Почему нам необходим Четвёртый Путь?

Сегодня при внимательном изучении политических систем можно заключить, что ни одна из существующих идеологий не может быть выбрана русским народов в качестве основополагающей нового державного государства. Следует уточнить, что под русским народом мы подразумеваем полиэтническую общность с общей исторической, культурной, религиозной средой и чётко выраженная в философии евразийцев. Кратко посмотрим на существующие политические идеологии.

Все 3 теории модерна не подходят уже потому, что они именно теории модерна, а значит во многом секуляризированного, индивидуалистического, капиталистического общества.

Марксизм в этом плане отличен своей апелляцией к коллективу, но это коллективное начало есть попытка собрать во едино разрозненные атомы индивидом, искусственно спаять их через классовое насилие. Вся философия марксизма пропитана духом материализма, отрицания основополагающих христианских ценностей. Она обрезана от высших духовных сфер, поэтому с падением религиозного революционного пафоса падёт за ним вслед. Советская модель есть пример успешной реализации ленинизма, который во многом пошёл против своего создателя к ещё большему государственному регулированию, чем при капитализме. Ответ на основной вопрос его философии в том, что бытие определяет сознание, уже пытается привести христиан к отречению от Бога как образа творящего материю из ничто Разума. Остальные же аспекты советской цивилизации впитали в себя российские культурные ценности, поэтому конфликт между марксистской интерпретацией истории и советской был неизбежен. Социал-демократы в этом плане были первыми, кто сделал сознательный шаг в сторону, но они были заклеймены ревизионистами. Либеральная антирусская версия этих позиций и привела к развалу советского строя, что впрочем не исключает традиционалистское прочтение оного.

Либерализм и прочие его разновидности изначально неприемлемы, потому что на протяжении всей истории выражали позиции пацифистского западничества, защиту буржуазного строя, неприязнь ко всему исконно русскому, с ярым стремлением просветить его на европейский манер, модернизировать до личностного идеала европейского демократического (а во много даже якобинского) государства. Либерализм, опираясь на теорию общественного договора, во многом выражал стремления эгоистичного атомизированного общества — без привязанностей и свободного от всяких форм принуждения, в том числе в нравственном плане. Поэтому его формы в народе до сих пор не смогли прижиться и обрести поддержку. Её демократии не интересен вопрос Истины, она скептична и бессильна придерживаться одного пути, во многом она лишь разогревает зло человеческой природы, возводя его в абсолют. Впрочем, настоящая демократия всё равно невозможна, потому что она предполагает правление большинства, народное правление, которое в единый миг снесёт все 3 теории модерна, учреждая торжество своей идентичности.

Нацизм и все разновидности фашизма как теории третьего пути также неприемлемы. В основании нацизма заложена человеконенавистническая расистская теория, которая привела ко многим жертвам и зверским насилиям во время войны. Она была и должна оставаться не закона, какие бы новые теории не выдвигали её последователи сегодня. Фашизм на первых этапах своего развития продолжал антиклерикальную пропаганду большевиков, был также антитрадиционен в своей сущности в следствии некоторых уступках модерну. Выражая интересы государства, фашизм возводил из него очередную тоталитарную модель, которая при деспотизме в любой момент приводила в действие необратимый механизм преследования всякого инакомыслия. В то же время фашизм как и коммунизм являли собой крайнюю реакцию на действия либерализма, разрушавшего в своём основании государство и все прежние формы существования народов. Но исходные тезисы этой реакции уже содержали в себе системную ошибку, пытаясь остановить либерализм, но не отрекаясь от философии модерна.

Более умеренные последователи третьего пути строят свою идеологию на гражданском или этническом национализме, а в экономики на некотором синтезе представленным синдикализмом. Они лишены взглядов расизма или антисемитизма, но в построении своего учения также узки как и их предшественники. Особенность любого национализма строится на соблюдении интересов нации или этнической группы. Этим он отличается от патриотизма, которые апеллирует к понятиям Родины. Но проблема национализма в том, что он с неким предубеждением (если не враждебностью) относится к представителям других национальностей, он лишён того принципа всеобщей симфонической универсальности, который лежал в основе империй прошлого, признающее высшее духовное божественное начало над всеми остальными земными формами исторических ценностей.

И сегодня безбожная и лицемерная цивилизация этих трёх теорий модерна торжествует свои победы над Традицией в 20-м веке, при этом переживая смертельный кризис собственных ценностей — цивилизация, породившая 2 мировые войны и безграничную похоть жизни. Рушатся старые системы государств, в диалектической борьбе им на смену приходят новые, но её катастрофа неизбежна.

При этом победить все эти теории возможно, только признав правду, которую они несут. Марксизм - глубинную социальную и экономическую правду, выраженную в теории прибавочной стоимости и борьбы классов. Либерализм - стремлении к человеческому гуманизму, к достоинствам и правам отдельной личности, которые преследовались практически во все времена. Племенизм - стремлении сохранить свою национальную гордость. Осознав эти извращённые в модерне ценности, мы поймём предпосылки для их возникновения, а значит сможем диалектически учесть при строительстве новой идеологии.

Но политический спектр куда пышнее и богаче этих теорий. Следует также оговорить и их прегрешения.

Консерватизм имеет одну тотальную ошибку, он стремится сохранить вечные ценности и традиции, но вместе с этим «консервирует» все существующие пороки общества, не стремясь к их эволюционному преодолению и довольствуясь тем, что имеет. Нигде вы не найдёте консерватора-революционера, такой тип возможен лишь для традиционалиста, которому действительно нечего терять в этом мире. Консерватор же априори привязан к своему хозяйству, к власти, к текущему порядку. Именно поэтому все консервативные реформы половинчаты, никогда не смогут решить проблему в основании. Консерватор реакционен, а на почве либеральной экономики представляет собой шута, который держится за свои ценности и бессильно наблюдает их низвержение современностью. Поэтому он всегда на шаг позади своего противника. Все консервативные монархии пали по собственной воли, не стремясь или не умея обуздать прогресс.

Монархисты сегодня не усвоили уроков истории, их идеология строится на абсолютной ненависти ко всему советскому прошлому. В своей мстительности они не способны положительно воспринять эпоху Советского Союза как историю российского народа. Они видят в нём нарыв, язву, которую следовало бы искоренить хирургическим вмешательством. Они также основываются на либеральной модели экономики, незначительно повышая роль государства. В стремлении защиты буржуазной частной собственности на средства производства они готовы возводить прежние сословные модели основанные на социальном неравенстве, тем самым создавая старые предпосылки для очередной революции. Формула «Царь хороший - бояри плохие» не сможет продержаться долго, царь не будет иметь сакральных прав на власть, потому что в этом пошлом и гадком секуляризованном обществе, сакральное перестало существовать в сердцах людей. При этом монархия имеет свои достоинства в управлении имперским пространством, но постоянно сталкивается с проблемой престолонаследования, которая не раз перечёркивала все предыдущие достижения предков.

В противоположность монархии анархизм проповедует полное уничтожение государственных оснований. В нём содержится необузданный нигилизм, который в своём отрицании и стремлении в свободе решает смести все мешающие институты поддержания прошлого порядка. Анархизм негативная характерная черта русского народа, подчёркивающая его максимализм. В своём максимализме он готов уйти либо в радикальное черносотенство, либо в необъятную анархическую парадигму мышления. А как она будет разрешаться, в идеалах ли коммунистической общины или либертарианской не столь важно, и зависит от внутренних установок и моральных ценностей человека. Этот нигилизм представляет собой некоторую полярность мышления, он утопичен и нереализуем, и представляет собой скорее состояние души нежели законченную идеологию. Тот же Бакунин в своём противостоянии Марксу предлагал обобществление жён. В этом плане русские тоталитарны, если уж и ломать дрова, то сразу же охватывая все леса мира. И вид идеологии здесь уже не играет значения. При отрицательной стороне этого свойства в нём же можно обнаружить и огромное созидательное начало, только всеохватывающая цель способна мобилизовать народ на свершения, только сверхмиссия нам действительна интересна. Если она исчезает, то на смену приходит беспробудное пьянство, стремящееся изолироваться от будничной серости бытия и его бессмысленности.

Этот таящийся созидательный потенциал и надо мобилизовать для достижения целей Четвёртого пути. «Разбудить» его можно только «событием», сменой вех. Достигнуть этого может только та власть, которая настроена на высшие идеалы, которая сама по природе максималистична и тотально отдаётся своему делу. Провозглашение «сверхмиссии» должно ознаменовать новый век в истории всего человечества, потому что когда русский народ проснётся, изменится всё.

Диалектически преодолевая либерализм, а за ним марксизм и фашизм (идеал коммунистической империи в народе всё равно останется), мы можем рассмотреть те синкретические идеологии, которые в своём базисе подошли в плотную к границам Четвёртого пути. Наиболее фундаментальным из них несомненно является христианский традиционализм, ставящий своей целью проводить в политику не учения 3-х теорий модерна, а чистые христианские идеалы любви к ближнему. Разумеется в грязной политике это нонсенс, но стремление оное есть, а значит рано или поздно оно встаёт основанием для философских предпосылок и новых моделей. В истории эта идея была выработана первыми русскими евразийцами. Первые евразийцы в противоположность формационной теории основывали свои рассуждения на цивилизационной. Но сегодня будет разумным сочетать их обе. Традиционализм в фундаменте и евразийская философия в качестве надстройки создаёт прекрасный идеал социал-монархизма Карпца как одну из версий четвёртой политической теории Дугина.

В процессе становления этой мысли параллельно с евразийским дискурсом был сформирован другой христианский идеал, который воплотился в философии Ильина. Но его философия ещё пропитана идеями национал-фашизма. Стремясь обосновать христианские идеи, в тайне он симпатизирует третьему пути, также критикуя и марксизм и либерализм. Враждебность его сторонников ко всем остальным традиционалистам сегодня подчёркивает невозможность прийти к какому-либо разумному компромиссу. Поэтому его философия как сугубо националистический идеал, который не сможет самостоятельно пробиться к теории Четвёртого пути, будет пока проигнорирован нами.

Первая из теорий, своеобразный взгляд на историю которой преодолевает идеологические разногласия с левого фронта, является национал-большевизм. Философия нацболов размыта, но это уже первый проблеск русского разума. Не имея в своём основании фундамент традиционализма, они нередко бросались в рискованные авантюры, которые не имели ничего общего со сверхцелью Четвёртого пути. Тем не менее, они смогли заимствовать цивилизационный подход, не отрицая при этом полностью догматический формационный. Их экономические цели также были нечётко сформулированы, они нередко сводились к социал-демократической программе. Национал-большевизм нельзя в полной мере назвать идеей Четвёртого пути. Это идея скорее находится как синтез 2-й и 3-й теорией в попытке нащупать 4-ю.

Более авангардна и археофутуристична программа другой проевразийской идеологии - социал-монархизма. Она также сочетает социальные и национальные интересы, но уже направлена на сохранение Традиции. Она принимает права и свободы отдельного человека, но нацелена на общину как коллективное начало, создавая свой идеал свободного единого христианского братства и царской власти как хранительницы православия в сочетании с социалистической экономикой и державным имперским пространством нашей Родины. В отличии от нацболов социал-монархисты явно делают большой шаг в сторону Четвёртого пути.

Но так или иначе можно увидеть и изъяны этих теорий на философской уровне. Их также следует озвучить, чтобы преодолеть в будущем. Размытость национал-большевизма и его резкая оппозиция всем и вся говорит о риске самовольностей их членов при реализации концепции. Их радикализм как и сомнительная символика ни под каким предлогом неприемлема.

В социал-монархизме мы видим иную картину, но здесь уважаемый нами Карпец позволяет себе некую вольность. В своём эклектичном устремлении он косвенно желает примирить через народную мифологию образ змея и змееборца, что с эсхатологической перспективы явно шаг в сторону Еноха Омраченного. Всё-таки с христианских позиций мы будем всегда видеть в змее зло, которое следует уничтожить.

Интегральный традиционализм в отличии от христианского также позволяет себе слишком много вольностей. Это и критика гуманизма (как замещение место Бога человеком она оправдана, но не как критика прав человека), и иной во многом языческий взгляд Эволы на мораль. В христианской среде философия Эволы также неприемлема, потому что апеллирует к снятию привычных представлений о добре и зле и преодолении в себе этой дихотомии. Поэтому все «правые» силы заражены сегодня высокомерностью, можно даже сказать больны «моралью» Эволы.

Интегральный традиционализм в конечном счёте ставит своей целью не просто изучение других традиций, но и поиска некоего универсального принципа. Этот поиск можно сравнить с  тем же универсалистским либеральным глобализмом, который стремится к единой для всех религии. Этот религиозный синкретизм крайне опасная вещь, потому что снимает догматичность, даёт простор дьявольским искушениям.  Христианский традиционализм должен в конечном счёте отмежеваться от интегрального. Случайно или подсознательно, но в нём уже были заложены зерна модерна. Универсализм с политический точки зрения вполне применим, если ведёт к укреплению власти, но религиозный универсализм снимает все рамки, потому он связан скорее с инферно и режимом воображения ноктюрна, чем с христианским помыслом. Как верно подметил Николай Трубецкой откровение «может прийти от дьявола, и отличить его от откровения божественного не всегда легко». Интегральный же традиционализм предлагает нам рассматривать все «откровения» в равной степени, что недопустимо. «Размывание» религий явно свидетельствует об эпохи деградации человечества, о «тёмном» веке. Как писал Семён Жаринов в статье «Критика универсализма Рене Генона», игнорирование католиками только одного из компонентов, например, вопрос отрицание нетварности божественных энергий уже обуславливает невозможность обожения. А непозволительное сближение Святого Духа с чувственным миров в проблеме «Filioque» уже ведёт с точки зрения строгово православия к «прелести». Конечно, нами может быть принят тезис о том, что каждая религия могла в древности содержать отголоски Истины, исказив её на свой лад. Но это представление вполне поместимо и в христианский традиционализм. 

И напоследок коснёмся Политического. Ясно, что христианский традиционализм положенный в основание, должен перерабатывать разные научные теории. В этом духе мы опять сталкиваемся с проблемой универсализма. В православии необходимо проводить догматический антиуниверсализм в вопросе веры. Допустим ли универсализм политический? Возможно его было бы ошибкой отбрасывать, потому как при правильном подходе он приводит к укреплению основ общества. В нашем случае это целый набор инструментов влияния - евразийская геополитика, левая продержавная и общенародная экономика, консервативная православная парадигма в культуре, сильная президентская/царская власть.

Вполне возможно, если не нагнетать новых «измов», всё перечисленное оформить в евразийстве не только как философии, но и как отдельной независимой идеологии, которая и станет цельным сценарием Четвёртого пути. Первые евразийцы зарекомендовали себя как патриоты своей Родины, которые изначально поставили своей целью сформировать самобытную идею России будучи преемниками славянофилов. Важно и то, что отмеживавшись от марксизма и либерализма, они не примкнули к третьему пути как это сделал поначалу тот же Ильин. Трубецкой вовремя разглядел в нацизме биологический материализм не соотносимый с христианством, а в фашизме гипертрофированный статус государства. Все до единого евразийцы в то время выступили против фашизма, поддержав советское правительство. Это говорит о высоком интеллектуальном понимании своей миссии и действительно истинном патриотизме, что сегодня так редок, поскольку те же власовцы, стремясь сбросить большевизм, по большему счёту хотели только власти. Поэтому нам видится ортодоксальное оформление евразийской идеи для становления идеологии Четвёртого пути наиболее удачным ходом.