Русские источники по "монголо-татарам" (11)

Пришла весть к великому князю, что царь Ахмат идет в полном сборе, со своей ордой и царевичами, с уланами и князьями, да еще в соглашении с королем Казимиром — ибо король и направил его против великого князя, желая сокрушить христианство...

Царь же со всеми татарами пошел по Литовской земле мимо Мценска, Любутска и Одоева и, придя, стал у Воротынска, ожидая, что король придет к нему на помощь. Король же не пришел к нему и сил своих не послал — были у него свои междоусобия, воевал тогда Менгли-Гирей, царь перекопский, королевскую Подольскую землю, помогая великому князю...

И пришли татары, начали стрелять, а наши — в них, одни наступали на войска князя Андрея, другие — многие — на великого князя, а третьи внезапно нападали на воевод...

Тогда-то и свершилось преславное чудо пречистой Богородицы: когда наши отступали от берега, татары, думая, что русские уступают им берег, чтобы с ними сражаться, одержимые страхом, побежали. А наши, думая, что татары перешли реку и следуют за ними, пришли в Кременец...

Царь же бежал в Орду, и пришел на него ногайский царь Ивак, и Орду взял, и его убил...

В ту же зиму вернулась великая княгиня София из побега, ибо она бегала на Белоозеро от татар, хотя никто за ней не гнался, А тем землям, по которым она ходила, стало хуже, чем от татар, от боярских холопов, от кровопийц христианских...

О храбрые, мужественные сыновья русские! Потрудитесь, чтобы спасти свое отечество, Русскую землю, от неверных, не пощадите своей жизни, да не узрят ваши очи пленения и разграбления домов ваших, и убиения детей ваших, и поруганья над женами и детьми вашими, как пострадали иные великие и славные земли от турок. Назову их: болгары, и сербы, и греки, и Трапезунд, и Морея, и албанцы, и хорваты, и Босна, и Манкуп, и Кафа и другие многие земли...

Ки́ево-Пече́рский патери́к — сборник рассказов об основанииКиево-Печерского монастыря и житий его первых насельников.

Основанием послужили два послания, написанные в XIII веке. Первое написано бывшим иноком Киево-Печерской лавры, позже епископом Владимирским и Суздальским Симоном (умер в 1226 году) к своем уученику и другу киево-печерскому иноку Поликарпу; цель этого послания — путем повествования о чудесной жизни прославивших Печерскую обитель подвижников научить Поликарпа христианскому смирению и кротости. Второе написано киево-печерским монахом Поликарпом к киево-печерскому архимандриту Акиндину и состоит также из рассказов об иноках обители. Позднее к этим посланиям присоединены сказания о начале Киево-Печерского монастыря, об украшении обители, о первых подвижниках, а также статьи, имеющие отношение к предмету «Патерика», а иногда и без всякой связи с ним. Здесь можно встретить ответ Феодосия на вопрос великого князя Изяслава о латинянах, сказания о происхождении и первоначальном состоянии русской церкви, о крещении славян и проч. Историки находят в «Патерике» сведения об экономических, социальных и культурных отношениях в Киевской Руси, анимистических представлениях тех времён, когда языческие верования сосуществовали с христианством.

Редактировался «Патерик» много раз; древнейший список относится к XV веку, позднейший к XVII веку. 

Автором этого «Слова» принято считать Пахомия Логофета (Пахомия Серба), выходца с Афона, русского агиографа XV в. В 70 гг. XV в. он создаёт новую редакцию «Жития Михаила Черниговского и боярина его Феодора», к которой, в качестве окончания, присоединил и «Слово об убиении злочестивого царя Батыя» [1]. Через семьдесят лет, в середине XVI века, «Слово…» как отдельное произведение будет включено в Великие Минеи Четьи, кроме того, оно войдет в состав русских летописей и в Хронографы.

Содержание «Слова…» оригинально для русской книжной и житийной традиции. В нём говорится о том, что после покорения русских земель Батый «тщашеся, аще бы мощно и по всей вселеннѣй сотворити, ни да поне именуется христианьское именование» [2], и отправляется на запад, в Венгрию. В Венгрии, к тому времени уже перешедшей из православия в католичество, в это время правит некий «краль Владиславъ» [3], который тайно, под влиянием сербского архиепископа святого Саввы, уже вернулся в православие. Однако этот «правильный» поступок короля не спасает Венгрию от разорения. Более того, в плен к татарам попадает сестра Владислава, которая «сплетися» с Батыем и «помогаше Батыю» [4]. Опечаленный король, «тако сугубый плач и рыдание приложивъ, начат Бога молити». После искренних молитв, к Владиславу является некто, утешающий его и обещающий Божию помощь. Воодушевлённый Владислав собирает войско и изгоняет батыеву орду из страны, а самого Батыя и предавшую короля сестру убивает. В живых остаются только те захватчики, которые «въсхотѣша вѣры еже въ Христа» [5].

Разумеется, таких событий в исторической реальности никогда не было. Давно установлено, что текст «Слова…» является своеобразной компиляцией сербских и венгерских легенд и героических песен. В то же время он включается в Великие Минеи Четьи, являющиеся одним из программных документов «эволюционирующего» Русского государства, и занимает там не последнее место. В чём же причина?

Прежде всего, необходимо напомнить, что начало XVI в. — это время создания новой российской исторической мифологии, которая была важной составляющей формирующейся идеологии будущего Московского царства. К моменту составления Великих Четьих Миней уже существовали как минимум два текста, представляющих собой новый исторический миф, а именно «Послание о Мономаховых дарах» (Послание Спиридона-Саввы) и «Сказание о князьях Владимирских», созданные до 1527 г [6]. В дальнейшем, как известно, текст «Сказания», выводящего родословную Рюриковичей от римских императоров, будет включен в Чин венчания на царство Ивана IV Васильевича и в Степенную книгу царского родословия. Роль «Сказания о князьях Владимирских» была настолько велика, а его авторитет как исторического источника настолько непререкаем, что в XVII в. оно стало неотъемлемой частью Чинов венчания царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, представителей совершенно иной династии — Романовых. А первый критический анализ этого текста был проведён лишь через 140 лет после его создания, и то иностранцем — Юрием Крижаничем в трактате «Политика» [7]. Таким образом, практика введения исторических мифов в идеологическую систему была свойственна данному периоду развития Российского государства и даже стала определяющей для дальнейшего развития русской духовно-политической мысли. Несомненно, именно этот исторический и духовно-политический контекст в значительной степени повлиял на то, что русские книжники начала XVI в. обратили свой взор на «Слово об убиении злочестивого царя Батыя»

Нужно отметить, что изучение «Слова…» не имеет богатой историографической традиции... Первое специальное исследование, посвящённое рассматриваемому тексту, появилось в 1916 г. [11]. И лишь в 1999 г. увидела свет статья О.М. Ульянова, посвящённая «Слову…» [12], а в 2001 г. — наиболее полное на сегодняшний день исследование А.А. Горского, содержащее, кроме того, политическую трактовку этого памятника [13]. В то же время необходимо отметить, что еще ранее «Слово…» вызвало интерес у зарубежных учёных, в частности, А.А. Горский в своей статье указывает на несколько публикаций, посвященных данному тексту [14].

Развивая идеи С.П. Розанова и Й. Перени, А.А. Горский вполне убедительно реконструирует политические смыслы «Слова об убиении злочестивого царя Батыя», актуальные для 70-х гг. XV в.: «Очевидно, «Повесть о убиении Батыя» была включена в этот памятник с вполне определённой целью: она была призвана показать, что при условии крепости веры можно нанести поражение и непобедимому «царю»» [15].

...

Думается, именно эти духовно-политические смыслы послужили тому, что не имевшее совершенно никаких исторических оснований «Слово об убиении злочестивого царя Батыя» оказывается включенным в Великие Минеи Четьи. Основные идеи «Слова…» очень хорошо укладывались в историко-мифологический контекст первой половины XVI века и вполне соответствовали настроениям молодого царя Ивана IV Васильевича и его ближайшего окружения. 

ИСТОЧНИК

«Задонщина» (в рукописях имеет заглавия «Задонщина великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича», «Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая» и др.) — памятник древнерусской литературы конца XIV — начала XV вв. Рассказывает о победе русских войск, возглавлявшихся великим князем Московским Дмитрием Ивановичем (Донским) и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем, над монголо-татарскими войсками правителя Золотой Орды Мамая. 

Датировка

Синодальный список

Куликовская битва произошла на Куликовом поле 8 сентября 1380 года. Точная дата создания «Задонщины» неизвестна: она могла быть написана между датой самой битвы и концом XV века, к которому относится самый ранний сохранившийся список (Кирилло-Белозерский).

Текстология

1-й Исторический список

«Задонщина» в списке XVII векa была впервые опубликована в 1852 году В. М. Ундольским и сразу была воспринята как литературное подражание «Слову о полку Игореве»: отдельные ее выражения, образы, целые фразы повторяли и переделывали соответствующие образы, пассажи и выражения «Слова», применяя их к рассказу о победе русских войск над татарами за Доном на Куликовом поле. Все шесть ныне известных списков «Задонщины» дают крайне искаженный текст, и точное восстановление первоначального вида произведения — сейчас задача едва ли возможная. Не вполне ясно и текстологическое соотношение сохранившихся списков Задонщины: спорят о том, представляет ли собой «краткая редакция» (отражённая в Кирилло-Белозерском списке) изначальную версию или, напротив, впоследствии сокращённую.

Задонщина и «Слово о полку Игореве»

2-й Исторический список

В конце XIX века французский славист Луи Леже выдвинул гипотезу, согласно которой «Слово о полку Игореве» создано мистификатором XVIII века по образцу «Задонщины» (а не наоборот). Так как связь«Задонщины» со «Словом» вне сомнений, то версию Леже приняли все без исключения последующие сторонники версии о поддельности «Слова» (А. Мазон и его группа, А. А. Зимин, К. Трост и его группа, Э. Кинан).

Впоследствии лингвистическими исследованиями Р. О. Якобсона, Л. А. Булаховского и других показано, что язык «Задонщины» имеет намного больше новых черт, чем язык «Слова». А. А. Зализняк продемонстрировал, что независимые и параллельные «Слову» части «Задонщины» резко различны по синтаксическим параметрам (в то время как «Слово» по этому признаку однородно).

Однако некоторые литературоведы (прежде всего О. В. Творогов) отмечали, что пассажи в «Задонщине», параллельные «Слову», не всегда логично вписываются в повествование и содержат много несообразностей, легко объяснимых при традиционном подходе, но маловероятных при версии о вторичности «Слова».

Греческое литературное произведение (XII в.) «Послание» мифического индийского царя-христианина Иоанна византийскому императору Мануилу попало на Русь в XIII или в XIV в. На русской почве, видоизменяясь и переплетаясь с другими произведениями, оно зажило собственной жизнью. В числе других произведений испытала влияние «Сказания» и былина о Дюке Степановиче. Для читателей русского средневековья «Сказание об Индийском царстве», очевидно, играло ту же роль, какую в современной нам литературе играет утопия. Отрывок первой русской редакции «Сказания» сохранился в составе сербской «Александрии». Два самых ранних списка «Сказания» (второй половины XV в.) дают уже вторую его редакцию; эта редакция и представлена здесь по одному из этих списков (РНБ, Кирилло-Белозерское собрание, № 11/1088, лл. 198—204); незначительные исправления неясных по смыслу мест сделаны согласно другому списку (РГБ, Волоколамское собрание Московской Духовной академии, № 309 (667), лл. 1—7). Во всех списках «Сказания», за исключением положенного здесь в основу Кирилло-Белозерского, текст речи царя Ивана обрамлен предисловием и заключением. Вот перевод на современный язык предисловия и заключения по Волоколамскому списку: «Царь Греческой земли Мануил послал своего посла к индийскому царю Ивану, и послал к нему много даров, и повелел послу расспросить о величестве его силы и о всех чудесах Индийской земли. Дойдя до Индийской земли и отдав дары царю Ивану, посол попросил его начать говорить. Царь же Иван принял дары с великою любовью, дал в ответ многие дары и сказал: “Передайте царю своему Мануилу: если хочешь узнать мою силу и все чудеса моей земли, продай всю свою Греческую землю и приходин ко мне сам послужить у меня; я сделаю тебя вторым или третьим слугой; а затем ты вернешься в свою землю. Будь ты и в десять раз выше, не описать тебе на хартии со всеми книжниками твоими царства моего даже до исхода души твоей. А цены твоего царства не хватит тебе на хартию, потому что невозможно тебе описать моего царства и всех чудес моих”». И заключение: «И отпустил посла греческого с великою честью и со многими дарами к царю Мануилу. И после этого других послов не было в Индийской земле. Богу нашему слава. Аминь».

Житие Михаила Ярославича Тверского – памятник тверской литературы 1-й четв. XIV в. Как установлено В. А. Кучкиным, Ж. дошло до нас в 12 редакциях (8 летописных и 4 нелетописных). Летописные редакция подразделяются на две группы, представляющие московскую и тверскую обработки повествования. Так, в летописях СIЛ, Московском своде, Ермолинской, Уваровской, Львовской, Никаноровской, Вологодско-Пермской, Воскресенской, HIVЛ читается промосковская обработка первоначального текста, в которой заметна тенденция обеления Юрия Московского, а «Михаил Тверской низводится с того высокого пьедестала, на который он был вознесен своими сторонниками» (Кучкин. Повести, с. 87). Тверская летописная редакция (Летописец Рогожский и Летопись Тверская) характеризуется ярко выраженной антиордынской и противомосковской направленностью. Существует предположение, что автором древнейшей редакции был один из духовников Михаила Ярославича – игумен Отроча монастыря Александр, Это, видимо, и определило, с одной стороны, церковный характер повествования, строгое его соответствие канону, и с другой – подробность и историческую точность описания событий, которых автор был свидетелем, сопровождая князя в Орду. Ж. составлялось на основе черновых записей, делавшихся сразу по следам событий. Однако в том виде, в котором оно дошло до нас, Ж. мало похоже на произведение, написанное сразу после смерти князя. Строгость в следовании агиографическому канону, уподобления Михаила Ярославича святым-мученикам, постоянное именование его «святым» и «блаженным», наличие в житии «чудес» – все это черты, присущие житиям, создаваемым если не после канонизации подвижника, то, по крайней мере, после установления его местного почитания. Повествование о Михаиле Ярославиче относится к мученическим житиям. В композиции произведения, его художественной структуре ясно различимо стремление автора следовать жанровой схеме жития-мартирия. С первых фраз, заимствованных из жития святого Коинта, возникает образ венца – символа мученичества за веру, высшей степени святости, и эта тема становится одним из лейтмотивов при изображении подвига Михаила... Систематическое именование Узбека, Кавгадыя и татар «окаянными» и «беззаконными», обвинения в неправедности и беззаконности их суда свидетельствуют о сильных антиордынских чувствах автора. 

В год 6834. <...> В том же году Александру Михайловичу было дано княжение, и он пришел из Орды и сел на великокняжеский престол. Потом, немного дней спустя, из-за умножения наших грехов, когда Бог позволил дьяволу вложить в сердце безбожных татар злую мысль, сказали они своему беззаконному царю: «Если не погубишь князя Александра и всех князей русских, то не получишь власти над ними». Тогда беззаконный и проклятый зачинатель всего зла Шевкал, разоритель христианства, отверз свои скверные уста и начал говорить, наученный дьяволом: «Государь царь, если ты мне велишь, я пойду на Русь, разорю христианство, убью их князя, а княгиню и детей приведу к тебе». И царь велел ему так сотворить.

Беззаконный же Шевкал, разоритель христианства, пошел на Русь со многими татарами, и пришел в Тверь, и выгнал великого князя с его двора, а сам поселился на великокняжеском дворе, исполненный гордости и ярости. И сотворил великое гонение на христиан — насилие, грабеж, избиение и поругание. Люди же городские, постоянно оскорбляемые нехристями, много раз жаловались великому князю, прося оборонить их. Он же, видя озлобление своих людей и не имея возможности их оборонить, велел им терпеть. Но тверичи не терпели, а ждали удобного времени.

И случилось так, что 15 августа, ранним утром, когда собирается торг, некий диакон-тверянин, — прозвище ему Дудко, — повел кобылицу, молодую и очень тучную, напоить водой в Волге. Татары же, увидев ее, отняли. Диакон же очень огорчился и стал вопить: «Люди тверские, не выдавайте!»

И началась между ними драка. Татары же, надеясь на свою власть, пустили в ход мечи, и тотчас сбежались люди, и началось возмущение. И ударили во все колокола, стали вечем, и восстал город, и сразу же собрался весь народ. И возник мятеж, и кликнули тверичи и стали избивать татар, где кого поймают, пока не убили самого Шевкала. Убивали же всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, пасших на поле стада коней. Те взяли лучших жеребцов и быстро бежали в Москву, а оттуда в Орду, и там возвестили о кончине Шевкала <...>

Убит же был Шевкал в 6835 году. И, услышав об этом, беззаконный царь зимой послал рать на Русскую землю — пять темников, а воевода у них Федорчук, и убили они множество людей, а иных взяли в плен; а Тверь и все тверские города предали огню. Великий же князь Александр, чтобы не терпеть безбожных преследований, оставив русский великокняжеский престол и все свои наследственные владения, ушел во Псков с княгиней и детьми и остался в Пскове.