Буки

В условиях массового общества слово "хамство" изменило своё значение - им называют всякое обращение к человеку, несущее в себе, помимо грубости, оттенки издёвки, глумления и куража; социальное же значение хамства почти забыто. В известной библейской истории главным было нарочитое нарушение иерархии - Хам издевался над отцом, попавшим, пусть и по своей воле, в жалкое и смешное положение. В массовом обществе, где "все в принципе равны", неформальные иерархии условны - они не легитимированы ничем. "Мало ли, что он старше", "Если болен - дома сиди", "На такси езди, раз обрюхатела", "Ты что, умнее других" - все эти и подобные им высказывания несут одно намерение: уничтожить иерархию. Потому что иерархия - это мир, равенство - это война, а массовое общество было создано для массовой же войны. Всё, что осталось обывателю после кризиса уникальности это эмоциональная реакция на информационный повод; кризис же идентичности оставил ему лишь собственное тело - последнюю крепость, которую он имеет право защищать, остальное дискуссионно. Право на особое отношение, таким образом, получает лишь тот, кому больно - отсюда и растёт культ жертвы, самый массовый из современных культов.

Русский язык прекрасен во всех отношениях - лучшего на земле нет - но особенно прекрасен он именно в такие моменты: жрец, жрать, жертва - да можно ли языку быть прозрачней? Что же является жертвоприношением для культа жертвы? Её противоположность. Некто, страдать отказывающийся наотрез. Ему можно причинить боль, ранить его, убить - но заставить страдать нельзя, это может сделать только он сам. Так он, к сожалению, чаще всего и делает.

Евромужчина с "дулькой" уборщицы (Man Bun)

Никто из нас не рождается ни сильным, ни смелым, ни спокойным - только слабым, испуганным и голодным. Человеком нас, поначалу, делают другие. Не личным примером, воспитанием или научением - это будет позже - закладываются основы человеческого существа, а демонстрацией духа его родителей. Если те владеют собой, действуют в унисон и уравновешивают друг друга, если вокруг порядок и организация, младенец не получит блокирующих импринтов в критический период развития - его стресс останется на оптимальном уровне. Сердечный и дыхательный ритмы, запах и голос родителей служат управляющими сигналами для формирующегося мозга и могут помогать или мешать этому формированию. Влияния этого периода могут как связать психические ресурсы, так и освободить их для последующего развития; разница будет ощутима - особенно, если отцом служит бабушка.

Евроженщина с лихим "полугитлер"ом (Hitlerjugend-Frisur)

Содомский Ход стремится нейтрализовать в общественном сознании фигуру отца - если не убрать её совсем, то сгладить всяческие различия между ней и фигурой матери (но фигура матери должна быть ведущей у девочек, и об этом я писать не стану: это женская командная цепочка, пусть они и пишут). В современных питомниках постчеловеков, расположенных в Европе, оболваненные отцы согласно машут manbuns, осуждая вслед за своими, под кобла остриженными, феминами фразу: "Мальчики  - не плачут"; но и мы, надёжа и опора, забыли вторую её половину: "Мальчики - смеются". И вопли маскулистов - мускулистых онанистов - лучшее тому подтверждение.

Родители

Наверное, нет на свете слова грустнее, чем "сирота". Когда отца нет, живёшь и зябнешь, будто на тебе всегда на одну одёжку меньше, чем на других. Бывает и так, что отец есть, но его взгляд потух (помнишь, как с его глаз будто бы слетала искра, сверху вниз, и день становился ярче?), он ходит по дому, как крыса по клетке, одними и теми же путями. Но это не он ходит, это ты. А и так бывает, что не отец будто, а кукла - злобная, с выжженым нутром: и то натворит, и там нагадит, и когда уже это кончится. Но и это не он, это ты. Потому что ты вырос, ты знаешь как надо и как правильно, ты помнишь всё, что он сделал не так - но ты не помнишь, когда ему звонил; не знаешь, что давно уже сильнее, но вряд ли лучше - потому что так и не понял, что ты можешь для него сделать. Пока он ещё здесь, ты можешь его усыновить.

А если его уже нет, то дать ему жить тобой, дать ему смотреть твоими глазами и дышать твоими словами, и пока ты говоришь с ним - молча - он будет отвечать, и он не умрёт. Ты стоял за ним в очереди к Богу, прятался за его спиной от солнца смерти - оно сморщило его кожу, выжгло цвет из его волос, иссушило его сильные руки; он тонет в болоте времени, а ты стоишь на его плечах; и когда он утонет окончательно, ты обнаружишь, что превратился в него, а он в маленького тебя, и тогда он прыгнет тебе на плечи - и ты засмеёшься с ним.