Во­ен­врач Лидия Алек­се­ев­на Бель­ская (То­чил­ки­на)

Пару слов, по­жа­луй­ста, о до­во­ен­ной жизни вашей семьи.

Папа мой учил­ся в Пет­ро­гра­де в юн­кер­ском учи­ли­ще, но в ре­во­лю­цию сразу же встал на сто­ро­ну на­ро­да. А мама была из со­сто­я­тель­ной семьи, и с папой они по­зна­ко­ми­лись, когда их часть при­сла­ли в наши края бо­роть­ся с бан­дой Се­ро­ва, Пя­та­ко­ва и дру­гих. Они встре­ти­лись, по­лю­би­ли друг друга, но ма­ми­ны ро­ди­те­ли были ка­те­го­ри­че­ски про­тив их брака: «Если вый­дешь за него - ты нам не дочь!»

 

Ведь он был во­ен­ный, а они счи­та­ли, что во­ен­ные нам не ровня. Но мама все равно ушла к нему, прав­да, сразу пре­ду­пре­ди­ла: «Выйду за тебя, толь­ко если об­вен­ча­ем­ся!» Но он же крас­ный ко­ман­дир… И тогда папа до­го­во­рил­ся с одним ба­тюш­кой из какого-​то села, и на та­ран­та­се вме­сте с двумя дру­зья­ми и мамой они по­еха­ли туда, и там без сви­де­те­лей по­вен­ча­лись. И толь­ко лишь когда ро­ди­лась я, и когда вы­яс­ни­лось, что у папы ро­ди­те­ли имели свой хутор в нашей же Са­ра­тов­ской об­ла­сти, т.е. были не со­всем про­сто­лю­ди­ны, ро­ди­те­ли мамы рас­та­я­ли и при­ня­ли его в семью.

Я очень рано по­ня­ла, что хочу стать док­то­ром. Когда мне было лет пять, ро­ди­те­ли по­да­ри­ли мне куклу, у ко­то­рой от­кры­ва­лись и за­кры­ва­лись глаза. По тем вре­ме­нам почти со­кро­ви­ще. Но на меня, пя­ти­лет­нюю, этот по­да­рок про­из­вел неожи­дан­ное впе­чат­ле­ние. Я смот­ре­ла на нее и ду­ма­ла толь­ко об одном – как же это ра­бо­та­ет? Смотрела-​смотрела, и, вы­ждав мо­мент, ушла в дру­гую ком­на­ту и раз­би­ла ей го­ло­ву, а там вся­кие вин­ти­ки, пру­жин­ки… Мама, ко­неч­но, была про­сто в шоке, а папа так ска­зал: «У нас рас­тет смыш­ле­ный ре­бе­нок, раз ее такие вещи ин­те­ре­су­ют!»

 

 

И помню, как тогда же за­хо­те­ла на­учить­ся иг­рать на ги­та­ре. У нас один сосед, дядя Вася, играл на ла­воч­ке у дома, и, глядя на него, мне вдруг тоже за­хо­те­лось на­учить­ся. Так что вы ду­ма­е­те? Папа повел меня в му­зы­каль­ный ма­га­зин, и я сама вы­бра­ла себе ше­сти­струн­ную ги­та­ру. А дядя Вася на­учил меня неко­то­рым азам. Так что дет­ство свое я вспо­ми­наю про­сто пре­крас­но.

В школе я учи­лась на от­лич­но, осо­бен­но мне нра­ви­лась ли­те­ра­ту­ра. Помню, как после какого-​то спек­так­ля, где я и пела, и тан­це­ва­ла, учи­тель фи­зи­ки на­сто­я­тель­но ре­ко­мен­до­вал мне по­сту­пать в те­ат­раль­ное учи­ли­ще. Но я хо­те­ла быть толь­ко вра­чом, и после 10-го клас­са по­сту­пи­ла в Са­ра­тов­ский мед­ин­сти­тут, ко­то­рый тогда счи­тал­ся одним из луч­ших во всем Союзе.

Учи­лась хо­ро­шо, мне все было очень ин­те­рес­но. Даже тру­пов в морге не бо­я­лась, счи­та­ла, что мне это будет нужно. Вот толь­ко ни­ко­го из ребят и пре­по­да­ва­те­лей, к со­жа­ле­нию, уже не вспом­ню.

 

22-е июня помни­те?

У всех толь­ко было и раз­го­во­ров, что люди долж­ны идти на фронт. Даже школь­ни­ки про­си­лись: «Я тоже хочу на фронт!»

 

На­сколь­ко неожи­дан­ным ока­за­лось из­ве­стие о на­ча­ле войны?

Лично для меня аб­со­лют­но неожи­дан­но, по­то­му что ни­ка­ких таких раз­го­во­ров я не слы­ша­ла. Мы, ко­неч­но, знали, что в Ев­ро­пе идет война, но ду­ма­ли, что до нас она не дой­дет. И по­чув­ство­ва­ли остро, когда в го­ро­де по­яви­лись бе­жен­цы. Что в Са­ра­тов, что в Ба­ла­ко­во их при­е­ха­ло очень много. Пер­вых всех рас­се­ли­ли, но потом столь­ко на­ро­ду при­е­ха­ло, что их неку­да было се­лить и люди с детьми си­де­ли прямо на ули­цах… И моя мама при­ве­ла к нам в дом двух бе­же­нок из Моск­вы с доч­ка­ми. С ними мы де­ли­ли и про­дук­ты, и одеж­ду, и все что угод­но.

 

Люди как-​то об­суж­да­ли неуда­чи на­ча­ла войны?

Таких раз­го­во­ров я не помню. А вот то, что все бо­я­лись бом­бе­жек, это за­пом­ни­лось. Весь город был за­тем­нен, и все наши маль­чи­ки со­сто­я­ли в груп­пах, ко­то­рые хо­ди­ли и про­ве­ря­ли, нет ли из ка­ко­го окна света.

 

А был ли такой мо­мент, когда вы по­ду­ма­ли, а что, если про­иг­ра­ем?

Нет, та­ко­го мо­мен­та не было, но общая на­сто­ро­жен­ность, ко­неч­но, ощу­ща­лась. И ви­ди­мо не толь­ко у нас. Если вы зна­е­те, через Волгу на­про­тив Са­ра­то­ва на­хо­ди­лась рес­пуб­ли­ка по­волж­ских нем­цев, так чуть ли не в одну ночь их всех вы­вез­ли, по­то­му что ру­ко­вод­ство стра­ны все­рьез опа­са­лось, что они пе­рей­дут на сто­ро­ну Гер­ма­нии.

 

Учеб­ную про­грам­му с на­ча­лом войны как-​то скор­рек­ти­ро­ва­ли?

Ко­неч­но. На­при­мер, сразу от­ме­ни­ли ряд вто­ро­сте­пен­ных пред­ме­тов – ла­тынь, кол­ло­ид­ную химию, еще что-​то. Через какое-​то время всех наших ребят за­бра­ли в Ака­де­мию, и оста­лись одни де­вуш­ки. До обеда мы учи­лись, а потом ра­бо­та­ли в гос­пи­та­лях. В Са­ра­тов свез­ли очень много раз­ных гос­пи­та­лей. Но по­ме­ще­ний не хва­та­ло ка­та­стро­фи­че­ски, так рас­по­ло­жи­ли их не толь­ко в шко­лах, но и в те­ат­рах, в ки­но­те­ат­рах. И везде те­ку­чая речка из ра­не­ных, ко­то­рых нам при­сы­ла­ли, в ос­нов­ном, из Ста­лин­гра­да и из-​под Моск­вы, где шли тя­же­лые бои.

Так про­шел целый год, и летом 42-го мы за­кон­чи­ли 5-й курс. В июле после по­след­не­го гос­эк­за­ме­на нам ска­за­ли: «При­хо­ди­те зав­тра для по­лу­че­ния ди­пло­мов. Толь­ко мы вас, де­воч­ки, очень про­сим, обя­за­тель­но возь­ми­те с собой чашку и ложку!» Ну, и мы, ко­неч­но, ре­ши­ли, что нам хотят устро­ить про­щаль­ный бан­кет. Все, ко­неч­но, хи-хи ха-ха, а утром на­ря­ди­лись, при­чес­ки сде­ла­ли, ведь это наш по­след­ний день в ин­сти­ту­те. При­хо­дим, что такое – во дворе полно во­ен­ных. За­хо­дим в боль­шую ауди­то­рию, а там на зад­них рядах сидят ко­ман­ди­ры. И мы ре­ши­ли, что они при­шли нас раз­вле­кать.

При­шел рек­тор, все пре­по­да­ва­те­ли, и стали всех вы­зы­вать, вру­чать ди­пло­мы. Потом слово взял рек­тор: «Де­воч­ки, я вам толь­ко одно скажу. По­здрав­ляю, вы стали на­сто­я­щи­ми вра­ча­ми! Но у меня к вам во­прос – кто-​то из вас хочет на фронт? На­силь­но мы ни­ко­го на­пра­вить не можем, но если кто-​то сам хочет, то на­пи­ши­те, по­жа­луй­ста, за­яв­ле­ние». Так мы сели, и все до еди­ной, че­ло­век пятьдесят-​шестьдесят, на­пи­са­ли – «Прошу на­пра­вить меня на фронт!»

Они это дело уви­де­ли и го­во­рят: «Прошу встать тех, у кого есть про­бле­мы со здо­ро­вьем!» Никто не встал… «Прошу встать тех, у кого отец на фрон­те и мама оста­нет­ся одна боль­ная!», тоже никто не под­нял­ся. «Тогда вот что. Я по­про­шу под­нять­ся тех, чьи фа­ми­лии на­зо­ву!»

За­чи­та­ли – «Эти по­едут под Ста­лин­град!» За­чи­та­ли еще, в том числе и меня – «А вы по­еде­те под Моск­ву!» Потом го­во­рит: «Я вас по­здрав­ляю, де­воч­ки! Вы­хо­ди­те во двор, там вас за­бе­рут ко­ман­ди­ры, и вы по­еде­те с ними на фронт». Тут мы воз­му­ти­лись: «По­слу­шай­те, мы же долж­ны пойти домой, про­стить­ся с род­ны­ми!» - «Нет, мы вашим род­ным сами все со­об­щим. А вы как при­е­де­те в часть, по­ста­рай­тесь сразу на­пи­сать домой. А сей­час идите к ко­ман­ди­рам».

При­хо­дим на вок­зал, стоит эше­лон из то­вар­ных ва­го­нов, а в них нары в два яруса. И уеха­ли, так с род­ны­ми и не про­стив­шись…

Ехали часов во­семь, как вдруг на­ле­те­ли немец­кие са­мо­ле­ты и на­ча­ли бом­бить. Эше­лон оста­но­вил­ся, все вы­ско­чи­ли и стали раз­бе­гать­ся. Одни по­бе­жа­ли к озеру, дру­гие к роще, а немцы на бре­ю­щем по­ле­те стали всех рас­стре­ли­вать из пу­ле­ме­тов… Я тоже вы­ско­чи­ла, а куда бе­жать, не со­об­ра­жу. При­се­ла у ва­го­на и ни­ку­да не по­бе­жа­ла…

Когда, на­ко­нец, са­мо­ле­ты уле­те­ли, бро­си­лись по­мо­гать ра­не­ным. Пе­ре­вя­зы­ва­ли их, тас­ка­ли, а сами пла­ка­ли и дро­жа­ли… Из два­дца­ти наших дев­чо­нок оста­лось всего восемь-​десять. Кого убило, кого ра­ни­ло… Потом при­е­хал еще один со­став и за­брал всех ра­не­ных и уби­тых.

 

 

При­е­ха­ли в Моск­ву, а ночь тем­ная, ни­че­го не видно, на ули­цах толь­ко пат­ру­ли. Нас при­ве­ли в го­сти­ни­цу на окра­ине: «Де­воч­ки, зав­тра за вами при­дут в шесть утра».

Утром стали рас­пре­де­лять, кого куда. Кого в авиа­цию, кого в тан­ко­вые части, а меня в пе­хо­ту. Я вна­ча­ле немно­го рас­стро­и­лась, но потом по­ня­ла. Ведь кого на­прав­ля­ют в пе­хо­ту? Луч­ших! По­то­му что там боль­ше всего ра­не­ных, ведь имен­но пе­хо­та - лицом к лицу с вра­гом.

Дали мне какого-​то ко­ман­ди­ра: «Он тебя про­во­дит до самой части!» А этот майор мне и го­во­рит: «Мы с тобой пой­дем пеш­ком. Тут со­всем неда­ле­ко – всего ки­ло­мет­ров сорок…» Пошли с ним, а я же в на­ряд­ном пла­тье, в туф­лях на каб­луч­ках… Нас же нигде не пе­ре­оде­ли, ни­че­го…

Про­шли ки­ло­мет­ров де­сять, я его спра­ши­ваю: «А где немцы?» Еще про­шли сколько-​то: «Давай по­си­дим!» - «Давай!» В общем, при­шли в часть, тут он мне по­ка­зы­ва­ет: «Ви­дишь, впе­ре­ди боль­шой овраг? На той сто­роне немцы, а по эту сто­ро­ну наши». Потом за­во­дит меня в блин­даж ко­ман­ди­ра полка. Тот на меня по­смот­рел так удив­лен­но, спра­ши­ва­ет май­о­ра: «Слу­шай, ты, где эту де­ву­лю взял и зачем при­вел ее ко мне?» - «Так это наш новый врач!» - «Так ты врач?!» - «Да!» - «А ну по­кажь ди­плом!» По­смот­рел: «Ну, ладно, иди ра­бо­тать!»

Ото­шли сколько-​то, а там на земле у блин­да­жа лежат че­ло­век пят­на­дцать ра­не­ных. Вдруг из блин­да­жа вы­ска­ки­ва­ет де­вуш­ка в белом ха­ла­те, и бро­са­ет­ся мне на шею. Спра­ши­ваю ее: «Ты кто?» - «Маша!» - «Ты чего, Ма­шень­ка?» - «Я об­ра­до­ва­лась, что вы по­яви­лись, ведь на­ше­го врача убило. Ви­ди­те, сколь­ко ра­не­ных при­вез­ли, а я всего лишь мед­сест­ра…» Я су­моч­ку по­ста­ви­ла, и как была в этом на­ряд­ном пла­тье, толь­ко халат на­де­ла, и на­ча­ла ра­бо­тать. А к ве­че­ру мне при­но­сят и гим­на­стер­ку, и брюки, и са­по­ги, и ре­мень с ко­бу­рой: «Вот, на­де­вай!» При­ме­ри­ла, но мне гим­на­стер­ка по ко­ле­но, а са­по­ги та­ко­го раз­ме­ра, что я в них и хо­дить не могу. Стар­ши­на на меня по­смот­рел: «Да уж… Но у меня дру­го­го об­мун­ди­ро­ва­ния нет!» Тогда ко­ман­дир полка при­ка­зал: «Вы­зо­ви наших са­пож­ни­ков, порт­ных, и пусть они ей все под­го­нят. Она же офи­цер и долж­на вы­гля­деть, как по­ло­же­но!» Ко мне при­шел порт­ной: «Что тебе по­шить, штаны или юбку?» - «Я при­вык­ла к пла­тьям». Об­ме­рил меня, и все сде­лал в луч­шем виде. И с са­по­га­ми все от­лич­но ре­ши­ли. По­до­шло, да еще как.

Сле­ду­ю­щий во­прос – как меня на­зы­вать. То­ва­рищ лей­те­нант? Так я дев­чон­ка со­всем. Лидия Алек­се­ев­на? Тоже не под­хо­дит. Ладно, ре­ши­ли меня ве­ли­чать - док­тор Лида. И все меня в полку звали толь­ко так - док­тор Лида. А я по­на­ча­лу все пе­ре­жи­ва­ла, ну по­че­му я не стар­ше? Тогда бы меня звали более ува­жи­тель­но. И вот с этим 738-м пол­ком 134-й стрел­ко­вой ди­ви­зии я про­шла до самой По­бе­ды.

 

Где тогда сто­я­ла ваша ди­ви­зия?

Вот такие во­про­сы мне даже не за­да­вай­те. Не помню таких по­дроб­но­стей. (С се­ре­ди­ны июля 1942 года 134-я стрел­ко­вая ди­ви­зия вела бо­е­вые дей­ствия у го­ро­да Белый ныне Твер­ской об­ла­сти. 1-5-го ав­гу­ста 738-й стрел­ко­вый полк выбил про­тив­ни­ка из силь­ных узлов со­про­тив­ле­ния: За­озё­рье – Гу­ди­ло­во, овла­дел ими и проч­но удер­жи­вал их.

24-го но­яб­ря части ди­ви­зии про­ве­ли на­сту­па­тель­ную опе­ра­цию, и, сло­мив со­про­тив­ле­ние про­тив­ни­ка, овла­де­ли рядом на­се­лён­ных пунк­тов на окра­ине го­ро­да Белый: Свир­ку­пы, Ко­ро­лё­во, Вы­пол­зо­во, Си­мо­нов­ка. 26-го но­яб­ря 629-й стрел­ко­вый полк пе­ре­ре­зал боль­шак Смо­ленск – Белый, после чего на­ступ­ле­ние за­кон­чи­лось, и ди­ви­зия пе­ре­шла к обо­роне – прим.Н.Ч.)

 

Но пер­вые впе­чат­ле­ния за­пом­ни­лись?

Я еще в Са­ра­то­ве в гос­пи­та­лях та­ко­го на­смот­ре­лась, что тут для меня было про­сто про­дол­же­ние. А так моя за­да­ча не из­ме­ни­лась – сто­ять у опе­ра­ци­он­но­го стола. Толь­ко ра­не­ные, ра­не­ные и так без конца… Ино­гда шли такие бои, что к нам в блин­даж при­но­си­ли по семь­де­сят ра­не­ных, и при­хо­ди­лось их спа­сать круг­лые сутки. Но там же ни­ка­ко­го элек­три­че­ско­го света не было. А лампа какая - брали гиль­зу от сна­ря­да, за­ли­ва­ли в нее ке­ро­син, встав­ля­ли фи­тиль, и под­жи­га­ли. И сол­дат, ко­то­рый не бо­ял­ся вида крови и ран, дер­жал ее, а я в это время опе­ри­ро­ва­ла. По­нят­но?! И еще учти­те такой мо­мент.

Самое глав­ное, что мы обя­за­ны были сде­лать – как можно рань­ше ока­зать по­мощь ра­не­ным. По­это­му пол­ко­вой мед­пункт устра­и­ва­ли как можно ближе к пе­ре­до­вой. Ино­гда он стоял всего в 400-500 мет­рах от поля боя, по­это­му нас и бом­би­ли и об­стре­ли­ва­ли, да еще как… Пу­ле­ме­ты стро­чат, оскол­ки сви­стят… Ино­гда взрыв­ной вол­ной ра­не­но­го сбра­сы­ва­ло с опе­ра­ци­он­но­го стола... Помню слу­чай, когда рядом раз­дал­ся взрыв, ра­не­но­го сбро­си­ло, а меня уда­ри­ло о косяк… Потом вста­ешь и на­чи­на­ешь себя ощу­пы­вать и со­об­ра­жать – так руки, ноги целы, го­ло­ва на месте: «Под­ни­май­те ра­не­но­го, про­дол­жа­ем ра­бо­тать…»

 

 

А какая была уста­нов­ка – пер­вы­ми брать самых тя­же­лых?

Тут нель­зя ска­зать од­но­знач­но. Это за­ви­се­ло от врача, без вся­кой ло­ги­ки. Ко­неч­но, пер­вы­ми ста­ра­лись брать самых тя­же­лых, кому оста­лись счи­тан­ные часы. Если при­но­си­ли много ра­не­ных, я вы­хо­ди­ла и смот­ре­ла, кого взять пер­во­го. И на всю жизнь за­пом­ни­ла такой эпи­зод.

Вы­хо­жу, а один ра­не­ный, у него нога ото­рва­на, так он куль­тю под­нял и к де­ре­ву при­сло­нил, чтобы кровь мень­ше текла. Я на него по­ка­за­ла: «Немед­лен­но!» А он вдруг го­во­рит: «Док­тор, возь­ми­те пер­вым моего друга…» Так-​то у меня креп­кие нервы, но тут мне прямо пла­кать за­хо­те­лось от такой доб­ро­ты… Вот что зна­чит, готов от­дать свою жизнь другу… - «Я вас беру обоих!» У меня же два стола было. На одном опе­ри­рую, а на дру­гом Ма­шень­ка за­кан­чи­ва­ет, пе­ре­вя­зы­ва­ет. И еще три са­ни­та­ра с нами. Они ра­не­ных вно­си­ли, вы­но­си­ли. Ко­па­ли нам окоп­чи­ки на слу­чай об­стре­лов. На со­бач­ках при­во­зи­ли, вы­во­зи­ли, а ведь там в пол­ный рост не под­нять­ся. Толь­ко полз­ком.

Неко­то­рые ве­те­ра­ны вспо­ми­на­ют, что в мед­сан­ба­ты при­ни­ма­ли сол­дат толь­ко из сво­е­го под­раз­де­ле­ния. Я при­ни­ма­ла всех под­ряд, и не помню, чтобы хоть раз спро­си­ла, из ка­ко­го че­ло­век полка.

 

Как вы мо­же­те оце­нить ор­га­ни­за­цию ме­ди­цин­ской служ­бы на фрон­те? Спра­ши­ваю, по­то­му что у нас очень хо­ро­шая ста­тист­ка по вы­жи­ва­е­мо­сти, а мно­гие ве­те­ра­ны рас­ска­зы­ва­ют, что даже не всех ра­не­ных вы­тас­ки­ва­ли с поля боя.

Даже если ра­не­ных было много, то ста­ра­лись вы­не­сти всех и как можно ско­рее. Но, ко­неч­но, это за­ви­сит от ко­ман­ди­ров, людей, об­ста­нов­ки. А на­счет упу­ще­ний я не ду­ма­ла. Я знала одно – как можно быст­рее вы­та­щить ра­не­ных, об­ра­бо­тать, если нужно, сде­лать сроч­ную опе­ра­цию и от­пра­вить в тыл.

 

Ле­карств было до­ста­точ­но?

Я сама до сих пор удив­ля­юсь, чего-​чего, но ле­карств все­гда хва­та­ло. А когда кто-​то жа­лу­ет­ся, что у них того не хва­та­ло, этого, то я думаю, что это за­ви­се­ло от ко­ман­до­ва­ния во­ин­ской части. Ведь ко­ман­ди­ры раз­ные по­па­да­лись. Но мне грех было жа­ло­вать­ся. Пе­ре­вя­зоч­но­го ма­те­ри­а­ла, этих ко­сы­нок, на ко­то­рых под­вя­зы­ва­ли руки, ле­карств – сколь­ко угод­но.

При­ня­то счи­тать, что на фрон­те люди от нерв­но­го на­пря­же­ния почти не бо­ле­ли.

Я не помню, чтобы ви­де­ла хоть кого-​то с ги­пер­то­ни­че­ской бо­лез­нью. Никто не об­ра­щал­ся ни с дав­ле­ни­ем, ни с про­сту­да­ми, одним сло­вом, ни­ка­ких бо­лез­ней, толь­ко с ра­не­ни­я­ми. Но после войны это все, ко­неч­но, очень ска­за­лось. Тут уж все бо­ляч­ки сразу по­вы­ле­за­ли… Но на фрон­те дей­стви­тель­но было такое нерв­ное на­пря­же­ние, что люди дер­жа­лись. Прав­да, я вспо­ми­наю такой слу­чай.

Как-​то ко мне при­шли: «Док­тор, у нас целая рота не может встать на ноги! Все слег­ли…» По­полз­ла с этим пар­нем туда. А он не рус­ский, азиат. Пол­зем по чи­сто­му полю, смот­рю, немец лежит. Я его спра­ши­ваю: «И куда мы с тобой пол­зем? Там же немцы!» По­вер­ну­ли на­ле­во, через неко­то­рое время услы­ша­ла нашу речь. Офи­цер, ко­неч­но, на него на­бро­сил­ся: «Ты куда док­то­ра повел?!»

Я их осмот­ре­ла, а это, ока­зы­ва­ет­ся, от пе­ре­охла­жде­ния. Ночью они на марше про­мо­чи­ли ноги, а потом как уда­рил мороз… И всех этих ребят с пе­ре­охла­жде­ни­ем ниж­них ко­неч­но­стей при­шлось от­ту­да вы­тас­ки­вать и от­прав­лять на со­ба­ках к нам.

 

Что лично для Вас было самым тя­же­лым на фрон­те?

Я как-​то со всем справ­ля­лась, но тя­же­лее всего пе­ре­но­си­ла нехват­ку сна. Вре­ме­на­ми про­сто хро­ни­че­ски не до­сы­па­ла, по­это­му на­учи­лась спать стоя. Пока ме­ня­ли ра­не­но­го, сто­я­ла, при­сло­нив­шись к ко­ся­ку двери, и немнож­ко дре­ма­ла. Даже на­учи­лась спать при ходь­бе на марше. Толь­ко нужно было за что-​то дер­жать­ся. Шла, за нашу те­ле­гу дер­жа­лась и спала… Или на при­ва­ле скажу Ма­шень­ке: «Пойду в сто­ро­ноч­ке по­сплю!» Один раз ото­шла так, при­лег­ла под сос­ной, тут ко­ман­да идти даль­ше, а меня нет. Сол­да­тик под­бе­га­ет: «Док­тор Лида, мы уже ухо­дим! Пой­дем­те ско­рее!» До­ве­лось по­спать и на снегу, и по ко­ле­но в грязи, и кля­нусь вам, на фрон­те мне не ве­ри­лось, что еще когда-​нибудь при­дет­ся спать на нор­маль­ной кро­ва­ти. Мне тогда ка­за­лось, что чи­стая по­стель - это какая-​то неве­ро­ят­ная, недо­сти­жи­мая рос­кошь. С тех самых пор и по сей день для меня самое глав­ное бо­гат­ство – чи­стая по­стель и воз­мож­ность вы­спать­ся.

И ко­неч­но, не хва­та­ло эле­мен­тар­ных са­ни­тар­ных усло­вий. Мы же с Машей де­вуш­ки, нам нужно по­мыть­ся, а где? Ведь кру­гом одни муж­чи­ны. Так вы­ве­ши­ва­ли плащ-​палатку и мы­лись в ней по оче­ре­ди.

А вот го­ло­дать могла сколь­ко угод­но. За­ча­стую даже по­есть было неко­гда, так я на­учи­лась пе­ре­би­вать чув­ство го­ло­да – про­сто по­пить ки­пят­ка. Даже без са­ха­ра. От­ку­да на фрон­те сахар? Благо го­ря­чая вода у нас все­гда была, нужно же ки­пя­тить ин­стру­мен­ты. И так с фрон­та при­вык­ла на всю жизнь – выпью ста­кан го­ря­чей воды и есть уже не хочу. Хотя ино­гда при­хо­ди­лось со­всем туго.

Помню, в Бе­ло­рус­сии, когда пар­ти­за­ны по­ве­ли нас в тыл к нем­цам, шли через пин­ские бо­ло­та, след в след, есте­ствен­но, туда про­до­воль­ствие нам никак нель­зя было под­вез­ти. А стар­ши­ны несли толь­ко су­ха­ри и вы­да­ва­ли всего по од­но­му в день. Так от него еще ку­со­чек от­ло­мишь и дашь ра­не­но­му. Как вспом­ню, так самой не ве­рит­ся, что все это пе­ре­жи­ла… Но я что хочу особо под­черк­нуть. В таких жут­ких усло­ви­ях мы му­чи­лись, стра­да­ли, но при этом оста­ва­лись людь­ми.

Бы­ва­ло, идем в дождь или снег, грязь кру­гом, все ноги мок­рые, потом при­вал. По­дой­дет какой-​то сол­дат, обыч­но по­жи­лой: «Док­тор Лида, у тебя же все ножки мок­рые. А ну-ка сни­май свои са­по­ги! Пока я их по­чи­щу и по­су­шу, ты по­дер­жи ножки в моей шапке…» По­нят­но, как за нами уха­жи­ва­ли? Стар­шие от­но­си­лись как к доч­кам, а мо­ло­дые как к сест­рич­кам. Бе­рег­ли нас! Бы­ва­ло, что когда на марше вдруг на­чи­на­лась бом­беж­ка, то нас с Машей тол­ка­ли в самую боль­шую во­рон­ку, а свер­ху ре­бя­та. При­кры­ва­ли нас собой…

А было и так. Как-​то вдруг при­хо­дит ко мне стро­ем взвод раз­вед­ки: «Док­тор Лида, по­здрав­ля­ем с 8-м марта! Мы тебе по­да­рок при­нес­ли!», и вру­ча­ют ма­лень­кий «валь­тер», ко­то­рый по­ме­щал­ся в кар­мане. А немцы такие пи­сто­ле­ти­ки толь­ко ге­не­ра­лам вы­да­ва­ли. По­нят­но вам? Люди ведь чув­ству­ют, когда ты не про­сто ра­бо­та­ешь, а всю душу вкла­ды­ва­ешь. Со­от­вет­ствен­но и от­но­ше­ние.

Од­на­жды при­бе­га­ют ре­бя­та: «Дев­ча­та, немцы окру­жа­ют! При­каз ко­ман­ди­ра полка – бе­ги­те с Ма­шень­кой в ту рощу!» А меня ра­не­ные за халат дер­жат: «Док­тор Лида, не остав­ляй­те нас. Мы же все по­гиб­нем без вас!» - «Ко­неч­но, я вас не остав­лю!» И они все, кто мог дер­жать ору­жие, ор­га­ни­зо­ва­ли кру­го­вую обо­ро­ну. А когда ко­ман­дир полка узнал, что мы с Машей оста­лись, при­слал целую роту, и она ото­гна­ла нем­цев.

Или еще такой слу­чай. Од­на­жды мне на стол по­ло­жи­ли мо­ло­до­го лей­те­нан­та. А у него была раз­би­та рука. Там нель­зя было нече­го сде­лать, при­шлось ам­пу­ти­ро­вать. Нар­коз быст­ро про­шел, он при­шел в себя, и слышу крик: «Док­тор, как ты могла от­ре­зать мне руку?! Как мне те­перь жить?!» Стала его успо­ка­и­вать: «Слу­шай, ты жив, а это глав­ное! Ты мо­ло­дой, по­лу­чишь про­фес­сию, же­нишь­ся…» - «Ты, что такое го­во­ришь?! Я ведь даже ни одной де­вуш­ки еще не це­ло­вал… А те­перь кто за меня та­ко­го пой­дет?» - «Пой­дут! Еще бе­гать за тобой будут. Ты же такой кра­си­вый…» - «А ты бы пошла?» - «Пошла!» - «Ты се­рьез­но?» - «Се­рьез­но!» - «Тогда иди и по­це­луй!» И я его по­це­ло­ва­ла… У него сразу на­стро­е­ние под­ня­лось, прямо на гла­зах стал ме­нять­ся: «Слу­шай, а я могу го­во­рить, что ты моя неве­ста?» - «Мо­жешь!» - «Тогда я тебя потом найду!» Так что на фрон­те при­шлось от­да­вать не толь­ко свои зна­ния и руки, но и ку­со­чек серд­ца и ча­стич­ку души…

 

Как вы счи­та­е­те, жен­щи­нам есть место на войне?

А по­че­му нет?! Если жен­щи­на - врач, и их не хва­та­ет, то по­че­му нет?

 

Но ведь на фрон­те даже муж­чи­ны гру­бе­ют и телом и душой.

Так ведь там и усло­вия какие. Когда там ко­кет­ни­чать и улы­бать­ся? Мы, на­при­мер, муж­чин на­ме­рен­но от­тал­ки­ва­ли, чтобы нас как жен­щин не тро­га­ли. Но и де­вуш­ки ведь раз­ные. Были такие, ко­то­рые на­обо­рот, стре­ми­лись по­ско­рее за­бе­ре­ме­неть и уехать… Дру­гие хо­те­ли быть по­бли­же к на­чаль­ству. Но в ос­нов­ном были такие, ко­то­рые стре­ми­лись чест­но вы­пол­нить свой долг, по­мочь. Вот я, на­при­мер, про­пу­сти­ла через свои руки ты­ся­чи ра­не­ных, и гор­жусь этим. И гор­жусь тем, что про­шла фронт де­вуш­кой и вышла замуж за лю­би­мо­го че­ло­ве­ка.

 

Из­ви­ни­те за бес­такт­ный во­прос, а к вам не при­ста­ва­ли? Го­во­рят, мно­гие стар­шие офи­це­ры этим гре­ши­ли.

Вспо­ми­наю всего один такой слу­чай. Когда мы на­сту­па­ли в Поль­ше ко мне вдруг при­хо­дит мед­сест­ра из поль­ской тан­ко­вой бри­га­ды: «Док­тор, у нас в бри­га­де врача нет, по­это­му наш ко­ман­дир по­про­сил ва­ше­го, чтобы вы при­ни­ма­ли и наших тан­ки­стов. Так что будем ра­бо­тать вме­сте. И еще ко­ман­дир бри­га­ды очень хочет с вами по­зна­ко­мить­ся».

Раз такое дело, пошла. Так что вы ду­ма­е­те? Ко­ман­ди­ром бри­га­ды ока­зал­ся наш рус­ский мужик лет со­ро­ка, толь­ко одет в поль­скую форму. И вот он решил по­хо­дить в же­ни­хах: «Ох, какой док­тор будет наших ра­не­ных ле­чить!» Но я сразу все точки над и рас­ста­ви­ла: «Не смей­те меня тро­гать!» и без вся­ких раз­го­во­ров ушла. Но это чужой, а у нас в полку все знали, что мы с Машей де­вуш­ки по­ря­доч­ные: «Этих де­во­чек оби­жать нель­зя!»

Тем более у нас ко­ман­дир полка был такой су­ро­вый дядь­ка, что если бы он толь­ко уви­дел, что мы с кем-​то за­иг­ры­ва­ем… Он и на со­ве­ща­нии всех офи­це­ров строго-​настрого пре­ду­пре­дил: «Если кто нач­нет бе­гать к ним, сразу от­прав­лю в дру­гую часть! Вы долж­ны в своих под­раз­де­ле­ни­ях на­хо­дить­ся, а не бе­гать на дев­чо­нок смот­реть!» Но помню, один ко­ман­дир по­ва­дил­ся к нам хо­дить, мол, живот у него болит. По­смот­ре­ла его, ни­че­го не нашла, но на вся­кий слу­чай что-​то дала: «По­пей­те и все прой­дет!» День про­шел, он об­рат­но при­хо­дит – «Опять болит!» Хотя вроде ни­че­го не долж­но бо­леть.

На тре­тий при­шел, я по­гля­де­ла и толь­ко тут по­ня­ла – он ходит, чтобы на нас с Машей по­смот­реть. Нас же всего две де­вуш­ки в полку было. Думаю, раз такое дело, надо бы его про­учить. Дала ему сла­би­тель­но­го, и он сразу пе­ре­стал хо­дить.

А о том, что неко­то­рые ге­не­ра­лы и офи­це­ры под­би­ра­ли себе кого-​то для но­чев­ки, мы, ко­неч­но, знали. Но я была де­вуш­ка очень стро­гих пра­вил. Мне мама с дет­ства по­сто­ян­но вну­ша­ла: «Не смей ни с кем иметь от­но­ше­ний! Ты долж­на быть чест­ной и по­ря­доч­ной и до­стать­ся бу­ду­ще­му мужу де­вуш­кой! Тогда ты с ним бу­дешь жить очень хо­ро­шо!» Прав­да, такой мо­мент.

Где-​то в на­ча­ле 1945 года мама вдруг при­сы­ла­ет мне при­мер­но такое пись­мо: «До­чень­ка моя, я знаю, что на фрон­те люди гиб­нут, но знаю и дру­гое. Что мно­гие де­вуш­ки воз­вра­ща­ют­ся с фрон­та по бе­ре­мен­но­сти. До­чень­ка, ты по­ду­май, может, и ты так при­е­дешь?..» Я, ко­неч­но, по­ни­маю, что мама за меня силь­но бес­по­ко­и­лась, но чтобы она сама мне такое пред­ло­жи­ла… Но такой ва­ри­ант для меня был про­сто немыс­лим, о чем я и на­пи­са­ла: «Нет, мама…»

 

Са­мо­стре­лы вам по­па­да­лись?

Бы­ва­ло. Но их было легко вы­чис­лить, по­то­му что оста­ва­лись следы по­ро­ха. Меня вы­зы­ва­ли: «По­смот­ри­те, его ра­ни­ло или сам в себя стре­лял?» Я вы­но­си­ла свое за­клю­че­ние, а даль­ше уже не моя за­бо­та.

 

Почти все ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что им хоть раз при­шлось при­сут­ство­вать при по­ка­за­тель­ных рас­стре­лах.

Я та­ко­го ни разу не ви­де­ла.

 

Но с осо­би­ста­ми ведь при­хо­ди­лось об­щать­ся?

Ко­неч­но, об­ща­лась. Вот когда вы­зы­ва­ли по по­во­ду са­мо­стре­лов и когда нам при­но­си­ли ра­не­ных нем­цев, за­хва­чен­ных раз­вед­чи­ка­ми. Помню, по­ло­жи­ли мне на стол пер­во­го немца. А по­ми­мо того, что и в школе и в ин­сти­ту­те мы учили немец­кий, так у нас в ин­сти­ту­те учи­лось много нем­цев По­вол­жья. А в школе я с нем­кой си­де­ла за одной пар­той, и у них у всех я мно­го­му в плане языка на­учи­лась. И когда я этого немца про­опе­ри­ро­ва­ла, что-​то по­го­во­ри­ла с ним. Не так хо­ро­шо, как потом в Гер­ма­нии, но, во вся­ком слу­чае, все по­ня­ла. После опе­ра­ции немца за­бра­ли, но через какое-​то время при­хо­дит офи­цер раз­вед­ки: «Что ты с ним сде­ла­ла? Он ни­че­го не от­ве­ча­ет!» - «Ре­бя­та, он же под нар­ко­зом еще. По­го­ди­те немно­го, скоро он при­дет в себя».

 

А что вы ис­пы­ты­ва­ли к этому немцу?

Нена­ви­сти не было. Хоть я и ви­де­ла, сколь­ко людей они убили, и общая нена­висть как к врагу была, но когда мне его при­нес­ли, тут уже оста­лось толь­ко чув­ство долга – я врач и долж­на по­мочь ра­не­но­му! И граж­дан­ским нем­цам потом при­хо­ди­лось по­мо­гать.

Как-​то мне вы­де­ли­ли ком­на­ту в мно­го­этаж­ном доме, и стали туда нести ра­не­ных. И вдруг за­хо­дит немка и го­во­рит: «Майн ман – кранк!» Ну, ясно же - мой муж ранен. И про­сит, чтобы я с ней под­ня­лась на 3-й этаж. Но я ей объ­яс­ни­ла: «Найн, фрау! Пусть ваш муж спу­стит­ся сюда, и я ему по­мо­гу. Но я к вам не пойду, у меня ра­не­ные!» И часа через два он спу­стил­ся. Так что немцы тоже знали, что граж­дан­ских наши ре­бя­та не тро­га­ют, а док­тор при­не­сет толь­ко поль­зу. И по­ля­ков при­хо­ди­лось ле­чить.

Когда сто­я­ли где-​то в Поль­ше, к на­ше­му ком­пол­ка вдруг яви­лась де­ле­га­ция от го­ро­жан этого го­род­ка: «Не мог бы ваш док­тор при­нять наших людей? А то у нас и ра­не­ные есть и боль­ные, а врача нет». – «Мы пока не осо­бен­но за­ня­ты, так что пусть при­хо­дят. По­мо­жем!» Слу­шай­те, я-то на­де­я­лась, что после боев хоть немно­го от­дох­ну, а тут такие оче­ре­ди пошли, и при­шлось всех при­ни­мать. А сле­дить за по­ряд­ком по­ста­ви­ли од­но­го по­жи­ло­го сол­да­та. Но через пару дней смот­рим с Ма­шень­кой, и не можем по­нять, в чем дело – к на­ше­му сто­ро­жу стали без конца хо­дить офи­це­ры. Да еще как, сразу по несколь­ко че­ло­век. Но кто-​то нам объ­яс­нил: «Еще бы им не хо­дить, им всем дядя Петя по бу­ты­лоч­ке дает!» Ока­зы­ва­ет­ся, по­ля­ки по при­выч­ке хо­те­ли за прием как-​то пла­тить, но этот сол­дат вна­ча­ле го­во­рил всем: «Наш док­тор ниц не бере!» А потом по­ду­мал и до­ба­вил: «Тиль­ки бим­бер!», и по­ля­ки стали ему при­но­сить бу­тыл­ки са­мо­го­на. Ого, думаю… Ко­неч­но, мы воз­му­ти­лись, дядю Петю по­ме­ня­ли на дру­го­го сол­да­та и это без­об­ра­зие пре­кра­ти­лось.

А ведь мы с Ма­шень­кой со­всем не пили. Боже со­хра­ни! Я даже за­па­ха тогда не пе­ре­но­си­ла. Все это знали, по­это­му, когда вы­да­ва­ли «нар­ко­мов­ские» сто грам­мов, возле нас все­гда кто-​то из ребят кру­тил­ся: «Док­тор Лида, се­го­дня моя оче­редь!» Я так хо­хо­та­ла...

 

Почти все ве­те­ра­ны вспо­ми­на­ют, что в Поль­ше и Гер­ма­нии было много слу­ча­ев отрав­ле­ний тех­ни­че­ским спир­том.

У нас было отрав­ле­ние, но не от спир­та, а от еды. Новый 1945-й год мы встре­ча­ли на окра­ине какого-​то го­ро­да в Поль­ше. Уже го­то­ви­лись тогда к на­ступ­ле­нию на Гер­ма­нию. И по слу­чаю празд­ни­ка наш ко­ман­дир полка при­ка­зал на­крыть стол и по­звал весь ко­манд­ный со­став. Наши по­ва­ра что-​то при­го­то­ви­ли, и вдруг при­хо­дят две поль­ки и при­но­сят хо­ло­дец раз­ме­ром с обыч­ный стол: «Мы хотим вас по­здра­вить!» Ну, все, ко­неч­но, об­ра­до­ва­лись, на­ре­за­ли его ку­соч­ка­ми, и в мо­мент разо­бра­ли. Они это дело уви­де­ли: «Мы еще при­не­сем!» При­нес­ли. Опять съели, по­си­де­ли, все хо­ро­шо, но про­шел час, как стало кому-​то плохо. А потом и дру­го­му, тре­тье­му, всем… Хо­ро­шо нам с Машей до­ста­лось по ма­лень­ко­му ку­соч­ку, а ре­бя­та съели по­боль­ше. И мы с Машей бе­га­ли, де­ла­ли про­мы­ва­ние же­луд­ков. Я сразу до­га­да­лась, видно же, что отрав­ле­ние. Слава Богу, никто не умер, но чем эта ис­то­рия за­кон­чи­лась, нашли этих по­ля­чек или нет, так и не знаю.

 

Боль­шин­ство ве­те­ра­нов вспо­ми­на­ют, что по­ля­ки не осо­бен­но об­ра­до­ва­лись нашим вой­скам.

Мне все-​таки ка­жет­ся, что такие слу­чаи были еди­нич­ны­ми, а общий фон был со­всем дру­гой. Во вся­ком слу­чае, я оце­ни­ваю по­ля­ков по дру­го­му па­мят­но­му для меня эпи­зо­ду.

Когда взяли По­знань и наш полк со­би­рал­ся войти в город, то из поль­ских ча­стей, ко­то­рые шли по­за­ди нас, к на­ше­му ко­ман­ди­ру полка при­шли их офи­це­ры: «Пу­сти­те нас, по­жа­луй­ста, чтобы мы про­шли пер­вы­ми! Мы сей­час как раз пе­ре­оде­ва­ем­ся в новое об­мун­ди­ро­ва­ние, пусть на нас люди по­смот­рят, по­ра­ду­ют­ся!» А я слы­ша­ла, что в бою поль­ские части по­сто­ян­но при­хо­ди­лось под­го­нять, но наш ко­ман­дир пошел им на­встре­чу: «Ладно, идите!» И когда они пошли, мы сели обе­дать.

Но пока ждали обеда, из бли­жай­ших домов на улицу вы­сы­па­ли жи­те­ли, и стали на нас смот­реть. И боль­ше всего их за­ин­те­ре­со­ва­ли мы с Ма­шень­кой, слов­но девушка-​офицер - это такая ред­кость. Стали нас рас­смат­ри­вать со всех сто­рон и на­хва­ли­вать: «О, пани офи­цер! Файне! Гарны див­чи­ны!» Тут ко мне под­хо­дит одна поль­ка лет пя­ти­де­ся­ти, об­ня­ла: «Пой­дем ко мне, я тебя угощу!» - «Спа­си­бо, но я не могу ото­рвать­ся от своих ребят. Я врач!» Она ото­шла, потом воз­вра­ща­ет­ся и кла­дет мне что-​то в кар­ман: «Вот тебе мой ма­лень­кий по­да­ру­нок!» Я по­смот­ре­ла, а это де­ре­вян­ная икон­ка Бо­жьей ма­те­ри. – «Она тебя спа­сет!» Я ее об­ня­ла, по­це­ло­ва­ла, по­ло­жи­ла ико­ноч­ку в кар­ман.

 

Мно­гие ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что имен­но на войне впер­вые се­рьез­но за­ду­ма­лись о Боге. Даже рас­хо­жее вы­ра­же­ние такое есть – на войне ате­и­стов нет!

Мама меня, ко­неч­но, ста­ра­лась как-​то про­све­щать в этом во­про­се, учила мо­лит­вам, но в прин­ци­пе меня не вос­пи­ты­ва­ли в духе ре­ли­гии. До войны я, на­при­мер, всего раз была в церк­ви и ни­ко­гда в жизни не но­си­ла кре­стик. Хотя сама мама была на­бож­ная жен­щи­на. Иконы, прав­да, в доме дер­жа­ла в кла­дов­ке, и хо­ди­ла мо­лить­ся туда. Но с какого-​то мо­мен­та и моя на­бож­ная ма­моч­ка пе­ре­ста­ла хо­дить в цер­ковь. Я слы­ша­ла, как она объ­яс­ни­ла со­сед­ке: «А в цер­ковь пой­дешь – боль­ше на­гре­шишь, чем по­мо­лишь­ся! Ба­тюш­ка все ходит, за­смат­ри­ва­ет­ся…» Мама у меня была ин­те­рес­ная жен­щи­на, с боль­шой гру­дью, и он ее то лок­тем за­де­нет, то еще как-​то за­це­пит…

Но после войны мне мама как-​то об­мол­ви­лась, что она еже­днев­но чи­та­ла какую-​то мо­лит­ву по сорок раз, чтобы я оста­лась жива… А я о Боге не за­ду­мы­ва­лась. Врать не буду. И не ви­де­ла, чтобы кто-​то мо­лил­ся или по­бе­жал в цер­ковь. На фрон­те таких не было.

 

Неко­то­рые ве­те­ра­ны при­зна­ют­ся, что у них были какие-​то лич­ные при­ме­ты, суе­ве­рия.

Нет, у меня ни­че­го та­ко­го не было. Все­гда ду­ма­ла так – что мне суж­де­но, так и будет. Можно ска­зать, ве­ри­ла в судь­бу. Толь­ко одно для себя за­га­да­ла. Если меня силь­но по­ка­ле­чит – за­стре­люсь, но ка­ле­кой жить не буду! Помню такой эпи­зод.

Как-​то к нам в блин­даж при­шли двое ребят: «Док­тор Лида, да­вай­те вый­дем, там такой кра­си­вый закат!» А на фрон­те чем еще лю­бо­вать­ся? Го­во­рю: «Вы­хо­ди­те, я сей­час вас до­го­ню». Спу­стя пять ми­ну­ток вы­хо­жу, раз­ры­ва­ет­ся сна­ряд и они оба по­ги­ба­ют… Вот что такое судь­ба…

 

А мо­же­те вы­де­лить самый явный слу­чай, когда вы могли по­гиб­нуть?

Таких слу­ча­ев было нема­ло, я их уже и за­бы­ла все. Но, по­жа­луй, по-​настоящему я за­гля­ну­ла смер­ти в глаза на Висле. Когда ре­бя­там из на­ше­го полка уда­лось за­хва­тить неболь­шой плац­дарм на той сто­роне, (В ночь с 28 на 29-е июля 1944 года части 738-го и 629-го стрел­ко­вых пол­ков за­хва­ти­ли на за­пад­ном бе­ре­гу реки Висла плац­дарм, во­шед­ший в ис­то­рию Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны под на­зва­ни­ем «Пу­лав­ский» - прим.Н.Ч.) меня сроч­но вы­зы­ва­ет ко­ман­дир полка: «Док­тор Лида, ты пла­вать уме­ешь?» - «Ко­неч­но, я же на Волге вы­рос­ла!» - «А гре­сти на лодке?» - «Ко­неч­но, могу!» - «Тогда вот что. На той сто­роне очень много ра­не­ных, а по­мочь им неко­му». По­смот­рел так на меня: «Надо, по­ни­ма­ешь! Надо…» Сроч­но со­бра­ли по­боль­ше ле­карств, но ре­зи­но­вая ло­доч­ка ока­за­лась со­всем неболь­шая: «При­дет­ся тебе одной плыть… Но ты не бойся, мы тебя при­кро­ем огнем!»

По­плы­ла, и вот тут мне впер­вые стало по-​настоящему страш­но… Немцы бьют, наши при­кры­ва­ют, кру­гом сплош­ная стрель­ба, фон­та­ны воды от взры­вов… Всю лодку за­ли­ло водой, а я гребу, гребу, гребу изо всех сил и думаю: «Сол­ныш­ко, я тебя вижу, на­вер­ное, в по­след­ний раз…» А потом уже и ду­мать пе­ре­ста­ла, ре­ши­ла, будь что будет… И когда почти до­плы­ла, двое бой­цов бро­си­лись в воду и быст­ро вы­та­щи­ли меня с этой ло­доч­кой в тран­шею. Вот такой слу­чай… А потом целый день под непре­рыв­ным об­стре­лом я за­ни­ма­лась ра­не­ны­ми, а в пе­ре­ры­вах под­но­си­ла мины к ми­но­ме­там… И толь­ко ночью к нам пе­ре­пра­вил­ся весь полк и дали такой бой, что немцы по­бе­жа­ли.

 

Вы на­вер­ня­ка зна­е­те, что в по­след­ние два­дцать пять лет при­ня­то го­во­рить, что у нас сол­дат не бе­рег­ли, и «Ста­лин про­сто за­ва­лил нем­цев тру­па­ми». Вот у вас лично, было ощу­ще­ние, что людей у нас не бе­ре­гут?

Глу­пость пол­ная, даже не хо­чет­ся это об­суж­дать! Ко­неч­но, бе­рег­ли людей и де­ла­ли для этого все воз­мож­ное. А если го­во­рить о Ста­лине, то я счи­таю, что он был очень умным че­ло­ве­ком. И счи­таю его чест­ным и по­ря­доч­ным в том от­но­ше­нии, что, бу­дучи у вла­сти он не на­жи­вал­ся. Как из­вест­но, после его смер­ти у него из всех бо­гатств оста­лись толь­ко стоп­тан­ные са­по­ги да ста­рень­кая ши­нель… И сы­но­вья его во­е­ва­ли, и один из них погиб. А сей­час по­смот­ри­те, что тво­рит­ся?!

 

Почти все ве­те­ра­ны го­во­рят, что без него бы мы не по­бе­ди­ли.

Я со­глас­на, пра­виль­но го­во­рят.

 

Чем вам за­пом­нил­ся день По­бе­ды?

Ти­ши­ной. Мгно­вен­но на­сту­пив­шей ти­ши­ной… Когда объ­яви­ли, что Бер­лин взят, боже мой, вы бы ви­де­ли, как наши ре­бя­та ра­до­ва­лись. Как кри­ча­ли ура, как ка­ча­ли друг друга, как вышли с гар­мош­кой, все это сло­ва­ми не пе­ре­дать… А мы с Машей у себя в сан­ча­сти сели на пол и пла­ка­ли на­взрыд. По­то­му что к нам перед этим при­нес­ли двоих тя­же­ло­ра­не­ных ребят, а мы ничем не могли им по­мочь. Они уми­ра­ли у нас на гла­зах и не знали, что война за­кон­чи­лась… За все время на фрон­те это был един­ствен­ный раз, когда я за­пла­ка­ла. Ре­ве­ла от обиды за этих незна­ко­мых ребят. Ну, как так, по­гиб­нуть за пару минут до конца войны…

А вы бы ви­де­ли, что тво­ри­лось в Бер­лине. Как немцы вы­хо­ди­ли из метро, мок­рые, блед­ные, и ви­де­ли счаст­ли­вых рус­ских… А пер­вый ко­мен­дант Бер­ли­на Бер­за­рин отдал при­каз кор­мить граж­дан­ское на­се­ле­ние. И сто­я­ли наши по­ва­ра в белых кол­па­ках и фар­ту­ках с боль­ши­ми ков­ша­ми, а к ним под­хо­ди­ли немцы и про­си­ли: «Битте шен, их ви ессен!» И все как па­роль го­во­ри­ли одну фразу – «Данке шен! Гит­лер – капут, Ста­лин – гут!»

А мы с Ма­шень­кой хо­ди­ли смот­реть город. Ви­де­ли горы ору­жия у Бран­ден­бург­ских ворот, ви­де­ли Рейхс­таг и как на нем рас­пи­сы­ва­лись наши сол­да­ты. По­сто­я­ли, по­сме­я­лись, но сами рас­пи­сы­вать­ся не стали. Это все я ви­де­ла сво­и­ми гла­за­ми…

А потом, когда мы шли к себе, нас вдруг до­го­ня­ет майор со звез­доч­кой Героя на груди: «Де­вуш­ки, вы куда?» - «К себе. Мы уже все по­смот­ре­ли». - «Так идем­те к нам, по­си­дим вме­сте! Я вас при­гла­шаю!» Вот так мы с Але­шей и по­зна­ко­ми­лись.

 

Алек­сей Ильич Бель­ский

 

Я почему-​то думал, что вы с Алек­се­ем Ильи­чом вме­сте во­е­ва­ли.

Нет, мы во­е­ва­ли в раз­ных ча­стях и по­зна­ко­ми­лись толь­ко в пер­вые дни после По­бе­ды.

 

Какое он на вас про­из­вел впе­чат­ле­ние?

Я и по­ду­мать не могла, что он ста­нет моим мужем. Не по­то­му, что он мне не по­нра­вил­ся, нет. Про­сто я была на­столь­ко из­мо­тан­ная, что мне было со­всем не до же­ни­хов. Но наши от­но­ше­ния раз­ви­ва­лись стре­ми­тель­но.

После пер­вой встре­чи мы еще несколь­ко раз встре­ти­лись. Сво­дил меня в какой-​то ре­сто­ран­чик. Что ин­те­рес­но, сидят и аме­ри­кан­цы, и ан­гли­чане, и они к нам под­хо­дят: «То­ва­рищ герой, а можно мы с вами по­си­дим?» Потом он меня при­гла­сил в опер­ный театр, уже шли пред­став­ле­ния. Си­де­ли, прав­да, на ла­воч­ках. Рядом си­де­ли ан­глий­ские ре­бя­та, чуть даль­ше фран­цу­зы, ко­ро­че го­во­ря, смесь всех наций.

А день на чет­вер­тый Алеша меня вдруг спра­ши­ва­ет: «Пой­дешь за меня замуж?» - «Сей­час и речи быть не может!» - «По­че­му?» - «Я очень уста­ла. Я только-​только на­чи­наю сбра­сы­вать с себя во­ен­ную тя­жесть. Даже не ото­спа­лась еще тол­ком, не при­гля­де­лась к тебе как сле­ду­ет…» - «Так я и не го­во­рю, что имен­но сей­час. Но в прин­ци­пе - да или нет?» И так ко мне при­стал, что прямо не от­вер­теть­ся: «Если нет, то я зав­тра же уеду, и ты меня боль­ше не уви­дишь!» В общем, бук­валь­но вы­рвал из меня со­гла­сие: «Да, но сей­час и раз­го­во­ра не может быть!»

Помню, что этот раз­го­вор со­сто­ял­ся в чет­верг, а уже в пят­ни­цу он не при­шел. Если до этого каж­дый день при­хо­дил, а тут не при­шел. Я по­ду­ма­ла: «Ага, вот ему толь­ко было знать – пойду я за него замуж или нет!» Не при­хо­дит и в суб­бо­ту. Тут мне стало даже как-​то непри­ят­но. Ин­те­рес­но, то он без меня жить не мог, а то не при­хо­дит…

А в вос­кре­се­нье вдруг меня из па­ла­ты вы­зы­ва­ет де­жур­ная: «При­е­хал какой-​то герой и про­сит, чтобы вы вышли с по­дру­гой во двор». Го­во­рю Маше: «Ну, пой­дем!» Вы­хо­дим, он стоит у «мер­се­де­са»: «Де­воч­ки, я при­е­хал за вами. При­гла­шаю вас на обед!» По­еха­ли к нему, его уже на­зна­чи­ли ко­мен­дан­том какого-​то го­род­ка, а когда вы­хо­ди­ли, я еще по­ду­ма­ла – чего это столь­ко машин у дома стоит? Идем по до­рож­ке – цветы раз­бро­са­ны. Под­хо­дим к дому – ор­кестр иг­ра­ет. Спра­ши­ваю: «Чего это?» – «На­вер­ное, празд­ник какой-​то. Сей­час узна­ем». За­хо­жу, а там офи­це­ры сидят: «О-о-о, наконец-​то неве­ста яви­лась!» Я сму­ти­лась, а Алеша го­во­рит: «Иди-​иди, не слу­шай!»

Про­хо­жу, сидят офи­це­ры, ге­не­рал, а в зале стоял по­лу­круг­лый диван, уви­тый ро­за­ми, на ко­то­рый Алеша и при­гла­сил меня сесть. Вста­ет ге­не­рал: «Ты, Бель­ский и во­е­вал как герой, и по-​геройски такую за­вид­ную неве­сту у всех из-​под носа увел!» Все вста­ли, за­кри­ча­ли: «Горь­ко!»

Я ему по­ти­хонь­ку го­во­рю: «Алеша, ну кто ж так де­ла­ет?» - «Ну, я так делаю. По­тер­пи! Ведь на тебя уже столь­ко на­ро­ду глаз по­ло­жи­ло, а я хочу, чтоб ты стала моей женой». – «Ты что ж ду­ма­ешь, я с тобой сразу пошла и буду спать? Даже не думай, я с тобой не оста­нусь!» - «Не хо­чешь, не надо! Толь­ко я тебя прошу, давай всех про­во­дим, а потом я вас с Ма­шень­кой от­ве­зу. Проводить-​то я тебя дол­жен!»

И как про­во­ди­ли всех, он нас с Машей отвез, у двери на про­ща­нье по­це­ло­вал мне руку, даже не в щечку. А я все ду­ма­ла, ну надо ж такое устро­ить и даже не пре­ду­пре­дить, не по­го­во­рить со мной. В общем, я страш­но оби­де­лась и стала от него пря­тать­ся. Ну, нет, думаю, даже встре­чать­ся не хочу. Дня три от него так бе­га­ла, а потом при­хо­дим с Ма­шень­кой, а в нашей ком­на­те моих вещей нет. Аб­со­лют­но ни­че­го! Вы­зы­ваю де­жур­но­го: «Где мои вещи?» - «При­ез­жал адъ­ютант Бель­ско­го и ска­зал - у нее есть муж, ко­то­рый ждет ее уже три дня!» Что мне было де­лать? Я вышла, по­еха­ла и стала его женой. Фак­ти­че­ски он меня украл… А уже потом мне рас­ска­зы­ва­ли, что на меня по­ло­жил глаз какой-​то ге­не­рал, но Алеша об этом услы­шал, и по­это­му и решил сде­лать так.

А после «сва­дьбы» мы по­про­си­ли у ге­не­ра­ла от­пуск, чтобы пред­ста­вить друг друга ро­ди­те­лям. Но моя мама жила на Волге, а его в Си­би­ри, по­это­му он вы­звал ее в Моск­ву, там мы и встре­ти­лись. В ре­сто­ране Алеша при мне маме ска­зал: «Мама, вот моя жена. Я ее так по­лю­бил, что мне без нее жизни нет!» И его мама меня при­ня­ла как род­ную.

А когда при­е­ха­ли к нам, моя ба­буш­ка уже силь­но бо­ле­ла и не могла прий­ти на наш зва­ный обед, так мы с Але­шей пошли к ней. А ба­буш­ка была очень се­рьез­ная, муд­рая жен­щи­на, она с ним по­го­во­ри­ла и го­во­рит мне: «Вну­чень­ка, это наш па­рень! Ты сде­ла­ла пра­виль­ный выбор!», в общем, тоже бла­го­сло­ви­ла меня.

А уж как моей маме Алеша по­нра­вил­ся. Они были в таких хо­ро­ших от­но­ше­ни­ях, слов­но это они род­ные, а я невест­ка. Когда она у нас го­сти­ла, к Алеше офи­це­ры чуть ли не на­пра­ши­ва­лись в гости, по­то­му что мама про­сто за­ме­ча­тель­но го­то­ви­ла. И как-​то у нас в го­стях ока­за­лась одна ге­не­раль­ша, так она по­смот­ре­ла, как моя мама рас­по­ря­жа­ет­ся, и го­во­рит мне по­ти­хонь­ку: «Ну и све­кровь у вас. И как вы с ней на­хо­ди­те общий язык…» - «Так это моя мама…»

 

Ваш муж, Алек­сей Ильич Бель­ский, не про­сто Герой Со­вет­ско­го Союза, а, можно ска­зать, зна­ко­вая фи­гу­ра для Ки­ши­не­ва. (23-го ав­гу­ста 1944 года после мощ­ной ар­тил­ле­рий­ской и авиа­ци­он­ной атаки части 5-й Удар­ной Армии генерал-​полковника Бер­за­ри­на про­рва­ли обо­ро­ну про­тив­ни­ка у Ор­ге­е­ва и устре­ми­лись к Ки­ши­не­ву. В аван­гар­де 273-го Гвар­дей­ско­го полка 89-й Гвар­дей­ской ди­ви­зии шел штур­мо­вой ба­та­льон гвар­дии ка­пи­та­на Бель­ско­го. Пре­сле­дуя от­хо­дя­ще­го про­тив­ни­ка, ба­та­льон за один день с боями пре­одо­лел почти 50 ки­ло­мет­ров, пер­вым вышел к сто­ли­це Мол­да­вии, а затем пер­вым про­рвал­ся к цен­тру Ки­ши­нё­ва. В ре­зуль­та­те ско­ро­теч­но­го боя обо­ро­на про­тив­ни­ка была про­рва­на, и к ве­че­ру со­вет­ские вой­ска всту­пи­ли в город, очи­щая улицы и пред­ме­стья Ки­ши­не­ва от фа­ши­стов. Уже к утру 24-го ав­гу­ста город Ки­ши­нев был пол­но­стью осво­бож­ден от ок­ку­пан­тов, и боец штур­мо­во­го ба­та­льо­на крас­но­ар­ме­ец Куш­нир на ру­и­нах зда­ния на пе­ре­крест­ке улиц Ле­ни­на и Го­го­ля (ныне – улицы Ште­фа­на чел Маре и мит­ро­по­ли­та Бэнулеску-​Бодони) во­дру­зил крас­ное знамя. За бои по осво­бож­де­нию сто­ли­цы Мол­да­вии 273-й Гвар­дей­ский полк по­лу­чил по­чет­ное на­име­но­ва­ние «Ки­ши­нев­ско­го», а гвар­дии ка­пи­тан Бель­ский был на­граж­ден ор­де­ном «Оте­че­ствен­ной войны». После вы­хо­да в запас по при­гла­ше­нию ру­ко­вод­ства МССР Бель­ский Алек­сей Ильич при­е­хал жить в Ки­ши­нев, где 24-го ав­гу­ста 1964 года ре­ше­ни­ем ки­ши­нев­ско­го го­род­ско­го со­ве­та де­пу­та­тов ему было при­сво­е­но зва­ние «По­чет­ный граж­да­нин Ки­ши­не­ва» - прим.Н.Ч.) Но, к со­жа­ле­нию, даже в ин­тер­не­те о нем со­всем мало ин­фор­ма­ции. Рас­ска­жи­те, по­жа­луй­ста, о нем. Что это был за че­ло­век, что любил, чем увле­кал­ся, из какой он семьи?

 

 

Родом он из Си­би­ри. Его отец умер, когда Алеша был со­всем мал, года четыре-​пять. Знаю, что его отец ра­бо­тал на же­лез­ной до­ро­ге, но кем точно не скажу, по­то­му что мы с ним сразу до­го­во­ри­лись: «Ли­ду­ша, мы с тобой не будем раз­би­рать­ся, как ро­ди­те­ли, что, как. Нам с тобой во­ро­шить их жизни не стоит!» Но, видно, семья была не про­стая, по­то­му что и сам Алеша, и мама его, и сест­ра были об­ра­зо­ван­ные, куль­тур­ные люди. Можно ска­зать ин­тел­ли­ген­ты. Его стар­шая сест­ра Ав­гу­сти­на Ильи­нич­на ра­бо­та­ла учи­те­лем, потом стала ди­рек­то­ром школы. По ее при­ме­ру Алеша тоже пошел ра­бо­тать в школу, окон­чил ис­то­ри­че­ский фа­куль­тет том­ско­го пед­ин­сти­ту­та, и по мно­гим во­про­сам ис­то­рии мог про­чи­тать целую лек­цию. Про него так и го­во­ри­ли - «Бель­ский – хо­дя­чая эн­цик­ло­пе­дия». Всю жизнь очень любил чи­тать. Читал про­сто за­по­ем, при­чем, вы­пи­сы­вал в тет­радь по­нра­вив­ши­е­ся ему ци­та­ты. А писал как… Очень гра­мот­но и по­черк - кра­си­вей­ший.

И меня про­сто по­ра­жа­ло, до чего это был спо­кой­ный и урав­но­ве­шен­ный че­ло­век. Он же про­шел всю войну, с пер­во­го дня во­е­вал, но пред­ставь­те, я ни­ко­гда в жизни не слы­ша­ла от него даже эле­мен­тар­но­го ру­га­тель­ства. А ведь он не про­сто во­е­вал, а под­ни­мал людей на смерть и шел пер­вым… До того был сдер­жан­ный и вос­пи­тан­ный. Даже если его что-​то за­де­ва­ло, то Алеша ни­ко­гда не по­ка­зы­вал сво­е­го недо­воль­ства. Бы­ва­ло, я при­хо­ди­ла с ра­бо­ты и воз­му­ща­лась, что там у нас что-​то слу­чи­лось, он все­гда го­во­рил так: «Ли­ду­шень­ка, ста­рай­ся ухо­дить от всех этих ссор. Не надо!» А когда я го­во­ри­ла: «Это очень пло­хой че­ло­век!», то он го­во­рил так: «Ли­ду­ша, ты вна­ча­ле по­ду­май – а что у него хо­ро­ше­го? А потом уже думай о пло­хом». Так что это был че­ло­век очень вы­со­ко­го нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния с по-​настоящему щед­рой душой. Вспо­ми­наю такой эпи­зод.

Как-​то к нам при­шел один жур­на­лист, ко­то­рый писал ста­тью об Алек­сее Ильи­че. И когда он уви­дел пи­шу­щую ма­шин­ку, ко­то­рую мы при­вез­ли из Гер­ма­нии, то начал охать и ахать: «Какой бы я был счаст­ли­вый, если бы у меня была такая ма­шин­ка». Так что вы ду­ма­е­те? Алеша по­да­рил ее ему: «Ладно, за­би­рай ма­шин­ку и будь счаст­лив!» А вско­ре мне нужно было сде­лать на ра­бо­те до­клад, смот­рю, а ма­шин­ки нигде нет: «Как по­да­рил?» - «Ну, вот так, он чуть не пла­кал…» Вот такой был че­ло­век. Вечно что-​то кому-​то дарил, по­след­нее готов был от­дать! А уж сколь­ко он людям по­мо­гал.

На­при­мер, к нам при­хо­дил глав­ный врач рес­пуб­ли­кан­ской боль­ни­цы, мы с ним пер­вые в Мол­да­вии по­лу­чи­ли по­чет­ные зва­ния «За­слу­жен­ный врач МССР», и про­сил Алешу: «Вы – на­сто­я­щий герой, вас все ру­ко­вод­ство знает, по­мо­ги­те нам про­да­вить ре­ше­ние о по­строй­ке но­во­го зда­ния». И Алек­сей Ильич ходил с ним по раз­ным ру­ко­во­ди­те­лям, про­сил, убеж­дал, и они таки до­би­лись сво­е­го. А потом ходил и вы­би­вал то недо­ста­ю­щее обо­ру­до­ва­ние, то еще чего. И по­мо­гал людям по самым раз­ным во­про­сам. Квар­ти­ры вы­би­вал нуж­да­ю­щим­ся ве­те­ра­нам, пу­тев­ки в са­на­то­рии, всего и не вспом­нить. Он был самый луч­ший хо­да­тай в том смыс­ле, что про­сил толь­ко для дру­гих. Для себя ни­ко­гда и ни­че­го! Он был очень скром­ный и бла­го­род­ный че­ло­век.

Как-​то мы при­е­ха­ли в Моск­ву и зашли в уни­вер­маг. Но за кра­си­вы­ми ве­ща­ми со­бра­лась такая оче­редь, что даже ми­ли­цию вы­зва­ли. И тогда один из ми­ли­ци­о­не­ров к нему по­до­шел: «То­ва­рищ Герой Со­вет­ско­го Союза, вы мо­же­те прой­ти без оче­ре­ди!» А Алеша мне по­ти­хонь­ку го­во­рит: «Ли­ду­ша, мне сей­час легче схо­дить в атаку, - а что такое атака я знаю, - чем прой­ти без оче­ре­ди. Давай уйдем от­сю­да, а все что нужно, ты себе ку­пишь на ба­за­ре».

А когда в Ки­ши­не­ве мы шли в кино, а в те вре­ме­на у кассы непре­мен­но сто­я­ла толпа, то он все­гда за­ни­мал оче­редь. Так сами мо­ло­дые ре­бя­та ему го­во­ри­ли: «То­ва­рищ герой, да прой­ди­те вы без оче­ре­ди!» Но он от­ве­чал так: «Вам хо­чет­ся, и нам тоже, мы с вами оди­на­ко­вые!»

По своей об­ще­ствен­ной ра­бо­те он объ­ез­дил фак­ти­че­ски всю Мол­да­вию, и везде его бла­го­да­ри­ли, непре­мен­но хо­те­ли на­да­рить го­стин­цев, но вся­кий раз он от­ка­зы­вал­ся. Ни­ко­гда не за­бу­ду, как од­на­жды иду с ра­бо­ты и еле тащу сумку с ар­бу­за­ми. А он как раз вер­нул­ся из по­езд­ки в какое-​то село и го­во­рит: «Слу­шай, а меня хо­те­ли на­гру­зить и ар­бу­за­ми, и тем и дру­гим, но ты же зна­ешь, я ни­че­го не беру…» А как он на­ше­го сына в армию от­пра­вил.

Когда сын окон­чил школу, я на­де­я­лась, что он будет по­сту­пать в мед­ин­сти­тут. Но Алька не за­хо­тел: «Мам, я по­ду­маю!» При­хо­дит Алеша: «Что ты при­ду­ма­ла? Он же на одних по­це­лу­ях вырос. Вот от­слу­жит сна­ча­ла, а потом уже сам решит!»

Через пару дней мне зво­нок от врача из во­ен­ко­ма­та: «Лидия Алек­се­ев­на, это ваш сын се­го­дня ко­мис­сию при­хо­дил?» - «Да!» - «Он здо­ров и мы его опре­де­ли­ли, чтобы он слу­жил в Ки­ши­не­ве». Я об­ра­до­ва­лась: «Ой, спа­си­бо!»

Ве­че­ром по­хва­ста­лась Алек­сею Ильи­чу, так он воз­му­тил­ся: «Они что, с ума там сошли?! Какая же у него будет служ­ба? Он же толь­ко и будет что за забор смот­реть!» И на сле­ду­ю­щий же день пошел в во­ен­ко­мат, про­смот­рел спис­ки ча­стей, в ко­то­рые идет набор, и сам вы­брал часть около Одес­сы. При­чем, не самую звон­кую по на­зва­нию, но в ко­то­рой сын мог мно­го­му на­учить­ся. А когда мы съез­ди­ли туда, ко­ман­ди­ров пре­ду­пре­дил: «Чтобы моему сыну ни­ка­ких по­бла­жек не де­ла­ли!» И ока­зал­ся прав. Когда сын де­мо­би­ли­зо­вал­ся, я его не узна­ла. За­мет­но по­взрос­лел, стал очень са­мо­сто­я­тель­ный, на­учил­ся мно­гим вещам. Так что еще раз вам по­вто­рю, Алек­сей Ильич был че­ло­ве­ком уди­ви­тель­ной скром­но­сти и вы­со­ко­го нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния.

И имен­но бла­го­да­ря моему мужу я быст­ро ото­шла от пе­ре­жи­то­го в войну. Ведь он как никто дру­гой по­ни­мал, сколь­ко я на фрон­те на­стра­да­лась, что мне хо­чет­ся уюта, тепла, са­мо­го обыч­но­го сча­стья, по­это­му вся­че­ски за­бо­тил­ся обо мне. Зимой, на­при­мер, про­ве­рял, хо­ро­шо ли я оде­лась? Не от­пус­кал до тех пор, пока еще одну кофту не на­де­ну. И очень любил мне де­лать по­дар­ки. Без по­дар­ков он про­сто не мог.

Как-​то в Ивано-​Франковске они уеха­ли на опе­ра­цию про­тив бан­де­ров­цев. Я знала это, хотя он все­гда меня успо­ка­и­вал: «Ли­ду­ша, едем на учебу! Вер­нем­ся через неде­лю». И вот мы с же­на­ми вол­ну­ем­ся, пе­ре­зва­ни­ва­ем­ся, ждем... Как-​то при­шла с ра­бо­ты, вдруг зво­нок и за­хо­дит Алеша. В одной руке букет цве­тов, а в дру­гой пол­ная кор­зи­на гри­бов. Я об­ра­до­ва­лась: «Алеша, ты что, грибы, что ли, со­би­рал?» - «Да нет, купил по до­ро­ге у одной жен­щи­ны». Вот такой мой муж… Дошло до того, что я бо­я­лась при нем что-​нибудь по­хва­лить. Если толь­ко скажу, что это мне очень нра­вит­ся, он сразу счи­тал, что дол­жен мне это пре­под­не­сти.

А я в свою оче­редь по­ни­ма­ла, сколь­ко он всего пе­ре­жил и что ему нужен уют, по­ря­док, чтобы было при­ят­но жить. А мно­гие жен­щи­ны, ко­то­рые не по­зна­ли ужа­сов войны, они этого не по­ни­ма­ли.

Если люди не по­зна­ли, что такое война, горе, смерть, они го­ня­ют­ся за день­га­ми, хотят иметь ма­ши­ну, дачу, то, дру­гое, тре­тье, и все свое серд­це и вни­ма­ние от­да­ют, чтобы иметь по­боль­ше денег. А те, кто хлеб­ну­ли лиха на фрон­те, они без­раз­лич­ны к день­гам. Им глав­ное, чтобы было до­ста­точ­но – крыша над го­ло­вой, по­ку­шать, одеть­ся. И мне Алеша сразу после же­нить­бы так ска­зал: «Мы с тобой будем жить се­го­дняш­ним днем. Что есть – того и до­ста­точ­но, а го­нять­ся за бла­га­ми не будем!» На­при­мер, в Гер­ма­нии он все время водил сам, но ма­ши­на ему была не нужна: «Мы на эти день­ги на такси можем ез­дить».

На фрон­те я часто ви­де­ла, что люди сто­я­ли у своих сго­рев­ших домов и го­ре­ва­ли от того, что по­те­ря­ли все. Но ве­те­ра­ны по­ни­ма­ют, глав­ное - жив остал­ся! По­это­му мы за день­га­ми и тряп­ка­ми ни­ко­гда не го­ня­лись. Есть дру­зья, можем на­крыть стол, и пре­крас­но.

У нас же двери прямо не за­кры­ва­лись. Ведь полк Алек­сея Ильи­ча после осво­бож­де­ния Мол­да­вии по­лу­чил зва­ние «Ки­ши­нев­ско­го» и все мол­да­ване хо­те­ли слу­жить имен­но в нем. Алеша мне рас­ска­зы­вал, как в Ор­ге­е­ве к нему вышел один босой ста­ри­чок с ге­ор­ги­ев­ским кре­стом на груди, и при­вел с собой ни много ни мало, а шесть вну­ков: «Ко­ман­дир, при­ни­май!» По­это­му в его полку слу­жи­ло много мол­да­ван и после войны мно­гие из них при­ез­жа­ли к нам в гости. Так-​то Алек­сей Ильич про войну ста­рал­ся не вспо­ми­нать, но за сто­лом, ко­неч­но, вспо­ми­на­ли и вспо­ми­на­ли…

Муж спо­кой­но от­но­сил­ся к вы­пив­ке. Ни­ко­гда не пил ко­ньяк, вино, но все­гда знал, что по хо­ро­ше­му по­во­ду имеет право на рю­моч­ку водки. При­чем, толь­ко мос­ков­ской. Но я его в жизни ни­ко­гда пья­ным не ви­де­ла. И сама я тоже не пила. Но у нас был такой за­бав­ный слу­чай.

Как-​то нас при­гла­си­ли на одну сва­дьбу в Гер­ма­нии, один из офи­це­ров же­нил­ся, так Алеша меня по­про­сил: «Ли­ду­шень­ка, выпей се­го­дня. Я хочу по­смот­реть, какая ты пья­нень­кая…» Я по­сме­я­лась: «Ну что ты при­ду­мал?! А если я не смогу идти?» - «Я тебя на руках по­не­су!» Ко­ро­че го­во­ря, он смот­рит на меня, я вы­пи­ла две рю­моч­ки. После тре­тьей меня стало му­тить. Вышла в туа­лет и все вы­рва­ла. По­сто­я­ла немнож­ко, хмель сле­тел, и боль­ше я не пила.

Вот ку­рить, курил, но потом я его по­про­си­ла, и он бро­сил. При­чем, в мо­мент. Как ска­зал – слов­но от­ре­зал. Пель­ме­ни очень любил. Еще в Гер­ма­нии он мне как-​то го­во­рит: «Ли­ду­ша, давай пель­ме­ней на­де­ла­ем!» - «Алеша, а я и не знаю как». Ведь мама сама пре­крас­но го­то­ви­ла, но меня все­гда из кухни вы­го­ня­ла: «Тебе здесь де­лать нече­го!» Сде­ла­ли, вроде ни­че­го по­лу­чи­лось.

 

Тан­це­вать, петь?

Тан­це­вать он не любил, но мог по­петь вме­сте со всеми «Эх, до­ро­ги…» Помню, такой смеш­ной слу­чай. Наши мамы и Алеша очень лю­би­ли иг­рать в пре­фе­ранс. Тогда это счи­та­лась офи­цер­ской игрой, и для них это было пер­вым раз­вле­че­ни­ем. Ча­стень­ко со­би­ра­лись по­иг­рать у нас. А на пло­щад­ке у дома были танцы, и я хо­ди­ла туда. Так Алеша во время игры вы­бе­гал и смот­рел, с кем я тан­цую. И если толь­ко видел, что я тан­цую с одним и тем же, сразу же кри­чал: «Ли­ду­ша, мы уже за­кан­чи­ва­ем!» А потом мне при­зна­вал­ся: «Мне так непри­ят­но, когда тебя при­гла­ша­ют!» - «А как же я могу от­ка­зать?» И как-​то он мне го­во­рит: «Я тебе найду парт­не­ра, и мо­жешь с ним хоть целый вечер тан­це­вать!» И вот од­на­жды он при­во­дит… ге­не­ра­ла невы­со­ко­го ро­сточ­ка, в со­лид­ных годах. Ма­моч­ки, он еле дви­гал но­га­ми, зато очень любил тан­це­вать. Как же мы потом сме­я­лись… Так что немнож­ко рев­но­вал меня. Не толь­ко к тан­цам, но и к ра­бо­те. Мы еще в Вар­не­мюн­де с ним несколь­ко раз ру­га­лись из-за того, что я хо­те­ла ра­бо­тать: «Ли­ду­ша, по­смот­ри, ведь ты одна из жен офи­це­ров ра­бо­та­ешь! Чего тебе не хва­та­ет?» - «Алеша, так я люблю свою про­фес­сию!»

Так что Алек­сей Ильич при всей своей про­сто­те и скром­но­сти был че­ло­ве­ком, ко­то­рый очень мно­гое успел сде­лать. Как на фрон­те, так и в мир­ное время. По­это­му все, кто его знал, от­но­си­лись к нему очень тепло и с глу­бо­ким ува­же­ни­ем. Ведь от его од­но­пол­чан я неод­но­крат­но слы­ша­ла рас­ска­зы, что его не раз хо­те­ли по­вы­сить, но вся­кий раз его не от­пус­кал Бер­за­рин: «Без Бель­ско­го та­ко­го штур­мо­во­го ба­та­льо­на у меня не будет!» По­то­му что зна­е­те, как он во­е­вал? Перед на­ступ­ле­ни­ем сам лично пол­зал по пе­ред­не­му краю, все осмат­ри­вал, изу­чал, и думал, как лучше сде­лать. Потом всех сол­дат стро­и­ли и он спра­ши­вал: «Кто болен – выйти из строя!» Кто-​то там вышел. – «Кто по­лу­чил пло­хое пись­мо из дома – тоже выйти!» Потом они под­хо­дят: «То­ва­рищ ко­ман­дир, так мы же обя­за­ны идти в бой!» - «Ни­че­го, ре­бя­та, я вам дам дру­гое за­да­ние. А с таким на­стро­е­ни­ем я вас в бой не пущу! Вы мне нужны живые!» Он по­ни­мал, что если у че­ло­ве­ка дур­ное на­стро­е­ние, если он чем-​то опе­ча­лен или оза­бо­чен, то какой может быть бой?! В этом весь Бель­ский, все об этом знали, и сол­да­ты его про­сто обо­жа­ли.

 

 

Хочу за­дать вам сле­ду­ю­щий во­прос. В био­гра­фи­че­ской справ­ке об Алек­сее Ильи­че есть такая строч­ка: «… за бои в Бер­лине был пред­став­лен ко вто­рой Звез­де Героя Со­вет­ско­го Союза (В ходе штур­ма Бер­ли­на гвар­дии майор Бель­ский при­ка­зал бой­цам сво­е­го штур­мо­во­го ба­та­льо­на пе­ре­дви­гать­ся впе­ред по кры­шам домов. Пе­ре­пры­ги­вая с кров­ли на кров­лю, его сол­да­ты вся­кий раз ока­зы­ва­лись выше нем­цев, и ме­то­дич­но по­дав­ля­ли все ог­не­вые точки про­тив­ни­ка. Кроме того, они по­сто­ян­но сбра­сы­ва­ли вниз боль­шое ко­ли­че­ство ды­мо­вых шашек, и под по­кро­вом плот­ной ды­мо­вой за­ве­сы впе­ред успеш­но про­дви­га­лись танки и ар­тил­ле­рия. Поль­зу­ясь этим ме­то­дом, ба­та­льон успеш­но про­шел по всей длине Фри­дрих­штрас­се – 15 ки­ло­мет­ров. После войны этот так­ти­че­ский прием вошел во все учеб­ни­ки по во­ен­но­му ис­кус­ству – прим.Н.Ч.), но по раз­лич­ным при­чи­нам зва­ние два­жды Героя Со­вет­ско­го Союза при­сво­е­но не было». Вы слу­чай­но не зна­е­те, что это за «раз­лич­ные при­чи­ны» такие?

Знаю, ко­неч­но. Пред­став­ле­ние на героя от­прав­лял на него сам Бер­за­рин, ко­то­рый Алешу очень ценил и ува­жал. Но ока­за­лось, что в на­град­ном листе пи­сарь сде­лал ошиб­ку, в графе от­че­ство на­пи­сал не Ильич, а Ива­но­вич, и из-за этой ошиб­ки в Москве пред­став­ле­ние за­вер­ну­ли. Нужно было пи­сать за­но­во, а как раз в это время Бер­за­рин погиб. По­ехал ка­тать­ся на мо­то­цик­ле и вре­зал­ся в де­ре­во… (Ко­ман­дарм 5-й Удар­ной Армии и пер­вый ко­мен­дант Бер­ли­на генерал-​полковник Бер­за­рин Н.Э. погиб в ав­то­ка­та­стро­фе 16-го июня 1945 года – прим.Н.Ч.) И вме­сто того чтобы по­лу­чить вто­рую звез­ду героя Алек­сей Ильич стоял в по­чет­ном ка­рау­ле у его гроба… Я знаю, что дру­зья ему не раз со­ве­то­ва­ли: «Иди, Бель­ский, рас­ска­жи, что как…», но он им так от­ве­тил: «Я хо­дить и вы­пра­ши­вать себе звез­доч­ку не буду!» А мне он так го­во­рил: «Ли­душ­ка, ну неуже­ли я буду под­ни­мать этот во­прос?»

 

Может, у Алек­сея Ильи­ча был с кем-​то кон­фликт и кто-​то из мести при­тор­мо­зил его пред­став­ле­ние?

На моей па­мя­ти у Алеши ни­ко­гда ни с кем кон­флик­тов не было. Надо было знать этого че­ло­ве­ка. Он кроме как о своей ра­бо­те и о сол­да­тах ни о чем не думал. По­это­му его ува­жа­ли и лю­би­ли аб­со­лют­но все: и ко­ман­ди­ры, и под­чи­нен­ные, и даже немцы. Вы бы толь­ко знали, каким огром­ным ав­то­ри­те­том он поль­зо­вал­ся у граж­дан­ских нем­цев.

 

Так рас­ска­жи­те, по­жа­луй­ста, об этом.

После По­бе­ды Алек­сей Ильич недол­го побыл ко­мен­дан­том го­ро­да Шве­рин, но вско­ре его на­зна­чи­ли ко­мен­дан­том го­ро­да Вар­не­мюн­де и в этом ка­че­стве он про­слу­жил до 1950 года. За это время Вар­не­мюн­де стал нам род­ным, и когда Алеша по­лу­чил на­зна­че­ние на За­пад­ную Укра­и­ну, то пред­ставь­те, го­ро­жане на­пи­са­ли пись­мо в Бер­лин на­ше­му ру­ко­вод­ству: «Мы очень про­сим оста­вить у нас герр ко­мен­дан­та Бель­ско­го! А если у вас нет денег, чтобы пла­тить ему зар­пла­ту, то город готов сам пла­тить ему». Мы так хо­хо­та­ли с Але­шей… Но сам факт такой оцен­ки от хо­лод­ных, сдер­жан­ных нем­цев, мне ка­жет­ся, до­ро­го­го стоит.

 

 

Как вам за­пом­ни­лась Гер­ма­ния?

Мне очень по­вез­ло в жизни, в том плане, что я много по­ез­ди­ла по миру. Но из всех стран, где по­бы­ва­ла, я бы вы­бра­ла жить в Поль­ше. Мне по­ка­за­лось, что по­ля­ки во мно­гом как мы – рус­ские. Любят дру­жить, хо­дить в гости. А немцы, из­ви­ни­те, со­всем дру­гие. Даже если сын при­дет, ро­ди­те­ли его с собой за стол не по­са­дят. Я сама ви­де­ла! Мать ска­жет: «Из­ви­ни, Фри­дрих, я го­то­ви­ла на двоих!» И толь­ко когда ро­ди­те­ли по­ку­ша­ют, уде­лят ему вни­ма­ние. Ну, где такое есть?!

Я ни­ко­гда не за­бу­ду, как в Вар­не­мюн­де нас с Але­шей при­гла­си­ли на день рож­де­ния какого-​то про­фес­со­ра ме­ди­ци­ны – мест­ной зна­ме­ни­то­сти. А там со­брал­ся весь выс­ший свет го­ро­да: про­фес­су­ра, и т.д. и т.п. Ну, видим, раз­но­сят по залу на под­но­се кро­шеч­ные бу­тер­бро­ди­ки на па­лоч­ке: «Битте шен!» Ду­ма­ем, зна­чит рано еще, по­поз­же к столу по­зо­вут. Про­шло еще время, му­зы­ка уже иг­ра­ет, кто-​то тан­цу­ет, стали раз­но­сить по на­пер­сточ­ку винца. И все! По­нят­но вам? Ни­ка­ко­го стола, за­ку­сок… А ведь тогда в го­ро­де уже не было де­фи­ци­та про­дук­тов и можно было что-​то ку­пить. Ну, во вся­ком слу­чае, хотя бы на­де­лать боль­ших бу­тер­бро­дов уж точно можно было. Мы с Але­шей при­шли с этого дня рож­де­ния, кар­то­шеч­ки от­ва­ри­ли и так хо­ро­шо поели. И так хо­хо­та­ли с ним: «Вот так бы у нас…» Так что раз­ные мы с ними люди.

А по­нра­ви­лись в Гер­ма­нии чест­ность и по­ря­доч­ность людей. И какая-​то уди­ви­тель­ная, прямо ма­ни­а­каль­ная чи­сто­плот­ность. Там жен­щи­на утром вста­ет и мо­мен­таль­но на­чи­на­ет убор­ку квар­ти­ры. И толь­ко потом оде­ва­ет­ся и идет де­лать себе при­чес­ку. У них же па­рик­ма­хер­ские на каж­дом шагу. Ей там и при­чес­ку сде­ла­ют, и руки при­ве­дут в по­ря­док. В школу все дети идут в белых ру­ба­шеч­ках, но­соч­ках. Алеша очень любил детей и когда они под­хо­ди­ли по­здо­ро­вать­ся, то каж­до­му давал по кон­фет­ке. Он спе­ци­аль­но их по­ку­пал и дер­жал про запас. Так они на­столь­ко при­вык­ли к этому, что он толь­ко вы­ез­жа­ет из ворот, а они уже ка­ра­у­лят его. А если он уже уехал, зво­ни­ли в дверь и про­си­ли: «Битте шен, цукер!» Я им дам или по кон­фет­ке, или по ку­соч­ку са­ха­ра, а нашей дом­ра­бот­ни­це фрау Юли аж дурно ста­но­ви­лось от та­ко­го по­про­шай­ни­че­ства: «Их гнать надо! До чего они до­ка­ти­лись…»

Но таких, хо­зя­ек как наша фрау Юли, я боль­ше не встре­ча­ла. Про­сто изу­ми­тель­ная! Когда мы воз­вра­ща­лась с ра­бо­ты, пока схо­дишь, пе­ре­оде­нешь­ся, по­мо­ешь­ся, спус­ка­ешь­ся, а мое пла­тье уже под­гла­же­но, а Але­ши­ны са­по­ги уже на­чи­ще­ны до блес­ка. Мне было жутко неудоб­но, а Алешу про­сто в дрожь бро­са­ло. Сколь­ко раз он ее про­сил: «Фрау Юли, мои са­по­ги не тро­гай­те!»

Чи­сто­та у нее неве­ро­ят­ная, все рас­хо­ды до­тош­но за­пи­сы­ва­ла в тет­радь. И го­то­ви­ла пре­крас­но, но немно­го, толь­ко на нас. Если к нам кто-​то при­хо­дил, и мы его са­жа­ли за стол, то фрау Юли сразу нерв­ни­ча­ла. У них так не при­ня­то – чужих кор­мить.

И когда мы уез­жа­ли, то очень тя­же­ло с ней рас­ста­ва­лась. За эти годы она очень к нам при­вык­ла и стала нам род­ным че­ло­ве­ком. Толь­ко но­че­ва­ла у себя, а так целый день у нас. И она нас про­сто умо­ля­ла: «Ну, возь­ми­те меня с собой! Я буду все де­лать, мне с вами так хо­ро­шо! А что я одна, у меня же ни­ко­го нет…» Но разве кто-​то бы раз­ре­шил?..

А как мы рас­ста­ва­лись с нашим Раль­фом… Когда мы толь­ко при­е­ха­ли в Вар­не­мюн­де, Алеша пер­вым делом по­ехал к по­гра­нич­ни­кам, и там ему по­да­ри­ли щенка ов­чар­ки. Такая умная со­ба­ка ока­за­лась, я вам не могу пе­ре­дать. Если Ральф хотел во двор, то под­хо­дил и лизал руку. А если вдруг ночью за­хо­тел, под­хо­дил к кро­ва­ти и ти­хо­неч­ко лизал Алеше руку.

Через какое-​то время ино­гда Алеша стал его брать с собой на ра­бо­ту. Ральф сидел в ка­би­не­те и про­пус­кал людей. А если ве­че­ром мужа долго не было, и он не от­ве­чал на звон­ки, я со­ба­ке го­во­ри­ла: «Ральф, иди и при­ве­ди Алешу!» Через какое-​то время зво­нок: «Ли­ду­ша, чего это меня Ральф за штаны тянет?» - «Так домой уже пора идти!» Уди­ви­тель­но ин­те­рес­ный был пес. Очень любил сахар, и мы ему ино­гда да­ва­ли ку­со­чек. Так он брал его и ло­жил­ся в ком­на­те. А чтобы про­длить удо­воль­ствие, по­ло­вин­ку остав­лял и пря­тал под ковер. А если слу­ча­лось, что без спро­су брал со стола ку­со­чек, то ухо­дил и ло­жил­ся за шка­фом. Сам себя на­ка­зы­вал… Когда же все нор­маль­но, ве­че­ром воз­вра­ща­ешь­ся с ра­бо­ты, а он бежит встре­чать - лапы на плечи и еще в лицо по­це­лу­ет…

Он у нас про­жил года че­ты­ре, и мы его очень по­лю­би­ли и хо­те­ли взять с собой в Союз. Куда толь­ко Алек­сей Ильич не об­ра­щал­ся, но ему везде ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зы­ва­ли. Мы долго ис­ка­ли, кому бы Раль­фа до­ве­рить, и ре­ши­ли оста­вить по­мощ­ни­ку Алеши. Но Ральф не хотел с ним идти, и Алек­сей Ильич про­во­жал их до са­мо­го дома. А Ральф как-​то вы­би­рал­ся, при­бе­гал к нам и сту­чал в окно лапой… Мы его за­пус­ка­ли, он лас­кал­ся, но потом Алеша опять его уво­дил, а я си­де­ла и пла­ка­ла… Очень, очень тя­же­ло с ним про­ща­лись…

А после этого мы про­жи­ли боль­ше де­ся­ти лет на За­пад­ной Укра­ине. С 1950-го по 1963 год. Там, между про­чим, я за­ра­бо­та­ла себе такой ав­то­ри­тет, что сло­ва­ми не пе­ре­дать. Мы вна­ча­ле недол­го по­жи­ли в Ка­лу­ше, а потом Алешу пе­ре­ве­ли в Ста­ни­слав. И когда меня там при­ни­ма­ли на ра­бо­ту, то ока­за­лось, что на весь боль­шой город всего чет­ве­ро вра­чей. Одна поль­ка, ев­рей­ка, муж­чи­на еврей и я. По­это­му мы при­ни­ма­ли со всеми бо­лез­ня­ми, и у всех была сплош­ная бе­гот­ня с утра до ночи. И на всю жизнь за­пом­ни­ла сво­е­го пер­во­го боль­но­го там.

За­хо­дит муж­чи­на: «Пани док­тор, у меня крыжи бо­лять!» Думаю, что еще за крыжи? А крыжа ока­за­лась по­яс­ни­ца… При­шлось учить язык, и я его непло­хо осво­и­ла. Еще они при­вык­ли, что за все надо пла­тить, по­это­му с пер­во­го дня стали при­хо­дить с пол­ны­ми кор­зи­на­ми. Там и ку­ри­ца могла си­деть, и мо­лоч­ные про­дук­ты и что угод­но: «Це вам!» Но я сест­ру пре­ду­пре­ди­ла: «Если хотят ко мне по­пасть, то без вся­ко­го! Я ни­че­го не беру!» И обо мне пошла слава: «Пани док­тор со­вит­ка ниц не бере, а ля­ку­ет як при­ват­но!» Но когда люди про это узна­ли, то ко мне народ прямо валом по­ва­лил.

Помню, при­шла одна гу­цул­ка, жа­лу­ет­ся, мол, каш­ля­ет, го­ло­ва болит. Я ее по­смот­ре­ла и вы­пи­са­ла ре­цепт: «Идите в ап­те­ку и бу­де­те это пить!» Через какое-​то время опять при­хо­дит, до­воль­ная: «Ой, таки лики до­брий! Так мне дюже до­по­мог­ло. Но я не знаю, что даль­ше ро­би­ты». И спра­ши­ва­ет: «А осталь­ное до­пить?», и до­ста­ет и по­ка­зы­ва­ет ку­со­чек от моего ре­цеп­та. Ока­зы­ва­ет­ся, она этот ре­цепт по ку­соч­кам за­пи­ва­ла водой… По­нят­но вам, какой был тем­ный народ?! И обо мне пошла такая слава, что я толь­ко до­тро­нусь, и людям уже легче. Когда шла по улице, все муж­чи­ны непре­мен­но сни­ма­ли шляпы. Если за­хо­ди­ла в ма­га­зин, меня про­си­ли прой­ти без оче­ре­ди.

 

А бан­де­ров­цы?

Я их не бо­я­лась, а вот за Алешу бук­валь­но тряс­лась. По­то­му что там был бан­дит на бан­ди­те, и слу­ча­лось, что наших сол­дат уби­ва­ли даже средь бела дня. Помню, мне в по­ли­кли­ни­ке ска­за­ли, что в парке на ла­воч­ке сидит уби­тый сол­дат… И как все­гда, никто ни­че­го не видел и не слы­шал…

Вско­ре после при­ез­да, сижу на при­е­ме, вдруг за­хо­дит адъ­ютант Алек­сея Ильи­ча: «По­едем­те со мной, там на вок­за­ле что-​то слу­чи­лось». Боже, мне сразу стало плохо… Ко­неч­но, я по­ду­ма­ла, что-​то с Але­шей слу­чи­лось, по­то­му что он по­ехал по­лу­чать наши вещи из Гер­ма­нии. А адъ­ютант, глав­ное, ни­че­го не объ­яс­ня­ет: «Я вам ни­че­го не скажу! Сами все уви­ди­те». Боже, я эту до­ро­гу до вок­за­ла ни­ко­гда не за­бу­ду... Подъ­ез­жа­ем, а на­встре­чу Алеша идет. Я к нему бро­си­лась: «Что слу­чи­лось?!» - «Ли­ду­ша, наши че­мо­да­ны раз­ре­за­ли, все укра­ли, и по­ло­жи­ли кам­ней!» - «Гос­по­ди, глав­ное ты жив и здо­ров!» Вот в такой об­ста­нов­ке мы жили...

А как Алеша пе­ре­жи­вал, когда меня ночью вы­зы­ва­ли к боль­но­му. Ни­ка­кой же ско­рой по­мо­щи еще не было, и од­но­го на­ше­го врача, рус­ско­го парня, убили прямо во время ноч­но­го де­жур­ства… И я ни­ко­гда не за­бу­ду такой слу­чай.

Около по­лу­но­чи вдруг при­хо­дит муж­чи­на: «Док­тор, пой­дем­те, у меня жена уми­ра­ет…» Алеша мне го­во­рит: «Не надо тебе сей­час идти! Утром пой­дешь!» - «Как это я не пойду?! Я же врач и не имею права от­ка­зать!» Быст­ро оде­лась, пошла с ним, что-​то сде­ла­ла ей, но когда вышла из дома, смот­рю, меня встре­ча­ет Алеша. – «Ты как здесь?!» - «Так я же за вами пошел…» А была еще ис­то­рия, ну прямо для кино.

Долж­ны были со­сто­ять­ся какие-​то вы­бо­ры, и всех во­ен­ных от­прав­ля­ли по рай­о­нам обес­пе­чи­вать их без­опас­ность. И я Алеше го­во­рю: «Я еду с тобой! Что хо­чешь, делай, еду с вами!», оде­лась, села к ним в ма­ши­ну.

При­е­ха­ли в какое-​то село, про­ве­ли вы­бо­ры, все нор­маль­но, и ве­че­ром уеха­ли. А когда Алек­сей Ильич в 1963 году ухо­дил в запас, мы ре­ши­ли уехать от­ту­да. Хотя нас бук­валь­но все уго­ва­ри­ва­ли: «Вас же так все ува­жа­ют, любят! Оста­вай­тесь!» И нам устро­и­ли про­щаль­ный ужин в ре­сто­ране. Со­бра­лось ко­ман­до­ва­ние, пар­тий­ный актив, а около меня почему-​то ока­зал­ся пред­се­да­тель од­но­го из кол­хо­зов. И когда под­вы­пи­ли, он мне вдруг го­во­рит: «А вы зна­е­те, что ваш муж остал­ся жив толь­ко бла­го­да­ря вам?» - «Что вы такое го­во­ри­те?» - «Так я вам рас­ска­жу... Вы помни­те, как вы вме­сте при­е­ха­ли на вы­бо­ры в такое-​то село?» - «Помню!» - «А я тогда там был ко­ман­ди­ром ячей­ки бан­де­ров­цев. У нас все было го­то­во, чтобы на­пасть, но когда в окош­ке уви­де­ли вас, а мы уже знали, что вы ува­жа­е­мый док­тор, ко­то­рый ни­че­го не берет, то я при­ка­зал – не смей­те стре­лять, а то она сразу уедет!» Я на него так по­смот­ре­ла… - «Да, да, я был бан­де­ро­вец, а сей­час, вот ви­ди­те, пред­се­да­тель пе­ре­до­во­го кол­хо­за…» И рас­ска­зал мне, что когда объ­яви­ли, что тот, кто сам вый­дет из леса, тому ам­ни­стия, то он сдал­ся. А потом его на­зна­чи­ли и пред­се­да­те­лем кол­хо­за. По­это­му когда мы уеха­ли от­ту­да, у меня слов­но ка­мень с души сва­лил­ся…

Мы с Але­шей ду­ма­ли пе­ре­ехать жить в Одес­су, где у нас было много дру­зей и зна­ко­мых, но еще за несколь­ко лет до этого ру­ко­вод­ство Мол­да­вии стало нас очень на­стой­чи­во при­гла­шать жить в Ки­ши­нев. А у нас о нем, чест­но го­во­ря, оста­лось не очень хо­ро­шее впе­чат­ле­ние.

По­то­му что еще в 1949 году Алек­сея Ильи­ча при­гла­си­ли на 5-​летие осво­бож­де­ния Мол­да­вии. При­ле­те­ли сюда на ма­лень­ком са­мо­ле­ти­ке. Но в Гер­ма­нии мы при­вык­ли к от­лич­ным ма­ши­нам, а тут нас встре­ча­ют на какой-​то до­по­топ­ной. По­се­ли­ли в го­сти­ни­це ЦК – ста­рый, двух­этаж­ный дом… Алеша по­участ­во­вал в раз­ных тор­же­ствен­ных ме­ро­при­я­ти­ях, а потом я по­про­си­ла по­ка­зать нам до­сто­при­ме­ча­тель­но­сти го­ро­да. Но ока­за­лось, что Ки­ши­нев был страш­ный, раз­би­тый, от­стро­и­ли его уже потом, и кроме цен­траль­но­го рынка по­ка­зы­вать тогда было про­сто нече­го. Ладно, пошли смот­реть рынок.

В ту пору он был об­не­сен плет­нем, а на нем раз­ве­ши­ва­ли ковры на про­да­жу. А вдоль за­бо­ра сто­я­ли бочки с вином и стру­ган­ные де­ре­вян­ные столы, на них неко­то­рые люди ели ар­бу­зы. И со­про­вож­да­ю­щий нам пред­ло­жил: «Да­вай­те ар­бу­зик съе­дим!» Едим и на­блю­даю. Один ходил от бочки к бочке, про­бо­вал везде, и пока про­шел ряд, его стало ка­чать. Ну, думаю, вы­со­кая куль­ту­ра… И все-​таки нас уго­во­ри­ли.

Мы при­е­ха­ли, по­лу­чи­ли квар­ти­ру в новом хо­ро­шем доме, в ко­то­ром целый подъ­езд вы­де­ли­ли ге­ро­ям и стар­шим офи­це­рам, и вско­ре Ки­ши­нев стал нам по-​настоящему род­ным. Сей­час для меня милее и род­нее го­ро­да про­сто нет. Ни Ле­нин­град, ни Москва, ни Париж не за­ме­нят мне на­ше­го Ки­ши­не­ва.

 

Вы бы­ва­ли в Па­ри­же?

Это была моя пер­вая по­езд­ка за гра­ни­цу, еще, когда Алеша был жив. Почему-​то Ге­ро­ев Со­вет­ско­го Союза в ту­ри­сти­че­ские по­езд­ки за гра­ни­цу не вы­пус­ка­ли, по­это­му я по­еха­ла одна. Вна­ча­ле по­бы­ли в Че­хо­сло­ва­кии, от­ту­да от­пра­ви­лись в Париж на несколь­ко дней и уже от­ту­да по­ле­те­ли на Кубу. Но в Па­ри­же мне по­ка­за­лось слиш­ком шумно, су­ет­но, к тому же я, как и все наши люди, ду­ма­ла, что па­ри­жан­ки это какие-​то осо­бен­ные жен­щи­ны, мод­ные, стиль­ные. А когда я уви­де­ла, как они утром вы­бе­га­ют оде­тые кое-​как, в би­гу­ди… И лишь ве­че­ром, когда со­бе­рут­ся куда-​нибудь пойти, толь­ко тогда они оде­ва­ют­ся на вы­со­ком уровне. Меня наши жен­щи­ны потом рас­спра­ши­ва­ли, как там оде­ва­ют­ся, а я го­во­рю: «Ми­лень­кие, они с утра про­стень­ко оде­ва­ют­ся. А ве­че­ром оде­ва­ют­ся так, как вы идете утром на ра­бо­ту». Так что от Па­ри­жа у меня оста­лось неко­то­рое разо­ча­ро­ва­ние.

Но и с Але­шей мы много по­ез­ди­ли. В 1957 году в Москве слу­чил­ся за­бав­ный эпи­зод. Как раз шел меж­ду­на­род­ный фе­сти­валь мо­ло­де­жи и сту­ден­тов, и мы сто­я­ли на тро­туа­ре, смот­ре­ли на кра­соч­ную ко­лон­ну, как вдруг одна из машин оста­нав­ли­ва­ет­ся, вы­ска­ки­ва­ют парни, Алек­сея Ильи­ча под­хва­ты­ва­ют на руки, са­жа­ют в ма­ши­ну и уво­зят. А мы с сыном оста­лись… И толь­ко ве­че­ром Алешу при­вез­ли об­рат­но. Ока­зы­ва­ет­ся, он вы­сту­пал перед ними. По­сме­я­лись…

И несколь­ко раз мы были с ним на при­е­мах в Крем­ле. Во­об­ще, на такие ме­ро­при­я­тия при­гла­ша­ли без жен, но Алек­сей Ильич на­сто­ял: «Мы с ней вме­сте войну про­шли!» Осо­бен­но за­пом­ни­лась одна по­езд­ка.

Тогда уже хо­ди­ли слухи, что Хру­щев плохо на­стро­ен в от­но­ше­нии Жу­ко­ва. И когда на тор­же­ствен­ном со­бра­нии Хру­щев в своем до­кла­де толь­ко упо­мя­нул фа­ми­лию Жу­ко­ва, то пер­вые два ряда, а там си­де­ли одни Герои Со­вет­ско­го Союза, как по ко­ман­де, под­ня­лись и стали ап­ло­ди­ро­вать. Зал под­хва­тил, такие ова­ции на­ча­лись… И Жуков, ко­то­рый до этого сидел в пре­зи­ди­у­ме по­ну­рив­шись, тут под­нял го­ло­ву, и у него уже по­яви­лось со­всем дру­гое вы­ра­же­ние лица…

А как-​то нас при­гла­си­ли на прием в Кремль. Там уже не толь­ко ве­те­ра­ны были, но и ино­стран­ные де­ле­га­ции, и стол с семью кос­мо­нав­та­ми, но Га­га­рин тогда уже погиб. За нашим сто­лом че­ло­век пят­на­дцать ге­ро­ев, и вдруг к нам под­хо­дит один из кос­мо­нав­тов: «До­ро­гие Герои, раз­ре­ши­те под­нять тост за вас!» А я не удер­жа­лась и го­во­рю: «По­че­му же толь­ко за нас? И за вас тоже!» Он го­во­рит: «Нет! По­то­му что вы - самые что ни на есть на­сто­я­щие герои, ко­то­рые шли в бой и не знали, оста­не­тесь ли жи­вы­ми. А мы, что? Нас под­го­то­ви­ли, по­са­ди­ли и от­пра­ви­ли. И если не до­пу­сти­ли оши­бок – вер­ну­лись жи­вы­ми!»

А потом Алеша тя­же­ло за­бо­лел, спа­сти его было нель­зя, и в фев­ра­ле 1970 года он умер… Сын как раз слу­жил, и ему дали неде­лю от­пус­ка, по­то­му что я была в со­вер­шен­но жут­ком со­сто­я­нии. Все время ре­ве­ла, даже есть не могла. Я ду­ма­ла, моя жизнь кон­чи­лась… Как я буду одна, без моего лю­би­мо­го Алеши… Но ра­бо­та и по­езд­ки по­мог­ли мне пре­одо­леть это горе. А как по­лу­чи­лось?

Когда мы при­е­ха­ли в Ки­ши­нев, я, ко­неч­но, со­вер­шен­но ни­ко­го не знала, и по по­во­ду ра­бо­ты ре­ши­ла об­ра­тить­ся в гор­ис­пол­ком. Там по­смот­ре­ли мои до­ку­мен­ты и по­обе­ща­ли за неде­лю что-​то подыс­кать. Вы­хо­жу из ка­би­не­та, и тут меня до­го­ня­ет какой-​то че­ло­век: «Из­ви­ни­те, я слы­шал ваш раз­го­вор. А зачем вам неде­лю ждать? Тут в одном квар­та­ле по­ли­кли­ни­ка «Леч­са­ну­п­ра». Зай­ди­те к глав­вра­чу и по­го­во­ри­те». Зашла, пред­ста­ви­лась, по­го­во­ри­ла, и меня при­ня­ли кар­дио­рев­ма­то­ло­гом: «Зав­тра вы­хо­ди­те на ра­бо­ту!» Стала ра­бо­тать, хотя пер­вое время даже не знала, что такое «Леч­са­нупр». Ра­бо­та­ла хо­ро­шо, с пол­ной от­да­чей, по­это­му все­гда была на от­лич­ном счету. И вот как-​то из Моск­вы по­зво­ни­ли на­чаль­ни­ку нашей по­ли­кли­ни­ки. Ока­зы­ва­ет­ся, они там у себя в «крем­лев­ке» не могли по­до­брать врача для де­ле­га­ции, ко­то­рая долж­на была ехать за гра­ни­цу. Одни не под­хо­ди­ли по одним при­чи­нам, дру­гие по дру­гим, а на­счет кого-​то даже опа­са­лись, что люди могут там остать­ся. И ока­за­лось, что моя кан­ди­да­ту­ра под­хо­дит по всем ста­тьям. Врач ши­ро­ко­го про­фи­ля с боль­шим опы­том ра­бо­ты, без­упреч­ная ре­пу­та­ция да еще фрон­то­вич­ка. Вот так меня взяли со­про­вож­да­ю­щим вра­чом сна­ча­ла в одну по­езд­ку, потом в дру­гую, и мне по­вез­ло объ­ез­дить пол­ми­ра. Была и в Индии, и во Вьет­на­ме, и в Китае, и в Япо­нии, на Шри-​Ланке, во мно­гих стра­нах Ев­ро­пы, всех и не вспом­ню. Даже в США была, но мне там со­всем не по­нра­ви­лось.

 

По­че­му?

Еще с войны я по­ня­ла, что аме­ри­кан­цы - это хо­лод­ные люди и спе­ку­лян­ты. Сколь­ко их в Бер­лине не ви­де­ла, они все­гда пред­ла­га­ли что-​то у них ку­пить. До сих пор перед гла­за­ми кар­ти­на стоит - аме­ри­кан­цы едут на ма­лень­кой ма­шин­ке и по­ка­зы­ва­ют нам свои руки, а у них там кру­гом часы. Мол, по­ку­пай! Они уже тогда на­жи­ва­лись… И видно, что при­вык­ли ду­мать толь­ко о себе. Помню, как-​то ез­ди­ла в Моск­ву на ме­ро­при­я­тия по слу­чаю дня По­бе­ды и нас от­ту­да по­вез­ли в Ле­нин­град. Устро­и­ли пре­крас­ную экс­кур­сию, а потом по­вез­ли в при­го­род­ный ре­сто­ран, где был на­крыт ши­кар­ный стол. А рядом с нами по­са­ди­ли какую-​то аме­ри­кан­ку, а на­про­тив ан­гли­чан. Так пред­ставь­те, эта аме­ри­кан­ка под­тя­ну­ла к себе ва­зоч­ку с чер­ной икрой и лож­кой ела прямо из нее. Ко мне даже офи­ци­ант­ка об­ра­ти­лась: «Вы бы не могли ото­дви­нуть от нее икру?» Так что для себя я сде­ла­ла такой вывод - на дру­гих людей им на­пле­вать. Но может, по­то­му они и такие бо­га­тые?

И в Аме­ри­ке мне со­всем не по­нра­ви­лось, хотя я неде­лю про­жи­ла в доме у бо­га­то­го врача, а неде­лю у мил­ли­о­не­ра. Во-​первых, я себя без ра­бо­ты не мыс­ли­ла, а аме­ри­кан­ки мало кто ра­бо­та­ет, так еще и дома почти ни­че­го не го­то­вят. Утром какие-​то крош­ки за­ли­ва­ют мо­ло­ком, и это у них весь зав­трак. Этот врач ве­че­ром при­е­дет, жена ему при­го­то­вит боль­шую ку­ку­ру­зу, мор­ков­ку. И каж­дый день одно и то же. А обе­да­ют где-​то в кафе. Та­рел­ки, все бу­маж­ное, потом как поели, все это со­бра­ли и в бак. Так что мне со­всем не по­нра­ви­лось, я бы там не жила. Зачем, если я сама на­кры­ва­ла столы для го­стей в де­сять раз лучше, чем эта мил­ли­о­нер­ша? У нее там какой-​то са­ла­тик, ку­ри­ные ножки и по ма­лень­кой рю­моч­ке вина – все, вот это счи­та­ет­ся, что она на­кры­ла стол. Она про­сто не ви­де­ла, как у нас столы на­кры­ва­ют…

И что мне со­всем уж не по­нра­ви­лось, что аме­ри­кан­ки аб­со­лют­но без­раз­лич­ны к одеж­де. С утра на­де­ва­ют шорты до колен, майку и так весь день. И при этом ни­че­го дома не де­ла­ют. Когда у врача жила, его жене нужно было цве­ток из горш­ка пе­ре­са­дить на улицу. Там ра­бо­ты на пять минут, а она вы­зва­ла спе­ци­а­ли­ста. Даже чтобы про­пы­ле­со­сить пол, вы­зы­ва­ют ма­сте­ра, ну спра­ши­ва­ет­ся, что это такое? Я всю жизнь много ра­бо­та­ла, но чтобы мне кто-​то по­мо­гал по хо­зяй­ству, это из­ви­ни­те…

Хоть где-​то в этих по­езд­ках воз­ни­ка­ла тема войны? В Ав­стра­лии был такой эпи­зод. Ин­те­рес­ный, кста­ти, слу­чай. Я тогда по­па­ла в груп­пу из шести че­ло­век. Был рек­тор меж­ду­на­род­но­го уни­вер­си­те­та из Моск­вы, какая-​то очень вы­со­кая шишка из це­ков­ских, один из Лат­вии или Литвы, кто-​то из Бе­ло­рус­сии, ба­тюш­ка из Киево-​Печерской лавры, мо­ло­дой, энер­гич­ный, и я в ка­че­стве врача.

При­ле­те­ли в Ав­стра­лию, и ока­за­лось, что ав­стра­лий­цы из-за Аф­га­ни­ста­на такой зуб на Со­вет­ский Союз дер­жат… Такую про­вер­ку нам в аэро­пор­ту устро­и­ли, я та­ко­го без­об­ра­зия боль­ше нигде не встре­ча­ла. Чуть не до­го­ла раз­де­ва­ли, все вещи пе­ре­тряс­ли. За­бра­ли у нас все, что ка­са­ет­ся пи­та­ния. Вино, кон­фе­ты, ко­то­рые мы везли в по­да­рок. Я при­вык­ла к од­но­му сорту кофе и везла с собой ба­ноч­ку, так ее вскры­ли и как стали в ней шу­ро­вать… Везла с собой боль­шую книгу о Мол­да­вии, так ее этим кофе за­сы­па­ли… В общем, ужас, что нам устро­и­ли.

И по­ми­мо всего осталь­но­го, нам по про­грам­ме ви­зи­та ор­га­ни­зо­ва­ли в каком-​то ре­сто­ране встре­чу с рус­ски­ми эми­гран­та­ми. Вна­ча­ле, как и по­ла­га­ет­ся, нас стали пред­став­лять, тот от­ту­да, этот от­ту­да. И что вы ду­ма­е­те? К на­ше­му столу под­хо­дят два че­ло­ве­ка и го­во­рят: «За нашим сто­ли­ком есть люди из Мол­да­вии, по­это­му мы очень про­сим, чтобы ваш док­тор села к нам!» Мы пе­ре­гля­ну­лись, и ру­ко­во­ди­тель груп­пы раз­ре­шил пе­рей­ти к ним.

При­се­ла к ним, а там, ока­зы­ва­ет­ся, среди шести эми­гран­тов - се­мей­ная пара из Мол­да­вии. Спра­ши­ва­ют: «Вы какой док­тор?» и тут же бук­валь­но за­сы­па­ли меня ме­ди­цин­ски­ми во­про­са­ми. Я от­ве­ча­ла. В конце встре­чи они опять по­до­шли к на­ше­му столу: «Мы очень про­сим, чтобы док­тор по­еха­ла с нами! Для нас это очень важно!»

Тут наши креп­ко за­ду­ма­лись, но все-​таки раз­ре­ши­ли. При­вез­ли меня на окра­и­ну го­ро­да, а там стоят ма­лень­кие, почти ку­коль­ные до­ми­ки. За огра­дой со­всем про­стень­кая ма­шин­ка. Ма­лень­кая ку­хонь­ка и ма­лень­кая спаль­ня. Сели, и что вы ду­ма­е­те? Опять на­ча­лись во­про­сы по ме­ди­цине. У од­но­го то, у вто­ро­го это, у тре­тье­го еще что-​то. В общем, часа три я им от­ве­ча­ла на во­про­сы. Потом по­ин­те­ре­со­ва­лась: «По­че­му вы это все у меня спра­ши­ва­е­те?» А они от­ве­ча­ют: «Док­тор, если бы вы толь­ко знали, сколь­ко стоит кон­суль­та­ция врача. А без денег здесь никто и слова не ска­жет. А мы же все-​таки уже по­жи­лые и боль­ные…» Спра­ши­ваю: «Ну и как вы жи­ве­те?» - «Ну как, сами ви­ди­те…», и рас­ска­за­ли мне свою ис­то­рию.

Ока­зы­ва­ет­ся, в войну немцы их угна­ли в Гер­ма­нию. Она ра­бо­та­ла на какой-​то фаб­ри­ке, он на шахте, но когда аме­ри­кан­цы их осво­бо­ди­ли, то на­ча­ли стра­щать: «Вас в Рос­сии или рас­стре­ля­ют, или аре­сту­ют и от­пра­вят в Си­бирь!» И они по­ве­ри­ли этой про­па­ган­де и ре­ши­ли уехать в Ав­стра­лию. При­е­ха­ли туда, а там всем вы­да­ли по участ­ку земли: «Строй­те себе дома, раз­во­ди­те хо­зяй­ство, и толь­ко через че­ты­ре года смо­же­те пе­ре­се­лить­ся в город!» По­нят­но вам?

Да, а мне на та­можне все-​таки оста­ви­ли одну бу­тыл­ку вина, и я ее ре­ши­ла им пре­под­не­сти. Думаю, в самый раз будет: «Вот вам мой по­да­рок!» Боже мой, как они об­ра­до­ва­лись, когда уви­де­ли нашу мол­дав­скую бу­тыл­ку… По­ста­ви­ли ее на шкаф: «Мы ее пить не будем! Будем лю­бо­вать­ся!» И когда со­всем уже раз­го­во­ри­лись, эта жен­щи­на вдруг за­яв­ля­ет: «А ведь моя сест­ра живет в Ки­ши­не­ве. Но сколь­ко мы ей ни пишем, она не от­ве­ча­ет. Мы даже не знаем, жива ли она. Мы вас очень про­сим, пе­ре­дай­те ей пись­ме­цо!» А до по­езд­ки нас ка­те­го­ри­че­ски пре­ду­пре­ди­ли - ни­ка­ких писем, ни­че­го! Но они так про­си­ли, чуть не пла­ка­ли, что я ре­ши­лась. Тем более там ни­че­го та­ко­го, про­сто ве­сточ­ка, что живы, здо­ро­вы, по­че­му не от­ве­ча­е­те?

И когда мы вер­ну­лись, я пошла по этому ад­ре­су. За­хо­жу, боже мой, а они живут ши­кар­но. Как раз пасха была, и они и ку­ли­чи на­пек­ли, пи­ро­ги раз­ные. Пре­крас­ная об­ста­нов­ка. Го­во­рю: «Я при­вез­ла вам ве­сточ­ку из Ав­стра­лии!» Слу­шай­те, как они все ис­пу­га­лись: «Мы вас умо­ля­ем, толь­ко ни­ко­му не го­во­ри­те!» Я уди­ви­лась: «По­че­му?» - «У нас сын моряк, ходит на ко­раб­ле в за­гран­рей­сы, и если узна­ют, что у него есть род­ные за гра­ни­цей, то его сразу вы­го­нят!» Я по­обе­ща­ла. Пе­ре­да­ла им пись­ме­цо, фо­то­гра­фию, и рас­ска­за­ла, о том, что уви­де­ла: «Они живут в де­сять раз хуже, чем вы!»

На­сколь­ко я по­ня­ла, вся эта груп­па, с ко­то­рой мы встре­ча­лись, пе­ре­еха­ла в Ав­стра­лию из Гер­ма­нии. И толь­ко одна жен­щи­на уеха­ла уже после войны, когда ев­ре­ям раз­ре­ши­ли выезд. Но она и жила очень бедно, и в лич­ной жизни была несчаст­ная…

 

А у вас боль­шая семья?

Как я и меч­та­ла, у нас с Але­шей ро­дил­ся сын. Кста­ти, ис­то­рия тоже свя­за­на с вой­ной. Когда на­ча­лось боль­шое на­ступ­ле­ние, и мы пошли впе­ред, то у нас на пути ока­за­лась раз­ру­шен­ная де­рев­ня. Ни од­но­го це­ло­го дома, одни раз­ва­ли­ны… И вдруг на одной уце­лев­шей печке я уви­де­ла маль­чи­ка лет трех. Он стоял на ней в ко­рот­кой ру­ба­шон­ке и смот­рел на про­хо­див­ших сол­дат. Я ки­ну­лась к нему, схва­ти­ла, об­ня­ла и по­про­си­ла сол­дат по­ис­кать людей. Они стали кри­чать, хо­ди­ли, ис­ка­ли среди этих раз­ва­лин, но никто не ото­звал­ся. Ни еди­ной души… Что де­лать? А я как об­ня­ла его, во мне сразу слов­но просну­лось ма­те­рин­ское чув­ство, и ре­ши­ла – возь­му его с собой! От­мы­ли его, на­кор­ми­ли, и все сол­да­ты хо­те­ли его об­нять, по­тис­кать, а он все тя­нул­ся и тя­нул­ся ко мне. Смот­рел, как на свою маму…

Когда утром я уви­де­ла ко­ман­ди­ра полка, по­про­си­ла его: «Хочу его усы­но­вить! У него же ни­ко­го нет». А он от­ве­ча­ет: «Док­тор, ну что ты такое при­ду­ма­ла?! Ты ведь день и ночь за­ня­та, часто под огнем, куда ты его возь­мешь?! Лучше мы его от­пра­вим в гос­пи­таль, а от­ту­да его пе­ре­пра­вят в дет­ский дом. А ты не плачь, у тебя еще будут свои дети…» Так и увез­ли маль­чи­шеч­ку, но его го­лу­бые гла­зен­ки я и сей­час хо­ро­шо помню… И с тех самых пор я меч­та­ла непре­мен­но о сыне.

 

 

Сын похож на отца?

Сами по­су­ди­те. После армии Алеша окон­чил по­ли­тех­ни­че­ский ин­сти­тут и стал ра­бо­тать инженером-​энергетиком. Но в 1980 году с ним слу­чил­ся жут­кий слу­чай. Их бри­га­ду от­пра­ви­ли ре­мон­ти­ро­вать какой-​то уча­сток. Стали ко­пать тран­шею, но в одном месте росло де­ре­во, и до­брать­ся до ка­бе­ля ме­ша­ли его корни. Один па­рень полез их ру­бить, но попал прямо по ка­бе­лю, и воз­ник­ла воль­то­ва дуга. И вот пред­ставь­те, во­семь че­ло­век из его бри­га­ды смот­ре­ли на это, и толь­ко мой сын бро­сил­ся по­мочь. Но и его так уда­ри­ло, что он лишь каким-​то чудом не погиб…

У его по­сте­ли в мос­ков­ском ожо­го­вом цен­тре я про­ве­ла че­ты­ре ме­ся­ца. Не от­хо­ди­ла бук­валь­но ни на шаг, день и ночь уха­жи­ва­ла за ним как про­стая са­ни­тар­ка. И когда, на­ко­нец, мой Алеш­ка пошел на по­прав­ку, встал на ноги, а с лица сошла чер­но­та, и мы со­бра­лись уез­жать, то про­во­жать нас вышел чуть ли не весь мед­пер­со­нал. А глав­врач мне так ска­зал: «Какая же ты мо­ло­дец! Как ты бо­ро­лась за сына! По­верь мне, с та­ки­ми ожо­га­ми у нас еще никто не вы­жи­вал…»

А ведь Алеш­ка долго лежал без со­зна­ния, про­шел что на­зы­ва­ет­ся, по самой грани… Но когда впер­вые оч­нул­ся, то пер­вое что спро­сил: «Мама, а как тот па­рень?» Вна­ча­ле сын по­лу­чил 1-й груп­пу ин­ва­лид­но­сти, потом пе­ре­шел на 2-ю, а затем он меня по­про­сил: «Мама сде­лай мне 3-ю груп­пу, я хочу ра­бо­тать». И вот уже боль­ше трид­ца­ти лет он тру­дит­ся по спе­ци­аль­но­сти, и на­хо­дит­ся на очень хо­ро­шем счету. Я гор­жусь им, и уве­ре­на, что и отец бы тоже им гор­дил­ся!

 

При слове «война» о чем, преж­де всего, ду­ма­е­те?

Я ста­ра­юсь не вспо­ми­нать пло­хое. А вспо­ми­наю наших ге­ро­и­че­ских ребят, ко­то­рые под страш­ным огнем шли впе­ред. Думаю о том, что война стала для меня огром­ной шко­лой и гор­жусь тем, что по­мог­ла ты­ся­чам людей. И думаю о том, что бла­го­да­ря войне я встре­ти­ла свою судь­бу. Очень мно­гие жен­щи­ны так и не узна­ли, что такое лю­бовь. А вот мне Бог дал та­ко­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый меня очень любил. Это боль­шое сча­стье! По­верь­те, для жен­щи­ны самое глав­ное - лю­бовь и семья...

Так что я спо­кой­на – жизнь про­жи­та ин­те­рес­но и не зря. Чест­но во­е­ва­ла, чест­но ра­бо­та­ла, по­мог­ла мно­гим людям и ни с кого даже ко­пей­ки не взяла. Лишь одна мысль не дает мне покоя… Никак не могу сми­рить­ся с тем, что новые вла­сти на­ме­рен­но хотят сте­реть из па­мя­ти ки­ши­нев­цев имя Бель­ско­го. Была улица его имени – пе­ре­име­но­ва­ли. Школу тоже. Но разве Алек­сей Ильич сде­лал хоть что-​то пло­хое на­ше­му го­ро­ду?! Ладно, я бы по­ня­ла, если бы его име­нем на­зва­ли уже су­ще­ство­вав­шую улицу. Так нет же, и улица и школа были со­вер­шен­но но­вы­ми. Я не по­ни­маю и не хочу по­ни­мать та­ко­го от­но­ше­ния, и лишь на­де­юсь, что в этом плане все-​таки что-​то из­ме­нит­ся…

 

Ин­тер­вью и лит.об­ра­бот­ка: Н. Чо­ба­ну

За по­мощь в ра­бо­те над ин­тер­вью автор вы­ра­жа­ет боль­шую при­зна­тель­ность Игорю Ту­лян­це­ву, Та­тьяне Куз­не­цо­вой и На­та­лье Алек­сан­дровне Ро­за­ми­ри­ной.