Девушка

Полный месяц освещал двоих на берегу океана: она лежала нагой, оперев голову на руку, не сводя взгляд с того места, где должно будет взойти солнце; он - был подвижен: вскакивал и размахивая руками что-то горячо говорил, или отбегал недалеко и задрав лицо вверх, охватывал виски ладонями, а то сердито ковырял ногою песок швыряя его в тихую волну, но, чаще, просто сидел и гладил девичье тело. Странно смотрелось это немое, для постороннего, представление. Лунное pas de deux. 
Облаков не было. Звёздная глубина невыразимого простирания Вселенной поглощало огромную луну. Млечный Путь, расправив свои крыла, обнимал Землю мудрым любящим отцом. Тёплый прозрачный воздух не содержал ни звука. Спало всё, даже растущая, поотдаль, трава едва колыхалась мягко поддерживая уснувший ветер.
         - Я не могу в это поверить, - произнёс он. - Расскажи ещё что-нибудь.
         Она видела его боковым зрением: белый, как лунь, старик, высохший от тяжёлого труда и болезней, растрёпанный, в латаной холстине застиранной до серого цвета сквозь вырезы которой медной скульптурой высилось загорелое лицо с облупленным носом и узловатые венозные мозолистые кисти рук. Босой, сложив ноги перечно, хивыми страдающими глазами он пристально всматривался в её очи, будто перетекая в неё, единясь ради обретения столь ему важной крепости, что жизнь свою не мыслил дале без этого. - Ну, же, - попросил он.
         - Спрашивай, я отвечу. - Голос её был юн и нежен. Голос - музыка. Можно было не слушать слов, но просто наслаждаться звучанием.
         - Даже не знаю... всё кажется таким мелким. Вся жизнь, чаяния, страхи. Даже стыдно - прожил почти сотню лет, а в голове сплошь ерунда.
         Он умолк. Память, как волшебный мешок, являла из своих закромов лица, фразы, действа. Его тело отвечало, уже слабым, эхом ощущений. Старческая рука гладит бархат девичьей кожи заскорузлыми пальцами, но он не замечает этого: отец дарит ему свою будёновку. Шлем сильно велик и пахнет родным человеком. Мама, счастливая, повисла на шее гиганта, сжав милое ей лицо ладошками и смеясь прижимала к губам губы, снимая поцелуи, как спелые ягоды. Отец неловко, но бережно, облапил её талию своими ручищами.
         - Ты насовсем?
         - Да, мы победили.
         Жизнь наполняла собой их маленькую ячейку общества разворачивая будущее как панораму некогда недостижимых, но вдруг таких близких, чаяний человека  Учился он истово, поглощая знания одним вдохом.  Всё было интересно, всё возможно. Ночь пришла внезапно. Отец пропал без вести подо Ржевом, Мать - сгорела за ним за год.
          Этот же диалог повторится через двадцать шесть лет. Только теперь его сын, едва научившийся ходить,  будет смотреть на объятия родителей, придерживая, съезжавшую с лопоухой головы, отцовскую фуражку. Жена не увидит смерти Вождя - лёд зимней реки навсегда свяжется в сознании с цветом её глаз. Только взгляд-воспоминание всегда будет тёплый, с улыбкой. Сын останется на сверхсрочную, после общевойскового, дослужившись до капитана, вернётся домой из-под Кандагара Орденом Красной Звезды и снимком в траурной рамке. Сухой кулак сжался.
         - Зачем жизнь? - снежная жёсткая щетина подбородка дрогнула. - Куда мы её тратим? Нет же никакого смысла.
         - Это вопрос?
         - Да, да, вопрос. Какой у неё смысл?
          - Каждый задаёт его сам. Нет общего.
         - Как нет? То есть, всяк за себя - спросил он, - Человек человеку - волк? Или друг, товарищ и брат?
         - Откуда ты это взял?
         - Не увиливай, - его желваки дрогнули, - отвечай.
         - Я, как и всегда, скажу тебе правду. - Она посмотрела ему прямо в глаза: - Человек человеку - тайна.
         - Какая ещё тайна. Что ты несёшь? - Он тяжело поднялся на ноги: - Я тебя спрашиваю, кто мы, люди, друг другу? Как так вышло, что вчерашние ярые правдорубы ныне гнобящие народ ублюдки?! Как не ошибиться, чтоб прожить жизнь не зря, не впустую? С толком. Чтоб от меня польза была людям?
         Она перевернулась на живот, чтоб лучше видеть его. В неверном лунном свете, этот старик в рубище выглядел фантастической картиною заблудшего человечества. Этаким Императором Петром Первым. Только, не прорубающим окно в Европу, а немогущим, в потёмках, нащупать стену для этого, сжимающий в руке не всамделишный, а лишь воображаемый топор.
         - Что бы ты не делал, ты произведёшь и пользу и вред.
         - Но, я хочу делать только хорошее, нужное обычным людям, народу.
         - Невозможно. Люди не только разные, но и меняют свои желания чаще, чем задумываются над этим.
         - Да хотя бы в основном!
         - А какая, по твоему мнению, основная потребность человека из народа?
         - Справедливость.
         - И как ты её себе представляешь?
         - Чтоб у каждого было жильё и пища, возможность учиться и занимать любой пост в своём государстве, чтоб не было диких цен и нищенских зарплат, чтоб дети могли отдыхать на море и отпуск трудящихся был такой, чтоб удавалось отдохнуть и набраться сил по-настоящему. - Сухие руки старика, резкими движениями, должны были придать его словам весу, но выглядело наоборот.
         - Если ты дашь мне сто двадцать секунд - я, вкратце, попробую просветить тебя на сей счёт. - Она взяла его под руку и они медленно двинулись вдоль моря.  - Когда-то вам подменили основу для единения - соборностью. Так вы потеряли свободу. Затем высмеяли вашу священную речь, заменили вам имена, уничтожили святыни и всучили вместо веры театральную декорацию. После, выдумали вам письмена приспособив чужие каракули и отвергнув ваши исконные знаки. Рассорили вас и поработили. Вы до сих пор во власти людоедов. И не будет вам справедливости, пока вы, распущенные прутья, не соберётесь в единую метлу. Уже есть, что мести ею. - Она помолчала немного. Цепочка следов тянулась неотрывно - не было ни малейшей волны, чтоб смыть её. Девушка развернула своего спутника обратно. Странное дело: как только пара проходила свои прежние отпечатки - те исчезали. Будто кто-то стирал их рисунок невидимым ластиком. - Каждый из вас придаёт жизни свой смысл. Если он будет един у многих - это созидание. Если у каждого свой - это разложение. А, что касается справедливости, то корень в ней - Правда. Малейшая ложь - убийственна. Перестаньте врать - будет вам справедливость. Бог не в любви, а в Правде. Любовь без правды в лучшем случае - сожительство.Но, чаще - дом терпимости.
         - Общего смысла нет, если мы его не создадим? - старик почесал подбородок, - что же есть тогда?
         -  Есть единое значение жизни.
         - В чём оно?
         - Быть вечной.
         - Но зачем?
         - Вечность - основа времени. Нет её - нет ничего временного. - Спутница легла, подперев голову рукою. Старик тоже присел рядом, положив морщинистые руки себе на колени.
         - А мне-то это зачем?
         - Ты тоже временный. Не будет вечности - и ты станешь невозможен, и весь твой мир, вся вселенная. Единое, делясь надвое,  порождает множество через объединение.
         - Я ничего не понял, - лицо старика приняло умоляющее выражение.
         - Закон жизни. Разве ты его не понял до сих пор?
         - Давай попроще - я же просто человек.
         - Хорошо, - девушка накрыла своей долонью его кулак. - Например: единое человечество раздвоенное на мужчин и женщин порождает множество детей. Так понятней?
         - Так - да, кивнул её собеседник. Но, причём здесь время?
         - Оно тоже, делясь на прошлое и будущее порождает множество поступков.
         - Хорошо, пусть будет вечной основой времени. Но к чему ей все эти люди, их страдания и радости, страхи и героизм, ревность и любовь? - он вскочил на ноги. - Что этот несчастный кусок плоти, это желе на косточке, может значить для вечности. К чему он вообще был создан природой, человек?
         Она посмотрела в его злые глаза, под трагичными домиками бровей и вздохнула:
         - Ты задаёшь такие вопросы, выслушать ответы на которые, у тебя нет времени, а понять - знаний. Но, я попробую ещё раз, - девушка легла навзничь, заложив руки за голову. - Люди, помимо прочего - ещё и порождают время. Вырабатывают его.
         - Как же...
         - Не перебивай, - она повернула к нему лицо, - Получая от других, чужое время, вы его тратите на какие-то свои дела, тем самым вырабатывая иное время для кого-либо другого.
         - Я тебе, сейчас, что-то нехорошее скажу. Как ты можешь так объяснять, чтоб ещё больше запутывать?
Она искренне рассмеялась:
         - Ну это же совсем просто. Если ты что-то ешь, то иногда опростаешься. Берёшь ты пищу от чужих, скажем, яблоко у дерева, а отдаёшь то, что является чьей-то пищей тоже.
Он молча уставился на неё, пытаясь уложить прозу пищеварения на симфонию вечности. Ничего не получалось.
         - Пусть, - он резко жестикулировал, - да, пусть уже, к чертям собачьим, мы едим это время и тут же им серем. Но, - он воздел указательный палец к полярной звезде, - есть же остальные живые существа, растения всякие, камни, наконец! - Прохаживаясь взад и вперёд старик продолжал: - есть планеты газовые гиганты, звёзды, чёрные дыры. Ну неужели это цунами энергии меньше значит чем обыденное ковыряние в носу?
         Она смеялась заразительно, легко изогнув нежную шею и запрокидывая лицо к небу. Эти серебрянные звуки погасили внезапный пыл старика. Он стоял, недоумённый, приподняв слегка кряжи и развернув долони наружу.
         - Пойдём, искупнёмся? - спросила красавица протянув ему руку и всё ещё широко улыбаясь.
         - Да холодно же.
         - Нисколько. Замечательная ночь, - её внимательные глаза ждали ответа.
         - Ну, ведь, вылезем и продрогнем, - он подал ей свою руку, принимая приглашение, - Точно говорю.
         - Прежде, чем всё случится, ты должен быть чистый, - и, раздвигая упругим телом ночной океан, она увлекла его за собой.
         После купания они долго лежали на песке и смотрели на Млечный путь.
          - Вся неизмеримая сила Вселенной, - вдруг продолжила она прерванный разговор, - обычный круговорот. И люди лишь часть этого Величия. - Он попытался что-то сказать, но она прижала свой пальчик к его губам: - я и так провела с тобою безрассудно много времени. - Она, легким поцелуем, разгладила ему лоб: - Ты не можешь больше оставаться у меня. Тебе пора.
         И тут он вспомнил её. Как он мог забыть! Ведь так часто видал её во времена своей боевой молодости, он шёл за ней по пятам, невольно отмечая следы её пребывания. Он перешагивал через неё, делал ей назло, презирал её и неставил ни во что. Да, что говорить - плевал на неё.
         Старик поднялся, на мгновение кивнул головой в уважительном поклоне и направился вглубь берега. Туда, где шелковая трава баюкала ночной бриз.
         Он разделся полностью: снял тело и шагнул в вечность. Глухо стукнули кости.
         Она проводила его взглядом и вернулась к своему обычному положению, всматриваясь в горизонт на востоке.
         - Раз за разом он приходит ко мне с одними и теми же вопросами, - мягко вздохнув, подумала Смерть.