США притворяются, что у них есть рыночная экономика

Если бы вы в 1999 году приехали в США из Франции, то почувствовали бы, что приехали в страну свободных рынков. Почти все, от ноутбуков до интернет услуг и авиабилетов, в США дешевле, чем в Европе. Двадцать лет спустя это уже не так. Услуги интернета, тарифные планы на мобильные телефоны и билеты на самолет теперь намного дешевле в Европе и Азии, чем в Соединенных Штатах, и разница в цене ошеломляет.

В 2018 году, согласно данным, собранным сайтом сравнения Cable, среднемесячная стоимость широкополосного подключения к Интернету составляла 29$ в Италии, 31$ во Франции, 32$ в Южной Корее, 37$ долларов в Германии и Японии. Такое же соединение стоило 68$ в США, что ставит страну в один ряд с Мадагаскаром, Гондурасом и Свазилендом. Американские домохозяйства тратят около 100$ в месяц на услуги сотовой связи, говорится в Обзоре потребительских расходов Бюро статистики труда США. По словам экономистов Мары Фасчио и Луиджи Зингалеса, домохозяйства во Франции и Германии платят меньше половины этого.

Ничего из этого не произошло случайно. В 1999 году Соединенные Штаты имели свободные и конкурентные рынки во многих отраслях, в которых в Европе доминировали олигополии. Сегодня все с точностью наоборот. Французские домохозяйства обычно могут выбирать из пяти или более интернет-провайдеров, а американским домохозяйствам уже повезло, если у них есть выбор хотя бы между двумя. Американские авиакомпании стали полностью олигополиями, прибыль на одну пассажирскую милю теперь примерно в два раза выше, чем в Европе, где бюджетные авиакомпании активно конкурируют с действующими компаниями.

Это отчасти потому, что остальной мир был вдохновлен примером США и пытался догнать, а отчасти потому, что США стали почивать на лаврах. В конце 1990-х юридическое оформление бизнеса во Франции занимало 15 административных шагов и 53 дня, а в 2016 году на это требуется всего четыре дня. Та же процедура в США увеличилась с четырех до шести дней. Другими словами, открытие бизнеса раньше было гораздо быстрее в Соединенных Штатах, чем во Франции, но сейчас это происходит несколько медленнее.

Ирония заключается в том, что идеи свободного рынка и бизнес-модели, которые сегодня приносят пользу европейским потребителям, были вдохновлены американскими нормативными актами примерно в 1990 году. Между тем, в промышленности США, в стране, которая изобрела антимонопольное законодательство, действующие компании увеличили свою рыночную власть приобретая зарождающихся конкурентов, активно лоббируя регуляторов и щедро тратя средства на участие в избирательных кампаниях. Предполагалось, что свободные рынки будут наказывать частные компании, которые считают своих клиентов дойными коровами, но сегодня именно многие американские компании стали настолько доминирующими, что они закрывают глаза на плохое обслуживание, высокие цены, а также сбором и нещадной эксплуатацией личных данных своих клиентов.

В Европе усиление интеграции между национальными экономиками оказалось движущей силой большей конкуренции внутри отдельных экономик. Те же самые политики, которые не любили свободные рынки дома, согласились продвигать их на европейском уровне. Почему? Потому что все понимали, что единый рынок требует независимых регуляторов, а также обязательства, что отдельные страны не будут субсидировать своих внутренних лидеров.

Как выяснилось, политиков больше беспокоило то, что регулятор ЕС оккупирован другой страной, что провоцировало добиться доминирования в регуляторе самостоятельно. Французским (или немецким) политикам может не понравиться сильный и независимый антимонопольный регулятор в пределах их собственных границ, но им еще меньше нравится идея того, что Германия (или Франция) оказывает политическое влияние на антимонопольный регулятор ЕС. В результате, если они хотят договориться о каком-либо наднациональном учреждении, это имеет тенденцию к большей независимости.

Случай с промышленными гигантами Alstom и Siemens обеспечил почти идеальную проверку этой теории. После того, как немецкая Siemens и французская Alstom решили в 2017 году объединить свою железнодорожную деятельность, две крупнейшие и наиболее влиятельные страны-члены ЕС хотели одобрить слияние. Но комиссар ЕС по конкуренции, Маргрет Вестагер, настояла на своем. Она и ее команда пришли к выводу, что слияние «значительно уменьшило бы конкуренцию» в сигнальном оборудовании и высокоскоростных поездах, «лишив клиентов, включая операторов поездов и управляющих железнодорожной инфраструктурой, выбора поставщиков и продуктов». Европейская комиссия заблокировала слияние в феврале 2019 года.

В то же время в Соединенных Штатах антимонопольное правоприменение стало менее жестким, в то время как дебаты о конкуренции на рынке стали крайне идеологизированными и не связанными с тем, что на самом деле показывают данные.

Центральный аргумент чикагской антимонопольной школы, чей подход laissez-faire оказал большое влияние на то, чтобы убедить американские регуляторные органы более осторожно относиться к слияниям. Это заключается в том, что монопольная власть временна, поскольку высокие прибыли привлекают новых конкурентов. Если прибыль возрастет в одной отрасли и упадет в другой, можно ожидать, что конкурентов появится в первой больше, чем во второй. Раньше это было правдой - до конца 1990-х годов.

Однако с 2000 года высокая прибыль сохраняется, а не привлекает новых конкурентов на американский рынок. Это говорит о переходе от экономики, в которой вступление выступало в качестве основного механизма восстановления равновесия, к экономике, в которой высокая прибыль в основном отражает большие барьеры для входа. Чикагская школа воспринимала бесплатный вход как должное и недооценивала множество способов, с помощью которых крупные фирмы могут не пускать новых конкурентов.

Однако, что правильно поняла чикагская школа, так это то, что некоторые из этих препятствий для поступления происходят из-за чрезмерного регулирования. В некоторых отраслях правила лицензирования напрямую исключают новых конкурентов; в других случаях нормативно-правовые акты достаточно сложны, чтобы их могли соблюдать только крупнейшие компании.

Ползучая монопольная власть медленно, но верно душит средний класс. В период с 2000 по 2018 год средний недельный заработок работников, занятых полный рабочий день, увеличился с 575 до 886 долларов, увеличившись на 54 процента, но индекс потребительских цен увеличился на 46 процентов. В результате реальный трудовой доход типичного работника вырос менее чем на 0,3 процента в год в течение почти двух десятилетий. Это частично объясняет, почему большая часть среднего класса не доверяет политикам, считает, что экономическая система сфальсифицирована, и даже вообще отвергает капитализм.

Однако средний класс может не совсем понять, что большая часть его застоя вызвана деньгами, которые монополисты и олигополисты выжимают из потребителей. Телекоммуникации и авиалинии являются одними из худших нарушителей, но барьеры для входа также повышают цены на юридические, финансовые и профессиональные услуги. Антиконкурентное поведение среди больниц и фармацевтических компаний вносит значительный вклад в непомерную стоимость медицинского обслуживания в Соединенных Штатах.

Корзина товаров и услуг, потребленных типичным домохозяйством в 2018 году, стоит на 5-10 процентов больше, чем если бы конкуренция оставалась такой же здоровой, как в 2000 году. Конкурентные цены напрямую экономят не менее 300$ долларов в месяц на семью, что означает общенациональную ежегодную экономию в размере около 600 миллиардов долларов.

И эта цифра отражает только половину преимуществ, которые принесет усиление конкуренции. Конкуренция повышает производство, занятость и заработную плату. Когда фирмы сталкиваются с конкуренцией на рынке, они также вкладывают больше средств в развитие, что повышает производительность и еще больше увеличивает заработную плату. Частные инвестиции - в широком смысле, включающие в себя монтаж и наладка оборудования, а также программное обеспечение, исследования и разработки и интеллектуальную собственность, были на микроскопическими в последние годы, несмотря на низкие процентные ставки и рекордную прибыль и цены на акции. Прибыль монополии не привели к увеличению инвестиций. Вместо этого, как и предсказывает экономическая теория, они переходят в дивиденды и выкуп акции.

То что в США властвуют монополии уже и не скрывается. Вот отчет по Walmart.

В 43 мегаполисах Walmart имеет 50% или больше рынка продаж продуктов питания. В 38 из них доля Walmart на продуктовом рынке составляет 70 и более процентов. Это ярчайший пример недостатков современного антимонопольного законодательства США.

Этот текст, выдержка из книги ТОМАСА ФИЛИППОНА - профессор финансов Макса Хейна из Школы бизнеса Стерна в Нью-Йоркском университете.

Его новая книга «Великий перелом: как Америка отказалась от свободных рынков» вышла в свет в издательстве Гарвардского университета.