ХРОНИКИ КРИВОГО МИРА (часть 8)

 

  ПОСТУЛАТЫ НАУКИ И РЕАЛЬНОСТЬ МИРА.

          "Ваша теория относительности противоречит научным фактам",— сказали Эйнштейну.

 "Тем хуже для фактов", — ответил Эйнштейн.

«Только теория вправе судить о том, что мы наблюдаем в эксперименте»
(Эйнштейн)

 

 

    В чем сила логики Специальной теории относительности? В математической неотвратимости ее далеко идущих выводов о природе физической реальности. Даже критично настроенному в отношении принципов релятивизма разуму приходится, приняв ее практически бесспорные основные положения — постулаты, шаг за шагом, под давлением неумолимой логики создателя, принять весь набор ее абсолютно неопровержимых законов и следствий. Основания СТО уходят между тем в эпоху основателя земной физики Галилея, пришедшего к понятию инерциальной системы отсчета. В качестве последних классическая механика предлагала считать систему "неподвижных звезд" (да, было такое первоначальное заблуждение относительно природы мирового пространства!), а также любую систему, движущуюся относительно них  "по инерции", то есть равномерно и прямолинейно. С большой точностью механики полагали инерциальными систему Солнца ( центральная звезда планетной системы, в которой движется в качестве третьей планеты и Земля), а также сам земной шар. Из этого предубеждения земную науку вывели только опыты дальнейших веков, доказавших в строгом смысле неинерциальность Земли. 

  Нечто подобное утверждала еще накануне эпохи Разума наша планетарная наука Движения. Последняя довольно долго являлась частью стереометрии и поздно от нее отделилась,  пребывая в лоне ее чертежей, теорем и построений, она полагала, что строго построить и рассчитать движение тела возможно только относительно континуума стереометрического пространства, а относительно иных тел, в том числе поверхности планеты, оно рассчитывалось лишь приблизительно, как то или иное стереометрическое  построение. Старейший трактат "О построении движений и системе мира" был написан геометром Таблилом из Скайрима, характерной для этой части планеты перьевой скорописью. Произошло это еще в последнем веке эпохи Нищеты Духа, и долгие века этот стереометрический трактат, изучавшийся в школах Севера, считался эталоном "чистоты мышления". В нем полагалось, что в точке наблюдателя тех тел, которые двигались с ускорением  относительно "неподвижного пространства", возникали дополнительные силы ("врожденные силы косности"), вычислявшиеся путем построений и соответствующие земным "силам инерции".

  Таким образом, землянин Галилей сформулировал априорное общее утверждение, т.н. "принцип относительности", согласно которому, находясь внутри данной системы отсчета, невозможно отличить состояние его движения от состояния его покоя. Его перефразировали и иначе: все механические явления во всех инерциальных системах отсчета протекают одинаково. 

  Принцип относительности Галилея долгое время считался главной основой механики — земной науки, считавшейся "осевым столпом" всей земной физики и всего знания, полагавшим генезис всех явлений реальности от элементарных механических актов движения частиц "материи". Механицизм земной физики был настолько живуч, что даже в начале ХХ в.з.л. не был изжит окончательно, и даже теория относительности рассматривается создателями как "новая механика", то есть новая основа физики. И только бурная история XX века окончательно изжила пережитки механицизма.  Ключевой фигурой этого процесса "феноменологизации физического знания", то есть ухода физики от изначального механицизма по-видимому, следует считать Джеймса К. Максвелла, основателя классической электромагнитной теории. Творцы "специальной теории относительности" лишь завершают этот затянувшийся процесс научной эволюции, строя начала новой, неклассической физики как математизированной априористической "науки постулатов и принципов". Каковы были задачи этой "земной науки нового типа"? Это крайне сложный, еще не до конца мне понятный вопрос. По всей видимости, наука начала ХХ в., руками и разумом теоретиков вроде Пуанкаре, впервые оценила мощь интеллектуального ресурса в построении синтетической системы науки, "математической науки интеллекта", противопоставившей себя науке "эмпирической", науке эксперимента, ставившей последнюю в подчиненную роль, рассматривая лишь служебным инструментом "фундаментальной" науки "высоколобых теоретиков", способных "строить новые модели реальности" на основе  ресурсов математизированного 
P  Именно на рубеже ХХ в. и возникает постулативная теория Пуанкаре, первая редакция теории относительности, где первым постулатом принимается "специальный принцип относительности". Последний представляет собою редакцию принципа относительности Галилея, расширенного в принципе на все здание физики. Иными словами, априористический специальный принцип относительности утверждает, что "никакими физическими экспериментами внутри данной инерциальной системы отсчета невозможно отличить состояние ее покоя от состояния равномерного прямолинейного движения". Специальный принцип относительности становится главным принципом "научного релятивизма" и, собственно, всей "новой науки" ХХ в.з.л., явившим ее характер и суть. Впервые физика замахивается на философский принцип относительности знания, утверждая нечто ему противоположное: знание "окончательное": никакие, даже пока неизвестные науке физические знания не дают возможности отличить состояние инерциального движения тела от состояния его покоя. Принцип относительности, наносил, таким образом, серьезный методологический удар по существующему зданию науки, внося в нее "абсолютное и окончательное знание", и это означало ненужность дальнейшего развития научного знания и даже его невозможность. 
  Таким образом, принцип относительности косвенным образом останавливал и "закрывал" науку. Было ли это последнее понятно современникам Анри Пуанкаре и Альберта Эйнштейна, превращавшим физику в часть и "раздел" математики? Да, безусловно. И первым критиком "научного релятивизма" оказался Гендрик Лоренц, заявивший, по признанию автора земной книги, об уверенности в существовании мирового эфира и физической возможности любых скоростей.
  Действительно, принцип относительности, накладывавший методологический запрет на состояние абсолютного покоя, означал ни больше ни меньше как окончательную элиминацию из земной физической науки столь важной для нее субстанции "мирового эфира". По сути, это означало крах всей системы  физического и философского механицизма,игравшего  роль главного мировоззренческого принципа всей науки до рубежа 20в.з.л. Многие из современников Эйнштейна небезосновательно истолковали это как "удар по философскому материализму" и "научно-философской объективности". В самом деле, элиминация эфирной среды из науки легализовало признание "абсолютной пустоты" и ставило под сомнение физические свойства вакуума, которые существовали налицо и выражались многочисленными физическими величинами. Но следствия принципа относительности, вытекавшие из "преобразований Лоренца", то есть правил перехода от одной инерциальной системы отсчета к другой, шли дальше, утверждая,что «в каждой инерциальной системе отсчета собственный масштаб времени, изменяющийся при переходе от одной ИСО к другой!»
 Естественно, все рассматриваемые нами здесь инопланетные, земные научные концепции имеют для нас не более, чем историко-научный характер. Они помогают нам понять, пути научной истины, особенно в контексте того, что путь познания нашей планетарной науки имеет существенно иной характер. 

  Теория относительности Пуанкаре— Лоренца — Эйнштейна отказалась и от другого  столпа классической механики- преобразований Галилея, или нашего правила "постоянства линеек". Преобразования Лоренца заменили его правилом "лоренцева сокращения"  видимых линейных размеров тела в «релятивистский коэффициент» раз: Он дает резкое увеличение сжатия продольных размеров движущегося относительно наблюдателя тела при скорости, приближающейся к скорости света. Правда, в отличие от двух других соавторов "абсолютист" Лоренц полагал это сжатие реальным и физическим, остальные "соавторы" полагали его в качестве видимого релятивистского эффекта, а Эйнштейн вообще настаивал на физической действительности всех "фантомных" величин всех систем отсчета, тем, по сути, принципиально отказывая этим природе  в каком-либо объективизме. 
  В этом — весь Эйнштейн с его последовательной программой научного субъективизма, по всей видимости, получившей на рубеже двух земных веков массу научных сторонников. 

  Точно в такой же степени наблюдатель видит и замедление времени этого движущегося объекта, естественно, тоже фантомное... Но по Эйнштейну — объективное...

  Пуанкаре, а за ним Эйнштейн, предлагают эти фантомные релятивистские эффекты наблюдателя лишь затем, чтобы спасти постоянство скорости света в любой инерциальной системе отсчета. Это последнее предложение носит характер второго постулата специальной теории относительности. Оно имеет чисто конвенциональный характер и исходит из идеи Пуанкаре по преодолению теоретических проблем, возникающих в процессе измерении скорости. Чтобы их преодолеть, Пуанкаре действует в духе своего главного научного принципа — конвенционализма, предлагая считать скорость света универсальной константой, имеющей, в духе специального принципа относительности, постоянное значение во всех ИСО и не зависящей от скорости движения его источника. 
  Именно такая конвенция позволяет Пуанкаре объяснить отрицательный результат опытов Майкельсона— Морли по поиску "эфирного ветра".  И если Пуанкаре номинально не "покушается" на "мировой эфир", декларируя лишь невозможность обнаружения движения или покоя относительно него, то научная программа Эйнштейна идет дальше, полностью элиминируя эфир из сферы научного анализа.
  Постулат постоянства скорости света — результат все того же далеко идущего априоризма земной науки начала ХХ в., о котором говорилось выше. Априорная декларация скорости света в качестве "универсальной постоянной" и "максимальной из возможных в природе скоростей" не имеет ничего общего с подлинными научными принципами, в особенности с главным из них:,только практика научного эксперимента имеет право на последнее слово в затянувшемся споре научных школ. 

  Релятивисты же, занявшие привилегированное положение в земной науки в самом начале земного двадцатого столетия делают недвусмысленную, даже поспешную попытку преодоления этого принципа. В то время как многие экспериментаторы из разных стран продолжают поиски "эфирного ветра" с переменным успехом, то обнаруживая небольшие, в 1—2 километра в секунду,  "эффекты ветра", часто принимаемые за погрешности, но имеющие тенденцию возрастать с высотой места над уровнем моря, теоретики-релятивисты, окрепшие в своей теоретической уверенности, начинают принимать за научную истину именно свои теоретические модели, а не данные научных экспериментов, объясняя их "ошибочными" результатами посторонних, не имеющих отношения к "эфирному ветру" эффектов. Сторонники релятивизма априори уверены в том, что скорость света не складывается со скоростью его источника просто потому, что это "противоречит принципу относительности". 
   Что же на деле представляет из себя внутренняя "стройная теоретическая логика" СТО?  Каким образом ее творцы, в особенности А. Пуанкаре, приходят категорическому утверждению о максимальности скорости света в вакууме, внося его во второй постулат теории? В этом многим ее комментаторам виделась некая нечеловеческая провидческая мощь, мистический дар теоретического прогноза. На деле же запрет на сверхсветовые скорости является в СТО простым следствием системы "релятивистской" логики. Основным ее пунктом является наличие ИСО ("наблюдателей" СТО), с позиции которых только и может рассматриваться тот или иной физический процесс. Вне наблюдателя в СТО никакой физический процесс немыслим в принципе. Научная методология формирует субъект наблюдателя с привязанной к нему системой координат с фиксированным телом отсчета и лабораторные часы с началом отсчета времени. 
   Уже в земном ХIХ в., в период расцвета механицизма, это приносит математические плоды преобразования координат, скорости и других величин при переходе из одной ИСО в другую, эти величины считаются относительными. Другие величины, не изменяющие своего значения своего значения при переходе от одной ИСО к другой, как векторы ускорение, силы и др., считаются инвариантами преобразования системы отсчета и именуются величинами абсолютными. По-видимому, в тот же период формируются научные школы субъективизма и объективизма. Объектом считается любой предмет исследования, существующий во всех системах отсчета. Именно в середине того века, по всей видимости, и возникает развернутая научная доктрина теоретической физики, отбросившей инструмент эксперимента и поставившей задачу последовательной математизации физики, превращения ее в удобный раздел математики, осуществляющий расчеты физических объектов и дающей инструмент прикладной науке. Такой последовательно теоретической наукой с новосозданным математическим  инструментом была и  классический электромагнетизм Максвелла, о которой я здесь уже упоминал. Теория относительности, пользуясь этим готовым интеллектуальным багажом XIX в., делает попытку  радикального пересмотра его понятий, в свете изобретенных ею основных положений — постулатов, синтезируя аппарат так называемой "релятивистской механики". Объект новой механики изменяется. Эта механика вводит 4-мерные векторы-объекты так называемых "событий" (x,y,z,t) вместо общепринятых ранее объектов-тел (x,y,z). 

   Релятивистская механика полагает, что скорость передачи взаимодействий не может осуществляться со скоростью, превышающей скорость света, лишь на том основании, что в этом случае, мол, найдется наблюдатель, в системе координат которого событие-следствие будет предшествовать событию-причине, а это противоречит специальному принципу относительности, где все физические процессы в ИСО осуществляются одинаково. Рассмотрим мысленный эксперимент. Пусть в момент 0 в точке А космоса происходит вспышка сверхновой, фронт световой волны которой распространяется со скоростью света в космическом пространстве со скоростью света в вакууме с, занимая с течением времени  положения A0( до вспышки), A1, A2... An, ... 

   Пусть из необозримого космоса в сторону сверхновой устремляется со сверхсветовой скоростью наблюдатель-тахион О, проходящий  эти положения волны света в точках  О0, О1, О2, ... Оn, ..., Наблюдатель "видит" всю динамику процесса взрыва, от первоначального невзорвавшегося состояния до все более расходящегося в пространстве раскаленного газового облака. 

А     Аn   An-1         A3  A2 A1  A0

O     On  On-1        O3  O2 O1 O0

 

Попадет ли тахион-наблюдатель в область первоначальной невзорвавшейся звезды, двигаясь с как угодно высокой сверхсветовой скоростью? Нет. Тахион войдет в облако «будущей» динамики взрыва, еще невидимой планетному наблюдателю, но уже объективно существующей.

Представим, что тахион летит в обратном направлении, тогда действительно, он наблюдает всю динамику взрыва в обратном направлении, пока не увидит позади себя первоначальный невзорвавшийся звездный шар А0, который мог видеть планетный наблюдатель  только в далеком прошлом. Означает ли это приход тахиона в прошлое? Нет. Динамика взрывного процесса продолжает идти в точке А, откуда  испущен тахион, как и во всей остальной реальности,  в прямом направлении, ибо согласно принципам объективизма, любое событие и любой материальный процесс, любой объект первичен и независим от субъекта-наблюдателя, и причина в нем всегда предшествует следствию. Да и сам наблюдатель-тахион имеет в области взорвавшейся туманности свою причину, предшествующую следствию (прилету в область фантомного прошлого). Сверхсветовой наблюдатель наблюдает не реальный процесс в обратном времени, а фантомную картину этого процесса, ибо сам взрывной процесс продолжает идти в точке А в прямом направлении.  Но то же самое делает любой зритель, просматривая видеосъемку в обратном направлении. Мы же не называем его "хрононавтом" в обратном времени?! Таким образом, никакие сверхсветовые скорости не нарушают принцип причинности, и потому категорический запрет на них выражает лишь системное  идеалистическое толкование явления научными идеолога ми школы релятивизма, а не объективную реальность. Никакая, даже бесконечная скорость взаимодействия, не нарушает основного научно-методологического и общефилософского принципа — принципа причинности, ибо даже в этом случае следствие не предшествует причине, и время продолжает протекать в прямом направлении и в том же масштабе. Но может быть, сверхсветовые скорости действительно обращают собственное время и превратят сверхсветовой объект в "путешественника в прошлое"? Но и это в свете материализма невозможно. Ибо всякое, в том числе и сверхсветовое движение само по себе, это тот же материальный процесс, в котором следствие обязано наступать после причины, что и означает прямой ход времени. 

  Нашей планетарной наукой этот важнейший тезис был проверен экспериментально после открытия сверхсветовых взаимодействий совсем недавно, 528 а.н.з., вскоре после чего и была создана суперскоростная космическая связь, благодаря чему мы и ознакомились с содержанием земной науки ХХ в.з.л.

   Релятивистская механика, строя последовательную программу научного "субъективизма" (термин Пуанкаре), продолжала порочную "позитивистскую" практику. Позитивизмом (неопозитивизмом) именовалось склонная к субъективному идеализму система научной философии, отдававшая в процессе научного познания приоритет научному субъекту.  

  Именно позитивизм "цепями приковал" наблюдателя к объекту.  Он даже декларировал "зависимость" объекта от данного субъекта, что неизбежно означало приоритет сознания над бытием. 

   В духе господствовавшего в ту пора позитивистского учения Эрнста Маха релятивистская механика вводит понятие "релятивистского интервала". Интервал  s между двумя событиями 1 и 2, удаленными в пространстве на на расстояние на расстояние d и промежуток времени t, так что s=c2t2—d2
   Сам интервал оказывается инвариантным во всех ИСО и значит, т.е. "абсолютным". Считая научно доказанным на основании "преобразований Лоренца" факт "зависимости пространства от времени",  релятивизм строит так называемый "4-мерный пространственно-временной континуум" (x,y,z, -ict) на месте континуально независимых пространства и времени вполне в духе научного позитивизма начала ХХ в. 

  Если интервал времени между событиями оказывается меньше чем d/c, события считаются причинно-независимыми (ну как же, ведь скоростей выше скорости света "нет и быть не может", ведь скорость света категоически привязана к принципу причинности!)

  Это же относится и к любому отдельному физическому телу линейных размеров l, для которого интервалы времени меньше l/c  делают отдельные части этого тела "причинно независимыми" вразрез с общеметодологическим принципом о "всеобщей связи всех тел и явлений реальности". И поскольку такие интервалы времени дают значение "отрицательных интервалов", то это ставит под сомнение объективность существования тел.

  Авторов релятивисткой догматики не смущает и тот факт, что не существует ни одного (!) наблюдателя, для которого все частицы  одного и того же тела существовали бы одновременно! И поскольку одновременность есть главное условие объективного существования тел, то  релятивистская динамика в целом дает яркий образец научного субъективизма и математического формализма. И потому "четырехмерное пространство-время событий", делящее всю объективную реальность на "причинно-связанные" и "причинно-несвязанные" области, ярчайший образец антинаучного построения на основе "научных постулатов", каждый из которых в отдельности, может быть, и представляется кому-нибудь "научными". 

  Каковы же истоки "релятивистской динамики" на деле, вне идеалистических построений Пуанкаре и примкнувшего к нему Эйнштейна? Их дает, как свидетельствует автор текста, все тот же Г. Лоренц в своей работе "Динамика электрона", где ему приходится выявлять вид преобразований, сохраняющих ковариантность уравнений Максвелла. Как признает автор, эти преобразования были найдены еще за несколько лет до написания данной лоренцевой работы в незамеченных работах иных теоретиков. 

  И только Лоренц придает им принципиальный характер, будучи уверенным в том, что релятивистские эффекты в ИСО обязаны носить реальный физический, а не фантомный смысл. Лоренц поначалу всерьез полагал, что движение тел в "абсолютной системе координат", должно приводить к реальному физическому сжатию продольных размеров тел. Именно потому мы и не наблюдаем эффектов "эфирного ветра", полагал Лоренц.  Таинственное понятие "абсолютной системы отсчета" было  в те времена псевдонимом гипотетического "неподвижного эфира". И только математик Пуанкаре в духе "принципа относительности" исправит ошибку "абсолютиста" Лоренца. Лоренц же, полагая релятивистские эффекты реальными, составит уравнения релятивистской динамики, в случае движения электрона в электромагнитных полях. Здесь разошлись исследовательские программы Лоренца и Пуанкаре — Эйнштейна. Лоренц считает "лоренцевы" преобразования времени" лишь удобной математической фикцией, оставаясь со своей "электронной теорией" в рамках классической механики. Пуанкаре и Эйнштейн, объективируя фантомность "релятивистских эффектов", декларируют физическую невозможность скоростей выше скорости света, а для "вещественных тел" — даже и ее недостижимость. "Релятивизм" победил, создав математический конструкт, пусть и вышедший за пределы законов физики и материалистически понимаемой онтологии,  явивший собой откровенный результат программы научного идеализма, но тем не менее, сумевший отстоять за собой монопольное право на "научную истину". 

  Некто неназванный в книге автором по имени,  восклицает: "А зачем нужны эксперименты, если есть теория?" И в этом — образец тщеславия релятивизма, тщетно попытавшегося охватить собою всю объективную реальность, став "доктриной на все времена". Но времена эти для земной науки неизбежно закончатся, и это пробуждение будет для человеческой науки трудным часом пробуждения от сладкого сна, навеянного  псевдонаучным мистификатором  и его научной командой "релятивистов", сумевших всю последующую земную науку изменить в духе эйнштейновской "специальной теории".

   Тем не менее, несомненно, предстоит "век научной реакции",  долгий период борьбы "фундаментальной теории" — системы уже "релятивизированного" знания, с новыми опытными результатами, с новым эмпирическим знанием. И на мой взгляд, в земной науке еще долго, к сожалению, будет побеждать  система уже существующего, теоретического знания, уверенная в своем праве не просто игнорировать эксперимент, но и "обходиться без него", произвольно и в выгодном для теории свете толкуя экспериментальные данные и легко их отбрасывая. 

   В этом мне видится опасный прецедент земной науки, заключающийся в отрыве ее теоретических наук, почему-то считающихся "фундаментальными", от данных наук экспериментальных, и в особенности наук прикладного характера, имеющих непосредственный контакт с практикой технологий и производства и «фундаменальными» не считающихся. Последние, кстати, не менее  важны, чем практика эксперимента. 

   Книга о жизни и творчестве Эйнштейна как явного научного лидера планеты, не скрою, порождает во мне глубокий внутренний скепсис относительно перспектив "эйнштейновской науки", прочно ставшей у руля земного знания.  Именно поэтому я и предвижу крен теоретического знания к своему внутреннему содержанию, а не к данным экспериментально-технической практики. И если подобный тренд "фундаментальной  науки" сохранится в дальнейшем, хотя бы еще на несколько земных декад, то она рискует становиться все более догматичной,все более обретающей черты  религии, давая картины реальности и научные прогнозы все более далекие от технологической практики и эксперимента...

   Такая моя безапелляционность по поводу теории земного ученого Эйнштейна, естественно, имеет под собой научную тяжесть оснований. Она —в сумме данных науки нашей планеты, которая, хотя и прошла путь эволюции, существенно отличающийся от земного, но тем не менее, в ее научной объективности у меня нет ни малейших оснований сомневаться.  

    Наша планетарная Наука  Вещества и Движения имела собственные исторические уроки "научных войн". Поведаю читателям об одном из таких трудных и малоизвестных научных эпизодов.  Еще во второй половине Четвертой центурии одному из ученых нашего планетарного Севера, Иодану Маттерию, удалось поставить эксперимент по прямому измерению скорости света "в одну сторону". Маттерий решил напрямую подтвердить или опровергнуть теоретическое положение "северной" науки об "универсальном постоянстве" скорости света в пустоте. Ради чистоты научного эксперимента он решил измерить скорость света "в одну сторону", без накладывания прямого и обратного лучей света, ибо данная методика давала  экспериментальный эффект лишь "второго порядка". 

И если бы Иодан, усомнившийся в "святая святых" тогдашней "северной" науки — "принципе субъективности" — оказался неправ в своих научных предположениях о непостоянстве скорости света, то получил бы для светового луча всегда одно и то же значение его скорости, в единицах планетарной системы  185 196,161 артанда на трибу. Однако задуманный им эксперимент он, рядовой ученый из Морроуинда, не смог осуществить в условиях своей технологически не самой прогрессивной страны, и покинув ее, оказался в одном из южных городов  «цивилизованного» Южного Скайрима. На жителей Морроуинда здесь смотрели как на полных варваров, холодно и презрительно. Но фундаментальная наука, и в особенности экспериментальные технологии этой части планетарного Севера были несравненно совершеннее всего, что знал Иодан у себя на родине. Маттерий был поначалу практически без гроша в кармане, и потому для начала нашел подходящую работу, нанявшись к богатому фермеру, выращивавшему быстроногих скаковых гуанаров. Улыбчивый   неунывающий Иодан не гнушался грубой и простой работы пастуха, и ради экономии средств, даже жить стал по соседству с этими благородными скакунами, которых выращивали для спортивных состязаний. Дела ученого-батрака шли успешно, и уже спустя пару зеленых лун морроуиндский ученый на заработанные деньги организовал в городе небольшую научную лабораторию, закупив или изготовив самостоятельно всю необходимую для этого опытную аппаратуру. В свободное от работы время он кропотливо собирал задуманную им установку прибора для измерения скорости света. В 371а.п.з. опыт был успешно осуществлен. 

   Идея эксперимента состояла в том, что лабораторный источник монохроматического света посылал два противоположно направленных луча, проходивших сквозь круглые прорези одинаковых диаметров двух скрепленных осью вращающихся дисков. 

  Иодан не скрывал своего удивления тем, что идея этого эксперимента никогда и никому до него не пришла в голову. По замыслу экспериментатора, отверстия вращающихся дисков как бы "нарезают" прямой и обратный световые лучи на "отрезки". Если было справедливо известное из науки положение о том, что скорость света никак не зависит от скорости движения его источника (то есть вот этой экспериментальной установки, движущейся вместе с планетой Нирн), то скорость обоих лучей света обязана была быть одинаковой при любых произвольных ориентациях опытной установки и в течение планетарного цикла вращения, и в течение  астропериода. Но если принятый наукой  Тамриеля научный принцип на самом деле неверен и скорость света складывается со скоростью источника относительно вакуума? 

  Тогда скорости лучей света в прямом и обратном направлениях будут отличаться на две величины этой абсолютной скорости. При поворотах оси прибора эта разница будет сокращатья в определенных пределах, зависящих от ряда факторов. Будет изменяться эта разница скоростей и при смене времен астроцикла. Вращающиеся диски прибора, "нарезали" оба световых луча на отрезки, и если их скорости будут неодинаковы, то неодинаковы будут и длины "световых отрезков", и энергии, которые они несут, и величны динамических токов, возбуждаемых ими на выходах из прибора, на специальных светодатчиках.

  На всем протяжении продолжавшегося более одного астропериода эксперимента, действительно, наблюдалась эта периодически менявшаяся разность токов! Вот по этой разности экспериментатор и сумел вычислить величину искомой "абсолютной" скорости, а также ее направление  в пространстве. Эта скорость оказалась лежащей в астропериодическом интервале от 201 до 262 фетранов на трибу с апексом в созвездии Акатоша, успешно вычисленным Иоданом. Ученый сделал корректный вывод о том, что эксперимент "обнаружил неверность общенаучного принципа субъективности и легитимирует абсолютные пространственно-временные модели реальности". 

  Однако более фундаментальный, точный и сложный эксперимент с фиксированными вращающимися зеркалами был поставлен несколькими астропериодами позднее в одном из городов Северного Скайрима, Весьма сложный эксперимент Иодана неопровержимо доказал изменение скорости прохождения света между двумя вращающимися зеркалами в различное аремя дня и ночи, то есть в условиях различной ориентации установки в абсолютном пространстве. Иодан не был сторонником субстанции, свойственной  тогдашней науке Севера и предпочитал говорить именно об «абсолютном» пространстве.  Обнаруженный экспериментальный эффект "анизотропии" вектора скорости света в пространстве и "планетарного апекса" в дальнейшем подтвердился и анизотропией космического волнового фона с центром в той же части неба, и это окончательно "обрушило" теорию субъективности", столь почитаемую  академичной и амбициозной наукой Империи, кичившейся своей элитарной «фундаментальностью». Имперские «научные стратеги» сообщества «Бессмертных Разумом», не сговариваясь, демонстративно не замечали научного открытия Маттерия, рассмотрение его ключевых работ и их публикация  были табуированы как «пропаганда лженауки», обсуждение открытия в публичной печати тех времен пресекались чьей-то "невидимой рукой". Маттерий не отступал от собственной научной программы и даже сумел организовать на собственные средства «институт динамики», став его директором, и начал выпускать научный сборник этого института, названный им "Скайримская Наука".  Констатировав идеалистичность построений тогдашней имперской науки Движения, он пришел к выводу об ошибочности существовавшей в ту пору символьной теории полевых  динамических взаимодействий, разработанной "передовой и академичной" Северной наукой. В чем же  Иодан увидел ее ошибки? Научная методология тех времен принимала в качестве научной концепцию "близкодействия" с ее разбиением единого динамического действия на две компоненты: статическую и динамическую, передающие свое действия посредством полевого взаимодействия. Векторные характеристики такого динамичекого взаимодействия должны были в своей совокупности давать полное действие. 

 Иодан обнаружил изъяны этой логики полевых взаимодействий, и осуществив полный пересмотр динамической теории, обнаружил еще и скалярную характеристику таких взаимодействий. Им было также обнаружено свойство скалярных взаимодействий передаваться в пространстве с огромной, почти мгновенной скоростью, несравнимо большей, чем медлительная динамическая "световая" волна. Исследование в области динамической теории помогли Маттерию не только создать теоретический аппарат научной динамики, но и на основе этого построить действующие устройства, которые с точки зрения тогдашней официальной науки, «опровергали» законы сохранения. На самом деле, как показал Маттерий, эти энергетические устройства — двигатели Маттерия, не нарушали „законы сохранения”, а "не замыкали энергетический круг".  Все теоретические работы Иодана также остались без внимания и комментариев, окруженные заговором общественного молчания, игнорируемые мировыми научными изданиями. Оставаясь по сути "научным изгоем", Иодан, по всей видимости, попытался осуществить невозможное — техническую и энергетическую революцию в Северном полушарии планеты. На этот счет существуют недоказанные, но и неопровергнутые версии того, что Иодан организовал и  активно использовал для информационного обмена канал волновой видеосвязи с "белоземельскими республиканцами". Так именовались в официальной печати имперского Севера члены Союза Труда и Науки на Белой Земле,  осуществлявшие в это время время широкомасштабную программу исследований своей опытной наукой, которую сами "белоземельцы" именовали "техникой познания" или "непосредственной наукой". Факт таких научных контактов остается до сего времени не более чем  конспирологической версией, и ее исследователи даже не могут прийти к общему мнению, получал ли Иодан некие сведения технологического характера от "республиканцев", или наоборот, передавал им результаты своих исследований. Во всяком случае, вскоре после этих событий связь мирового сообщества с Полярным Югом окончательно прерывается, а проведенная декаду спустя экспедиция Географического общества Талмора не обнаружила никаких следов Союза на Белой Земле. На месте ее географической координаты лежал вечный ледник выведший из строя дороги и портовые сооружения. 

  Иодан Маттерий и его научная деятельность почему-то не вызывала интереса Имперской секретной полиции, но в 357а.п.з. Маттерий был найден мертвым в своем доме на окраине Г... в Южном Скайриме с предсмертной запиской, в которой он обосновывает свой уход из жизни с верой в окончательную победу научного прогресса. Существует неподтвержденная версия того, что с Маттерием расправились топливные магнаты, добывавшие на материке и в континентальном шельфе громадные количества нефтегазовых продуктов и не желавшие победы "новых технологий". Научные записи, экземпляры журнала "Скайримская Наука" и технического журнала бесследно исчезли, как и люди, лично поддерживавшие с деловую связь с Маттерием. Причинной связи его гибели с "белоземельскими республиканцами" найдено не было.

    Но эта длительная, в две планетарные декады, "научная война",  в ходе которой Маттерий  уже посмертно подвергается разгромной критике Имперской  Академии Наук как "деятель лженауки" и даже "тайный агент Юга", говорит сегодня о многом. Планета Четвертой центурии еще не созрела для технологического рывка, а наука тех уже далеких времен существовала исключительно как «Элитарная Наука» сословного общества Империи, абсолютно оторванная от запросов общества и служившая исключительно идейным задачам Империи, синтезу никому не нужных и никому непонятных "фундаментальных теорий",сознательно написанных недоступным для понимания большинства языком символьных исчислений с  применением особого сверхсложного логического  аппарата. Никаким целям обустройства планеты, тем более «ее переустройства» подобная наука, по моему глубокому убеждению служить не могла в принципе. Окутанное мистическими тайнами общество «Бессмертных Разумом» вело, как позже стало известно, полумистическую-полуоккультную программу Изменения Реальности.На рубеже Пятой центурии Разума «Бессмертные», в идеологическом экстазе совершенно потерявшие связь с реальностью и всецело уверенные, что действуют от имени Бога  Адариса и его «фундаментальной науки» в Башне Всезнания провели свой последний эксперимент, известный, как «Опыт Исхода».Это было время последних дней «Великой войны Освобождения», когда Империя доживала свои последние дни и ее многочисленная армия, теснимая «кибервойсками» Республики, стремительно теряла оружие, флот и боевые машины и терпела одно сокрушительное поражение за другим…

(Продолжение следует)