Приказано уничтожить: как большевики ликвидировали безграмотность

---

Ровно сто лет назад, 26 декабря 1919 года, Совет Народных Комиссаров принял декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР». Так в русском языке появилось новое слово: «ликбез».

---

Пролетарская культура была щедра на диковатые неологизмы и страннейшие аббревиатуры (над чем смеялись еще Ильф с Петровым — вспомним их «Фортинбраса при Умслопогасе»), но этой была суждена долгая жизнь, хотя и безграмотность давно ликвидирована, да и РСФСР уж почти 30 лет как нет.

«Известия» вспоминают о самой успешной и самой полезной кампании советской власти на ниве просветительства.

Согласно декрету, с 1920 года всё население Советской России в возрасте от 8 до 50 лет, не умевшее читать или писать, обязано было учиться грамоте. По желанию — на русском или на родном языке. Из многих начинаний первых лет советской власти это оказалось, пожалуй, наиболее рациональным и успешным.

 

 

Звонкое слово «ликбез» означало широкую просветительскую программу, которая изменила не только судьбу страны. «Пароль времени», как любили — не без патетики — выражаться в те годы.

В каждом населенном пункте, в котором насчитывалось не менее пятнадцати неграмотных, учреждались «школы грамоты», так называемые ликпункты.

Через год в 40 губерниях России появилось около 13 тыс. таких школ.

Их открывали при заводах, нередко — в национализированных богатых домах и закрытых храмах. Учились в ликпунктах по 68 часов в неделю первоначально 7–8 месяцев, позже стали управляться за четыре.

«Рабы не мы»

Новая власть озаботилась проблемой едва ли не сразу после взятия Зимнего. Еще в ноябре 1917 года Анатолий Луначарский на страницах журнала «Народное просвещение» провозгласил курс на ликвидацию безграмотности.

А кроме того — заговорил о гигиене, о том, что каждую школу (включая сельские) нужно обеспечить горячей водой и мылом. И ликвидацию безграмотности нужно было запускать в условиях беспросветной нищеты.

В декабре 1917 года в Народном комиссариате просвещения был создан внешкольный отдел, который возглавила Надежда Крупская.

Она с первых лет ХХ века разрабатывала методику педагогической работы с взрослыми учащимися.

Именно в ее личном департаменте и создавались планы обучения совершеннолетних, не получивших азов образования.

Считалось, что быстрому преодолению неграмотности поможет орфографическая реформа, разработанная еще в царские времена, но стартовавшая в начале 1918 года.

Ее основной целью было упрощение правописания. Проще писать — проще обучить.

 

Стали появляться буквари для взрослых. Их, несмотря на дефицит средств, старались издавать массовыми тиражами.

В этих изданиях просвещение тесно переплеталось с пропагандой.

Именно там появились чеканные формулы, по которым население училось читать и писать: «Мы не рабы, рабы не мы», «Среди рабочих много чахоточных. Советы дали рабочим бесплатное лечение», «Мы были рабы капитала».

Это не просто трафареты для прописей, а пища для ума и руководство к действию. Тогдашние буквари повлияли на общественное мировоззрение сильнее, чем мы сегодня можем представить.

Ведь для большинства питомцев ликпунктов это были действительно первые книги...

А для многих (это в первую очередь касается старшего поколения) они так и остались единственными.

19 июля 1920 года появился новый декрет — об учреждении Всероссийской чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности (ВЧК л/б).

Эта была разветвленная сеть, охватившая всю страну. В составе «второй ВЧК» действовал штат разъездных инструкторов, которые помогали «товарищам с периферии».

 

 

Конечно, учиться жаждали не все.

Каких только забот не было у людей в голодные и опасные годы Гражданской войны, да и после нее...

И тут в ход пускали известный в те годы принцип «Не умеешь — научим, не хочешь — заставим».

Такое бывало часто: обучали силком, против желания... Но это в первые годы действия программы.

К концу 1920-х необходимость начального образования осознали почти все.

Долой неграмотность!

Дело не захлебнулось и после образования Советского Союза, когда процент неграмотных в стране снова вырос — прежде всего за счет Туркестана.

В 1925 году энтузиасты борьбы с неграмотностью объединились в добровольное общество «Долой неграмотность», местные отделения которого создавались, как говорится, «от Москвы до самых до окраин».

Этому обществу помогали все знаменитые советские писатели, включая Максима Горького и весьма популярного в те годы Демьяна Бедного.

А Владимир Маяковский многократно давал поэтические концерты в пользу ликбезовского общества.

 

Критически не хватало педагогов. Наркомпрос пытался оперативно решить эту проблему.

Под знаменами ВЧК в 26 губерниях создавались курсы учителей. Но тут система столкнулась с нехваткой преподавателей.

Приходилось завозить лекторов из столиц. Комиссия помогала с командировками.

Каждый образованный человек с минимальными педагогическими способностями был на счету.

Недаром в 1928 году был организован всесоюзный комсомольский культпоход.

Это была лихая молодежная атака на неграмотность.

Комсомольцы на общественных началах обучали неграмотных — как правило, рабочих.

В эту программу входила и борьба с детской беспризорностью.

Власть исходила из того, что каждый подросток школьного возраста не только может, но и обязан учиться.

Выпускник ликпункта должен был уметь читать «ясный печатный и письменный шрифт, делать краткие записи, необходимые в обыденной жизни и в служебных делах», мог «записать целые и дробные числа, проценты, разобраться в диаграммах», а также «в основных вопросах строительства Советского государства».

По тем временам — немало.

Учили, как правило, по лозунгам, но старались пробудить у питомцев способности к самостоятельному мышлению. Учитывали социальное положение ученика, его профессию.

 

 

Обучающимся сокращали рабочий день на два часа при сохранении зарплаты и пайка.

Нередко руководители предприятий — в особенности во времена НЭПа — не выполняли этих предписаний. На них жаловались.

Дело доходило до жестких мер: неуважение к ликбезу приравнивали к контрреволюционной деятельности. Кстати, за прогулы уроков на неграмотного могли наложить штраф...

Правда, к столь строгим мерам прибегали нечасто. Другое дело — общественные порицания и агитсуды.

Чтобы система заработала на полную мощность, потребовалось 10 лет.

К началу 1930-х в стране появилось массовое педагогическое образование. И это тоже заслуга кампании, которая началась в декабре 1919 года.

Программа чрезвычайной важности

Зачем ликбез был нужен большевикам, еще не укрепившим свою власть, еще воевавшим «на деникинских фронтах»?

Для них это был не только пропагандистский довод, но и дело чести.

Самодержавие традиционно упрекали за невнимание к массовому образованию.

Об этом страстно писали и либералы, и социалисты всех мастей.

О необходимости бесплатного всеобщего образования твердили и эсеры, и меньшевики, и большевики. В этом они сходились.

И большевики — надо отдать им должное, — захватив власть, не ограничились декларациями.

Для них это был важнейший идеологический вопрос. Революционные партии проповедовали веру в прогресс — технический, культурный и социальный.

А о каком прогрессе можно говорить в малограмотном обществе?

 

 

Нельзя забывать и об экономическом эффекте ликбеза. Страна получила тысячи (а со временем — десятки и сотни тысяч) специалистов более высокой, чем прежде, квалификации.

Кроме того, при кардинальном переустройстве политической и социальной системы новой власти требовалась эффективная пропаганда.

Власть была заинтересована в том, чтобы миллионы людей читали газеты, наизусть вызубривали тексты плакатов и транспарантов...

Для этого необходимо хотя бы начальное образование.

Чтобы гражданин Страны Советов мог хотя бы понять плакат, изображавший мужика в лаптях, шагающего в пропасть со «слоганом» «Неграмотный — тот же слепой. Всюду его ждут неудачи и несчастья».

Лубочный плакат Александра Радакова сработал эффективно.

Постижение грамоты воспринималось как средство от слепоты, как пропуск в новый прекрасный мир.

Конечно, далеко не все — и среди учеников, и среди учителей — рассуждали так идеалистично. И все-таки нельзя отрицать мощь и искренность тогдашней веры в чудесную силу азбуки.

Судьба Просвещения

Конечно, наркомпросовцы 1919 года начинали не с нуля.

Почему же в России сто лет назад для ликвидации безграмотности потребовались столь крутые, «чрезвычайные» меры?

Проблема кроется в глуби веков. Первым нашим просветителем государственного масштаба был князь Ярослав, не зря прозванный Мудрым.

Он и сам был пристрастен к чтению, и других старался приохотить к науке. Примерно в 1030 году князь Ярослав создал первое училище в Новгороде Великом.

К концу правления князя-книгочея Русь была одним из наиболее просвещенных государств Европы.

Но вскоре этот приоритет был утрачен.

И только в начале XVII века царь Борис Годунов замыслил открыть в Москве первые светские школы.

Пушкин прославил этот порыв царя Московского, вложив в его уста крылатые слова: «Учись , мой сын: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни».

Но эта затея не удалась, а после Смутного времени грамотеев в Московском царстве осталось немного.

И царь Петр, которого такое положение дел не устраивало, взялся за дело с поистине революционным неуемным размахом.

«Самодержавною рукой он смело сеял просвещенье», — точнее Пушкина не сказать. Петр открывал «цифирные школы», заботился об элементарном обучении солдат.

 

 

К концу царствования первого императора в России насчитывалось более ста низших училищ.

Не все задумки Петра были доведены до ума, но именно ему мы обязаны тем, что к концу XVIII столетия дворянство и духовенство в России стало сплошь грамотным.

Развитие получили пресса и литература. Появились читатели — появились и книги.

Заботилась о народных школах и Екатерина Великая, но — по большей части в переписке с европейскими светилами.

В этой области ее благие намерения медленно приживались на северной почве. «Народная школа» окрепла в России только к концу XIX века.

По части массовой грамотности Россия так и не догнала Европу. В 1897 году Петр Семенов-Тян-Шанский провел в Российской империи первую научную перепись населения.

Она показала, что азами грамоты в стране владеют лишь 21,1% населения.

Смиряться с этим не собирались ни власти, ни интеллигенция.

Хотя некоторые идеологи консервативного направления считали, что «мужику» грамота идет только во вред.

Правда, в начале ХХ века такие воззрения вышли из моды.

За судьбы народного просвещения болели лучшие умы страны.

Но за первые 14 лет нового столетия число начальных учебных заведений в России увеличилось как минимум в два раза.

Важную роль играли церковно-приходские школы, в которых получали азы знаний крестьянские дети.

 

 

К началу 1920-х, когда наркомпрос выступил с концепцией ликвидации безграмотности, дело обстояло немногим лучше, чем во времена Семенова-Тян-Шанского: в стране насчитывалось лишь около 30% функционально грамотных граждан.

Главным образом, это были молодые люди.

А поколение отцов испытывало трудности даже при выполнении самых простых письменных заданий.

Ликбез переломил ситуацию.

Всесоюзная перепись населения 1939 года установила, что грамотность среди населения в возрасте от 8 лет приблизилась к 90%.

При этом в среднеазиатских республиках речь шла о первоначальной грамотности, а в России — о достаточно высоком уровне образования.