А. Роджерс: Классовая борьба и общественные формации в современности.

Нижеследующий текст был написан и впервые опубликован в 2012 году. Тогда западопоклонники активно высмеивали его, не веря в возможность упадка США. Сегодня, спустя пять лет, изложенные в нём прогнозы уже не кажутся фантастическими, а смех либералов приобрёл отчётливо истерические нотки.
Впрочем, сегодня я публикую его заново не для того, чтобы доказать, что был прав, а потому, что именно он лёг в основу нового текста, который развивает изложенную в нём теорию. И посвящаю это дедушке Ленину.

Классическая историческая наука учит нас, что по мере развития общества меняются формации – от родоплеменной к рабовладельческой, от рабовладельческой к феодальной, от феодальной к капиталистической и так далее. К тому же ряд исследователей считает, что перепрыгнуть через формацию невозможно.И первое утверждение, и второе всегда вызывали у меня здоровый скептицизм.

В своей книге «Мировой экономический кризис. Что дальше?» Жак Аттали выводит возникновение капитализма не в момент начала промышленной революции (как считается традиционно), а в далеком 12-м веке – в бельгийских портах Антверпене и Брюгге. Но постойте, двенадцатый век – это классическое Средневековье, самый расцвет феодализма. Что получается: формации не заменяют друг друга, а сосуществуют? Более того, они не являются особыми условиями, определяющими форму отношений в обществе, а являются всего лишь одним из способов экономических отношений. Фактически их значение очень сильно переоценивают. К тому же, если смотреть объективно, то и Антверпен 12-го столетия не является местом возникновения капитализма. Его элементы (свободную торговлю, ссудный процент, наёмный труд) можно встретить ещё в Древнем Египте и Финикии. Где они, в свою очередь, прекрасно уживались с рабством.

Рабство

Впрочем, будем последовательны. Рабство прекрасно сосуществовало с феодализмом и капитализмом и гораздо позже – вспомнить только массовую торговлю рабами, развёрнутую Британской Империей уже в 17-18 веках. Сначала в Европе, а затем и в Новом Свете. Причём, в отличие от бытующего среди некоторых убеждения, что торговали только африканскими рабами, на самом деле бойко торговали и европейцами – политическими диссидентами, уголовными преступниками и просто должниками. Любой мог стать «живым товаром» (как и в поздней Римской Империи).

Стоит также вспомнить такую непрямую форму рабовладения, как наркозависимость. Здесь Британская Империя отличилась уже в 18 и 19 веках, посадив на наркотики миллионы китайских «кули», работавших за дозу.
Впрочем, рабство, к сожалению, присутствует и в сегодняшнем мире. Так, по данным правозащитных организаций, в Дубае работает несколько сотен тысяч рабов, как крестьян и строителей, так и проституток (гомосексуалистов и детей в том числе). Сексуальное рабство присутствует также и в Европе, где по самым скромным оценкам в этот нелегальный бизнес насильственно вовлечено выше 150 тысяч женщин.

Стоит также о достаточно распространённом в девяностые годы явлении, когда у приезжих работников (гастарбайтеров) отнимали документы, запирали, били и запугивали, заставляя работать за еду, а потом выбрасывая на улицу без какой-либо платы. Фактически, это форма временного рабства, не отягощённая заботой о последующей судьбе ставших ненужными «временных рабов».

И ещё одна форма современного рабства – это «потогонки», где люди, работая по 12-14 часов в день, получают мизерную зарплату, которой не хватает даже на полноценное питание. И подобная форма эксплуатации не перестаёт быть рабством оттого, что эти работники формально получают зарплату. Они бесправны, они существуют в скотских условиях, их вознаграждение за труд находится ниже расширенного воспроизводства, они не могут уехать (не имеют документов, не знают языков, не владеют другими специальностями etc).

Можно было бы долго демонстрировать примеры современных форм рабства, но для нашего исследования достаточно констатации, что рабство не только продолжает существовать, но и вполне комфортно уживается с более продвинутыми формами эксплуатации.

Феодализм

Феодализм, как формация, также обладает не одним, а несколькими характерными признаками. Мы не будем ограничиваться каким-то одним формальным определением, а будем рассматривать всю совокупность его признаков.

Во-первых, это сам институт феодов/ленов, когда за верность кому-либо дают земельный надел, кусок прибыльной собственности или синекуру (прибыльную должность). Не будет преувеличением сказать, что на сегодняшний день это в той или иной форме присутствует практически во всех странах. Если на постсоветском пространстве это выражается в получении «своими людьми» возможностей по приватизации прибыльных государственных активов (причём если власть меняется, то и активы меняют владельцев), то к примеру в США выходцы из «Goldman&Sachs», верные своему материнскому гнезду, занимают руководящие должности в министерстве финансов, госказначействе, ФРС и других важных ведомствах, связанных с распределением финансов.

Во-вторых, признаком феодализма является кастовость, сословность. Причём переходы между сословиями не невозможны, но чрезвычайно затруднены и зачастую «выскочки» не воспринимаются в сообществе. На западе такими «сословиями», к примеру, являются сообщества банкиров и крупных капиталистов. В Великобритании закрытой для вступления является верхняя палата Парламента (являющаяся наследственной), также закрытыми для поступления является Оксфордский университет – их на самом деле два, и один из них не предназначен для поступления «случайных людей», а учит только британских аристократов и финансовую элиту.

В-третьих, сюда же, к сословности, можно добавить и наследственность положения и возможностей (не биологическую, а социальную). Начиная с дворянства, и заканчивая наследованием финансовых империй (династиями банкиров, промышленников и так далее). Династии Ротшильдов, Рокфеллеров, Морганов, Варбургов и прочих банкирских домов насчитывают уже по несколько столетий. Хотя многие из них и не имеют формального дворянства, но при этом владеют гербами, девизами и прочей символикой.

Но если кто-то думает, что старая аристократия Европы потеряла своё влияние и исчезла, то вынужден разочаровать – только в лондонском Сити 117 «ливрейных» компаний, принадлежащих наследственным лордам и имеющим собственные гербы. Причём все эти компании входят в список 500 крупнейших корпораций мира. Вдумайтесь, фактически четверть крупнейших корпораций мира принадлежит британской аристократии! И это не феодализм?

В США также нередки случаи, когда некоторые семьи по несколько поколений являются сенаторами и конгрессменами. Стоит только вспомнить семейство Бушей и клан Кеннеди, а также тот занимательный факт, что подавляющее большинство американских президентов было дальними родственниками британской короны.

В-четвёртых, ещё одним характерным признаком феодализма является обилие различных орденских и квазиорденских структур, начиная с госпитальеров и «Опус Деи», и заканчивая фешенебельными закрытыми клубами. И их число не сокращается, а только растёт.

И, наконец, в-пятых, монархизм, как явное проявление феодализма, никуда пока не исчез – в ряде стран Европы и Азии продолжают править монархи (иногда конституционные, иногда абсолютные). И этот фактор никак не согласуется с заявленной странами Запада «борьбой за демократизацию».

Причём методы накопления первичного капитала во всех странах примерно одинаковы – это заново инвестированные деньги от пиратства, наркоторговли, работорговли, контрабанды и грабежа колоний. На постсоветском пространстве – это плоды мошеннической приватизации и бандитизма (недаром ОПГ и ФПГ различаются лишь одной буквой).

Классика жанра – в средневековье короли и герцоги воевали с ближайшими родственниками ради власти и денег, сейчас члены одной партии (или более общо – одного олигархического сословия) дерутся между собой за возможность оторвать у соратников часть их богатств и влияния. В сегодняшних условиях усиление местного самоуправления, о котором так много шумят либералы, националисты и активисты «гражданского общества», приведёт только к одному – к феодальной раздробленности. Впрочем, на Украине она уже наступила, просто усиление местного самоуправления закрепит и узаконит «вольности» удельных князей.

Капитализм

Характерной чертой капитализма, отмечаемой многими исследователями, является абсолютное отсутствие патриотизма у его основных держателей. В своё время бельгийский капитал перенёс свой центр в итальянскую Геную, затем (в начале 17-го века) перекочевал в Голландию. Затем, через полтора века, «…в 1780 г. голландские судовладельцы, сопровождаемые лучшими финансистами, покинули Нидерланды и отправились в Лондон». Восемь лет спустя банковская система Нидерландов рухнула, вызвав разорение большей части населения, но капиталистам было всё равно – они уже обживали новые дома на берегах Темзы.

В 1890 году Британия, строившая всепланетную империю, «дошла до истощения из-за долгов, накопленных при финансировании военной мощи колоний, в частности, индийского раджи». И тогда центр международной торговли переместился через океан в Бостон, а финансовый центр – в Нью-Йорк (на Уолл-Стрит).

С 1971 года лондонское Сити стало переманивать к себе американские банки, разрешая извлекать деньги любыми спекулятивными методами. А промышленность начала стремительно выноситься из США в страны Азии, в частности в Китай (а также в меньшей степени в Южную Корею, Гонконг, Малайзию, Вьетнам etc). В результате сегодня свыше 46 миллионов жителей США живут ниже уровня бедности, но капитал это никак не волнует.

Другим доказательством отсутствия патриотизма у владельцев капитала является тот факт, что во время второй мировой войны американские компании продолжали торговать с нацистской Германией (не взирая на то, что их страна воевала против неё), а британские банки владели частью военной промышленности Германии.

Из вышеприведённого логично вытекает факт аморальности капитала. Как справедливо заметил ещё Карл Маркс, «нет такого преступления, на которое не пошёл бы капитал за 400% прибыли», а поскольку прибыль от торговли наркотиками, оружием и отпущениями грехов выше – каждый доллар в мире пахнет кокаином, полит кровью и благословен христианской церковью (одним из её конкурирующих между собой брэндов).

Капитал активно инвестирует в Дубай, хотя тамошний шейх занимается работорговлей, контрабандой, сутенёрством, торговлей оружием и отмыванием денег. Капитал охотно признаёт абсолютные монархии стран Персидского залива «демократическими», хотя там казнят людей за колдовство, забрасывают женщин камнями и отрубают головы. Капитал бездумно уничтожает экосистему планеты, поскольку единственные мотивации и мерила эффективности его деятельности находятся в финансовой отчётности, в которой не учитываются вымирание видов животных, вырубание ливневых лесов и человеческие страдания. Для него имеет значение только прирост циферок в строке «доход».
Из этого вытекает, что со своей стороны капитал готов использовать труд рабов (как бы это не маскировалось за хитрыми терминами), что делает его совместимым с рабовладельческим строем. Рабский труд хоть и не такой эффективный, как наёмный или машинный, но и не требует значительных рисковых инвестиций. Поэтому капитализм тормозит развитие технологий по многим направлениям, предпочитая высококвалифицированным рабочим и автоматизации производства низкооплачиваемый труд в «потогонках». Ведь когда китайцы станут получать более высокие зарплаты, производство всегда можно перенести куда-нибудь ещё – в мире много всяких Сомали, и можно создать новые.

С другой стороны, феодальные системы отлично уживаются и адаптируются к миру капитала. Они не только не чувствуют угрозы с его стороны, но и позволяют и приветствуют взаимное проникновение этих двух форм. Не случайно и в «Римском клубе», и в «Бильдербергском клубе», и в списках «Комитета 300» присутствуют представители как старой европейской аристократии, так и современной мировой финансовой элиты. По большинству линий они уже давно закрепили этот союз династическими браками.

Капитал в современном мире

Ключевым процессом в понимании происходящего в мире является происходящий в последние годы отток капитала из США, подобный перечисленным выше «исходам». «Патриотический истеблишмент» пытается остановить этот процесс, развязывая войны, дестабилизируя обстановку в мире и пытаясь показать, что Уолл-Стрит остаётся самой безопасной бухтой для капитала. Но чем больше бряцания оружием, тем ближе конец империи.

Процесс исхода капитала из США необратим. Причём его основы были заложены давно, и диктовались самой логикой «свободного рынка». Например, с тех самых пор, как США стали основным эмитентом мировой резервной валюты, процесс всё большего сползания их в долговую яму был неизбежен. Сама архитектура мировой финансовой системы подразумевает, что эмитент является донором – мировой системе необходимо было всё больше долларов, и американцы всё глубже влезали в долги. А поскольку долг (с процентами) всегда больше, чем сумма эмитируемых денег – яма неизбежна.

Капитал в данной системе является своеобразным паразитом – он пользуется возможностями очередного гегемона, вытягивая его соки, а затем перебирается на нового, более здорового носителя, и цикл повторяется вновь. На время стране-носителю, как наркоману под допингом, даже становится видимо лучше, но постепенно лучшие жители этой страны гибнут в войнах, ресурсы истощаются, а нравы извращаются, приводя к упадку – и капитал цинично покидает тонущий корабль.

Больше всех в панике в данной ситуации как раз управляющий истеблишмент гегемона, поскольку утекающий капитал лишает их власти, рычагов влияния, статуса и доступа к распределению благ. И эта паника раз за разом заставляет их совершать необдуманные поступки и ошибаться.

Корень зла и перспективы излечения

Общее для всех трёх форм угнетения – рабовладения, феодализма и капитализма – частная собственность на средства производства. Не демократия или авторитаризм, не национализм или интернационализм, не какие-то ещё отвлекающие маневры – пока существует возможность для безудержного накопления и сверхконцентрации ресурсов в руках ограниченной кучки людей, ни о каких реальной свободе, равноправии, справедливости и других высоких идеалах не может быть и речи.
Право собственности на средства производства порождает неравенство возможностей, убивая как конкуренцию (в природе преимущественно идёт соревнование без стартовых статусных или имущественных преимуществ), так и меритократию (о чём писал Пол Кругман). Причём американское общество, которое позиционирует себя как меритократическое, уже давно таковым не является.

Адекватным выходом из этого порочного круга может стать госкапитализм с распределением доходов государства среди всего населения (что-то типа акционерной корпорации, где все граждане являются акционерами). В условиях продолжающегося и усугубляющегося глобального кризиса также имеет смысл стремиться к достижению максимальной самодостаточности экономики (автаркии). Что и формирует оптимальную форму государства будущего.

Перспективы бездействия

Всех мечтающих об «эволюционном пути развития» или «росте сознательности масс», вынужден разочаровать – кина не будет. Социум уже достаточно давно не развивается самостоятельно, а активно инжинирится. И когда его не инжинирят прогрессоры (не стоит придираться к терминам), его инжинирят регрессоры.

И они активно ведут программу по снижению качества образования по всему миру. В Европе и большинстве стран бывшего СССР введена болванская система. Резкое снижение качества образования в США уже давно вызывает тревогу у тамошних интеллектуалов. Академик Арнольд пишет то же самое про французских и британских студентов. В США процент «домашних» учёных в университетах упал за последние годы до 40-45%, все остальные – это приезжие китайцы и индусы.
Активно формируется (вернее, уже в массе сформирован) Homo Potreblamus, не обладающий критическим сознанием и высокими идеалами, а предпочитающий мещанство, шопинг и телевидение. Если сейчас ещё попадаются думающие и сознательные люди, то дальше с каждым годом будет только хуже.

В технологиях также наблюдается определённый застой. Особенно в производственной части. Вместо автоматизации производства предпочитается использование дешёвого ручного труда (как менее рискового и не требующего особых инвестиций). Сдерживается развитие альтернативных двигателей, продолжается использование морально устаревших двигателей внутреннего сгорания, потребляющих углеводородное топливо. Сдерживается монополизированное развитие компьютерной техники. Вместо экологически чистого и качественного питания развиваются фастфуды, полуфабрикаты и ГМО. И так далее.

Фактически, весьма вероятным является сценарий, когда будет проводиться дальнейшее сворачивание прогресса (технологический прогресс вообще очень хрупкая вещь), с помощью депопуляции, дебилизации населения, консервации технологий – будет произведен возврат в новое средневековье. Только в отличие от первого, новой социальной и технологической революции они уже не допустят.
Некоторые высокие технологии они, безусловно, оставят – для собственных нужд. Эти технологии будут существовать исключительно в закрытых анклавах (любой желающий может найти в интернете многочисленные указания на это, начиная с насыпных островов Дубаи, и заканчивая «городами в городах» типа лондонского Сити), а быдло-масса вне стен этих анклавов будет погружена в невежество и мракобесие.

Повторюсь, такой сценарий вполне возможен, если сидеть и ждать, пока «светлое будущее наступит само по себе». Или сценарий скатывания в очередную глобальную войну (все предпосылки для этого уже налицо), как ставшую уже привычной форму выхода из кризиса.
Как говорил Эдмунд Бурке, «Для победы сил зла достаточно, чтобы добрые люди бездействовали».

Почему мы должны оседлать глобализацию

Революция – это радикальное, коренное, глубокое, качественное изменение, скачок в развитии общества, природы или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Революцию как качественный скачок в развитии, как более быстрые и существенные изменения, отличают и от эволюции (где развитие происходит более медленно), и от реформы (в ходе которой производится изменение какой-либо части системы без затрагивания существующих основ).

Революция не обязательно сопровождается вооружённым госпереворотом. Есть куча примеров мирных революций, в том числе и «революций сверху». Равно как и не каждый госпереворот является революцией. Например, на Украине в 2014 году прошла «деволюция» (мой авторский термин, нужно запатентовать), реакционный откат к фактически феодальной олигархии. Сопровождающийся соответствующими деиндустиализацией и примитивизацией общественных отношений.
Теперь, когда мы немного разобрались с терминологией, можно идти дальше. В своей лекции товарищ Жуков отмечает, что:

1. Человечество пережило несколько глобальных революций, коренным образом менявших формат общественных отношений: неолитическую, рабовладельческую, феодальную, буржуазно-капиталистическую. И сейчас находится в фазе социалистической революции.

2. Все эти революции не были одномоментными событиями (как их воспринимают обыватели), а были процессами, зачастую растянутыми на сотни или даже тысячи лет. С реакциями, термидорами, реставрациями и прочими неизбежными отступлениями и эксцессами.

Поэтому сто лет социалистической революции, начавшейся в мире в 1917 году с Петрограда – это для исторического процесса вообще ни о чём. Равно как и реставрация капитализма в 1991 году – это лишь проявление реакции, как это было и во времена всех предыдущих революций. С точки зрения исторического материализма жалкий пропагандист Френсис Фукуяма, заявивший после развала СССР о «конце истории» – убогий деревенский дурачок. И сегодня это очевидно уже практически всем.

Единственно, я бы уточнил, что согласно моей небольшой монографии от 2012 года, появление новых формаций не уничтожает предыдущие, а дополняет и вытесняет их (но не полностью, особенно в планетарном масштабе).

Так даже на сегодня в определённых местах сохраняются проявления бартера и натурального хозяйства, в одной только Европе неофициально около миллиона самых настоящих рабов, а также сохраняются многочисленные проявления феодализма (вплоть до британского парламента). То есть социализм в среднесрочной перспективе не искоренит капитализм и прочие формации, а маргинализирует и вытеснит их на периферию (собственно, как в СССР определённое время и происходило). 

Но поскольку это для многих не очевидно, то для начала мы обоснуем неизбежность перехода от капитализма к социализму.

Если мы окинем взглядом историю, то увидим, что всё её течение (по крайней мере фиксируемая в источниках её часть) – это процесс непрерывного укрупнения. Укрупнения социума по линии семья/род/племя/племенной союз/государство/империя/федерация. Сегодня мы уже видим Соединённые Штаты Америки, Европейский Союз, Российскую Федерацию, Индию и Китай, которые охватывают большую часть планеты (также идут разговоры и переговоры о создании наднационального объединения в Латинской Америке). Следующим этапом этого укрупнения, несомненно, должно стать Планетарное Человечество. Как правильно заметил Клим Жуков, «государства не вечны, поэтому надо топить за человечество, как вид».

И параллельно с этим укрупнением социумов происходит и укрупнение производств, которое позволяет повышать производительность труда и поддерживать подобные крупные социумы (без общих экономических связей социум распадается на субкомьюнити). Укрупнение производств происходит по линейке кустарный труд/семья/артель/мануфактура/цех/конвейер/компания/корпорация. Сейчас уже говорят о формировании сверхкорпорации, которая прямо или косвенно владеет значительной частью мировых ресурсов и производственных мощностей.

В целом глобализация неизбежна, вопрос только в формах этой глобализации (равноправная или империалистически-угнетательская). И совершенно правильно Владимир Путин много лет пытается продавливать «единое пространство от Лиссабона до Владивостока».

Сегодня в мире мы видим два пути развития из текущей ситуации, которые вступили между собой в жёсткий конфликт. С одной стороны суверенные государства, которые контролируют большую часть производств в своей стране, они идут по пути госкапитализма (Россия, Китай, Иран). В таких странах через механизм выборов народ сохраняет хотя бы относительный контроль над происходящим. С другой стороны «неолибералы», когда страны подчиняются корпорациям. В этих странах происходит демонтаж собственно государств, а выборы ни на что не влияют (что мы чётко видим на примере США, где очередная смена лидера не привела к смене курса, хоть он и пришёл к власти на обещаниях перемен). Там на самом деле не демократия, как они декларируют, а корпоратократия.

Если победит первый путь, то в перспективе мы получим планетарное государство с преобладанием госкапитализма, во главе которого будет выборный орган. Если победит второй путь (ирония в том, что он себя называет «демократическим»), то мы получим планетарную корпорацию, которая будет владеть государствами (или даже упразднит их), и власть в которой будет принадлежать кучке наследственных интриганов – условным Ротшильдам-Рокфеллерам-Морганам-Дупонам. Если говорить терминами Стругацких, то «Тайным Отцам». Или государство с широким спектром социальных обязательств, или диктатура сверхкорпорации (неоолигархия). Я не буду тут доказывать ущербность и тупиковость олигархического пути развития, это до меня сделал Аристотель.

Любой средней руки математик легко вам докажет, что любой рынок стремится к монополии. В любой конкуренции должен остаться только один. Из любого изначально произвольного количества государств вырастет единое сверхобъединение. Вопрос только в количестве и силе флуктуаций перед этим. В расходе ресурсов и пролитой крови – быстро и почти без жертв или медленно и через мировые войны.
Каждая попытка идти по второму пути будет приводить к нарастанию империалистических противоречий и, как следствие, к мировым войнам (что мы сегодня и наблюдаем). Это будет приводить к системной перезагрузке, и цикл будет повторяться до тех пор, пока человечество в целом не пойдёт по первому пути, по пути социализма.

Современный империализм

В различных публикациях и дискуссиях мне неоднократно приходилось слышать, что «эпоха империализма давно завершилась». В частности, приводился тезис, что «на смену империализму пришли постиндустриальные отношения». Это очевидный нонсенс.
К сожалению, в современном обществе научный метод познания переживает глубокий кризис, и многие в угоду своим личным догмам и предпочтениям готовы отрицать очевидное. Но мы, как динозавры науки, будем продолжать его использовать.

Поэтому сначала дадим определение изучаемого явления, а затем перечислим признаки, которые позволяют его считать применимым к текущим обстоятельствам.

Итак, империализм – это государственная политика, ос­но­ван­ная на использовании военной си­лы для разных форм внешнеполитической экспансии, в том числе для захвата территорий, формирования колоний и установления политического или экономического контроля над другими странами.

Причём под «военная сила» не обязательно подразумевается конвенционная армия того или иного государства. Это могут также быть:

а) инсургенты;
б) частные военные компании (ЧВК);
в) террористы;
г) различные формы наёмников или прокси-структур.

Политический контроль может осуществляться как напрямую (например, так США поставили в Чили Пиночета, а на Украине Порошенко), так и опосредованно, через лоббирование, шантаж или подкуп.
Инструментом экономического влияния можно, к примеру, назвать требования МВФ (и других западных финансовых институтов) по предоставлению кредитов.

Перечислим пять признаков империализма (по Ленину, но другие исследователи приводят практически аналогичные признаки):

1. Концентрация производства и вырождение конкуренции в монополии.
2. Слияние банковского капитала с промышленным и формирование финансового капитала.
3. Преобладание вывоза капиталов над вывозом товаров.
4. Раздел мира между монополистическими союзами капиталистов.
5. Борьба между «великими державами» за передел ранее разделённого на сферы влияния мира.

Рассмотрим эти признаки последовательно.

1. Концентрация производства достигла невиданных масштабов. Есть несколько мировых центров производства, которые создают львиную долю товаров, и вокруг каждого из них есть определённая слаборазвитая периферия (иногда её сдерживают в развитии, а зачастую и намеренно банкротят и деиндустриализируют, как ту же Грецию), которая эти товары покупает (чаще всего в долг).

Монополизация производства также очевидна любому достаточно внимательному исследователю. Обилие брендов никого не должно обманывать. Какая разница, какой автомобиль вы покупаете – Бьюик, Шевроле или Опель, – если все эти марки принадлежат «General Motors»? Кушаете вы «Сникерс», «Марс» или «Кит-Кат», если все они принадлежат корпорации «Nestle»? И так далее.

Видимость конкуренции поддерживается с помощью разнообразия торговых марок (антимонопольное законодательство обходится тем же способом), но владельцы-производители одни и те же. И даже в сфере мобильной связи придумали «виртуальных операторов» (в том числе и для межсетевых тарифов, на которых можно рубить дополнительные деньги), хотя все виртуалы пользуются одними и теми же базовыми станциями.

2. Слияние банковского капитала с промышленным и формирование финансового капитала. Тут достаточно упомянуть Уолл-стрит, настолько всё очевидно. Доминирование «капитализации» над реальными дивидендами – это ещё один признак именно финансового капитала.

3. Преобладание вывоза капиталов над вывозом товаров. Тут тоже далеко ходить не нужно. Одна из главных причин американской агрессии в мире – нежелание других стран скупать американские «трэжерис» в тех количествах, которые нужны для поддержания активного роста гигантского внешнего долга США.

Отметим, что на сегодняшнем этапе отказ, к примеру, России от продажи вовне газа и нефти был бы встречен даже с радостью (уменьшение числа конкурентов), а вот отказ России от скупки трэжерис (численность трэжерис в структуре ЗВР РФ несколько лет последовательно снижается, при том, что общая величина ЗВР увеличилась) – это фактически бунт против американского владычества (современный аналог отказа платить дань).

4. Раздел мира между монополистическими союзами. Есть США, есть европейский «союз угля и стали» (ЕС), есть БРИКС – и все они ожесточённо, не обращая никакого внимания на правила ВТО и прочие соглашения, защищают «свои» рынки.

5. Борьба за передел сфер влияния между «великими державами». Расширение НАТО на восток, «бархатные революции», разрушение Ливии, «арабская весна», майдан в Киеве, Крым, война в Сирии (и создание ИГИЛ в целом), вторжение саудитов в Йемен, Brexit, спор вокруг Гибралтара, конфронтация вокруг Северной Кореи, русофобская истерия на западе – всё это элементы борьбы за сферы влияния.
Когда из пяти признаков все пять в наличии, то можно смело говорить о полном соответствии изучаемого явления заданному определению.

Ну и в качестве контрольного в голову, характеристики империализма по Бердяеву:

1. Господство транснациональной финансовой олигархии (монополий и корпораций) как антипод классическому частно-капиталистическому укладу.

2. Единая мировая система хозяйства (экономическая мир-система, Валлерстайн рулит), при которой промышленно развитые страны эксплуатируют колонии и другие зависимые страны.

3. Империалистические войны за рынки сбыта и сырьё. Борьба за передел рынка как «мирными» средствами, так и путём войн.

Говорите «марксизм не работает»? Говорите «эпоха империализма завершилась»? Смешные…

Что же даёт нам понимание империалистической природы разворачивающихся перед нашим взором глобальных конфликтов? Оно позволяет сделать нам цепочку взаимосвязанных выводов.

1. Причины конфликтов и мотивации основных акторов лежат не в декларируемой идеологической плоскости (защите демократии, борьбе против диктаторов, борьбе против китайского коммунизма, арабской деспотии и так далее), а в плоскости борьбы за глобальную гегемонию и контроль над ресурсами, рынками и транспортными коммуникациями.

2. Соответственно, никакие уступки в идеологическом плане (типа «больше демократии», «больше прав человека», «больше толерантности к геям») не способны изменить направленности конфликтов, потому что это только предлоги. Я надеюсь, все помнят из школьного курса истории, чем отличается причина войны от повода к её началу.

Если даже пойти на уступки (чего, к счастью, никто делать не собирается), то вместо текущих поводов для санкций и русофобской риторики со стороны западных политиков просто будут придуманы новые. Если будут удовлетворены текущие требования запада по сдаче Сирии, Донбасса и Крыма, то будут выдвинуты новые – например, слить Иран, отдать Курилы и Калининград. И ещё, и ещё, и ещё, пока совсем ничего не останется.

Как я годами говорю и пишу, компромиссы с голодными людоедами невозможны. Людоеды просто хотят кушать.

3. Исходя из этого нужно строить внешнеполитическую стратегию России, которая бы предусматривала
а) как не уступать своего;
б) что можно дополнительно приобрести (это не обязательно должны быть территории, это могут быть и ресурсы, и рынки сбыта, и транспортные магистрали);
в) как ведущуюся против России прокси-войну перевести из оборонительной фазы (а в Сирии и на Донбассе мы обороняемся) в наступательную.

4. Раз прямое конвенционное противостояние крайне маловероятно (мы к нему готовы, а оно может перерасти в ядерную войну), а против нас используют прокси-структуры типа ИГИЛ или УГ, то нам нужно продолжать создавать собственные прокси-структуры для действий в зоне влияния противника. Эти прокси-структуры могут быть какими угодно – техасскими или калифорнийскими сепаратистами, сапатистами в Мексике, боливарианцами в Латинской Америке, каталонскими сепаратистами, националистами и левыми в Европе (только не либертарианскими леваками из числа геезащитников, а настоящими левыми), сторонниками выхода Шотландии из Великобритании или сохранения Гибралтара в составе ЕС.

Да кем угодно, различных линий раскола и противоречий в западном мире тысячи (к примеру, раскол американских элит мы уже достаточно долго имеем возможность наблюдать, и, несмотря на ряд уступок со стороны Трампа, признаков консолидации там нет ни малейших). Нужно играть на этих противоречиях и рвать там, где тонко.

И, судя по всему, российское руководство это прекрасно понимает, и именно так и действует. В КГБ диамат и истмат преподавали наилучшим образом.

P.S. Самое слабое место общей российской стратегии – это экономика. Не настолько слабое, как пытается рисовать «либеральная оппозиция», но заслуживающее значительного усиления. Впрочем, это тема для отдельного большого анализа.