Черкасское казачество как антисистема

Во второй половине XX века Л. Н. Гумилёв создал теорию об антисистеме как развитой целостности людей с негативным мироощущением. Он предполагал, что «антисистема подобна популяции бактерий или инфузорий в организме: распространяясь по внутренним органам человека или животного, бациллы приводят его к смерти... и умирают в его остывающем теле» [Гумилёв Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. — М., «Институт ДИ-ДИК», 1997. — С. 554].

Представители антисистемы, совершая преступления, успокаивают свою совесть заверениями о том, что так устроен мир.
Чем объяснить эти импульсы человеческого сознания, не впадая в чистый идеализм? Неужели мир устроен несправедливо, неужели он стремится к разрушению и смерти? Л. Гумилёву ответ на эти вопросы пришёл в виде образа девочки с мячом. Девочка бросает мяч в стену, мячик отскакивает обратно и сильно бьёт девочку по голове. Причинно-следственная связь ясна: виновата сама девочка, но если такой процесс длится столетиями, то, как утверждает Гумилёв, «связь между биосферным импульсом — рукой девочки и обратным движением — мяча от стены, легко может потеряться для исследователя, и ему будет казаться, что стена бросила мяч от себя, т. е. он увидит прямую связь вместо обратной» [Там же, С 557]. Мир устроен справедливо, однако разум человека способен совершать непростительные ошибки. Представители антисистемы — это субъекты, которые не увидели обратной связи между событиями.
Как образуются антисистемы? Они появляются на стыках ареалов этносов с разным уровнем пассионарности. Поток пассионарности будет направлен от этноса с более высоким её уровнем к этносу с более низким уровнем. Именно он и питает возникшую тут антисистему: «Там, где слагается этническая химера — наложение этнических полей разного ритма, появляются антисистемы» [Там же, С. 576-577]. Антисистемы упиваются пассионарностью этносов, словно вурдалаки кровью своих жертв.
Одной из таких антисистем предстаёт перед нами черкасское казачество, возникшее на границах между тремя государствами — Крымским ханством, Речью Посполитой и Русью.
В польской художественной литературе второй половины XVI столетия черкасские казаки представлены в качестве рыцарей, защищающих христианскую цивилизацию от зловерных магометан-турок, однако историческая наука не располагает ни одним документом, который бы свидетельствовал о том, что черкасское казачество было военной организацией малоросской шляхты. Быть может черкасское казачество создавалось как рыцарский орден, призванный защищать православную веру от магометан и латинян? Однако исторические документы говорят нам о том, что Богдан и Юрий Хмельницкие, Петр Дорошенко признавали себя подданными главы ислама — султана Османской империи. В Сечи находилось большое количество поляков, турок, татар и венгров, которые веру вовсе не меняли, так как старшина казачества вовсе не отличалась ревностью к православию. Быть может, сами казаки отличались внутренним благородством, которому бы соответствовал и их внешний облик? Но до нас дошло описание казаков, сделанное иереем Лукьяновым: «И утре рано пришли под Фастов-городок и стали у вала земляного. А в том городке сам полковник (казачий — авт.) Палей сам живёт. Преж сего етот городок бывал лятской, а Палей насилием у них отнял да и живёт в нем. Городина хорошая, красовито стоит на горе, по виду некрепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частыя, а во всех воротах копаны ямы да соломы наслано. В ямах такъ палеевщина лежат человек по 20 и по 30: голы, что бубны, без рубах, наги, страшны зело... И пошли ис Фастова, и ночевали в селе Палееве Мироновке. И во вторый день, в мясные заговины, пришли в городок Паволочь. Тот городок у Палея уже парубежной от ляхов. А когда мы приехали и стали на площади, — а того дни у них случилось много свадеб, — так нас оступило, как есть медведя, КАЗАКИ, палеевщина, и ДАЖЕ свадьбу покинули. А всё голудба беспартошная, а на ином клака руба нет. Страшны зело, черны, что арапы, а лихи, что собаки, — из рук рвут. Они на нас, стоя, дивятся, а мы втрое, что таких уродов и отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале (в трактире на Невском проспекте — авт.) не скоро сыщишь такого и одного» [Лукьянов И., иерей. Хождение в Святую землю Иоанна Лукьянова 1701-1703 гг. — М., Наука, 2008. — С. 22].
Но ведь до сей поры считается, что черкасское казачество явило нам пример народного самоуправления, народовластия. Но был ли при этом сам народ? Признавали ли «козаки» государственное начало? Нет, они враждебно относились к любым государственным институтам. Не признавали они и власть гетмана. Черкасские казаки могли его в любой момент свергнуть. При этом всё его имущество расхищалось.

Черкасские казаки не могли создать никакого государственного образования, никакой устойчивой властной системы по той лишь простой причине, что они были врагами государства. Оно мешало им паразитировать на этносах, подпитываясь их пассионарностью.
Нападения черкасских казаков на города Руси были сродни набегам татарских орд: «Были в Швеции казаки запорожские числом 4000, над ними был гетман Самуил Кошка: там этого Самуила и убили. Казаки в Швеции ничего доброго не сделали, ни гетману, ни королю не пособили, только на Руси Полоцку великий вред сделали и славный город Витебск опустошили, золота и сребра множество набрали, мещан знатных рубили и такую содомию чинили, что хуже злых неприятелей и Татар. В том же году (1603 г. - авт.) в городе Могилеве Иван Куцка сдал гетманство, потому что в войске было великое своевольство: что кто хочет, то делает. Приехал посланец от короля и панов радных, напоминал, грозил казакам, чтоб они никакого насилия в городе и по селам не делали. К этому посланцу приносил один мещанин на руках девочку шести лет, прибитую и изнасилованную, едва живую; горько, страшно было глядеть: все люди плакали, Богу Создателю молились, чтобы таких своевольников истребил навеки. А когда казаки назад на Низ поехали, то великие убытки селам и городам делали, женщин, девиц, детей и лошадей с собою брали; один казак вел лошадей 8, 10, 12, детей 3, 4, женщин или девиц 4 или 3» [Соловьев С. М. История России. Том Х. — Спб. — С. 1470-1471]. Крымские татары никогда не делали рабами своих единоверцев, а черкасы продавали в рабство православных людей. Черкасских казаков нельзя даже назвать татарской ордой.
Вот как расправлялось с мирным населением казачество в Киеве: «В Киеве ждал их казак бывалый, мещанин Полегенький, с которым было всё улажено: по данному знаку Киев обступили со всех сторон, и на улицах началась потеха: начали разбивать латинские монастыри, до остатка выграбили всё, что оставалось, и монахов и ксёндзов, шляхтичей и шляхтянок с детьми побросали в воду, запретивши под смертною казнию, чтоб ни один мещанин не смел укрывать шляхту в своём доме, и вот испуганные мещане погнали несчастных из домов своих на верную смерть; тела убитых оставались собакам. Ворвались и в склепы, где хоронили мёртвых: трупы выбросили собакам, а которые еще были целы, те поставили по углам, подпёрши палками и вложивши книжки в руки. Три дня гуляли казаки и отправили на тот свет 300 душ; спаслись только те шляхтичи, что успели скрыться в православных монастырях» [Соловьев С. М. История России. Том Х. — СПб. — С. 1587]. Т. о., черкасские запорожцы могли только грабить и убивать, убивать и грабить, находя в этом некое наслаждение. Необходимо сделать вывод: к представителям антисистемы, разъедающей этносы, следует причислить воров и разбойников. А именно таковыми и были черкасские казаки. Именно к ним обращался Булавин в одной из своих грамот: «Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с военным походом атаманом Кондратьем Афанасьевичем Булавиным, кто похочет с ним ПОГУЛЯТЬ, по чисту полю красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конех поездить, то приезжайте в черны вершины самарские» [Соловьев С. М. История России. Том ХV. — М., ИСЭЛ, 1962. — С. 180]. Возле него сразу же собралось множество гультяев, ярыжек — тех, что сейчас называются бичами. Гетманы, руководившие (или пытавшиеся руководить) Сечью, зачастую не являлись представителями антисистемы, поэтому пытались присягнуть какому-нибудь монарху. О независимости Сечи никто из них не думал! Никто из них не хотел завоевать Польшу. Почему, казалось бы? Ведь мог Богдан Хмельницкий взять Варшаву после того, как против латинян поднялся весь Юго-Запад Руси? Мог! Почему он не захотел этого делать? Он прекрасно знал тех, кеми он управляет. Если бы черкасы захватили Польшу, они бы и Польшу, и весь Юго-Запад Руси превратили бы через несколько лет в палеевщину, о которой писал Иван Лукьянов, раздуванив, пропив всё, что можно, а затем зарезали бы и его, гетмана. Поэтому и искал он поддержки у глав государств, окружающих Сечь. Воссоединение Руси произошло не благодаря черкасам, а, во-многом, вопреки их воле. Воссоединения желало всё население Юго-Запада Руси, поэтому черкасам ничего не оставалось, как возглавить народное движение. Во время переговоров с послами Царя, черкасские полковники даже потребовали у послов присягнуть им от имени Царя. Обосновали они своё требование тем, что избранный король Речи Посполитой приносит шляхте присягу, следовательно, Русский Царь должен сделать так же. Пришлось «православным» полковникам объяснять, кто такой Помазанник Божий...
Этнический тип запорожца совсем не похож на тип южнорусского крестьянина, малоросса; немецкий исследователь Гюнтер Штекль полагал, что первыми русскими казаками были обрусевшие крещёные татары [См.: Ульянов Н. Происхождение украинского сепаратизма. — «Грифон», 1966. — С. 29]. После воссоединения Руси запорожцы смотрели на земли Малой Руси, как на добытую в бою добычу, которую можно было выгодно продать. Черкасы решили продать её снова полякам. После смерти Хмельницкого Иван Выговский вместе с казацкой старшиной решили присягнуть польскому королю. После предательства Выговского правительству Руси стало ясно, что между черкасами и южнорусским крестьянством пролегает пропасть.
При избрании Выговского гетманом рада состояла из представителей казацкой старшины, когда же простые казаки, в прошлом крестьяне, решили принять в ней участие, их прогнали. Постепенно полковники и сотники начинают пользоваться услугами наёмных охранников, которые помогают им держать в повиновении подчинённые им подразделения. Уже в 60-е гг. XVII в. рядовые казаки начинают заниматься только крестьянским трудом. Но ведь и при Хмельницком состояло три тысячи гвардии из татар, которые помогали поддерживать порядок среди реестровых казаков, многие из которых в прошлом были малоросскими крестьянами.
Со временем утвердилось мнение, что именно казаки, а не малоросское крестьянство, одержали победу над поляками. Революционная русская интеллигенция стала считать, что запорожские казаки были борцами за свободу, Шевченко стал знаменем «украинофилов», ведь он воспел запорожское казачество и пытался доказать читателям, что казаки в Средние века были самостоятельным этносом, враждовавшим с русским народом:

Грае кобзарь, прыспивуе,
Вымовля словами (а чем ещё? – авт.),
Як Москали, Орда, Ляхы
Былысь съ Козакамы…

[Шевченко Т. Кобзарь. – СПб., 1840. – С. 107-108]
Но ведь никогда население Малой России не отделяло себя от русского народа, никогда не относилось к жителям Великой России, как к врагам!
Русская революционная интеллигенция сама состояла из представителей антисистемы, паразитирующей на РИ, поэтому не могла не восхищаться «гением» Шевченко — рупором и носителем разрушительной силы этой антисистемы. Со временем выяснилось, что поэтом Шевченко признают только те, кто и «козаков» считает народом, порабощённым «москалями». Тарас Шевченко – это сознательный враг русского народа, типичный представитель одного из деструктивных сообществ, которые Л. Н. Гумилёв назвал антисистемами. Зная внутренний мир Тараса Шевченко, мы можем представить себе мироощущение и мировоззрение представителя черкасского казачества.
Н. Костомаров свидетельствовал о «поэте» Тарасе: «В конце декабря 1860, а может быть, в январе 1861 года (наверно не припомню), Шевченко явился ко мне во вторник вместе с Павлом Ивановичем Якушкиным, известным собирателем народных великорусских песен. Оба были пьяны до безобразия, особенно Якушкин; Шевченко всё-таки держал себя приличнее. отведя его в сторону, я ему заметил, указавши на многих гостей у меня, что о нём будут распространяться дурные слухи. Это был, однако, первый и последний раз, когда я увидел Шевченко положительно пьяным» [Костомаров Н. И. Письмо к издателю-редактору «Русской старины» М. И. Семевскому // Русская старина, 1880 г., № 3].
Т. Шевченко был беспробудным пьяницей и умер от алкоголизма.
Шевченко считает, что он ведёт праведную борьбу с окружающими, поэтому имеет право на ложь в своём творчестве. Шевченко не верит в силу покаянной молитвы, он делает вид, что ничего не знает о 50 псалме Царя и Пророка Давида, который в отроческом возрасте пас овец, т. е. он попросту врёт:


Святую Біблію читає
Святий чернець і научає,
Що цар якийсь-то свині пас
Та дружню жінку взяв до себе,
А друга вбив… Тепер на небі…

Шевченко был безбожником и кощунником:

…А кров, та слези, та хула.
Хула всему! Нi, нi! Нiчого
Нема святого на землi!
Мені здається, що й Самого
Тебе вже люди прокляли!

Об атеизме Т. Шевченко свидетельствуют и эти строки:

...Будем, брате,
3 багряниць онучi драти,
Люльки з кадил закуряти,
"Явленними" пiчь топити,
Кропилами будем, брате,
Нову хату вимiтати.

Совокупность рифмованных и ритмизованных слов вовсе не говорит о том, что автор их является поэтом. Неправильно поставленные во всех текстах Шевченко ударения, исковерканные русские слова говорят о том, что не был Шевченко поэтом, а был он лишь графоманом и алкоголиком.
Шевченко в своём творчестве выразил лишь стремление антисистемы, ярым представителем которой он являлся, к разрушению и небытию. Весь русский народ, к которому он принадлежал, ему ненавистен. Русских людей, по мнению Шевченко, нельзя любить, так как общение с ними становится причиной горя и душевных страданий:

Кохайтеся, чернобривi,
Та не з москалями,
Бо москалi чужi люди
Зроблять лихо з вами.

Поэзия Тараса Шевченко глубоко безутешна в своей скорби. О чём же скорбит его отзывчивая казацкая душа? А сокрушается она, потому что нельзя вернуть славное прошлое запорожского казачества:

Де подiлось казачество,
Червонi жупани,
Де подiлась доля-воля,
Бунчуки, гетьмани?


Я уверен, что Шевченко, написав про эти «жупаны и бунчукы», не мог не пустить пьяную слезу, чтобы доказать самому себе, что он патриот родного края.
Неужели он не знал, что желает, фактически, вернуть палеевщину, при которой бандиты с большой дороги будут дуванить и пропивать его родной край? Видимо, не знал, хотя мог бы и догадаться об этом. Всю свою жизнь он прожил в окружении таких же, как и он, русофобов, поэтому и перемен в его мировоззрении быть не могло.
Шевченко так и не понял, что именно черкасские казаки, а не российские бояре и стрельцы, закрепостили Юго-Запад Руси. Восстановление власти сечевого казачества могло бы обернуться национальной катастрофой. Но видимо, Шевченко, как ярый представитель антисистемы, её и желает:


Доле, де ти? Доле, ти?
Нема нiякоi...
Коли доброi жаль, Боже,
То дай злоi, злоi!..

[Шевченко Т. Зібрання творів: У 6 т. — К., 2003. — Т. 1: Поезія 1837-1847. — С. 367]

Акты XVII – XVIII вв. свидетельствуют: паны полковники, сотники и куренные приобретали земли незаконными, нечестными путями, а затем бывших хозяев этих земель «верстали» в крестьяне. Делалось это так: козак брал у пана долг, а в обеспечение долга отдавал в залог свою землю; если дог не платился, то должник выдавал пану на землю купчую запись: «Раздает Лизогуб нуждающимся деньги взаймы, как это обыкновенно делали паны, и дает, между прочим, козаку Шкуренку 50 золотых (10 руб.): «Дай мне в арешт грунта свои, а я буду ждать долга, пока спроможешься с деньгами». «Я и отдал», рассказывает козак, «свой грунтик, но не во владение, а в застановку (в заклад — авт.). А как пришел срок уплаты, стал я просить Лизогуба подождать, пока продам свой скот, который нарочно выговорил для продажи. А Лизогуб задержал меня в своем дворе и держал две недели, требуя отдачи долга. Со слезами просил я отпустить меня домой, так как жена моя лежала на смертной постели. Но Лизогуб тогда же вместе со своим господарем (управляющим — авт.) оценил мой грунтик и насильно послал меня к конотопскому соборному попу, говоря: «иди к попу, и как поп будет писать – будь при том». Поп написал купчую, но без свидетелей с моей стороны и без объявления в ратуше. Так пан Лизогуб и завладел моим грунтом, хотя я и деньги ему потом носил»» [Киевская старина. — 1882. I. — С. 110-111]. Разумеется, чаще всего землю у казаков отбирали силой, но какой-нибудь поп, тем не менее, писал в купчей, что земля передавалась в руки пана на законных основаниях.
Шевченко жаждал возвращения палеевщины, о которой писал так уважающий его Н. Костомаров: «Молодцы гонялись по дорогам за бегущими шляхтичами, и как поймают какого, тотчас бьют дубьём, топчат ногами, ведут к реке, угрожая утопить, или оберут и обнажат, привяжут к дереву и покинут на произвол судьбы. Все начальники таких шаек именовались — полковниками. Зимою 1702 — 1703 годов явился на Подолии некто Хвёдор Шпак, именовавший себя полковником войска запорожского. Он писал каменецкому коменданту, что идёт на панов по приказанию короля, ради того, что дедичные господа владельцы утесняют своих подданных вопреки королевской воле... Другие известные полковники, взбунтовавшие Могилёв, Калюс, Ушицу, Лоевцы, Козлов, Литаву, Ластовцы, Ярышов, Жван, были: Скорыч, Мидопака, Аксентий Сотник, Дабижа, Дерикалика; их ШАЙКИ составлены были в значительной степени из молдаван. Расправляясь с врагами русской веры и русского народа, они не довольствовались простыми убийствами, а сопровождали их варварскими истязаниями, отсекали руки и ноги, насиловали шляхетных жен и девиц, ругались над костёлами и синагогами» [Костомаров Н. Мазепа. — М., 1992 — С. 139]. Шайки валахов и людей без рода и племени продолжили продавать пленников в рабство татарам, окончательно превратили Юго-Запад России в «руину». Такие, как Палей, были лишь главарями банд, которые часто не подчинялись им. Сам Палей признавался Мазепе: «Я своим полчанам запретил обижать поляков, но не все меня слушают, иной самовольно своим путём идёт. Что же мне делать! На то они люди войсковые» [Там же, — С. 152]. Т. о., «войсковые люди», по мнению Палея, имеют право вести себя подобно разбойникам. Значительная часть казаков, награбив «злотых», тут же их пропивала или проигрывала в кости или карты. Желание вновь обогатиться побуждало их снова заняться грабежом.
Мазепа писал царскому вельможе Головину о Палее: «Вот уже шестой день Палей у меня в обозе, он беспробудно пьян, кажется, уже пропил последний ум, какой у него остался! Этот человек без совести, и гультяйство у себя держит такое же, каков сам: не знают они над собой ни царской, ни королевской власти и всегда только к грабежам и разбоям рвутся. Сам Палей даже не помнит, что говорит» [Там же, — С. 152].
Сам Мазепа пошёл на предательство и стал подбивать к этому и низовое казачество. Чтобы договориться о совместных действиях с запорожцами, он устроил пир: «В течение обеда они (казаки — авт.) хвалились своею привязанностью к гетману и готовностью во всём повиноваться ему; но когда опьянели и стали уходить из гетманского покоя в отведённое им помещение, то стали хватать и уносить с собою разную утварь. Дворецкий дома хотел не допустить такого бесчинства... Запорожцы повалили его на землю, топтали ногами, перебрасывали его между собою от одного к другому, наконец один из них ударил дворецкого ножом в живот, и дворецкий умер под этим ударом» [Там же, — С. 282-283].
Быть может, черкасы были самостоятельным этносом, отличным, в целом, от русского народа? Быть может, причисление «козаков» к одному из элементов целостной антисистемы, сформировавшейся на Юго-Западе Руси во второй половине XVII века, является страшной ошибкой? Давайте разбираться с этим вопросом.
Отличительным признаком народа всегда является его язык, отличный от языков иных народов. Понятна была ли речь «козака» и малоросского крестьянина русскому стрельцу, обосновавшемуся в русском Киеве? Конечно, понятна, так как и «козак» и крестьянин разговаривали на малоросском диалекте русского языка. Мог ли этот диалект с течением времени превратиться в самостоятельный язык? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к историческим документам, которые могут свидетельствовать об том или ином периоде прошлого нашей страны. Читаем «конституцию» Пилипа Орлика, сотоварища Мазепы, — и видим, что написана она на русском языке! Быть может, Орлик с братвой были просто «омоскалены», т. е. были какими-то неправильными «козакамы»? Быть может, какое-то особое «козацкое» наречие появилось на Юго-Западе России в XIX столетии?
Вот что пишет по этому поводу знакомый нам Н. Ульянов: «В 1861 г. возникла идея печатания официальных государственных документов по-малороссийски, и первым таким опытом должен был быть манифест 19 февраля об освобождении крестьян. Инициатива исходила от П. Кулиша и была положительно встречена на верхах. 15 марта 1861 г. последовало высочайшее разрешение на перевод. Но когда перевод был сделан и через месяц представлен на утверждение Государственного Совета, его не сочли возможным принять. Кулиш еще до этого имел скандальный случай «перевода» Библии с его знаменитым "Хай дуфае Сруль на Пана" (Да уповает Израиль на Господа)» [Ульянов Н. Происхождение украинского сепаратизма — э. версия]. Т. е. Пантелей Кулиш опять создал нечто вроде "Хай дуфае Сруль на Пана", поэтому, во избежание народного возмущения, этот «перевод» решили не опубликовывать. Видимо, «украинофилы» в середине XIX в. только начали создавать малоросское наречие. Они вводили в русский язык полонизмы и коверкали русские слова, в результате чего создавался совершенно непонятный текст, не годившийся для печати.
Быть может, в XX веке что-то, наконец, изменилось? Быть может, на малоросском диалекте заговорили миллионы благодарных «украинофилам» россиян?
Вот небольшой, но забавный фрагмент из "Дней Турбиных" М. Булгакова:

Гетман. Я давно уже хотел поставить на вид вам и другим адъютантам, что следует говорить по-украински. Это безобразие, в конце концов! Ни один мой офицер не говорит на языке страны (какой страны? — авт.), а на украинские части это производит самое отрицательное впечатление. Прохаю ласково.
Шервинский.-СлухАю, ваша светлость. Дежурный адъютант корнет... князь... (В сторону)
Черт его знает, как «князь» по-украински!.. Черт! (Вслух.) Новожильцев, временно исполняющий обязанности... Я думаю... думАю... думовАю...
Гетман. - Говорите по-русски!
Шервинский. - Слушаю, ваша светлость. Корнет князь Новожильцев, дежуривший передо мной, очевидно, внезапно заболел и отбыл домой еще до моего прибытия.
Как видим, население Юга России разговаривало на русском языке.
Со времён Гражданской войны прошло столетие. Наречие, создаваемое «украинофилами» или, на самом деле, русофобами, стало орудием национального угнетения. Те, которые хотели возродить черкасское казачество с его «вольностями», показали своё истинное лицо. Нынешняя элита исторической Малой России показала, что может лишь, как черкасское казачество, разворовывать, дуванить и пропивать то, создавалось поколениями русских людей, показала, что она состоит вовсе не из патриотов своего края, так как бандиты, по большому счёту, не имеют национальности: они являются представителями антисистемы, паразитирующей на каком-либо народе.