Сможет ли переформатировать субкультуру российской бюрократии команда Кириенко?

Комрад Gringoire  в статье Особенности организации системы государственной власти на высшем уровне поднял интересную тему - существование внутри российской бюрократии своей отличной от российской системы ценностей и нравственности.

Некоторые положения статьи:

В этом случае главная цель управленца - подниматься над классическими понятиями морали и нравственности, которые существуют в системе обычных межличностных отношений.

Таким образом, классические определения типа "вор", "коррупционер"и т.п. слабо применимы к людям такого уровня (человек уровня министра).

Чем выше ты поднимаешься в структурной иерархии управления, тем больше ты сталкиваешься с интересной закономерностью - твои управленческие решения всё больше идут вразрез с классической моралью, ценность отдельной человеческой жизни снижается. В результате рождается тезис - достигнуть результата ЛЮБОЙ ценой или цель оправдывает средство.

Самое главное, чтобы каждый понял, привычные законы социума, человеческих взаимоотношений и прочее на определённом уровне власти перестают работать, совсем.

Там, где есть власть и информация недоступная большинству, там начинают работать совсем иные механизмы взаимоотношения людей. 

По вопросу существования у бюрократии своей отдельной "цеховой" культуры есть исследование 2013 года Валентина Бабинцева " Субкультура бюрократии: приговор модернизации России".

Основные выдержки и идеи из работы:

Согласно М. Веберу, которого вполне обоснованно считают «певцом бюрократии», бюрократия представляет собой форму управления, отличную от других – демократии, тоталитаризма, авторитаризма, являясь в целом прогрессивной технологией, позволяющей значительно рационализировать процесс управления и повысить его эффективность.

Заметим: М. Вебер рассматривал в своих исследованиях специфику государственной бюрократии, однако бюрократическая система никогда не ограничивалась пределами государственного или связанного с ним муниципального управления. В последние же десятилетия, по меньшей мере в России, она инкорпорируется практически во все сферы жизни социума, даже такие, на первый взгляд, далекие от нее, как культура, спорт, наука и образование. При этом системная и последовательная бюрократизация общества заключает в себе не только административно-управленческое содержание (регламентацию управленческих процессов, подготовку и профессиональное развитие кадров, внедрение унифицированных технологий управления и т.п.), но социокультурные смыслы, выражающиеся в субкультурных модификациях поведенческих реакций предельно широкого референтного окружения.

Современное государство представляет собой всего лишь один из механизмов реализации бюрократической идентичности, который уже нельзя рассматривать в качестве единственно возможного пространства ее самовыражения.

Феномен бюрократии сегодня требует, прежде всего, социокультурного анализа. Субкультура современной российской бюрократии представляет собой ценностный локальный мир чиновников, отличающийся от базовой («большой», «материнской») культуры и находящий свое выражение в индивидуальных и коллективных стереотипах поведения и деятельности, воплощенных в специфических знаково-символических манифестациях, социокодах, формах сознания и структурах личностной идентичности; субсистемах стилей и стилевого поведения; групповых формах культурных стандартов и специфических продуктов духовного производства.

При этом субкультурные особенности в настоящее время в гораздо большей степени, чем социально-статусные факторы, выделяют бюрократию из общей массы населения как сверхгосударственную и трансгосударственную корпорацию, своего рода квазикультурный орден.

Бюрократия в свое время перехватила эту роль у интеллигенции, воплотила претензию на специфическое культурное творчество в систему реальных практик и сделала своим modus vivendi.

Ценностный мир чиновника представляет собой чистой воды симулякр. И лишены значимых смыслов попытки исследовать его как систему образов и знаков, более или менее адекватно отражающих действительность. Он лежит вне зоны, доступной для позитивной социологии с традиционными методами познания, и лишь иногда может быть более или менее адекватно осмыслен только с помощью интуиции. В развитии современной российской бюрократии (условно его можно было бы определить как процесс бюрократизации, но, к сожалению, данное понятие используется для характеристики исключительно негативных аспектов рассматриваемого явления) можно проследить черты, характерные для становления любой профессиональной группы со своей особой профессиональной культурой, системой организаций и ассоциаций и, более того, идеологией.

Правда, в отношении идеологии бюрократии сложилась противоречивая ситуация. С одной стороны, она формально не существует хотя бы потому, что деидеологизация государственного управления является конституционной нормой. Однако, с другой стороны, фактической идеологией бюрократии в течение последних двух десятилетий является идеология ультралиберализма, в основе которой лежит отмеченный еще К. Марксом культ практической потребности и своекорыстия. И если в свое время основатель научного социализма связывал этот культ с еврейством, в России усилиями, прежде всего, постсоветской административно-управленческой элиты он превратился в эталон массового поведения. А.С. Запесоцкий обоснованно подчеркивает: «Идеологи реформ фактически предлагают отбросить не только коммунистическую идеологию, но и христианскую мораль. Их божество –деньги, их мораль –выгода».

Несмотря на то что тенденции развития бюрократии весьма схожи с процессами становления профессиональных групп, они все же значительно глубже по своему содержанию и не укладываются только в рамки профессионализации. Во-первых, потому что в профессиональном отношении бюрократия, по меньшей мере формально, дифференцирована и любыми средствами стремится поддержать представление о такой дифференциации. В частности, функционер, занятый в управлении вузом, все активнее перенимая технологии государственного бюрократического управления и объясняя это необходимостью модернизации, чаще всего будет отрицать свое «генетическое родство» с государственным служащим и репрезентировать себя только как работника сферы образования, менеджера, несмотря на то что зачастую приветствовал бы распространение статуса государственных служащих на свою когорту. Во-вторых, общность представителей бюрократической корпорации прослеживается более всего в отмеченных выше групповых формах культурных стандартов и связанных с ними стилях поведения, благодаря которым ее члены довольно легко идентифицируют друг друга, находят взаимопонимание и считаются друг с другом.

Культурная идентичность в данном случае является основой для интенсивной мобильности и обеспечивает высокую степень адаптации в новой профессиональной среде в случае добровольной или вынужденной смены сферы деятельности. Довольно четко фиксируемый в этом случае высокий адаптационный потенциал представителей бюрократии трудно объяснить только владением ими универсальными технологиями управления. Чтобы органично вписаться в новую организационную среду, как правило, необходимо совместить собственные ценности и нормы с ценностями и нормами уже существующей корпоративной культуры.

Для «обычного» работника этот процесс нередко бывает исключительно сложным и конфликтным. Для носителей бюрократической субкультуры он все чаще протекает без особых проблем, потому что в силу ее интервенции во все сферы и организации общества эти ценности и нормы бюрократизированы; «материнская» культура организации является фикцией и не обладает ресурсами для сопротивления субкультурной экспансии. Им остается лишь поддерживать сложившуюся систему отношений и, по возможности, усиливать свое влияние.

Таким образом, в субкультурном отношении бюрократия:

а) однородна вне зависимости от места приложения своих усилий;

б) агрессивна;

в) ориентирована на универсализацию собственных ценностей и смыслов.

При всем разнообразии проявлений бюрократической субкультуры наибольшие препятствия для модернизации России создают 3 ее характеристики.

1. Установка на упрощение (примитивизацию) социальных явлений и процессов.

В самой бюрократической среде она имеет существенное оправдание, поскольку эта система управления базируется на комплексе унифицированных практик, а компетентным менеджером становится чаще всего тот, кто лучше других умеет применять такие практики в стандартных ситуациях. Однако за переделами государственного и муниципального управления эффективность унификации и упрощения неоднозначна, а иногда и вредна. Но, очевидно, что упрощенные, унифицированные модели будут все интенсивнее внедряться в социальные процессы, несмотря на заявления об усилении многообразия современного мира.

Страсть к упрощению сегодня более чем другие тренды, пронизывает мышление чиновников, которое становится предельно контрастным –«черно-белым», –особенно когда речь идет о позиционировании собственной группы. Довольно типичным в данной связи выглядит рассуждение министра М. Абызова: «Мы уже год работаем с управленцами, и я далек от представления, что они приходят на работу с мыслью “что бы еще плохого предпринять”. Занимая должность, все они ставят перед собой совсем другие задачи и цели. Они выполняют работу и свой долг».

В ходу своего рода технологический кретинизм, основанный на убеждении, что современный универсальный (эффективный) менеджер может решать задачи в любой сфере. Кадровый трансфер между государственными (муниципальными) структурами, который ранее был наиболее существенно затруднен не формальными, как нередко ошибочно считают, но культурными факторами (иной образ жизни, иной стиль мышления), сегодня практически ничем не ограничен. И эта установка в новой форме воспроизводит печальную традицию советской номенклатуры, для представителей которой было безразлично, чем управлять: баней, свечным заводиком или вузом.

Ситуация усугубляется еще и тем, что в силу диффузии субкультурных образцов шаблонность (стандартность) мышления возвышается до уровня универсальнойценности. И это относится, прежде всего, к сфере менеджмента, наиболее тесно соприкасающейся с областью государственного и муниципального управления.

Весьма существенно, что современная российская система образования все больше ориентируется на продуцирование стандартно мыслящих, а потому (в распространенном прочтении) компетентных людей, «отформатированных» по бюрократическому образцу.

2. Деформированный корпоративизм.

В самой идее корпоративизма (и даже чиновничьего корпоративизма1) нет однозначно негативного содержания, поскольку групповая солидарность является одним из условий достижения коллективных целей, защиты профессиональных интересов и самореализации личности.

Проблемы возникают, когда: а) корпративные интересы гипертрофируются;

б) их достижение связывается с неправовыми и аморальными способами;

в) другие формы корпоративизма рассматриваются как недостаточно легитимные и потенциально опасные.

Именно такие представления все более распространяются в чиновничьей среде.

В результате бюрократическое отношение к реальности становится всеобщим, многократно воспроизводится в сознании и поведении представителей различных социальных групп. Поскольку же доминантой массового восприятия сущности отечественной бюрократии является убеждение в ее коррумпированности, эталоном поведения граждане начинают считать банальное воровство, тем более что нередко такая позиция стимулируется ситуацией и личными склонностями. И если с его предметно-практическим воплощением в форме хищений в сферах материального производства и товарного обмена общество еще как-то пытается бороться, то интеллектуальное воровство процветает. Очевидно, надо признать: наиболее тяжелые последствия влияния субкультуры чиновников на социум проявляются в легитимации интеллектуального разбоя и мошенничества, заключающегося в бюрократизации науки и образования. В результате право на интеллектуальное творчество все чаще присваивается чиновниками путем получения ученых степеней и званий, фиктивного включения в преподавательскую деятельность.

3. Имитационный характер социальных практик.

Подчеркнем: они составляют важнейший ценностно-смысловой комплекс бюрократической субкультуры, все более распространяющийся на управленческие отношения. Имитации, как правило, проявляются в искажении социальной определенности, т.е. в их результате происходит подмена предметно-смысловой реальности путем конструирования реальности символической, создания видимости, «кажимости».

В основе имитации как процесса лежит интенциональность социального действия, способствующая:

а) символической легитимизации властных субъектов посредством реализации имитационных практик;

б) выявлению отношения «массового человека» к власти (если он принимает «квазипарламент», «квазимодернизацию», «квазивыборы», следовательно, он доверяет власти и не считает все эти «артефакты» иллюзорными).

Показательно, что в ходе проведенного нами в 2012 г. в Белгородской обл.экспертного опроса, в котором приняли участие 18 экспертов из числа государственных и муниципальных служащих, депутатов регионального парламента и ученых, все участники полностью или частично согласились, что имитационные практики распространены в современном государственном управлении.

Основными их формами эксперты назвали:

- формулировку внешне привлекательных, но недостижимых целей (61,11%);

- изображение чиновниками бурной деятельности при реальной пассивности (38,89%);

- создание функционально необоснованных структур (38,89%).

Это довольно очевидные проявления бюрократических имитаций. Но в настоящее время они не ограничиваются сферой профессиональной деятельности чиновников. Происходит диффузия имитаций как способ диффузии бюрократической субкультуры, выражающаяся в ее проникновении практически во все сферы жизнедеятельности. Имитационные практики и бюрократическое отношение все чаще становятся стилем жизни широких социальных слоев.

Как видим с 2013 года власть предпринимает попытки переформатировать существующую субкультуру бюрократии:

1) Нанесен удар по тенденции получения ученых степеней и званий. С подачи Путина уволены из Правительства "чиновники-академики", то есть всем чиновникам подан однозначный сигнал - государство не потерпит фиктивных академиков в своих рядах.

2) Не зря в прессу просочились сведения об официальных зарплатах наших министров - для всего чиновничества показано, что на такие зарплаты (1 млн.700 тыс.) очень даже можно жить не воруя.

3) Массово увольнялись чиновники и силовики, у которых жены "неожиданно" оказались "гениальными" предпринимателями.

4) Проведена показательная порка коррумпированных чинуш - с отсидкой солидных сроков и штрафами. В том числе из бывшей оппозиции (Белых).

5)  Установку на упрощение социальных процессов власть пытается переоформить как стандартизацию, подключая сюда в том числе цифризацию - для контроля стандартной информации и объективного сравнения работы чиновников.

6) Имитационный характер бюрократической деятельность пытаются контролировать постоянным мониторингом основных показателей социального -экономического развития регионов, что также проходит под эгидой цифризации.

Как видим, власть методично и целенаправленно работает над переформатированием субкультуры российской бюрократии для возращения ее (субкультуры) в лоно русского мира.

Получится ли? Но работать в этом направлении надо.