Всё это приближало падение страны...

Ровно тридцать лет назад, в конце мая 1987 года, в нашей стране произошло событие, повлиявшее на ее дальнейшую судьбу. Я, будучи косвенным участником того происшествия, хочу поделиться своими воспоминаниями и мыслями о его причинах и последствиях.

28 мая 1987 года, четверг, около 22 часов, за окном уже темно. В 00.00 пятницы наш дивизион ПВО, расположенный в Подмосковье возле деревни Рогачево, должен был перейти из режима «дежурство» в режим «поддежуривание», и нам оставалось додежурить всего пару часов. Подразделение готовилось к отбою. В этот момент взвыли сирены, и пришла команда: «Дивизион – готовность номер один!» Чертыхаясь из-за того, что нам не дали спокойно прожить оставшиеся два часа, мы рванули на позиции к пусковым установкам. Выбежав из домика (свою небольшую казарму, стоящую в лесу, мы называли домиком), я был впечатлен сюрреалистической картиной – 28 мая под вой сирен, в свете фонарей кружился и огромными хлопьями падал снег...

Меня призвали в Советскую Армию летом 1986 года. Я попал служить в войска ПВО, на 300-й комплекс. К описываемым событиям я уже отслужил половину срока службы. Дивизион функционировал по очереди в трех режимах: «дежурство» – отличалось особо жесткими нормативами, «поддежуривание» и «отдых». Во время «дежурства» нам постоянно приходилось не только подниматься по учебной готовности, но и реагировать на потенциально опасное поведение вероятного противника. Например, взлетает американский самолет-разведчик SR-71 (скорость почти километр в секунду) с норвежского аэродрома и производит облет вдоль наших границ, а у нас тревога, мы бежим на рабочие места. Имели эти полеты одно неприятное для нас свойство – частенько время барражирования SR-71 совпадало с нашим обедом, и мы вместо того, чтобы спокойно поесть, бежали на позиции. Чтобы держать нас в тонусе, на стенах домика висели стенды с указанием американских военных стратегических баз с количеством размещенных на них ракет. Отдельный стенд рассказывал о количестве ядерных ракет на подлодках США. Плюс политинформации на соответствующие темы про напряженную международную обстановку. В общем, международную разрядку конца 80-х мы не ощущали.

Тревоги учебные и реальные были для нас делом обычным, однако учебную готовность объявляли, как правило, днем или ночью, готовность номер один, объявленная поздним вечером, вероятно, являлась чем-то серьезным. Мы прибежали на позицию и заняли свои места согласно боевому расчету. Техника штатно работала: урчали дизеля, все кабины «пели» на частоте 400 Гц, при спокойном дежурстве эта «песня» сильно убаюкивает, но сейчас в дивизионе явно никто не спал, привычно на вышке крутился «крокодил» (кабина Ф5), а «чемодан» (кабина Ф1), напротив, смотрел в одну точку.

Подвезли пулемет ДШК и разместили на бункере, стоящем между пусковыми установками. Само появление пулемета не было чем-то необычным, периодически мы устанавливали его и отрабатывали борьбу с низколетящими малоскоростными целями. Однако когда пулеметчику выдали боевые патроны, мы сильно удивились, таких сценариев у нас еще не было.

Снег уже закончился, и вместо него в воздухе повисло напряжение, оно передавалось нам от офицеров, которые были явно взволнованы. Апогеем всей этой истории стала команда от нашего лейтенанта: «Два гудка сирены будет означать подготовку к пуску ракет, если услышите – все в укрытие». Что значит боевой залп ракетами С-300 в Подмосковье? Только одно – война! И если авиация противника уже возле Москвы, то ситуация совсем сложная и можно ожидать любого развития событий. Но время тянулось, а двух гудков все не было.

Прошел один час, второй, третий. В середине ночи пришла команда «отбой».

Причину наших ночных бдений мы узнали на следующий день. С утра пошла волна сообщений о самолете, севшем на Красной площади. Хоть он и приземлился на Большом Москворецком мосту, но со всех сторон звучало – «Руст сел на Красную площадь!» Народ в столице был раздосадован и зол на армию, и прежде всего на ПВО. Поползли слухи, что где-то побили пэвэошника, наши офицеры в эти дни предпочитали в Москву выезжать в гражданской одежде.

Когда я отслужил и вернулся доучиваться в свой институт, мой одногруппник, также вернувшийся из армии, рассказал мне, смеясь, как его коснулись эти события. Он служил в Противокосмической обороне и со своим подразделением возвращался после успешных учений через Москву в свою часть. В ПКО такие же петлицы с пушками, как и в ПВО. И когда они спустились в метро, несколько остряков уступили им места, ехидно спрашивая: «Не устали ли наши защитнички?».

Руст приземлился в семь вечера, а нас подняли только через несколько часов. Прекрасный пример пословицы про махание кулаками после драки. Однако чем больше приходило информации, тем неоднозначнее выглядела вся эта ситуация. На политзанятиях нам рассказали много интересного, но что из рассказанного было правдой, отфильтровать трудно. Например, полет Руста был не единственным нарушением воздушной границы в тот день, иностранные военные самолеты несколько раз вторгались на значительную глубину на территорию СССР и на других участках границы. Все это выглядело как комплексная провокация-проверка ПВО СССР, и когда ситуацию посчитали критичной, то стали поднимать по готовности силы ПВО внутри страны.

При пересечении границы «Сессну» Руста обнаружили наши радары, и для проверки поднялись истребители, но команды сбить не было. «Летчик все запрашивал разрешение сбить, хотел еще одну звездочку на погоны, но добро не дали» – рассказывал нам наш капитан. Также нам сообщили, что Руст при полете над территорией СССР учитывал возможности и конфигурацию радиолокационного поля, его маршрут пролегал там, где его было сложнее засечь.

Вся история сопровождения Руста нашей ПВО – это смесь бардака и случайностей. Когда Руст перелетал из зоны ответственности одного подразделения в зону ответственности следующего, его то теряли, то принимали за стаю птиц над одним из озер, то принимали за советский легкомоторный самолет, нарушивший режим полетов. И самое главное, когда обнаруживали, что летит иностранный нарушитель, команды сбить не было. Наш заместитель комполка по вооружению все сокрушался: «Да его же граблями можно было сбить!» Однако это можно было сделать только по команде, но ее не было. Дежурные офицеры не решались взять на себя такую ответственность, запрос уходил по цепочке вверх и там терялся.

Было в этих рассказах и два конспирологических момента. На маршруте Руста, в месте, где он пропал с радаров, а затем вновь появился, нашли пустые бочки из-под авиационного топлива, и была версия, что он садился для дозаправки. И второе, якобы принять решение по нарушителю мешали «люди в штатском», которые на некоторых пунктах управления оказались возле дежурных офицеров. Эта информация уже тогда выглядела совсем фантастической.

А затем пошла реакция. Десятки офицеров были разжалованы, уволены, попали под трибунал, в руководстве Вооруженных сил произошли чистки, началось сокращение Советской Армии. Лишился должности министр обороны Соколов, выступавший против сближения с Западом.

Эмоционально наша страна пережила несколько ударов, самый сильный – это Чернобыльская катастрофа. Вводимая гласность только усиливала эти удары, и полет Руста подавался как деградация наших вооруженных сил, а значит, и государства. Все это приближало падение страны.

Насколько наши спецслужбы или политики были причастны к этой истории, я не знаю, а вот в участии западных спецслужб не сомневаюсь. И история эта началась не в 1987 году, а значительно раньше.

В 1978 году южнокорейский «Боинг-707», летевший из Парижа в Анкоридж, резко изменил курс и вошел в воздушное пространство СССР над Кольским полуостровом. На перехват вылетели наши истребители. «Боинг» не отвечал на запросы диспетчера и сигналы истребителя. Нашему самолету пришлось выпустить ракету по нарушителю. Ракета очень «аккуратно» поразила «Боинг», была оторвана часть крыла и пробит осколками фюзеляж. «Боинг» смог сесть на лед карельского озера.
Тот инцидент закончился благополучно, погибло всего два человека, и масштабная провокация явно не удалась.

Продолжение последовало через пять лет, в 1983 году. Опять южнокорейский «Боинг», на этот раз «Боинг-747», летел уже из Анкориджа в Сеул. Самолет, полный пассажиров, опять сильно отклонился от своего маршрута и, нарушив воздушное пространство СССР, полетел над Камчаткой и Сахалином, «вскрывая» наши военные объекты и ПВО. Параллельно авиалайнеру вдоль границы летел американский самолет-разведчик и фиксировал активность наших ПВО и средств связи. Был нанесен большой ущерб обороне и экономике СССР. Тогда все закончилось намного трагичнее, самолет был сбит советским истребителем над океаном, погибли сотни людей. А затем началась вакханалия в западных СМИ. Шквал статей и публикаций, рассказывающих о «бесчеловечном» СССР.

И на этот раз руководство СССР «поплыло», как боксер от пропущенного удара. Начались попытки оправдаться, были проведены большие пресс-конференции, на которых наши военные пытались донести свою точку зрения. Но все это выглядело неубедительно, даже для человека, находящегося в советском инфополе. Эта провокация достигла своей цели – СССР «сморгнул». Появился приказ министра обороны, запрещающий открывать огонь на поражение по пассажирским, транспортным и легкомоторным самолетам.

Слабость нашей позиции и нашего поведения хорошо характеризует реакция США на сбитие иранского аэробуса ракетой, выпущенной с американского военного корабля. Иранский самолет летел, соблюдая все правила международной авиации, по разрешенному воздушному коридору. Более того, иранский самолет находился в воздушном пространстве Ирана, а американский крейсер, нарушив границы, вторгся в территориальные воды Ирана. Американцы, опасаясь, что к ним приближается неизвестный самолет, чтобы лишний раз не нервничать, превентивно, на всякий случай сбили авиалайнер с сотнями пассажиров. Это было абсолютно преступное, хладнокровное, массовое убийство. И как же среагировали власти США на это преступление? «Я никогда не буду извиняться за Соединенные Штаты Америки, несмотря ни на какие факты», – отрезал вице-президент США Джордж Буш-старший.

Конечно, истории со сбитыми «Боингами» и полетом Руста не были одной изощренной операцией. Каждый случай необходимо рассматривать отдельно. Но у этих происшествий был один общий аспект – мощнейшее психологическое давление на СССР. Здесь годилось все: и ярлык «Империя зла», и мощнейшая антисоветская кампания в СМИ, и всевозможные провокации. В итоге СССР в лице своих руководителей не выдержал и потерпел психологическое поражение, за которым последовал фактический крах.

Вспоминая те события, хочется пожелать нашему военно-политическому руководству холодного рассудка и выдержки. Мы видим, как сегодня к нашей стране применяются те же приемы, что и 30–40 лет назад. Но пока у «заклятых» партнеров не получается разбить нас на информационном и психологическом поле. Мы держим удар и успешно контратакуем, о чем свидетельствует последняя антироссийская истерика в западных СМИ. За одного битого двух небитых дают, прошедшие четверть века добавили нам не только опыта и выдержки, но и здорового цинизма.