принять не могу.

Сегодня, когда в обсуждениях советского прошлого, как правило, и за очень редким исключением, в конечном итоге разговор сводится к тотальному дефициту всего и во всем — к колбасе и туалетной бумаге, я понимаю, что это правда этих людей, они искренни, и я принимаю их правду.

Ведь, если тогда их волновало только это, то только это они и будут помнить сегодня. Искренне.

И лично у меня нет никакого права обвинять их в обывательском, мещанском восприятии жизни. Ведь в бытность моей работы в маркетинге одной тогда крупной торговой сети, когда на период новогодних праздников из-за особенности «праздничной» работы поставщиков — даже все офисные этажи и сами офисы заставлялись паллетами с туалетной бумагой — я ощутил истинные масштабы лишений этих людей в их советском прошлом. Их боль и присутствие…

 — присутствие Счастливого будущего, которое, наконец, для них наступило, и белым и пушистым теперь раскаталось по России в три нежных слоя. И тогда мне даже показалось, что любой может запросто стать живым упреком в глазах моих и глазах таких, как я — лишь замотавшись аки мумия в эту трехслойную правду.

А уж если, вдруг, сегодня, когда в состоянии пресыщения, у такого обывателя откуда-то из небытии прорывается "реликтовая" тоска по утрате чего-то великого — он решительно отвергает "стоны по хамону" от своих неискушенных в дефицитах последователей и начинает жаждать какого-то свершения... он восклицает: «Нам нужна идеология!»

И ему действительно нужна идеология.

Но чтобы это была такая идеология, такая — железобетонная идеология...

Чтобы при этом она ни к чему не обязывала, ничего привычного не нарушала, и уж тем более — не грозила лишениями. Чтобы это была такая идеология, которая просто называла бы его привычный образ жизни как-то иначе...  Ну, как-нибудь красивей что ли, нежели — потребл*цтво.

И тут я тоже с ним согласен, потребл*цтво — это некрасиво.