Предсказание Ефимова

12 августа в США  возрасте 83 года умер писатель и философ Игорь Маркович Ефимов, псевдоним Андрей Московит. Ефимов  в 1978 эмигрировал из СССР. Я не собираюсь писать ему некролог. Вместо некролога всего одна статья Ефимова, написанная 2 января 2000 года. Честно говоря, это шок. 

ЗАКАТ АМЕРИКИ В XXI ВЕКЕ

У автора данного исследования есть некоторый опыт социально- исторического прогнозирования. В своей книге «Без буржуев» (В Самиздате-«Бедность народов») он писал в 1978 году: «Если бы республикам Советского Союза было предоставлено право на самоопределение, очень скоро в Средней Азии, на Кавказе, на Карпатах, на Украине заполыхали бы пожары самых кровавых и беспощадных войн. Что же касается внутренней политики, то, может быть, только прибалтийские народы сумели бы установить у себя демократию. Остальные бы вскоре оказались под властью таких свирепых диктатур, что нынешнее правление Москвы начало бы им казаться ушедшим раем законности и правопорядка».

15 лет спустя этот прогноз оправдался. Поэтому читатель имеет снования с любопытством отнестись к моим представлениям о том, как будет развиваться Америка в ближайшие десятилетия. Что бы ответил на экзамене студент исторического факультета, если бы ему попался в билете такой вопрос: «О каком государстве и в какой исторический момент идет речь нижеследующем отрывке: "Форма политического правления - республика- каждый полноправный гражданин участвует в выборах местных и центральных властей. Международное положение - доминирующее- в мире нет такой силы, которая могла бы тягаться с данной страной.

Главные черты исторического развития за предшествующие 200 лет - безостановочное расширение границ и возрастание численности населения. Этнический состав - конгломерат многих национальностей при господстве одного официального языка. Состояние экономики - уверенный рост общенационального богатства на основе развитых рыночных отношений". Конечно, студент только усмехнется легкости вопроса и уверенно напишет ответ: «Соединенные Штаты Америки, конец 20-го века». Но если бы этот студент хорошо знал историю Древнего мира и написал бы: «Римская республика в конце 2-го века до Р.Х.», - его профессора тоже должны были бы поставить ему за ответ пятерку. Ибо сходство историка-политических ситуаций здесь поразительное. Нет, мы не поддадимся соблазну игры в прямые исторические параллели и аналогии. Мы не станем уподоблять победы Рима над Карфагеном и Коринфом в середине 2-го века до Р.Х. победам Америки над Германией и Японией в середине века 20-го. А затяжные войны Рима в Северной Африке 20 лет спустя - войне во Вьетнаме. А убийство братьев Гракхов (133 и 121 гг. до Р.Х.) - убийству братьев Кеннеди (1963 и 1968). А ослабление угрозы со страны галльских и германских племен, ознаменованное разгромом кимвров и тевтонов в 102 году до Р.Х., -развалу коммунистического блока в 1990-е годы. А противоборство Рима с Митридатом VI в Малой Азии (80-60-е годы до Р.Х.) - протекающему на наших глазах противоборству Америки с Саддамом Хуссейном на Ближнем Востоке. Мы попытаемся остаться в рамках социального анализа, включив в него вечную борьбу состязательного и уравнительного принципов мышления и - идущую параллельно - вечную борьбу между высоковольтными и низковольтными.

И тогда похожесть историко-политической ситуации там и тут высветится еще нагляднее. Главное сходство: и там, и здесь республика, изначально созданная высоковольтными на сугубо состязательном принципе, за два века существования достигает такой экономической и военной мощи, что в ее тело - в результате завоеваний, иммиграции, торгово-промышленного обмена - со всех сторон вливаются миллионы и миллионы низковольтных. И это перерождение этнического и генетического состава населения начинает оказывать мощное давление на политическую ситуацию в стране, открывает двери проникновению уравнительного принципа во все стороны жизни. Как можно сравнивать рабовладельческий Рим с Америкой, где равенство граждан возведено в культ?» -возразят нам. Но дело в том, что в индустриальную эпоху нет нужды ввозить в страну дешевую рабочую силу. Китайский, бразильский, доминиканский, индийский рабочий, который трудится за несколько центов в час, изготавливая для американцев рубашки, башмаки, зонтики, простыни, коврики, создает такую же конкуренцию американскому труженику, какую в Древнем Риме создавали римским крестьянам - свободным гражданам - ввозимые рабы.

Да и миллионные армии сезонных рабочих, пересекающих каждое лето легально и нелегально мексикано-американскую границу, добавляют свою долю. Рабский труд стал активно применяться в Риме лишь в начале 2-го века до Р.Х. - и очень скоро города стали заполняться разорившейся беднотой, для которой пришлось учредить бесплатные раздачи муки, масла, бекона. Точно так же и в Америке массовый ввоз дешевых товаров из Азии и Южной Америки, начинается только с середины века, и именно это приводит к необходимости создания системы велфера и пособий по безработице. В управлении экономикой страны свободный рынок за последние 80 лет должен был сильно потесниться, давая место силовым командным структурам. Мафия сумела взять под свой контроль не только незаконный бизнес - наркотики, проституцию, подпольные игорные дома, - но и вполне законные профсоюзы шоферов, мусорщиков, текстильных рабочих, портовых грузчиков и др.

Точно так же и в Риме конца 2-го века до Р.Х. огромные участки земли были захвачены могучими семейными кланами в нарушение традиционного права. Братья Гракхи пытались вернуть эту землю римским гражданам - и заплатили за это жизнью. Точно так же и братья Кеннеди попытались начать наступление на силовые мафиозные кланы (вспомнить только атаки Роберта Кеннеди на Карлоса Марселло и Джимми Хоффа) и были в результате убиты. Privet Вытеснение состязательного принципа из американской экономической жизни идет незаметно на многих фронтах. Например, все фирмы и корпорации, выполняющие государственные заказы, имеют дело не с собственником, который должен считать каждый доллар, а с чиновником, которому казенных денег не очень жалко. В этой сфере реальное противоборство между производителями подменяется закулисной борьбой по оттеснению конкурентов. В результате и возникают скандальные парадоксы, когда поставщик бомбардировщиков может вставлять в смету стоимость пластмассового сиденья для самолетного туалета 600 долларов, а стоимость огнетушителя - 800.

Казалось бы, монополии в Америке запрещены и существует обширное законодательство против образования трестов. Однако на деле чуть не каждый месяц мы слышим сообщения о новых и новых слияниях индустриальных и финансовых супергигантов. И разрешения на эти слияния выдаются все легче. В сфере предложения труда состязательный принцип оттеснен еще дальше. Автомобильные концерны Крайслер, Форд и Дженерал Моторс вынуждены конкурировать между собой и с иностранными производителями. Но профсоюз рабочих автомобильной промышленности - только один. И он может диктовать нанимателям условия, какие не снились рабочим других отраслей. Профсоюз пилотов угрозами забастовок добился от авиакомпаний зарплат, приближающихся (вместе с дополнительными льготами) к 200 тысячам долларов в год. Получить работу, иметь работу всегда было для американца предметом гордости, служило основой его самоуважения.

Но в конце 20-го века многолетние усилия уравнителей увенчались успехом, и им сегодня дана возможность разрушить «неравенство» между имеющим работу и безработным. Называется это «реформа велфера». Хочешь получать пособие -иди, мол, работай, а то лишим средств к существованию. По сути дела создается система принудительного труда. Реальной конкуренции бывший получатель пособия американскому рабочему не составит-слишком низка его квалификация. Но моральный ущерб будет огромен. Будут искусственно созданы миллионы рабочих мест, на которых «новые работники» станут отбывать рабочие часы точно так же, как это происходило в странах Советского Блока. («Они делают вид, что платят нам, мы делаем вид, что работаем».) В экономическую жизнь страны вольются миллионы людей, которые смотрят на труд как на проклятье, и они заразят своим мироощущением миллионы других. Все же автомобильная промышленность, авиационные линии, торговый и пассажирский флот вынуждены конкурировать с иностранными фирмами - и это накладывает узду на аппетиты профсоюзов. Однако в американской экономике есть отрасли, огражденные законом от иностранной конкуренции. Таковы, в первую очередь, медицина, фармакология, юридические услуги, в значительной степени-банковское дело. И именно в этих отраслях происходит астрономический рост цен. Госпиталь может предъявить пациенту счет на 15 тысяч долларов за три дня в палате на дв оих - и сюда не входят счета хирурга и анестезиолога за операцию, эти потребуют еще около пяти тысяч. Стоимость многих лекарств доведена до уровня недоступного среднему человеку без медицинской страховки. И почти все они могут быть получены только по рецепту врача, то есть при условии обязательного дорогостоящего визита к специалисту.

Счета адвокатов могут довести до грани разорения даже американского президента - вспомним супругов Клинтонов, которые объявили сбор средств на оплату своих многочисленных судебных тяжб. Банки настолько уверенно держат в своих руках работающего американца (он ведь вынужден сначала выплатить почти весь процент по займам на покупку дома и автомобиля, а уж только потом может начать выплачивать основной долг), что даже не утруждают себя открывать ему двери в те часы, когда он кончает работу, - все закрываются в 3 часа дня. И все же грабительские успехи этих четырех монополий меркнут рядом с тем, чего удалось добиться СТРАХОВОМУ БИЗНЕСУ. Свободный рынок, по определению, есть место, где свободный продавец встречается со свободным покупателем. Каждый из них волен купить или не купить, продать или не продать товар или услугу за оговариваемую цену. Состязательный ум строго следит за сохранением этой свободы и громко протестует, когда ее ущемляют. Если человеку или предприятию мешают свободно торговать продуктом своего труда, это вызывает в Америке единодушное осуждение. Ну, а что получится, если мы запретим человеку не покупать? - Как это? - спросит американец с недоумением. - Как можно «запретить мне не покупать»?

Такого не бывает. Покупая, я всегда остаюсь свободен. И используя эту наивность, прикрываясь словом «покупать», уравнительный принцип сумел просочиться в американскую экономику с тыла. Зная, что слово «социализм» в США крайне непопулярно, уравнители-демократы всюду проводили свои реформы под «рыночной» личиной. И они нашли для этого великолепный инструмент, танк, таран: страховой бизнес. За последние три десятилетия страховой бизнес превратился в гигантского Троянского коня, внутри которого уравнительный социализм проник на свободный рынок и теперь пожирает Американскую экономику изнутри. Все это началось примерно 30 лет назад, в правление президента Линдона Джонсона, обещавшего построить так называемое «Великое общество» ("Great Society"). В 1965 году была, наконец, осуществлена давнишняя мечта демократов - подписан закон об учреждении Программ медицинской помощи престарелым, увечным и обездоленным (Medicare и Medicaid). Казалось бы, что можно было возразить против этого гуманного и благородного акта? Обращаясь к бывшему президенту, Гарри Труману, который пытался провести в жизнь этот закон еще в 1948 году, Джонсон сказал: «Может быть, только вы, президент Труман, можете понять, как счастлив и благодарен я за сегодняшний день».* Когда государство принимает на себя какую-то важную общественную функцию, изымая ее из действия рыночной структуры, эта мера считается шагом в сторону социализма. Американские законодатели знают, что социализм опасен, неэффективен и непопулярен в Америке.

Чтобы сгладить неприятный социалистический оттенок нового закона, решено было соединить его с эффективным рынком. Нет, мы не будем создавать государственную сеть больниц и клиник для бедных и престарелых. Мы создадим гигантское страховое общество, которое будет получать деньги за счет налогообложения и оплачивать медицинские счета больниц и врачей, берущих на себя лечение неимущих. Вводимые законы не казались поначалу опасными даже стороннику состязательного принципа. Ведь на рынке останется множество страховых компаний, они будут конкурировать между собой, и это удержит цены на нормальном уровне. В 1960-е годы стоимость медицинской страховки была относительно невелика, поэтому общенациональный налог на покупку этого вида услуг не выглядел пугающим. Но, как и следовало ожидать, этот рыночно-социалистический гибрид начал превращаться в ненасытного дракона уже с первых дней своего существования. За пять лет (1966-1971) цены на медицинское обслуживание возросли на 40%, а на пребывание в госпитале - на 70 . До 1965 года Федеральное правительство тратило на медицинское обслуживание 4,8% бюджета или 5,2 миллиарда долларов, а в 1969 - уже вдвое больше. Всего за четверть века (с 1950 по 1977) государственные расходы на медицинское обслуживание возросли с 12 миллиардов до 160. Однако учреждение государственных Программ медицинской помощи было только началом» Всё же оно потребовало введения дополнительного налога, что вызывает естественное сопротивление и недовольство. Лисий социалистический ум продолжал искать новых возможностей в богатом рыночном курятнике. Вот например: как лечить людей, не достигших еще 65 лет, продолжающих работать, но не имеющих денег на дорогое лечение? Опять вводить дополнительный налог? Но избиратель может взбунтоваться. А почему бы не обязать предпринимателей покупать медицинскую страховку для своих работников на свободном рынке? Предпринимателей никто жалеть не будет. А то, что они вынуждены будут из-за этого поднять цены на свои товары, мало кто заметит. Дальше - больше. Тысячи людей попадают каждый год в автомобильные аварии, их привозят в больницы с различными травмами и ранениями. И среди этих пациентов непременно будут такие, у которых нет медицинской страховки. Кто оплатит их лечение? Государство? Штат? Опять новое налогообложение? Но зачем? Мы выпустим закон, обязывающий каждого автомобилиста покупать страховку на лечение тех несчастных, которых он когда-нибудь может сбить своим автомобилем.

И самих врачей мы заставим покупать страховку против иска за неправильное лечение. И владельцев маленьких бизнесов обяжем иметь страховки от несчастных случаев, которые могут случиться с их клиентами. Поскользнется старушка в супермаркете, сломает бедро - плати страховка! Другая облила себя горячим кофе в ресторанчике, и добрые присяжные присудили ресторанную корпорацию выплатить ей сколько-то миллионов - от этого тоже нужна теперь страховка. За последние десятилетия тысячи мелких бизнесов вынуждены были закрыться, ибо не имели возможности платить неудержимо растущие страховые премии. А там, где закрываются мелкие бизнесы, конкуренция ослабевает и крупные могут гораздо быстрее повышать свои цены. Знаменитый защитник американского потребителя, Ральф Надер, в своей книге «Как победить в страховой игре» приводит следующие цифры: в 1990 году американцы заплатили страховым компаниям 406 миллиардов долларов. (Это вдвое больше, чем 1981 году). Средняя американская семья платит ежегодно около 3000 долларов страховки непосредственно и около 4500 долларов в скрытом виде -переплачивая за товары и услуги тех фирм, которые вынуждены покупать различные виды страховок. Это составляет около 1% всех семейных расходов, то есть, для многих семей, превышает подоходный налог. К сожалению, название книги Надера таит в себе самообман, в плену которого оказались многие американцы. Победить в страховой игре невозможно.

Мы выданы страховым гигантам с руками и ногами, с головой и потрохами. Ибо страховой бизнес - единственный сектор американского рынка, который утратил право называться «свободным». Если «добросердечные» законодатели заставляют нас покупать какой-то товар, наша свобода уничтожена. И цены неизбежно и неудержимо будут лететь только вверх. Конкуренция действует повсюду, но только не в сфере страхового бизнеса. От иностранной конкуренции он защищен законами, запрещающими иностранным страховым компаниям оперировать в Америке. От внутренней конкуренции страховые компании защищены законом, запрещающим другим финансовым организациям (например, банкам) продавать какие бы то ни было виды страховки. И самое главное: страховой бизнес изъят из-под действия антитрестовского законодательства.

По идее, расценки должны регулироваться государственным учреждением, которое называется Insurance Services Office и штатными комиссиями. Но как можно вкручивать мозги государственному чиновнику, помнит любой советский экономист, выбивавший в своем министерстве нужные цифры плана, «расценки» и прочие «показатели». Эндрю Тобиас, в своей книге «Невидимые банкиры» приводит много интересных данных о манипулировании финансовой отчетностью, намного превзошедшем советские трюки. Например, страховая компания Сэйнт-Поль доложила, что в 1975 году она потеряла деньги на страховке от исков за неправильное лечение, но когда исследователи проверили цифры, выяснилось, что компания за этот период собрала с застрахованных врачей 52 миллиона, а выплатила компенсаций только 6 миллионов долларов. Та же компания за годы 1975-78 собрала с застрахованных клиентов 415 миллионов долларов, а выплатила компенсаций 78 миллионов. Еще 87 - невероятно раздутых - миллионов пошло на административные расходы. Но оставшиеся 250 миллионов не будут фигурировать как доход компании. Они могут быть названы «расходы на расширение фонда надежности». О том, сколько было получено денег от вклада этих миллионов в различные ценные бумаги, вообще никто не упоминает. Директор Страховой комиссии штата Флорида заявил в своей речи, что «регулирование страховых компаний во Флориде - это миф, иллюзия. У нас нет возможности выяснить размеры доходов страхового бизнеса». Директора страховых компаний «...отвечают только самим себе. Они стремятся наращивать бизнес, не уменьшать его. Можно было бы ожидать сдерживающего воздействия со стороны рынка... Но стоимость страховки оценивать крайне трудно и потребитель не может отличить одну компанию от другой».

Опасность раковых заболеваний состоит в том, что организм человека «не опознает» клетки рака как чужеродные, не вступает с ними в борьбу, ибо они научились притворяться «своими». Опасность сегодняшнего страхового бизнеса в том, что американская рыночная структура не опознает его антирыночной сути, не имеет аппарата ограничения его болезненного роста и пребывает в иллюзии, что это нормальная ветвь экономической деятельности государства. Там, где у потребителя нет выбора «купить или не купить», рынок кончается. Страховой бизнес превратился в удобную скрытую форму налогообложения. Но если обычное налогообложение избиратель может как-то регулировать, оказывая давление на законодателей, скрытое страховое налогообложение он регулировать не может. И оно будет расти неудержимо каждый год. Угроза усугубляется тем, что такое положение оказывается выгодным и политическим, и экономическим лидерам страны. Страховые компании в большинстве своем принадлежат различным финансовым гигантам, являясь наиболее доходными звеньями в их структурах. Штатные комиссии, которым надлежит регулировать страховой бизнес, сплошь и рядом состоят из людей, которые владеют акциями страховых компаний или занимали в них высокие посты и часто возвращаются обратно на свои доходные должности. Захотят ли они портить отношения со своими будущими работодателями? Политики получают возможность уворачиваться от реального решения тех или иных социально-экономических проблем, подсовывая страховой бизнес как якобы рыночный выход из положения. Например, сенатор Кеннеди в союзе с Американской ассоциацией врачей уже много лет пытался провести закон, по которому ВСЕХ предпринимателей обязали бы покупать медицинскую страховку для своих работников.

А президент Клинтон наложил вето на законопроект, устанавливающий потолок для размера исков против врачей за неправильное лечение, что, естественно, подняло еще выше размеры соответствующей страховки для врачей. Страховой бизнес в Америке давно приобрел главное свойство социалистического предприятия: полную свободу от требований рынка. Однако, при этом, он не утратил главное свойство предприятия рыночного: стремления получать максимальный доход. Поэтому он и превратился в опасную опухоль, высасывающую здоровые соки из рыночного организма страны.

Америка - единственная страна индустриального мира (не считая Южной Африки), где не существует Общенациональной системы здравоохранения. Когда снова и снова вспыхивают жаркие дебаты по этому вопросу, противники кардинальных реформ извлекают жупел социализма. Но они при этом не замечают, что Американская медицина давно уже сумела выстроить для себя крепкую социалистическую раковину. Одна створка этой раковины - страховой бизнес, вырвавшийся из трудной рыночной борьбы в спокойную гавань социалистической монополии, что позволяет ему благодушно смотреть на неудержимый рост цен на медицинское обслуживание (ему ведь, за исключением некоторых частных случаев, чем выше -тем лучше: будет повод обратиться в надзирающие комитеты за разрешением на очередное поднятие расценок).

Другая створка - система Медикера и Медикейда, которая без споров оплачивает счета врачей и больниц есть взятыми у нас - деньгами, которых чиновникам, выписывающим чеки, совсем не жалко. В страховом бизнесе занято около двух миллионов человек. То есть, вдобавок к дорогому медицинскому обслуживанию, мы должны содержать на высоких окладах два миллиона человек, не производящих никакой полезной работы. Чем грозит стране этот неудержимый рост цен на страховку? И можно ли что-нибудь сделать, чтобы остановить его? И знаем ли мы в истории другие примеры подобного искажения рыночной деятельности? Последний вопрос парадоксальным образом возвращает нас к сравнению сегодняшней Америки с Древним Римом. Ибо и там политико-экономическая ситуация привела к возникновению диковинной, дотоле невиданной фигуры: откупщик, Сбор налогов в Древнем Риме был тоже делом нелегким. Нечестные чиновники присваивали себе солидную часть собираемого, народ уклонялся от уплаты как только мог, а если становилось невмоготу, начинал бунтовать.

Передача сбора налогов в руки частного лица, с одной стороны, обещала большую эффективность, с другой, переносила гнев населения с правителя на откупщика. Он уплачивал в государственную казну требуемую сумму, а государство отдавало ему право собирать с подданных тот или иной налог. И уж он собирал на совесть! Ибо собирал теперь в собственный карман. Защиты от него не было и жаловаться на него никто не мог. Он покупал у верховной власти монопольное право на сбор налога и пользовался ее доверием и покровительством. Примерно такую же роль выполняет страховой бизнес в сегодняшней Америке. Ибо все формы обязательного страхования- это скрытое налогообложение, которое политики не смогли бы провести обычным законодательным путем - избиратель взбунтовался бы.

Когда же налогообложение оформлено в виде покупки страхового полиса, мы остаемся при иллюзии, что происходит обычная купля-продажа на свободном рынке. Нас обмануть нетрудно. Но не наш кошелек. Он делается тоньше и тоньше с каждым годом. Замечено, что по уровню сбережений на человека Америка скатывается все дальше и дальше вниз. Тридцать лет назад американец, имевший работу, мог содержать семью в приличном достатке. Сегодня и двое работающих должны трудиться очень напряженно, чтобы сводить концы с концами. В 1998 году американцы впервые потратили больше, чем заработали, то есть не сделали никаких сбережений, а залезли в долги еще больше. Под гнетом неконтролируемых налогов, вводимых по каналам принудительного страхования, первыми будут гибнуть самые трудолюбивые и самые законопослушные граждане. Ибо именно они будут стараться из последних сил честно оплачивать страшные медицинские счета и страховые полисы. То есть самые здоровые клетки общества окажутся первыми жертвами этой финансовой саркомы.

Но в конечном итоге, рано или поздно, болезнь станет ощутимой и для всего общества в целом. И последствия этого процесса предсказать невозможно. Нет, мы не будем отыскивать в грядущих десятилетиях американской истории нового Суллу, проскрипции, восстание Спартака, Катилину, Юлия Цезаря, Калигулу, Нерона. Но если наблюдаемые сегодня процессы будут продолжаться, политический кризис неизбежен. Уменьшение процентного числа высоковольтных ослабляет способность нации предвидеть приближение опасности, а победы уравнительных идей ослабляют влияние высоковольтных на жизнь общества - и тогда близорукость низковольтного окрашивает всю политическую и общественную деятельность. Большинство исторических катастроф приходит внезапно. Весной 1914-го года европейцы не предчувствовали, что этот год принесет начало войны, которая разрушит весь старый порядок и унесет миллионы жизней. И подданные Российской империи, встречая новый 1917-ый год и подумать не могли, что следующий Новый год они будут встречать под властью большевиков. И американские биржевики летом 1929-го года не поверили бы, если бы им сказали, что в ноябре-декабре многие из них пустят себе пулю в лоб или выбросятся из окна.

Скорее всего и в этот раз надвигающийся кризис начнется с биржевой катастрофы. И правительство, и население Соединенных Штатов так перегружены долгами, что рано или поздно (думается, около 2020-го года) тяжесть этих долгов прорвет плотину Федерального резерва и других предохранительных финансовых сооружений, выстроенных высоковольтными хозяевами вещей после катастрофы 1929-го года. Следующим неизбежным этапом будет вручение диктаторских полномочий правящему президенту или какому-нибудь популярному генералу. Ибо только военное положение сможет усмирить хаос, который начнется в стране. С какой мерой жестокости будет восстанавливаться порядок, какими индивидуальными свободами придется пожертвовать, дойдет ли дело до отпадения отдельных штатов, до гражданской войны, или ограничится серией разрозненных бунтов - все это в огромной мере будет зависеть от исторических случайностей, от личности диктатора, от международной обстановки. Но при всем этом угроза перерождения Американской республики в Американскую империю близка, реальна, психологически убедительна, исторически логична. Мировая история не знает примеров, когда бы демократическое правление удержалось дольше трех веков. Единственное исключение - Швейцария. Но она потому и является исключением, что с самого начала отказалась от внешнего расширения и строго ограничила иммиграцию чужеродных элементов. Все остальные знаменитые республики - Афины, Рим, Флоренция, Генуя, Венеция, Псков, Новгород - просуществовали не более 250 лет, после чего они либо перерождались, либо утрачивали силу и подчинялись иноземным завоевателям.

Неизбежность этого процесса связана с тем, о чем уже было сказано выше: демократия дорога и нужна в первую очередь высоковольтным. Когда же состав населения в стране меняется, когда притекающие извне массы изменяют процентное соотношение высоковольтных и низковольтных, последние начинают использовать свое право голоса, для того чтобы любыми способами ограничивать, подавлять, унижать, даже уничтожать высоковольтных. И те оказываются перед простым выбором: спасать демократию или спасать себя, то есть искать защиты у сильной авторитарной власти. Какой выбор сделают американские высоковольтные, остается пока неясным. Но то, что они окажутся перед необходимостью этого выбора не позже 2020 года, очевидно уже сейчас. И тот факт, что на сегодняшний день так много высоковольтных в Америке страстно привязаны к уравнительным идеям, говорит лишь об одном: доведись им выбирать сегодня, они скорее выберут собственную гибель, чем расстанутся с верой в универсальную благотворность демократии- всегда, везде, навеки.