Дополнение к учению об общественных формациях

Диалектика, доведённая до ума Марксом, дала удивительные результаты в применении её в исследованиях общества и его истории, в частности. Выделение движущих сил, механизмов их взаимодействия превратило историю из сборника басен в закономерно развивающуюся систему. Теория общественных формаций сумела распутать множество противоречий, выявить механизмы общественного развития, увела историю из плоскости романистики, в плотную приблизив её к точным наукам.

Тем не менее, количественное описание исторических процессов основоположниками приведено не было в силу очевидных причин. Аппарат для исследования нелинейных систем такой сложности начал разрабатываться лишь с середины ХХ века. И до сих пор отсутствуют сколь бы то ни было успешные попытки (по крайней мере, в открытом доступе) отразить социальную динамику на исторических промежутках времени математическими методами, несмотря на огромный прогресс в области развития численных методов исследования моделей.

Отсутствие строгого математического изложения привело к ряду нестыковок и противоречий в учении, на основании которых некоторые «исследователи» делают далеко идущие выводы, что ни теория не годна, а метод исследования не адекватен.

Одной из таких проблем является переход от рабовладельческого строя к феодализму, или полное отсутствие такого в ранней истории Северной Европы, например. Авторам не удалось представить убедительных доказательств своей позиции, что влекло массу дискуссий. Почему исчезло рабство в одних странах, но продолжало существовать в других аж до середины XIX века? Почему понадобилось несколько тысячелетий для перехода к новому прогрессивному по сравнению с рабовладельческим строем укладу? Удовлетворительные ответы на эти вопросы так и не были даны.

Попытки же применить математические методы исследования к общественным процессам предпринимались почти одновременно с созданием теории Мальтусом. Применить их результаты к своему исследованию Марксу и Энгельсу помешали, по видимому, идеологические разногласия. Несмотря, однако, на явный политический окрас толкования результатов работ британского священника (а чего, собственно, от него ожидать) ценность их вполне очевидна.

С математической точки зрения результаты Мальтуса не бесспорны. Полагать, что население растёт экспоненциально возможно лишь в предположении, что человеческие особи способны размножаться почкованием (скорость роста пропорциональна численности популяции). В человеческом же сообществе более общепринято половое размножение, при котором скорость роста пропорциональна количеству образуемых пар, которое, в свою очередь, пропорционально таки квадрату численности. Очевидно, сам священнослужитель об этом догадывался, однако математик в нём победил здравые рассуждения, а потому и предпочёл экспоненту гиперболе с целью избежать сингулярности (в конечное время – в час Х – гипербола уходит в бесконечность), ибо для математика это катастрофа. Впрочем, для нашего рассмотрения этот факт не имеет особого значения: система исчерпывает предоставленные ей ресурсы за долго до часа Х, а отличить экспоненту от гиперболы на таких промежутках едва возможно практически.

В данной статье приведена попытка, которую должны бы были предпринять ещё отцы-основатели теории, приметить метод идеологически чуждого элемента к вопросу о зарождении общественных формаций.

Модель. В качестве упрощённого объекта для исследования примем модель Мальтуса. По соображениям высказанным выше, её неточность не изменить качественно динамики сообществ. Ключевым параметром модели является коэффициент воспроизводства – величина, определяющая в данной модели время удвоения населения. Физически он характеризует продуктивность общества. В некотором смысле это EROI общества, показывающий сколько соплеменников может прокормить труд одного индивида. Важно отметить, что практически весь общественный продукт на ранних стадиях развития конвертировался в численность населения, ибо человек был единственным и основным «капиталом» эпохи. Данное предположение адекватно не только для доисторического времени: страны Африки и Южной Азии проживают, руководствуясь этим соображением, до сих пор. Пирамиды и прочие капитальные сооружения, как направление для конвертации общественного продукта возникают много позже. А вот мегалитические сооружения Северной Европы скорее свидетельствуют о зачатках раннекласовых образований в период климатического оптимума, с прохождением которого они благополучно рассосались по причинам, изложенным ниже.

Как принято в математике, проанализируем крайние случаи устойчивости стола с бесконечным числом ножек и числом таковых, стремящихся к единице справа. В нашем случае – крайними значениями коэффициента воспроизводства.

Случай низкого коэффициента воспроизводства. Каждый кормит себя практически сам. Воспитание нового поколения представляет серьёзную нагрузку на сообщество. Отсутствуют предпосылки для специализации деятельности - тут каждый и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Вследствие этого, коэффициент воспроизводства всецело определяется объёмом ресурсов, предоставляемых средой, климатическими факторами и т.д. Численность же если и растёт, то крайне медленно, и является функцией внешних условий.

Такая ситуация, очевидно, может длиться чрезвычайно долго, что неоднократно подтверждено исследованиями изолированных племён. У них отсутствуют ресурсы для самостоятельного совершения технологического рывка (увеличения темпа воспроизводства), единственный способ для выхода на новую траекторию – заимствование технологий у богатых соседей.

Небольшое увеличение коэффициента воспроизводства вследствие диффузии технологий приводит к взрывообразному росту численности популяции. По достижению некоторого порогового значения коэффициента у сообщества появляется возможность содержать некоторое количество членов, (относительно) не занятых в производстве. Создаются предпосылки для разделения труда, социальных ролей, возникает прообраз государственного управления. Для таких сообществ ценность каждого члена чрезвычайно высока в силу трудности воспроизводства. Что касается «незанятых» людей, то они являются не только исполнителями общественных функций, но и носителями социальных знаний, технологий, воплощением всего сообщества, они оказываются особенно важны. Так происходит формирование знати, княжения и прочих атрибутов раннефеодального общества.

В силу ограниченности ресурсов знать объединяет в себе и военную, и административную, и духовную роль в обществе. Её возникновение мгновенно приводит к перераспределению ресурсов в сообществе: изначально дань князю приносится в добровольном порядке в силу социальной необходимости. По князю судили о сообществе в целом, от того каждый его член заинтересован, чтобы тот выглядел соответственно (сравните с криминальными сообществами 90-х, авторитету отдать не в падлу). Кроме того, князь был ещё и родственником каждого, так что изначально в применении силы для перераспределения продукта не было нужды.

 Однако, такое движение ресурсов, вынутое из воспроизводства, консервирует сообщество. Рост численности населения замедляется. Коэффициент воспроизводства корректируется. Податные члены сообщества деградируют и в экономическом и в физическом плане. С течением времени процесс становится необратимым, ибо при всём желании остановить переток благ они уже не могут.

Вполне вероятно, что некоторые племена проходили такой путь неоднократно: возникшая элита забирала весь избыток общественного продукта, не сумев конвертировать его в необходимую инфраструктуру. В связи с чем исчезла и сама с исторической сцены. Этим могут быть обусловлены исторические басни о призвании князей славянами, например. Как бы там ни было, никакая государственная структура не возникает без определённого хозяйственного уклада, позволяющего удерживать уровень воспроизводства, достаточный для содержания элиты. Вопрос же её происхождения сугубо вторичен.

Таким образом, численность населения слабо возрастает: прирост продуктивности частично или полностью поглощается издержками на содержание инфраструктуры. Степень специализации в производстве крайне низка. Натуральное хозяйство является единственно возможным вариантом. Низкая плотность населения препятствует обмену продуктами труда и дальнейшему углублению специализации.

А как же рабство? Отсутствует. Рабов просто нечем кормить, одевать и т.д. Раб в таких условиях – обуза. Несвободные категории населения, безусловно, имеются, но они так или иначе вовлечены в общую для всех хозяйственную деятельность и едва отличимы от полноценных членов общины в экономическом плане.

Динамика численности населения в описанном выше случае никак не зависит от вида хозяйствования и одинаково применима как к оседлым, так и кочевым народам.

Случай высокого коэффициента воспроизводства. Природа высоких темпов воспроизводства очевидна: обработка илистых грунтов в долинах крупных рек плодородного полумесяца не требует применения сложных орудий и технологий, а климат и гидрологический режим позволяют собирать несколько урожаев в год. Земледелие как основной вид производства и возможным оказался лишь в таких условиях. Очевидно, что применение даже самых примитивных технологий обработки земли привело к взрывообразному росту численности населения.

Немедленно возникла возможность для специализации в производстве, для разделения общественных ролей. Наличие существенного количества людей, не занятых в основном производстве делает общественную систему нестабильной. Появляется возможность и необходимость для насильственного перераспределения продукта внутри общества. Оно распадается на два класса – производителей и «паразитов». Термин «паразит» условен, ибо данная прослойка тоже исполняет некоторые социальные функции. Однако перераспределение ресурсов не влияет на темпы прироста численности населения, и оно быстро достигает пределов ёмкости ниши. Единственный способ стабилизировать численность и структуру общества – насильно ограничить прирост производителей путём отчуждения у них максимально возможного количества продукта, то есть низведение их до состояния рабов.

Лёгкость воспроизводства населения определяет и ценность членов сообщества. Раба не просто можно, но и нужно заездить до смерти, дабы ограничить их воспроизводство. Издержки на их содержание, очевидно, с лихвой окупаются даже не самой добросовестной хозяйственной деятельностью.

Проблемы роста населения стоят настолько остро, что, по-видимому, приходится искусственно изымать людские массы из процесса производства пищи, направляя их, например, на строительство с первого взгляда никому не нужных сооружений. В конце концов, это не худший способ решить вопрос перераспределения ресурсов и снятия социального напряжения.

Как видно, усиленный рост численности населения даёт отличную возможность для осуществления разнообразных социальных практик: окультуривание, одомашнивание, техника работы с камнем и металлами… Всё это и развитая инфраструктура увеличивают коэффициент воспроизводства ещё больше. Общество сильнейшим образом специализировано. Есть возможность содержать кого-угодно, вплоть до вечернего открывальщика правой двери во второй этаж.

Разрастание населения приводит к периодическим бунтам, что проявляется в смене правящих династий и бесконечным войнам между городами в Междуречье.

Перемены климата так же способствуют нестабильности образований. Ухудшение приводит к слому существовавших механизмов перераспределения продукта, улучшение – к попыткам восполнить численность захватом рабов на соседних территориях, расширить собственный ареал.

Побочный продукт развития таких систем – диффузия технологий в прилегающие области и далее. Например, распространение окультуренной пшеницы и технологий её возделывания на тяжёлых грунтах существенно поднимает коэффициент воспроизводства соседей. Именно окультуренные зерновые и одомашненные там лошади много позже сделали возможным развитие государств в лесостепной зоне.

Возможность рабства. В современном мире существует устойчивое мнение о неэффективности рабства. Как и всякое утверждение, лишённое конкретики, это даже не приближается к истине. Важно учитывать, что использование рабов сопровождалось их обесчеловечиванием. «Цивилизованные» жители Эллады не воспринимали рабов как людей, и берегли чуть менее чем инвентарь. Порой это имело объективные предпосылки: представьте «маугли», извлечённого из своей среды и помещённого в полис. Человек, оправляющий все свои естественные потребности по ходу возникновения, найдёт взаимопонимание разве что среди самых отмороженных гуманистов, да и то они скорее предпочтут не проживать с ним совместно в ограниченном пространстве. Собственно, ксенофобия и явилась как следствие отсутствия возможности распространить понятие «человек» на весь биологический вид. Как ни странно, но на это ушло добрых несколько тысячелетий.

Из этого следует, что рабов использовали заведомо как расходный материал. Поэтому несли минимальные издержки на их поддержание. В обществе низкой продуктивности и минимальные слишком велики, потому раба хоть и не освобождали полностью, но таки озадачивали самостоятельным трудом.

Тут стоит разделить рабовладельческие системы на две части: воспроизводящие рабов, и присваивающие уже готовых. Первыми могут быть только общества с очень высоким коэффициентом воспроизводства. Для вторых это вовсе не обязательно, достаточно и того, чтобы результатов труда раба окупало его временное содержание – он одноразовый. Но для поддержания их численности необходимо постоянно захватывать новых рабов, ибо старые быстро кончаются. История Греции и Рима – подтверждение тому. Редкий год без войн и набегов. Свежие примеры вполне эффективного рабства – Южные Штаты или ГУЛАГ. Минимальные издержки на содержание и легкодоступный источник пополнения делали использование подневольных негров и врагов народа вполне даже продуктивными для выполнения своеобразных задач. А вот попытки воспроизводить рабов самостоятельно в виду исчерпания их доступных залежей приводило к медленной деградации экономики общества и его глубокому перерождению. При скудности содержания раба/рабыни они едва ли могли воспроизвести достойную замену себе, а вот ресурсы потреблять продолжали. Что, естественно, являлось совершенно лишним отягощением. Ну а очеловечивание рабов, попытки дать им выходные и больничные, окончательно подрывали экономическую состоятельность системы применения рабского труда.

Вывод. Из приведённого следует, что массовое использование рабов возможно лишь в случае достаточно высокого коэффициента воспроизводства общества. Таким образом, вопрос о смене формаций отпадает сам собой. В след за изменением коэффициента переход к новым способам эксплуатации оказался неизбежен. Снимается и вопрос об исторической первичности рабовладельческого строя. Ни о каком последовательном прохождении обществом рабовладельческой, а за тем феодальной формации, не может быть и речи. Природа этих общественных укладов несовместима, и оба они могут быть объединены как две формы доиндустриального общества. В зависимости от условий среды мы наблюдаем те или иные формы, а изменение этих условий влечёт превращение одной в другую. Соседство форм, разумеется, не исключено, если сообщества находятся в кардинально разных условиях.

Рассмотренные предельные случаи вовсе не обязаны соответствовать каким-либо конкретным историческим объектам. Реальное положение дел в каждом сообществе является промежуточным между крайними вариантами, кроме прочего могло изменяться вследствие изменения среды обитания и воздействий извне. Это, однако, не исключает возникновения более сложных образцов социальных систем, не укладывающихся в приведённую схему.