Два года из жизни Иоанна, царя московского (историческое чтение)

  Книга " Царствование Иоанна Грозного". Автор — Николай Алексеевич Полевой (1796-1846), современник Пушкина. Даю ссылку РГБ для чтения.

  Решил представить порядка 12 страниц дореволюционного берлинского издания 1859 года в удобочитаемом виде, в современной орфографии, с исправлением некоторых технических опечаток.

  Полевой в них описывает период 1570-1572 гг, когда царь Иоанн буквально разрывался на несколько  фронтов:  ливонский, татарский, церковный и семейный. Приятного вам чтения.

 

  Царствование Иоанна Грозного (отрывок)

 

  "Обезопасив себя миром от Польши (весною 1570 г.), отправив Магнуса [принца датского] на шведов, царь хотел обезопасить себя с южной стороны, видя явную неприязнь султана и крымцев.
  Уже он не смел, как прежде, грозить хану в его собственном жилище: войско русское в начале 1570 года только загородило Москву, по Оке и за Окою. Крымцы являлись повсюду до самой осени, их разбивали и гнали.
  Весною 1571 г. учинён был в Москве необыкновенный разряд войска. Воеводы Бельский, Мстиславский, Иван Шереметев меньшой, Мих. Воротынский, Татев, Иван Андр. Шуйский, Плещеев, Иван Петр. Шуйский предводили полками, Иоанн находился в Серпухове с опричниною.
  Беглецы русские известили хана о кровавых ужасах в Москве, о нелюбви вельмож к царю. Хан тщательно скрыл поход свой, обманул воевод русских, оставил их за собою, и в мае сильное войско Девлета явилось близ Серпухова.
  Иоанн ужаснулся, думал, что его предали врагу и без остановки бежал в Москву. Хан шёл по следам его. Царь оставил столицу на волю судеб и уехал в Ярославль.
  Воеводы успели перегнать хана и заслонили Москву, когда татары стояли только в 30-ти верстах от неё. Ужас, беспорядок, смятение были неописанны; множество беглецов, спасавшихся от огня и меча татарского, наполняли Москву и её окрестности. Оробевшие воеводы не смели выйти в поле, стали вокруг Москвы и были как овцы без пастыря.
  
  Свершилось, о чём не слыхали уже с 1521 года, от чего отвыкли в течение полувека. Хан крымский приблизился к самой Москве. Но при Василии [Третьем] успели откупиться от хищников, удалить их, хотя со стыдом. Теперь случилось то, чего не бывало со времён Тохтамыша! 
  Начав лёгкую битву, Девлет велел зажечь предместья Москвы (24 мая 1571 г.), Москва вспыхнула, огненный вихрь разлился повсюду, татары хотели грабить и не могли, русские не думали защищаться, войско и жители гибли в пламени.
  600 000 человек, как говорили тогда современники, сделались жертвою огня, Москва-река запрудилась мёртвыми телами и не могла пронести их.
  Сам главный предводитель русского войска, князь Иван Бельский, задохся в доме своём, куда укрылся от огня, Кремль уцелел в пожаре... "Молю Бога, чтобы мне не видать более в жизни моей зрелища, столь ужасного!", писал англичанин, бывший самовидцем пожара московского.
  
  Надменно отошёл от Москвы Девлет-Гирей, грабил окрестности, брал добычу в полон и тихо, спокойно двигался восвояси. 
  Слыша об удалении его, Иоанн осмелился приехать в Александровскую слободу, собрал войско, велел Воротынскому наблюдать за удаляющимся неприятелем, но не въезжал в Москву и принял ханского посла в селении Братовщине. Никогда ещё не осмеливались крымцы говорить так, как говорил теперь посол Девлета Иоанну. Царь слушал смиренно, велел бить челом хану, соглашался на все требования, умолял о мире.
  Русские полки снова стали по Оке и за Окою. Они были многочисленны. Царь не поехал на ужасное пожарище московское и на время поселился в слободе.
  Ещё до бедствия Москвы, он узнал, что хвастливый Магнус не исполнил его препоручения. С 25 000 русских и немецкими полками осенью 1570 г., он вышел в Эстонию и 23 августа осадил Ревель. До 16 марта 1571 г. продолжалась осада и ещё раз Иоанн видел полки свои униженными храбростью жителей Ревеля. Ни жестокая пальба, ни грабежи окрестностей, ни недостаток припасов, ни лестные предложения осаждающих, ничто не могло победить упорства осаждённых.
  
  Со стыдом удалился Магнус в Оберпален, где сосредотачивалось всё его королевство, ибо Эзель был уступлен им во владение брата.
  Русские воротились в занятые ими ливонские города, а Таубе и Крузе, не смея возвратиться в Москву, решились загладить в глазах соотчичей покорность свою царю московскому новою изменою. Они мирно вошли в Дерпт с немецким своим полком, неожиданно напали, начали резать русских и хотели взбунтовать жителей. Но никто не осмелился пристать к ним, дружину их пересилили числом и изменники бежали. 
  Ревельцы праздновали победу, но не хотели принять беглецов, Таубе и Крузе удалились в Курляндию, ругали, поносили Иоанна и в письме к Кеттлеру описали все ужасы, каких были свидетелями в Москве. Магнус услышал о поступке изменников, не считал себя безопасным от гнева царского даже и в Оберпалене и бежал в Эзель.
  Но Иоанн не изъявил гнева, велел сказать Магнусу, что неудача не разрушает его намерений. Уведомляя о смерти княжны Евфимии, невесты Магнуса, он предлагал ему руку сестры её Марии, опять с королевским титулом, бочками золота, своей милостью и обещанием помощи на завоевание остальной Ливонии.
  Иоанн не жаловался и на то, что брат Магнуса, король датский, помирился с Швецией (в декабре 1570 г.). Магнус опять увлёкся блестящими надеждами, снова изъявлял свою покорность царю. Иоанн обещал сам прийти в Ливонию с сильным войском и устроить дело.
 
  Между тем в Александровскую слободу везли красавиц со всех сторон России: царь вздумал жениться сам, женить старшего сына. Из 2000 девиц знатных и не знатных, Иоанн выбрал дочь купца новгородского, Марфу Собакину, и объявил её своею невестою. 
  Милости посыпались на дотоле безвестных Собакиных, но, к досаде царя, Марфа сделалась больна, говорили что она испорчена, велено было разыскивать такой страшный умысел; разыскивали вместе о порче невесты царской и об измене людей, приведших Девлета в Москву.
  Вскоре нашли Михаила Черкасского, Замятню Сабурова, двух Яковлевых, Григория Грязного и Гвоздева (двух шутов и любимцев Иоанна), Лев Салтыков неволею пострижен в монашество.
  Несмотря на болезнь невесты, Иоанн обвенчался с нею 28-го октября 1571 г., а 4-го ноября женил царевича Иоанна на Евдокии Сабуровой.
  Ноября 13-го Марфа скончалась. Царь объявил, что горесть не мешает ему заниматься делами и что он идёт против неприятеля своего, шведского короля.
  Новгород назначен был местом его пребывания: в декабре царь выступил в поход с войском и двором многочисленным, за ними везли шведских послов, почти два года сидевших в заточении.
  Велено было предварительно объявить новгородцам милость царскую; впереди царя ехал новый владыка их Леонид. Царя встретили в Новгороде униженно и покорно.

  Но войны не было. Иоанн жил в Новгороде до 18-го января, распоряжался устройством города, велел переговаривать со шведскими послами и предложить им условия. 
  Бояре обещали бедным послам свободное возвращение в отчизну, если они согласятся убедить своего короля на предложения царские. Требовали: уступки Ревеля, Эстонии, части Финляндии, уплаты 10 000 ефимков за оскорбление послов русских; союза против Дании и Польши; признание покорности русскому царю с титулом повелителя  Швеции.
  Изнурённые заточением, трепещущие за жизнь свою, послы на всё согласились, даже подписали предварительный договор, и приглашённые к царю, кланялись ему в ноги.
  Иоанн казался довольным, бранил их короля, обещал ему милость свою, снова подтвердил, будто требовал прежде Екатерины потому только, что считал супруга её умершим; наконец он объявил, что будет ждать ответа до Троицына дня, отпустил послов с хвастливою грамотою и отправился в Москву.

  Здесь разные дела заняли Иоанна. Митрополит Кирилл умер февраля 8-го, 1572 г., царь собрал собор для избрания ему преемника, но прежде предложил неожиданное требование: в Успенском соборе предстал он смиренным грешником, жаловался на злых людей, погубивших трёх супруг его и молил разрешения на четвёртый брак. 
  Председателем собора был Леонид новгородский; он и другие владыки плакали, слыша, что государь хочет принять иночество, если его не разрешат на супружество, и торжественно разрешили Иоанна, с епитимией. 
  Надобно знать, что между тем свадьба Иоанна была уже отпразднована до разрешения собора, он избрал себе какую-то незнатную девицу Колтовскую и обвенчался с нею в слободе. Царь осыпал Леонида милостями и дарами, но избрал в митрополиты другого, архиепископа полоцкого Антония (в мае 1571 г.).   Иоанн усердно занимался после того переговорами с Польшей, Данией, но думал об одном.

  Слышно было, что хан крымский не довольствуется отговорками Иоанна, требует исполнения обещаний, данных под Москвою, и не разседлывает коней, готовый снова ринуться на Россию и уверенный в лёгкости добычи после похода 1571 года.
  Пожарище Москвы, очищенное от трупов, но малолюдное, едва застроенное кое-где, было несчастным доказательством важности угроз ханских. 
  Страшась гнева Божия, который казался явен, и бедствий Москвы, не веря своим полководцам, царь не смел оставаться в Москве, но не хотел и показаться беглецом. Отрядив войско для охранения Москвы, с воеводами Воротынским, Иваном Шереметевым, Иваном Шуйским, ещё в январе по зимнему пути, царь отправил в Новгород из слободы и Москвы драгоценности, припасы, снадобья на 450-ти подводах.
  Весною удостоверился он о предположенном крымцами походе и объявил, что не получая ответа от шведского короля, идёт покорять сего врага строптивого.

  В мае он действительно простился с Москвою, взял свою царицу, детей, царедворцев, опричников, часть войска и уехал в Новгород. Дружины воинские пошли в ливонские города, но царь не воевал, молился, пировал, судил и казнил каких-то преступников, праздновал свадьбу своего шурина.
  В июле услышал он, что хан уже вступил в русские области, с полчищем ещё более прошлогоднего многочисленным, с ногаями, янычарами, турками, что он уже близ Оки, миновал все города, и стремясь прямо к Москве, где располагался зазимовать, назначал себе место кочевания на всю зиму. С часу на час Иоанн ожидал вести, как изменники предадут царство его крымскому хану и услышал о победе, о славе, уже давно забытой, и им и его подданными.

  Не изменник был покоритель Казани [Воротынский], смиренно переносивший немилость царскую; в горестной ссылке своей он не разучился воевать. Вероятно, присутствие Бельского и Мстиславского связывало его в действиях в 1571 году. Теперь он был свободен, первый воевода царский, и оправдал прежнюю славу свою.
  Укрепясь на берегу Оки, в трёх верстах от Серпухова, Воротынский мужественно ждал хана. Девлет хотел обмануть его, завязал битву, перешёл Оку и пустился к Москве.
  Воротынский заметил хитрость и не дался в обман. Одни из отрядов его переняли у татар дорогу в Москву, другие сбили оставленные ханом отряды, третьи обошли его самого со всех сторон. Как зверь, пойманный тенётами, Девлет бросался во все стороны, нападал, отступал; июля 30-го 1572 г. дана была кровопролитная битва на пространстве между реками Лопаснею и Рожаем, близ Молодей; сражались с утра до ночи, на рассвете татары бежали. 
  Хан увёл с собою не более 20 000 воинов — остальные, более 100 000, погибли в бою, попались в плен, утонули в Оке, были побиты при преследовании. 
  Августа 6-го привезли Иоанну донесение о победе и трофеи, отнятые у неприятеля. Августа 17-го царь уже отправился в Москву, забыв о войне со шведами.
  Празднуя победу в Новгороде, он только написал письмо к шведскому королю, ругал его, называл вором, грозился заплатить ему за все обиды и приехал в Москву славиться своей непобедимостью.

  Девлет смирился, прислал послов, грамоты, уверял, что шёл повидаться с другом своим, царём московским, но холопы царские приняли его невежливо. 
  Царь не щадил хана в речах, по коим его уверял, что и прежде только изменники открыли ему путь к Москве. Один из любимцев царских, шут Василий Грязной, брат казнённого Григория, попался в плен к крымцам. Думая угодить царю, хан соглашался обменять его на храброго мурзу Дивия. Царь смеялся над Грязным и писал к нему:

  "Что, Вася, узнал ты крымцев? зачем заехал далеко! Думал ты, что крымцев бить, как зайцев с собаками травить, ажно сам попался к ним в торока. Видно война не то, что балагурство за царским столом и спасибо татарам, что они вас негодяев учить умеют. Когда бояре стали нам изменны, я приблизил к себе вас, мерзавцев, а вы и подумали, что вы уж великие люди. Делать нечего: тысячи две брошу я за тебя, хоть прежде продавали вашу братью по 50-ти рублей, и ты сам езжал в старые годы со псарями."

  Грязной оправдывался полушутя и был выкуплен. Царь отпустил к хану Ян-Болдыя, посла, сидевшего в неволе 17 лет. Хан отдарил за то Иоанна отпуском знаменитого посла Афанасия Нагого (осенью 1573 г.), и клялся никогда более не воевать России. В Крыму был тогда голод. Ободранные козаки донские снова воевали татар, даже успели захватить Азов и разорить его."
  

 

  Приложение.

 

Грамота Девлет-Гирея Ивану IV о причинах похода на Русское государство летом 1572 г. и об условиях установления мирных отношений

23 августа 1572 г.

А се перевод з Девлет Киреевы царевы грамоты ¹⁵⁶.

Девлет Киреево царево слово московскому князю, брату моему Ивану князю Васильевичю после поклону слово с любовью то, что преже сего о Казани и о Асторохани холопа своего Янмагметь Хози гея (Янмагмет Хози гей — гонец от крымского хана Девлет-Гирея к Ивану IV, приехал к двору Ивана IV (в дер. Братошино под Москвой) в декабре 1571 г. См. ЦГАДА, Крымские дела, д. 14, лл. 32 — 32 об.) к тебе посылал есми. И ты, о Казани и о Асторохани молвя: “дадим”, грамоту свою прислал, а уланом моим и времянником посланые свои грамоты прислал еси: как великое царево величество, погоноря, отставите, сколько казны похочет, и яз бы то дал; молвя, писал еси к ним. А ты что так лжешь и оманываешь? Потому, оже даст бог, сею дорогою пришед самому было мне о том говорити отселева, послав человека переговорити не мочно, потому что далеко. А з ближнего места опять мочно, человека послав, переговорити, что есми со всеми своими людми пошел. И, наш приход проведав, на Оке на берегу хворостом зделали двор да около того ров копали, и на перевозе наряды и пушки еси оставив, да и рать свою оставил, а сам еси в Новгород пошел. И мы божиею милостию и помочью, дал бог здорово, Оку перелезчи со всеми своими ратьми, что делан двор и копаные рвы твои видели и с ратью твоею наши сторожи передние, повидевся не ото многа побилися да и мусульманская рать от нас прошалася и похотели дело делати. И яз молвил, что он, холоп (Он, холоп... — имеется в виду кн. М. И. Воротынский), по государскому своему веленью пришел, мне с ними что за дело. А нашего величества хотенье до князя их; молвя, их не ослободил, [182] пошли тебя искати, хотели есмя стати, где б сел и животины много, хотели есмя к тебе послати, где ни буди, посла да с тобою переговорити. И сею дорогою хотели от тебя ответ прямой взяти; молвя, шли были, а что твои рати назади за мною шли, — и назади у меня дети, увидев, без нашего ведома бой был, которые богатыри серца своего не уняв, на серцо свое надеяся, немногие наши годные люди билися и двух добрых взяли де, что дети мои без нашего ведома билися; на детей своих покручинивъся, назад пришед твоих людей около есми облег. И котороя нагайская рать со мною была, учали они говорити, что пришли есмя из нагами пять месяц и нам лежать не прибыльно и лошадем истомно; молвя, все заплакали и нужю свою нам в ведоме учинив, заплакав, на ногу пали. И мы потому, пожелеючи их, и слова их не отставили, со всеми мусульманскими ратьми и с лошадьми со всеми здорово потише поворотилися. Кто есть для нас делал на берегу двор и ров, и столко маялися, и мы тот двор ни во что покинув да перелезли, что было на перевозе твоей рати, наши люди, дело и бой учинив и погнав на силу, перелезли; что есте маялися месяцы три или четыре. Приходу нашему хотенье: с тобою поговоря, попрожнему на свою роту и о добре быти или прямой ответ от тебя взяти. Хотенье мое было: с тобою на въстрече став, слова не оставив, переговорити. А рать наша прямо с твоею ратью хотели делати. И хотенье их то было, и мы не ослободили. А твоя рать, вшедчи в город, свою голову оборонили. И со страхов дети боярские и пригодные люди твои всяк о своей голове колодези де копали; толко б из города вышли, — наша бы рать, против став, билися; хотя бив городе твоя рать стояла, обороняв свои головы; хотоли наши с ними делати, и мы не отпустили, пожелели: ссталося ли бы не ссталося-то дело обычное, и мы рати своей не потеряли. И будет тебе та твоя рать на надобе, и нам наша рать всегда пособщик. Что твои олпауты (Олпауты, алпауты — татарская знать) тебе посолжют и похвастуют, и тому б еси веры не нял: что есмя их худо зъделали, — и тебе ведомо будет. И ныне по прежнему нашему слову, меж нами добро и дружба быв, Казань и Асторохань дашь, — другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду; от детей и до внучат межь нами в любви, быв роту и шерть учинив, нам поверишь. И мы с своими чесными князи сущего своего человека Сулешева княжого сына (Князь Сулеш — один из приближенных хана Довлет-Гирея, поручавшего ему дела, связанные с отношениями с Русским государством. Сулеш и “Сулешовы”, его потомки, играли при ханском дворе роль посредников между ханом и русским царем, были “амиятами” (“приятелями”) Москвы, которой сообщали секретные сведения о крымских делах и за это постоянно получали подарки (“поминки”) от Ивана IV. См. ЦГАДА, Крымские дела, д. 14; Послания Ивана Грозного. М. — Л., 1951, стр. 375, прим. 23), холопа своего Мурат мирзу з здешними твоими послы, гораздо почтив, честно отпустим. И сын нашь Адыл Гирей царевич там царь будет, тебе от него никоторого убытка и насильства не дойдет по нашему приказу; быв которые наши холопи по нашему приказу тебе и пособники будут, другу твоему друг буду, тебе много добра было б. А Казань и Асторохань наши юрты были, из наших рук взял еси; и ныне назад нам не хотите отдати; однолично мы о тех городех до смерти своей тягатися нам того у вас; не возмем, — и нам то грешно: в книгах у нас так написано: для веры однолично голову свою положим. И только казну и куны дашь нам, — не надобе; а будет бы мы похотели для казны в дружбе быти и сколько еси по ся места ко мпе кун посылал, — и для бы кун яз был в дружбе с недругом твоим, с королем (Недруг твой, король... — имеется в виду польско-литовский король Стефан Баторий) был. А с тобою есми начаялся добра, а на недруга твоего на короля не смотря, а девять лет не давывал мне король казны и присылал ко мне послов, не оставя, и казну дает. И яз, оставя то, начаяся с тобою миру, прямого ответу им не дал; и только похочешь с нами в дружбе и в братстве быти, Казапь и Асторохань дашь и с ротною своею грамотою и ключи астороханъские и казанъские одному своему олпауту на руки дашь и с любовною своею грамотою и, своих детей и князей и веремянников ротные грамоты взяв, холопу моему Мурату мурзе дав, и посла твоего, почтив, отпустим. А толко не похочешь с нами в дружбе быти, Казани и Асторохани не дашь, и ты б посланного гонца моего холопа Шигая и посла нашего Янболдуя, один свой прямой ответ дав, часа того отпустил, не отставил бы еси. А толко не пришлешь, и мы счастьем своим до Крыму дойдем. И мы твоего посла, почтив как ведетца в обычае и портище дав как в нашем государстве чин водетца, его не оставя, на борзе отпустим; так бы еси ведал. А только ответу не дашь, с недругом твоим, с королем, в дружбе быв, и зиму, и лето на тобя учну ходити, от тебя не отойду, преже сего к нам в посланой своей грамоте писал оси: Волги голова у вас, а устье вам дати нам не пригоже. Видитца и то твое слово прямо, и то и мы ведоем. И ныне [183] только дашь, другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду. И только сею дорогою не сстанетца, и к тебе уже болши того человека не пришлю; волю твою тебе дали; которое дело прибыльнее, то и делай, волю тебе на руки дали, ты ведаешь. Да сего моего холопа Шигая с речми есми отпустил, и ты б его, гораздо спросив, разумел; его слово — мое слово; слову бы еси его верил да великой поклон, малые поминки, ширинку есми к тебе послал, так бы еси ведал; молвя, ярлык послан. Писан месяца августа в 23 день лета 980-го.

ЦГАДА, Крымские дела, д. 14, лл. 155 -161об. — Перевод 70 гг. XVI в. с татарского языка.

Текст воспроизведен по изданию: Документы о сражении при Молодях // Исторический архив, № 4. 1959

 

  Девлет-Гирей — Иоанну:

  "Казань и Астрахань наши ты взял? До смерти своей биться с тобой за них будем, за веру голову положим!"

 

  Дополнение.

  Военный энциклопедический лексикон, часть девятая, СПб, 1845.

  Статья "Молоди (село)":

 

   

 

  Вот как рассказывал позже о событиях 1572 года князь Андрей Курбский, бежавший от немилостей Ивана Васильевича за несколько лет до этого.

  

  "История Князя Великого Московского, о делах, слышанных от достоверных людей и виденных своими глазами" (отрывок из 6 главы):

 " ... егда, по сожжению великого славного места Московского, многонародного, от Перекопского царя и по спустошению, умиленном и жалостном ко слышанию, Русской земли от безбожных варваров, аки год един спустя, той же царь Перекопский, хотяще уже до конца спустошити землю оную и самого того царя великого выгнати из царства его, и поиде яко лев кровоядец, рыкая, розиня лютую пащеку на пожрение христиан, со всеми силами своими бусурманскими: услышав же сие, наше чудо [т. е. Иван Грозный] забежал пред ним сто и двадесять миль с Москвы, аж в Новгород великий; а того Михаила Воротынского поставил с войском, яко могучи, земли оные спустошенныя и окаянныя бронити повелел.
  Он же, яко муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный, с тем так сильным зверем бусурманским битву великую сведе: не дал ему распростертися и ... воевати убогих христиан; но бияшеся крепце зело с ним, и глаголют, колько [несколько] дней брань она пребывала.
  И поможе Бог христианам, благоумного мужа полкоустроением, и падоша от воинства христианского бусурманские полки, и самого царя сынове два, глаголют, убиени, а един жив изыман на той битве; царь же сам [Девлет-Гирей] в орду утече, а хоругвей великих бусурманских и шатров своих отбежал в нощи.
  На той же битве и гетмана его славного, кровопийцу христианского, Дивия мурзу изымано жива; и всех тех, яко гетмана и сына царёва, так и хоруговь царскую и шатры его, послал до нашего хороняки и бегуна [т. е. к Ивану Грозному], храброго же и прелютого на своих единоплеменных и единоязычных, непротивящихся ему."

 

  Спустя год после битвы под Москвой, князь Михаил Воротынский был казнён вместе с другими обвинёнными по делу "об измене".