Согласно реконструкции истории Г.Герасимова, Евангелия впервые в истории были созданы в недрах Ватикана после наполеоновских войн, окончательно отредактированы к середине 19-го века и вошли в состав библейского канона после Крымской войны. 

Знаю, знаю! И про грибы, и про забористую шмаль… И, всё-таки, приглашаю желающих к разговору, и надеюсь услышать возражения по существу, если таковые найдутся!

Для начала предлагаю непредвзято взглянуть на реальную картину - нет в России в 18-м – и до середины 19-го века евангельской темы в литературном, философском, идеологическом, короче – культурном обороте.  Тезис с виду - простой, только вот для того, чтобы его понять и квалифицированно прокомментировать, придётся немало потрудиться. В частности, очень важно будет понять, что отсутствие евангельской темы в идеологии и творчестве русских писателей 18-го - начала 19-го века возможно только в одном случае – если Евангелий в то время физически не существовало в официальном учении церкви, иначе они обязательно проявились бы на идеологическом, философском и литературном уровне. Такой материал невозможно не заметить, проигнорировать, запретить…

Итак, берём литературу 18- первой половины 19-го веков и видим преимущественно следующее:

Жуковский: «Вы, пастыри, вожди племен благословенных, Иаков, Авраам, восторженный мой взгляд Вас любит обретать, могущих и смиренных, В родительских шатрах, среди шумящих стад». «Знайте, с Олимпа Являются боги К нам не одни; Только что Бахус придет говорливый, Мчится Эрот, благодатный младенец; Следом за ними и сам Аполлон». Ломоносов в стихотворении, посвящённом императрице Елизавете: «У храма, у цветов, у счастливого леса Ты видишь щедру дщерь Российского Зевеса. Минерва по всему: в ней всех доброт союз Приветствует Парнас и похваляет муз.» Сумароков: «Чего желать России боле? Минерва на ея престоле». Пушкин: «Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян, Перуном Зевсовым победу похищали». Тютчев: «Здесь образ Урания свой восприяла,  И звездный венец на богине горит!» Дельвиг: «Все ваши прекрасны дары, о бессмертные боги!» «Как ваших даров не хвалить, о Гимен, о Паллада!... Но выше, бесценней всего, Эрот и Киприда». Бестужев: «Но я, уверен был, что для самой фортуны Хоть дремлют, но не спят каратели Перуны».

Всем известно, как нынешняя церковь относится к язычеству - достаточно вспомнить недавние скандалы с Хеллоуином, праздником Нептуна. Но почему же в то время церковь не протестовала против того, что в официальных одах русские царицы прямо называются именами языческих богинь?  Почему у Пушкина на экзамене в Лицее, в присутствии придворного поэта Державина и будущего митрополита Филарета, Орлов, Румянцев и Суворов похищают победу «Перуном Зевсовым», а не Иисусом из Назарета, или не Андреем Первозванным? Или, на худой конец, не Петром и Павлом? И ведь получил, мерзавец, за эту ересь высшую оценку! Державин даже прослезился от умиления! Кстати, а кто это такой - "Перун Зевсовый"?

При рассмотрении этой темы удобнее всего будет обратиться к Пушкину, как самому "раскрученному" поэту той эпохи. Где у него евангельские персонажи? На протяжении всего его творчества - одни только Антонии и Клеопатры, Перуны, Сивиллы… А где у него евангельские сюжеты?

Берем, например, «Маленькие трагедии». В чём трагедии? Старый еврей не дал денег своему сыну. Однако, трагедия! Один композитор отравил другого из зависти. Бывает! Пир во время чумы, Дон Жуан…  А где тема предательства Иуды, воскрешения Лазаря, избиения младенцев, отречения Петра? Где Понтий Пилат, Ирод, Саломея с головой Иоанна на блюде, ослепление Павла по дороге в Дамаск, где поэтичные евангельские притчи и Нагорная проповедь, где, наконец, темы распятия и воскресения?

В «Станционном смотрителе» у Пушкина есть тема «возвращения блудного сына», точнее – дочери. Но эта тема присутствует в т.н. «древнееврейских текстах», поэтому её можно считать евангельской только условно (ниже будет показано, что в состав Евангелий вошли отдельные сюжеты, существовавшие и ранее). В «Гавриилиаде» Пушкин издевается над темой непорочного зачатия. Но и это – очень распространённый сюжет и изначальное его происхождение совсем иное. Даже согласно традиционной истории, эта тема присутствует в «древней» мифологии, Ветхом Завете (Исайи 7:14: “Се Дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Еммануил”), у Аристотеля, Вергилия, некоторых религиях (митраизме, например). Но важнее всего здесь то, что эти сюжеты – далеко не главное из того, что есть в Евангелиях. 

И это - всё? Во всём творчестве Пушкина больше никаких евангельских тем нет? В таком случае, как говорится: «Тема Евангелий у Пушкина не раскрыта!» Есть у него ещё несколько коротких упоминаний о Евангелиях, а всё остальное на религиозную тематику – или ветхозаветное, или языческое, или атеистическое:

На этих днях, среди собора,
Митрополит, седой обжора,
Перед обедом невзначай
Велел жить долго всей России
И с сыном птички (это - он так о "святом духе" - avvv) и Марии
Пошел христосоваться в рай...
Я стал умен, я лицемерю —
Пощусь, молюсь и твердо верю,
Что бог простит мои грехи,
Как государь мои стихи. 

Сам факт того, что во всём творчестве Пушкина евангельская тема ограничивается этими двумя малозначительными эпизодами, имеющими не совсем евангельское происхождение, говорит о многом.

Картина религиозных предпочтений Пушкина становится совсем непонятной, если к ней добавить ещё и это:

Творцу молитесь; он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.

Если сюда же добавить «Гавриилиаду» и «Сказку о попе…», то придётся признать, что это - или Пушкин сошёл с ума, или – это мы ничего не понимаем в истории той эпохи. Скорее - второе, потому что аналогичную картину мы можем наблюдать практически у всех современников Пушкина.

Разумеется, версия о том, что Пушкин был атеистом, выглядит вполне правдоподобно: «При этом характерно, что конфессиональные вопросы Пушкина, видимо, мало волновали». (Ю.Лотман). Однако, есть и иное мнение: «В возрасте 30 лет, по свидетельству Смирновой, Пушкин специально стал изучать древнееврейский язык, чтобы читать Ветхий завет в подлиннике. У него возникла мысль перевести Книгу Иова. Он начал писать поэму о Юдифи» (А.Мень). Между прочим, согласно традиционной истории, в своё время, за чрезмерное увлечение Ветхим заветом, жидовствующих сжигали на кострах и топили в прорубях, поэтому выбор Пушкина выглядит немного странновато.  Тем более, что иногда в своём творчестве он поднимает некоторые темы, которые являются центральными в евангельском учении, однако, и в этих случаях никакого влияния Евангелий на мировоззрение Пушкина не заметно.  

Например, он пишет: «Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана?... Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучный жизни шум». Митрополит Филарет отвечает ему примерно так: «Жизнь тебе дана Богом, скажи ему за это: «Спасибо!», а все свои проблемы ты сам себе придумываешь». Пушкин отвечает: «Спасибо! Ваша позиция понятна». Ну и как в таком диалоге можно умудриться обойтись без Евангелий? Ведь Евангелия и созданы в качестве методички по поиску смыслов!

Почему ни один (!) поэт пушкинской эпохи, в отличии от поэтов и писателей второй половины 19-го века, даже не попытался прибегнуть к Евангелиям для решения этого базового вопроса? Вместо этого – Батюшков:

         Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
      Рабом родится человек,
         Рабом в могилу ляжет,
      И смерть ему едва ли скажет,
   Зачем он шел долиной чудной слез,
      Страдал, рыдал, терпел, исчез.

1821 (?) 

Более того, в некоторых стихотворениях Батюшкова звучат идеи, которые прямо конфликтуют с евангельским учением: в стихотворении «Привидение» (1810 ) он пишет: «Мертвые не воскресают». А как же «Воскрешение Лазаря», Христа, всеобщее воскрешение на страшный суд? По факту имеем обычную ересь!

А вот Л.Толстой, например, во второй половине 19-го века взял и разработал эту тему, в частности, в статье, которую так и озаглавил: «О жизни». На основе своего толкования евангельского учения он построил целую философскую систему: «единственный смысл жизни человека — это совершенствование своей бессмертной души. Все другие формы деятельности бессмысленны по своей сути, в связи с неотвратимостью гибели; жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам в заповедях Христа как закон любви, противостоящий закону насилия. Чтобы спасти себя, свою душу, чтобы придать жизни смысл, человек должен перестать делать зло, отвечать насилием на насилие».

А что, Пушкину и Филарету подобное было не под силу? Причём, они даже не упоминают ни об аналогичных решениях, ни об «исходном материале»! Сама собой напрашивается мысль о том, что при наличии Евангелий в официальном учении церкви, подобный диалог между персонажами такого масштаба был бы совсем иным!  Особенно, если сравнить это с тем, что происходило в литературе и философии с евангельской темой во второй половине 19-го века, когда практически все писатели в той или иной мере касались темы евангелий для решения этого и других подобных вопросов.

Некоторые считают, что до середины 19-го века церковь, монополизировав толкование евангельского учения, запрещала светским авторам публично высказываться на эти темы. Но почему же тогда она разрешала им высказываться на ветхозаветные и языческие темы? Ведь это же - ни что иное, как пропаганда другой, антиевангельской идеологической концепции!

В 1815-м году в журнале «Российский музеум» В.А. Жуковским публикуется перевод стихотворения «Библия». Логично было бы предположить, что в стихотворении с таким названием будет говориться и о Ветхом, и о Новом завете, однако оно целиком посвящено исключительно Ветхому завету. Возможно ли такое, чтобы Жуковский, говоря о Библии, не уделил бы ни строчки Евангелиям, которые, согласно традиционной истории, уже на протяжении многих веков находились в составе библейского канона?  А вот при отсутствии Евангелий такое освещение темы Библии становится вполне естественным.

В творчестве многих писателей этот рубеж заметен явно – до середины 19-го века одни только ветхозаветные и языческие идеи и персонажи, а во второй половине 19-го века – только новозаветные.

В этой связи интересен один из идеологов славянофильства А.С.Хомяков (1804-1860). Писал работы на исторические темы, стансы, элегии в стиле глупого романтизма («час упоений», «шепот вод» и т.п.), занимался философией.  До 50-х годов 19-го века у него, как и у всех других писателей этой эпохи, всё тот же странный для евангелического христианина набор персонажей - Вакх, Сатурн, Титан, Дажбог, Перун, Сивиллы, Фортуна, ветхозаветные Каин, Давид, Саул, Навуходоносор и ничего новозаветного!  И вдруг читаем в его биографии: «с середины 19-го века начинает разрабатывать евангельскую тему». С этих пор ветхозаветные и языческие персонажи у него как ветром сдувает, зато появляются исключительно новозаветные: «Воскресение Лазаря» (1852г.), «Широка, необозрима...» (1858г.) – о прибытии Иисуса в Иерусалим, переводит некоторые послания апостола Павла (~1860), полемизирует на евангельские темы с представителями других конфессий.  А раньше о чём думал? Не созрел для евангельской темы? 

Аналогичная картина у П.Вяземского, Тютчева, Гоголя и других.

По поводу отсутствия протестов со стороны властей и церкви против засилья языческих богов в литературе, необходимо отметить, что «античная» тема является частью государственной идеологии – практически весь старый Петербург построен как античный город. И не только Петербург: «Благовещенский и Успенский соборы московского Кремля: свод галерей занимает многофигурная композиция “Древо Иессеево” – родословная Христа, в которую были включены некоторые русские великие князья - Дмитрий Донской, Василий Дмитриевич, Иван III, Василий III, а также, так называемые, «добродетельные язычники» - античные поэты и философы: Гомер, Аристотель, Вергилий, Платон, Плутарх, Анаксагор, Фукидид, Еврипид, Диоген».  Каким образом в родословную богочеловека Иисуса Христа могли попасть презренные язычники, пусть и благодетельные?

В принципе, всё это общеизвестно, и не скрывается светскими историками и культурологами, однако, освещают они эту тему как-то однобоко и тенденциозно – подгоняя материал под традиционную историю и, замалчивая противоречия:

Ю.Лотман: «…Бог, у которого литература XVIII века заимствует свой авторитет, - это грозный ветхозаветный Бог, и библейская поэзия этой эпохи вся отмечена чертами мощи и гнева.» (А почему только «ветхозаветный»? А языческих богов Ю.Лотман не заметил? – avvv).

Это – тот самый мощный и гневный бог, о котором Г.Р. Державин говорит так:

«Господь в превыспренних своих —

 Всех наших помышлений зритель:

 Он праведников покровитель,

 Каратель и губитель злых».

Это – тот самый каратель и губитель, который говорит в 1-й Книге Царств 15 (1-3): «…теперь послушай гласа Господа. Так говорит Господь Саваоф: вспомнил  Я о том, что сделал Амалик Израилю, как он противостал ему на пути, когда он шел из Египта;  теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла.»

Это – тот самый грозный ветхозаветный Бог, который на протяжении всего своего Завета очень часто наказывает, карает, убивает, истребляет, устраивает потопы и казни египетские, за малейшее ослушание может превратить человека в соляной столб. В хорошем настроении, правда, всего лишь гневается, угрожает, пугает, шантажирует, ругается, иногда даёт толковые советы, почему-то покровительствуя при этом исключительно евреям, в ущерб другим народам:

«И ты, раб Мой Иаков, не бойся, говорит Господь, и не страшись, ибо Я с тобою, говорит Господь, чтобы спасать тебя: Я совершенно истреблю все народы, среди которых рассеял тебя, а тебя не истреблю; (Иер. 30: 10–11)»

Даже невооружённым взглядом видно, что такая концепция бога сильно отличается от евангельской, особенно в части проповеди всепрощения, нестяжания, любви и милосердия.

Ю.Лотман приходит к следующему заключению: «Восемнадцатый век - век Просвещения, рационализма, век воинствующей антицерковности, шедший под знаком вольтеровского "раздавите гадину" (церковь – avvv), как кажется, в господствующих своих тенденциях был антихристианским периодом русской культуры». (Может, правильнее было бы говорить не об «антицерковном и антихристианском», а о «языческом и ветхозаветном периоде русской культуры?» - avvv)

Мотивирует он такой вывод не только отсутствием евангельских сюжетов и персонажей в литературе, но и отсутствием в обществе евангельской морали и этики. Ю. Лотман: «В основу этики клался разумно понятый эгоизм неиспорченной социальными институтами и предрассудками человеческой личности».

Пушкин:

Иные, лучшие, мне дороги права;

Иная, лучшая, потребна мне свобода:

Зависеть от царя, зависеть от народа —

Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;

Это – тот самый, не имеющий ничего общего с евангельской этикой, и даже противоречащий ей, «разумный эгоизм», который получил своё развитие в книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» - идеологии современного либерализма. Для сравнения евангельское: «Любовь познали мы в том, что Сын Божий положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев (1Ин.4:20)». “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Ин. 15:13)

Получается неправдоподобная и противоречивая картина - согласно традиционной истории, Ветхий и Новый заветы уже на протяжении нескольких веков являются основой церковного учения и государственной идеологии. Уже давно отшлифована евангельская экзегетика и герменевтика (толкование текстов), учение церкви окрепло в боях с язычниками, раскольниками, еретиками (старообрядцами, арианами, жидовствующими …), церковь решила свои внутренние проблемы (споры между нестяжателями и иосифлянами), евангельская этика и философия преподаётся во всех учебных заведениях.  И вдруг, в 18-м и до середины 19-го века, при полном благословении властей, творческая интеллигенция отправляет Евангелия в тотальный игнор и обращается к Ветхому Завету и языческому многобожию.

И это - в условиях отсутствия свобод, жесточайшей цензуры, полицейского государства и тотального контроля над немногочисленными издателями!  Но как такое возможно? Для чего нужна цензура, которая пропускает исключительно «антицерковную и антихристианскую» (Ю.Лотман) литературу, а значит – проводит антигосударственную политику в области идеологии и религии? Неужели не нашлось ни одного придворного писателя, который выполнил бы госзаказ и осудил эту «антицерковную и антихристианскую» вакханалию, а заодно, подобно Толстому и Достоевскому, литературно и философски адаптировал бы евангельскую тему для всеобщего потребления? Тем более, что почти все известные писатели и поэты были «придворными». 

Может, отказ от Евангелий это - официальная политика царей? Тогда нужно объяснить, откуда у власти в 18-м и до середины 19-го века вдруг возникла такая нелюбовь именно к Евангелиям и такая предрасположенность к Ветхому Завету и язычеству. Никаких мотивов для этого в традиционной истории не прослеживается. Модный в то время Вольтер сказал: «Раздавите гадину», и власть бросилась давить церковь? Почему тогда пострадал один только Новый завет, а не вместе с Ветхим? Екатерина II увлеклась Вольтеровским гуманизмом и либертарианством? Пусть так! Но такого точно нельзя сказать про Павла I, Александра I, не говоря уже о Николае I, а также о правителях доекатерининских (довольтеровских) времён:

А.Д. Кантемир (1708 –1744) пишет стихотворение «Песнь II о надежде на бога». О каком боге, точнее - богах, идёт речь? Да всё о тех же самых - «царь мудрый Сиона» и «Перуны грозны». Стандартно-вульгарная ересь! А ведь до Вольтера с его «Раздавите гадину!» ещё очень далеко!

Может, просто недоглядели, упустили вожжи, не заметили внезапного наступления этого «антихристианского и антицерковного» периода русской культуры? Тоже нереально -  ведь возможности правящей верхушки по надзору и подавлению инакомыслия были практически неограниченными:   

Екатерина II репрессирует Новикова, Радищева, а с другими писателями и издателями не может справиться, и они пишут и публикуют «антицерковные и антихристианские» произведения, а то, что нужно – не пишут?  Александр I-й за одно только упоминание об увлечении «афеизмом» в частном письме (!) отправляет Пушкина на пару лет в ссылку под церковный надзор. Не терпящий инакомыслия Николай 1-й подавляет восстание декабристов, репрессирует безобидных петрашевцев, Лермонтова, Чаадаева (а вместе с ним издателя и цензора, пропустивших в печать его «1-е философическое письмо»), закрывает кафедры философии в университетах, как «рассадники вольнодумства». И при этом все они позволяют публиковать «антихристианскую и антицерковную» литературу"? Какой тогда смысл в полицейском режиме и цензуре?  Митрополит Филарет жалуется Бенкендорфу на непочтительное отношение Пушкина к церкви: он, видите ли, описывая Москву в «Евгении Онегине», выдал непотребное: «И стая галок на крестах»! А ситуация с засильем языческих богов у Пушкина, и вообще, в русской культуре и литературе, получается, Филарета устраивает?

Протоиерей Михаил Ардов: «Давным-давно, после своего обращения в христианскую веру я стал задумываться: по какой причине среди писателей, музыкантов и прочих "деятелей искусств" столь высок процент самоубийц, алкоголиков, развратников... (Заметим, среди деятелей науки ничего подобного не наблюдается.)  С точки зрения богословия это объясняется довольно просто: светское искусство демонично в своей основе.»

Ну и что же случилось с теми же самыми «писателями, музыкантами и прочими «деятелями культуры» во второй половине 19-го века? Почему практически все они, так или иначе, касались евангельской темы, а для некоторых, она стала основой их творчества? И в то же время - все они, как по команде, забыли про Ветхий Завет и язычество. Одумались и бросили пить и развратничать?  А светское искусство перестало быть «демоничным»?

Здесь необходимо отметить ещё один важный для понимания этой темы момент.

Если принять тезис Г.Герасимова о том, что история (история религии, в частности) была тотально сфальсифицирована во второй половине 19-го века с искусственным удлинением евангельского периода, то как, в этом случае, должна выглядеть ветхозаветная и языческая культурная среда 18-первой половины 19 века сейчас?

Для ответа на этот вопрос предлагаю вспомнить фильм «Место встречи…». Итак, убита женщина. Подозрение падает на её бывшего мужа (С. Юрский). Затем, после обыска в его новой квартире, было найдено орудие убийства – пистолет, после чего все сомнения в его виновности отпали, дело можно передавать в суд. Однако, проницательный Шарапов, внимательно ознакомившись с делом и, изучив личность обвиняемого, усомнился в его причастности к убийству: «Не могу я поверить, что такой человек мог быть связан с Фоксом! Нет между ними ничего общего!» И оказался прав – вскоре выяснилось, что пистолет был подброшен настоящим убийцей.

Согласно этой аналогии, именно так и должна выглядеть фальсифицированная языческая и ветхозаветная культурная среда 18- первой половины 19-го веков – преимущественно ветхозаветные и языческие персонажи, мотивы, идеи, мораль и этика с подброшенными туда во второй половине 19-го века немногочисленными евангельскими «пистолетами», которые не вписываются в общий культурный контекст той эпохи.

Например, у Пушкина есть такая фраза: «Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, — и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие.» (1836г)

Ну, и в каком произведении Пушкина есть хотя бы одно такое выражение из Евангелий, «которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов»? Всё творчество человека, написавшего такое должно быть насквозь пронизано евангельской моралью и этикой, а также - евангельскими мотивами и персонажами. Однако, как ни пытались некоторые исследователи притянуть Пушкина за уши к Евангелиям - никаких убедительных доказательств влияния евангельского учения на его мировоззрение и творчество они так и нашли. Прот. Михаил Ардов о Пушкине: «…человек, который при гениальнейшем даровании и уме почти всю жизнь прожил кощунником, развратником, дуэлянтом, картежником, чревоугодником и кого, по меткому августейшему выражению, «насилу заставили умереть как христианина».

Может быть Пушкин к концу жизни всё-таки «одумался» и переменил своё отношение к религии и Евангелиям, в частности? Опять – нет! Из его стихотворений 1836г.:

«Напрасно я бегу к сионским высотам,

Грех алчный гонится за мною по пятам...»

«"Пошли мне долгу жизнь и многие года!"

Зевеса вот о чем и всюду и всегда

Привыкли вы молить …»

Детали и обстоятельства появления у Пушкина этого «пистолета», это - тема для отдельного расследования.

Следующий пример – духовные оды Г Р Державина. На протяжении всего его творчества - опять всё то же самое: Сион, Перуны, Аарон, Давид, Соломон, «Подражание псалмам», «…Почувствовал, почул Еговы гнев Саул.»  Всё, как у людей! И вдруг, как гром среди ясного неба, натыкаемся на единственную во всём его творчестве чисто евангельскую оду «Христос» (якобы 1814г.)

Ефим Эткинд: «В 1814 г. Г. Р. Державин написал оду «Христос» — продолжение оды «Бог», созданной ровно за тридцать лет до того, в 1784 г. Судьба обоих произведений удивительно различна. Первая стала одним из знаменитей­ших стихотворений мировой литературы; ее переводили на множество язы­ков… Многие строки оды «Бог» стали крылатыми; их цитируют, не называя автора, уже двести лет. Ода «Христос», напротив, совершенно неизвестна… Более 120 лет ода «Христос» в печати не появлялась — неудивительно, что ее почти никто не читал…»

А что с ней случилось? Почему отсутствуют отзывы и комментарии на эту оду современников Державина? Где её литературная критика? Такого не случалось ни с одним крупным произведением Державина!

Ефим Эткинд: «Забвение оды «Христос» объяснимо. Появилась она в 1814 году, когда Россия была потрясена войной, ослеплена триумфом, опьянена своей все­-европейской славой: метафизические хитросплетения мало кого волновали, и было не до трудной поэзии. (Что, все 120 лет была «потрясена и опьянена?» - avvv) К тому же, церковь не могла воодушевленно поддерживать сочинение, в котором ей чудилась масонская ересь. (И, всё-таки, в 1814г. ода «Христос» была издана? – avvv)».

Этот типичный «подброшенный пистолет» был изготовлен после канонизации Евангелий во второй половине 19-го века и, при переиздании собрания сочинений Державина, вброшен в культурный оборот. Фальсификаторы не могли допустить, чтобы во всём творчестве Державина не оказалось ни единого упоминания о Евангелиях. Однако, подделка оказалась настолько некачественной (сами попробуйте написать что-либо в стиле той эпохи!), что о ней долгое время предпочитали не вспоминать. А когда вспомнили – пришлось придумывать натянутые объяснения "затруднённому стилю" этого произведения, совершенно непохожему на державинский:

Ефим Эткинд: «Духовные оды Державина, выражая религиозное чувство поэта, в то же время относятся к поэзии философской. Это касается не только оды «Бог», но и последующих стихотворений такого же плана: «Уповающему на свою силу» (1785), «Величество Божие» (1789), «Доказательство творческого бытия» (1796), «Бессмертие души» (1789), «Молитва» (1797) и других — до оды «Христос». Последняя решительно отличается от предыдущих рассмотренными выше особенностями затрудненного стиля — иначе говоря, стремлением автора создать новый язык философской поэзии,.. Создав «Христа» через тридцать лет после «Бога», Державин не только продолжил собственное произведение, но и вступил в спор с самим собой».

А, может, это Ефим Эткинд вступил в спор с самим собой, пытаясь натянуть сову на глобус? По поводу же "затруднённого стиля" фальшивой оды "Христос", будет уместно вспомнить слова В.Г.Белинского: "Когда человек весь отдается лжи, его оставляют ум и талант."

Что же касается Державина, то он до самой смерти в 1816г. продолжал писать на ветхозаветные и языческие темы:

Муза Эллады, пылкая Сафа,

Северных стран Полигимния!

Твоя ли сладкозвучная арфа?

Твои ли то струны златые, (1816)

Желающие могут самостоятельно поупражняться в поиске других «подброшенных пистолетов». Их много! Другим же ничуть не возбраняется занять позицию Жеглова и сказать: «Так пистолет, Володя, перевесит сотни тысяч других улик!», и на этом закончить разговор. Тем же, кто захочет углубиться в эту тему и проверить всё вышесказанное, необходимо иметь в виду, что, согласно реконструкции истории Г. Герасимова, Христос присутствовал в религии 18- первой половины 19-го веков, однако, в то время это был не евангельский персонаж, а также то, что многие сюжеты, которые сейчас считаются евангельскими, встречаются и в более "древних" текстах. В отличие от оды «Христос», некоторые подделки настолько тонко сработаны, что иногда даже искушённым «альтернативщикам» очень трудно поверить, что перед ними - фальсификат!

Распутать этот узел, оставаясь в рамках фальшивой истории, невозможно! Поэтому у историков и появляются такие беспомощные идеи о непонятном и противоречивом «антицерковном и антихристианском» периоде русской культуры, которая, к тому же, оказывается, ещё и «демонична» по сути.

(продолжение следует...)