Термин «политические свободы» возникает впервые в политической философии Франции и получает свое развитие в период Великой французской буржуазной революции и становления Французской республики. «Французская революция, - как отмечает Г. Рормозер, - освободила индивида, дав ему возможность преследовать и осуществлять свои собственные интересы.» [1, с. 49]. Наиболее концентрированно его суть выражена в лозунге Революции: «Свобода,  Равенство и Братство».

Именно свержение королевской власти и установление Республики способствовали такому успеху этого лозунга. Однако прежде необходимо было подготовить народ к принятию новой программы жизни, нового типа мышления. Эту задачу с успехом выполнили энциклопедисты.

Именно энциклопедизм как течение и философско-этическое направление способствовал распространению идеалов свободы, прежде всего свободы в познании и публичном выражении своих взглядов. Как течение он находился целиком в русле «проекта Просвещения» и выполнял свою особую миссию, цель которой заключалась в том, чтобы поколебать устои католической церкви. «Проект Просвещения», по мнению Е.Ю. Леонтьевой [2], сыграл большое значение в изменении образа мышления Европы.

По сути дела, «проект Просвещения» был проектом по переделу сфер влияния на массы. Католическая церковь в результате реализации «проекта Просвещения» утратила монополию на «контроль за умами», и ее место заняла идеология Просвещения.   

Олицетворяя собой внутренне единый, но внешне формально разделенный на сферы влияния социальный институт, «проект Просвещения» осуществляет «захват власти» и «смену собственника» в лице католической церкви на соответствующих руководителей отдельных сфер жизни общества: экономическую, политическую и, конечно же, духовную.

В экономическом плане господство католической церкви было подорвано после 1492 года и начала Великих географических открытий, в реализации которых участвовали капиталы частных лиц и предприятий, в основной своей массе – спекулятивные, а именно нажитые ростовщичеством и иными не вполне законными путями. Эти капиталы были сосредоточены в руках крупной буржуазии, которая по своему религиозному статусу уже давно де-факто не являлась приверженцами католицизма, а де-юре занимала почетные места в представительской церковной иерархии католицизма.

В политике господство глав государств – монархов, олицетворяющих в Средневековье волю Бога на земле (вместе с католическими иерархами), было подорвано крупной буржуазией в результате спровоцированных ими истребительных и разорительных войн, в результате которых королевская казна была опустошена и короли были вынуждены занимать деньги под проценты у крупной буржуазии для пополнения королевского бюджета. В результате король, который олицетворял перед населением страны гаранта справедливости, был просто «куплен», взят в заложники финансовым капиталом, которым владели представители крупной буржуазии. И с этого времени король уже не мог быть самостоятельным в принятии решений. В истории это, как правило, совпадает с появлением парламентаризма. Самые передовые страны Европы, Англия и Франция, естественно самыми первыми и ввели эту меру. Кто же избирался в парламент? Да все те же крупные капиталисты, банкиры. Они составляли и принимали законы, они и осуществляли реальную власть. Чтобы эта власть считалась легитимной в народе, возникло и оправдание в виде «движения за конституцию» против узурпации монархом прав и свобод граждан и за их скорейшую либерализацию.

В духовной сфере господство католической церкви сменилось всеохватным господством науки и идеологии. Они заменили, а точнее сказать, сменили веру средневековых крестьянина и феодала с их отечески-сыновней зависимостью. Наука становится верой для рабочего, которые наполняют города в связи с индустриализацией. Вместе с ней становится верой и либеральная идеология.

Вера в науку, в ее силу и мощь, по словам Ф. Бэкона, способны принести неплохие дивиденды. Неслучайно поэтому многие европейские ученые, в том числе всемирно известные Ф. Бэкон, И. Ньютон и др. активно использовали свои открытия и свое положение для улучшения своей финансовой деятельности.

Наука становится божеством западноевропейского, а потом и американского человека. Ее заявлениям верят не меньше, чем голосу католической церкви в свое время. Наука, и прежде всего рациональное познание, претендуют на исключительность в схватке за разум человека. Научные открытия почитаются больше, чем религиозные догматы. Научные, рациональные методы признаются единственно возможными методами познания мира. Наука в полной мере претендует на роль религии.

Не случайно поэтому наука тесным образом взаимодействует с идеологией, с новыми религиозными направлениями. Идеал «нового человека», «освобожденного» от «лап католической церкви», становится доминирующим именно с подачи науки и либеральной идеологии. Именно они и способствовали возникновению и успеху протестантизма вместе с капиталом крупной буржуазии. Наука и идеология становятся инструментами крупной буржуазии, протестантизм также становится рычагом влияния крупного финансового капитала. Как утверждает А.А. Федоровских, «Вместе с тем, общество не может обходится без идеалов и святынь. Господствующие группы социума неизбежно апеллируют к абсолютному, объективному, истинному, тотальному. Религия как таковая объявляется “ложным сознанием”, и обслуживать идеологию призывается наука, с ее претензией на истинность. Фактически, идеология сама, будучи ложным сознанием, претендующим на господство и объективность, отвергает религию как “свое-иное” (“тень” в терминологии Юнга)» [3, с. 17; 4]. 

Весьма характерен в идеологическом плане ввод Францией после Великой французской буржуазной революции новой системы мер и весов, названной метрической. Французские энциклопедисты прекрасно понимали, какое воздействие оказывает система мышления на сознание человека. И тем самым эти внешние инструменты: наука (в которой царил рационализм), религия (в лице протестантизма) и идеология (либерализма) были фактически средствами контроля и управления сознанием человека. Таковыми они и остаются, за небольшим исключением, по сей день.

Как же понимались эти составляющие новой системы мышления – «Свобода», «Равенство» и «Братство» - французскими просветителями и энциклопедистами?

«Свобода» прежде всего означала разрыв с сакральным единством католической церкви, которая призывала только к одной свободе – свободе быть с Богом.

И поэтому свобода в философии просветителей означает «свободу от Бога», свободу верить во что и в кого хочется, или вообще не верить, то есть либо свободу религиозного исповедания, либо свободу как открытое выражение отсутствия религиозности.

Это выражение свободы религиозного исповедания было прежде всего продиктовано борьбой двух конфессий – католичества и протестанства, при этом во Франции, как и во всей Европе, после Реформации католическая церковь резко утратила свои позиции [5].

Еще один аспект рассмотрения свободы – это свобода информации. Она является одним из краеугольных камней французской революционной программы, означающим возможность свободного высказывания альтернативных точек зрения на любые вопросы, прежде всего политические и религиозные. К ней примыкает свобода собраний как выражение своей воли отдельных групп людей. Из нее (свободы собраний) выросли политические партии, каждая из которых обладает своим видением будущего страны, своей концепцией ее преобразования.

Данное понимание свободы можно охарактеризовать только одним словом – десакрализация, то есть удаление или замещение роли религии, прежде всего католической церкви, в деле влияния на умы граждан [6; 7; 8].

Изменяется понимание свободы [9], которое теперь характеризуется двумя категориями: «свобода от…» и «свобода для…».

«Свобода от…» именуется еще «негативной» свободой, которая предполагает борьбу против различных негативных факторов, к которым можно отнести: бедность, насилие, преступность и т.д.

«Свобода для…» именуется еще «позитивной» свободой, которая предполагает простор для всего положительного в человеке: свобода для творчества, свобода для проявления своей индивидуальности и т.д.

«Равенство» означало прежде всего политическое равенство, высшим выражением которого стала установка: «один человек – один голос».

«Братство» же предполагало систему политических и общественных объединений по определенному признаку [10].

Все эти лозунги победившей Французской революции были распространены и на другие западные страны, в том числе и на США как правопреемницу Франции в деле реализации прав и политических свобод.

«Факт власти, - считает Михаил Юрченко, - считается неизбежным, прямым следствием психической природы человека» [11, c. 58]. «Практически каждый человек, обладавший в мире сколь-либо значительным влиянием, был подвержен разного рода любви к власти» - утверждает Бертран Рассел [12].

В истории социальной и политической философии издавна существовало идейное противостояние двух подходов к власти, основанных на разных убеждениях. Эти точки зрения являлись выразителями тех социальных потрясений, которые пережила Европа в попытках становления демократического общества. Первая из них связана с периодом, в котором отчетливо проявляется косность и неповоротливость верховной власти, ее политическая недальновидность, вследствие чего возрастает необходимость в серьезном и немедленном реформировании самой власти. Вторая точка зрения связана с последующим по времени ответом верховной власти на притязания со стороны пытающихся ее умалить и, в конечном счете, низвергнуть. Она возникает как жесткая и непримиримая оппозиция первой, и их можно смело рассматривать как антагонизмы проявления политических намерений в современном им обществе.

Более того, и в современном нам мире эти два политических направления являются взаимоисключающими, и это противостояние носит идеологический характер. Мы говорим здесь прежде всего о либерализме как социально-политическом проекте и идеологии и его антиподе – консерватизме, который в настоящее время понимается как республиканство.

Впервые либерализм как философия и политическое учение возникает в идеях английского философа и общественно-политического деятеля Джона Локка. Важнейшим вопросом либерализма, как и консерватизма, являлось соотношение власти и свободы в социуме. «Проблема политической власти – пишет Г. Рормозер, - решается либерализмом путем замены власти на право. Либеральное государство специфично тем, что оно само ограничивает свою власть, чтобы обеспечить и гарантировать основные права гражданина» [1, с. 53]. При этом философия либерализма предполагает отрицание необходимости главенства государства, прежде всего в экономике. Гипотеза «свободного рынка» утверждает, что государство как участник экономических отношений лишь тормозит экономическое развитие своей нерасторопностью и осторожностью, в то время как частные лица, предприимчивые дельцы могут действовать с большей эффективностью, не будучи стеснены диктатом верховной власти.

Это утверждение соотносится с идеей атомизации личности, которая является одной из главных особенностей развития европейской цивилизации. Отход, а если точнее, отказ от патернализма государства предполагает появление такого экономического человека, который способен действовать самостоятельно и независимо, идти на риск и порой даже ставить на кон свою жизнь. Государство не могло вести себя подобным образом, однако веяния эпохи требовали изменений, и одним из них было уменьшение присутствия государства в экономике.

В политической философии Локка власть есть узурпатор и собственник, который подавляет естественное свободное начало к соперничеству и конкуренции, что влечет за собой застой как в экономике, так и в политике. Поэтому свобода конкуренции и честное предпринимательство есть первейшие условия возникновения общества нового типа, основанного на приоритете частной собственности и свободе экономики от вмешательства контролирующих органов. Сформулированный им так называемый «идеал свободного рынка» был положен в основу экономической политики ведущих капиталистических стран XX века.

Предположение Локка о том, что экономическая свобода способна преобразовать общество и привести к возможности появления свобод политических, способствовало становлению либерализма не только как экономического направления, но и как идеологии. Неслучайно поэтому либерализм связывают прежде всего с демократией как формой политического устройства, ведь основания у них единые – экономические, а затем и политические свободы.

Другой политический проект, антипод либерализма, возникает как противостояние ему в лице верховной власти. В противовес концепции «невмешательства» государства рождается альтернативная концепция «сильного государства», которое способно жестко контролировать как экономическую, так и политическую жизнь. Необходимость в сильном государстве обосновывает в своей политической философии Томас Гоббс [13]. Он считает, что роль сильного государства возрастает в период кризисов и конфликтов. «Формальный порядок – пишет Г. Рормозер, - делающий возможной совместную жизнь частных лиц в обществе, создает, по Гоббсу, сильная государственная власть. Должно быть какое-то лицо, принимающее окончательное решение, кто и в чем угрожает гражданскому миру» [1, c. 52].

Необходимой составляющей и предпосылкой обоснования идеи сильного государства-собственника в его политической философии является представление о «естественном состоянии», которое, по его мысли, было характерно для догосударственного периода. По утверждению Ж.-Ж. Руссо, «не имея никакого нравственного общения между собой, не признавая за собой никаких обязанностей по отношению к себе подобным, люди не могли быть, по-видимому, в этом [естественном] состоянии ни хорошими, ни дурными и не имели ни пороков, ни добродетелей» [14, с. 560]. Здесь государство выступает не только как верховная власть, но и как гарант цивилизованности. Таким образом, Гоббс заявляет, что возникновение государственности – это вместе с тем и возникновение цивилизации современного ему типа.

Данное утверждение позволило обосновать консерватизм как политический проект, в противовес либерализму, и на сегодняшний момент оно связывается с патернализмом власти, патриотизмом и протекционизмом, в то время как либерализм – с демократизацией, открытостью и независимостью.

 Подобно тому, как существует два основных подхода к пониманию власти, в политической философии существует и два типа понимания свободы, которые соответственно соотносятся с тем или иным социально-политическим проектом, которые мы рассматривали в предыдущем пункте нашего исследования. Эти понятия носят названия «позитивная свобода» и «негативная свобода» и соответственно принадлежат либерализму и консерватизму [15].

Понятия либерализм, демократия и «позитивная свобода» тесным образом связаны. У них одно основание: понимание свободы как открытости (для чего-либо, к чему-либо). «Позитивную свободу» еще принято называть «свободой для…», имея ввиду, что она выражает посыл вовне, экспликацию во внешний мир.

«Позитивная свобода» предполагает прежде всего свободу и открытость познания мира, свободу общения, взаимодействия, свободу творчества и всех проявлений человеческой деятельности, отсутствие границ; в экономике и политике это – идея невмешательства государства в экономику, то есть идея «свободного рынка», демократизация и гуманизация, стирание внешних границ, отсутствие единого центра и т.д.

«Позитивная свобода» предполагает отсутствие контроля, доверие и терпимость, уважение к иной точке зрения, к другой расе, полу, национальности и религиозной принадлежности. Ее предельный максимум – полное отсутствие сдерживающих границ и барьеров, выход за пределы государства и в конечном счете – единое мировое экономическое пространство с равенством возможностей для каждого.

В свою очередь термин «негативная свобода» понимается как «свобода от...» (рабства, вражды, насилия, притеснения и т.д.). Несмотря на кажущуюся похожесть, эти два вида свободы, хотя и предполагают стремление к счастью, добру, красоте, справедливости, но имеют разные основания. Если основание «позитивной свободы» можно описать как «сотрудничество», то основанием «негативной свободы» является «борьба». Первый термин предполагает взаимное стремление к чему-то, взаимовыручку и взаимопомощь, то есть мирное сосуществование, в то время как второй – насилие, хотя и своеобразным образом окрашенное. Он происходит от концепции сильного государства Т. Гоббса и предполагает, что государство способно защитить своих граждан от внешней угрозы (позднее в данную концепцию было добавлено понятие внутренней  угрозы).

«Свобода от…» предполагает некие действенные меры по борьбе с внешним врагом, преступностью, насилием средствами, адекватными применяемым врагом, предполагающими введение понятия чрезвычайной ситуации и нескольких степеней опасности; она предполагает некие действия, которые повлекут за собой определенный ущерб, на который согласно пойти население государства ради преодоления некоторого «негативного» состояния.

«Свобода от…» - это диктат государства во благо его членов, это вечная борьба против насилия насильственными же средствами, и возможным окончанием этой борьбы будет только полное уничтожение всех тех сил, которые стремятся покуситься на силу государства; в конечном итоге окончанием этой войны может считаться только полное уничтожение противника. Но здесь возникает вопрос: а что же делать дальше, когда война закончена? Консерватизм умалчивает об этом, потому что сам смысл его существования – в борьбе, и прекращение борьбы означает ликвидацию его самого, а этого он допустить не может.  

Поэтому на смену одному побежденному врагу приходит другой, на смену одному бедствию – другое, и нет этому конца. В отличие от либерализма, который предлагает развитие и определенные результаты, консерватизм предлагает лишь процесс, итоги которого неоднозначны.

Философия либерализма предполагает особый тип общества, которое отражает его идеологию, среду, которая растит экономического человека; определенного типа свобода и демократия предполагают такой идеал общественного устройства, который получил название «открытого общества».

Термин «открытое общество» подразумевает приоритет свободы и демократии, прямых выборов и ответственности власти за свои деяния; в большей степени, по мнению К. Поппера [16], он относится к демократическим европейским режимам, в которых существует развитое гражданское общество, многоуровневое участие народа в политике, правовое государство считается нормой жизни.

Система власти в «открытом обществе» распределена, существует система сдержек и противовесов, что затрудняет, а в идеале, препятствует одной личности захватить всю полноту власти в свои руки. Все ветви власти являются выборными, что обеспечивает легитимность ее в глазах народа.

Необходимым компонентом выборов во власть считается хорошо спланированная предвыборная компания – в идеале – честное соперничество кандидатов, которые должны своими политическими заявлениями и демонстрацией своих лидерских качеств склонить избирателя в свою пользу.

Власть в случае победы того или иного кандидата дается ему только на определенный срок; кроме того, избранный во власть несет ответственность за те действия, которые он совершит за время занятия своей должности. Отсутствие со стороны народа доверия к какой-либо из ветвей власти или к конкретному лицу внутри нее может спровоцировать процедуру импичмента, то есть досрочного сложения полномочий в результате решения суда или законодательного собрания. От этого не застрахован даже президент как высшее должностное лицо.

Противоположностью обществу такого типа выступает система тоталитарной или авторитарной власти, которая базируется на власти одного человека-лидера, сосредоточившего в своих руках все властные механизмы; данный тип общества принято называть «закрытым обществом».

Основными чертами «закрытого общества» принято считать отсутствие независимых ветвей власти, неразвитость гражданского общества, отсутствие выборности представителей высшей власти, система многоуровневой коррупции, притеснение инакомыслящих и отсутствие сильной оппозиции, неразвитая система правового государства.

В таком обществе власть держит в руках харизматичный лидер, который сосредоточил в своем лице все рычаги влияния, в том числе суд и закон. Одним из признаков если не тоталитаризма, то авторитаризма является культ личности, в основе которого лежит глубокое доверие и уважение, а также безграничная преданность стоящему во главе государства лидеру. Порой эта преданность может быть слепой и даже безудержной.

Помимо указанных основных типологий существует множество обществ так называемого «переходного» типа, в которых пока сохраняются традиции сильной единоличной власти, но одновременно и развиваются зачатки институтов гражданского общества.

Да и сами указанные два типа обществ в чистом виде не встречаются: каждое общество несет в себе, помимо внешне ярко выраженной, еще и менее выраженную антиподную линию. Например, в гражданском обществе европейского типа наличествуют тенденции к авторитаризму, анархизму, в то время как в обществах авторитарного типа присутствует демократическая оппозиция, пусть даже и слабая.

Вслед за приходом в упадок старой системы либерализма и в связи с новыми запросами самой жизни, с изменениями, происходящими в социуме, происходит возрождение старых идей, но современная политическая ситуация, реалии сегодняшнего дня накладывают свой отпечаток. Более невозможно придерживаться старых взглядов, обладая новыми фактами о действительности.

В угоду времени меняется и либерализм, превращаясь в ультралиберальную идеологию, теснейшим образом связанную с понятиями экономической эффективности действий власти, а также с понятием модернизации. Демократизация, в свою очередь, стремиться распространить себя на весь мир: такие организации, как Freedom House и им подобные, следят за уровнем демократизации отдельных стран, составляют рейтинги демократически развитых из них.

Более медленно и неохотно, но также меняется и идеология консерватизма. Возникает движение так называемых неоконов, то есть неоконсерваторов, которые призывают общество к ревизии существующего мироустройства, обвиняя неолиберализм в чрезмерной мягкотелости и недостаточной твердости в отстаивании национальных интересов.

Движение неоконов занимает достаточно радикальную позицию по отношению к ситуации современности, выражая непримиримость и отсутствие необходимости к дискуссии со своими политическими соперниками. Их взгляды таковы: либерализм находится в заведомо проигрышной позиции, потому что не проповедует патриотизм и «верность корням», в то время как сами неоконы – истовые патриоты, готовые ради своих избирателей даже пойти на ущемление прав отдельных представителей недружественных стран или даже целых сообществ.

История России дает нам богатейшие примеры смены курса власти с приходом нового правителя на прямо противоположный. По утверждению А.И. Соловьева, «сердцевиной эволюции государства и одновременно источником формирования его цивилизационного ареала следует считать те противоречия, которые в конечном счете выстроили интуиции, породив одновременно и массовые культурные установки и привычки населения» [17, с. 101].  Не вдаваясь в детали, можем назвать здесь, например, из более близких нам по времени период правления Ивана Грозного и реформы Бориса Годунова; Петра I (и последующих правителей XVIII века), Александра I и период реакции Николая I; затем – снова смена политического курса – Александр II и отмена крепостного права и Александр III и период «застоя» в политической жизни. Более того: были периоды в истории, когда один и тот же правитель в разные периоды своей жизни тяготел то к свободе, то к реакции. Более подробно указанная проблема  освещена в статье проф. А.Г. Данилова [18, с. 224-241].

Мы предполагаем, что все это есть не что иное, как попеременное движение маятника – от консерватизма к либерализму и обратно. Достаточно напомнить эпоху недавнего советского прошлого: диктатуру пролетариата и политику военного коммунизма сменяет НЭП, а затем, с приходом к власти Сталина – снова период реакции, затем – хрущевская оттепель, превратившаяся в новое «закручивание гаек», потом – период перестройки и либерализм 1990-х, сменившийся построением «вертикали власти» и системы «суверенной демократии» в период правления Владимира Путина. С 2008 года, с приходом к власти Дмитрия Медведева,  снова наступает период либерализации: возобновление «перезагрузки» с Америкой, переговоров о вступлении в ВТО и т.д.

Таким образом, мы считаем, что окончательно в истории России эти два политических проекта – либерализм и консерватизм – выкристаллизовались только к середине – второй половине XIX века, то есть в связи с появлением движения западников и славянофилов [19; 20; 21]. Мы уже немного касались рассмотрения этого вопроса [22, с. 198-206], поэтому здесь сделаем вывод: и либерализм, и консерватизм в некоей мере свойственны русской политической мысли на протяжении длительного исторического периода, и вся история России, с известным допущением, может быть сведена к смене этих двух парадигм.

Будущее России, таким образом, не зависит всецело от выбора какого-либо одного типа политической идеологии: наша страна показала своей историей, что, независимо от смены идеологий, довольно большое, если не определяющее значение в политике и власти играет в том числе и национальный менталитет.

При условии сохранения во власти людей с русским национальным менталитетом, о внимании к которому пишет А.И Овчинников [23, с.8], независимо от своей принадлежности к той или иной идеологии, даже проблема политической преемственности не является более проблемой, потому что ясно одно: суверенный курс, взятый высшей политической властью, осуществляется во благо россиян, другой вопрос – какими (либеральными или консервативными) средствами.

 

Библиография:
1. Рормозер Г. Кризис либерализма. – М.: Институт философии РАН, 1996.
2. Леонтьева Е.Ю. Рациональность и ее типы. Генезис и эволюция./ Дисс. … докт. филос. н. – Ростов-на-Дону, 2003.
3. Федоровских А.А. Трансформация сакрального и профанного в обществе: миф-религия-идеология./Авторефер. … канд. филос. н. – Екатеринбург, 2000.
4. Ильин И.А. Философия и жизнь. // На переломе. Философия и мировоззрение. Философские дискуссии 20-х годов. М., 1990. С. 43-60.
5. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2006.
6. Катасонов В.Н. Концепция целостного разума в русской философии и православие. // Христианство. Наука. Культура. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2005, с. 75-92.
7. Катасонов В.Н. Философско-религиозные проблемы науки Нового времени. – М.: ПСТГУ, 2005. – 233 с.
8. Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России./ Разум на пути к истине. – М.: Правило веры, 2002, с 151-213.
9. Рассел Б. История западной философии. – Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2001.
10. Целых М.П. Социальная работа зарубежом: Соединенные Штаты Америки. – М.: Академия, 2007.
11. Юрченко М. Власть и свобода: антитезы либерализму и марксизму. // Власть, №1, 2010.
12. Рассел Б. Власть. Интервью 1959 года. URL: http:// http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s01/z0001080/st000.shtml
13. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. URL: http://lib.ru/filosof/gobbs/leviafan.txt
14. Руссо Ж.Ж. О причинах неравенства // Антология мировой философии: В 4 т. М., 1970. Т. 2. С. 560-567.
15. Казначеев П.Ф. Философия неопрагматизма и теория свободы в современном либерализме. / Дисс. … канд. филос. н. – М., 2002.
16. Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х т. / Пер. с англ. под ред. В. Н. Садовского. — М.: Феникс, Культурная инициатива, 1992.
17. Соловьев А.И. Цивилизационное пространство государственности. (Противоречия западной и отечественной моделей). // Общественне науки и современность, №3, 2010, стр. 101.
18. Данилов А.Г. Модернизация без демократизации: опыт России./ Философская инноватика и междисциплинарные проблемы государственного управления в современной России. Сб. научных трудов./ Отв. ред. проф. А.М. Старостин. – Ростов н/Д: Изд. СКАГС, 2010.
19. Лосский Н. О. История русской философии. Пер. с англ. — М., 2003. — 480 с.
20. Катасонов В.Н. Концепция целостного разума в русской философии и православие. // Христианство. Наука. Культура. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2005, с. 75-92.
21. Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России./ Разум на пути к истине. – М.: Правило веры, 2002, с 151-213.
22. Заикин А.А. Рациональность и государственность: противоречивость подходов в русской и европейской философии. // Русская философия и российская государственность. Сборник научных трудов. - Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2009.
23. Мордовцев А.Ю., Попов В.В. Российский правовой менталитет. – Ротов н/Д: Издательство ЮФУ, 2007, стр.8.