Полагаю необходимым процитировать пример того, как доступность информации определяет если не научные источники, то околонаучную беллетристику, которая в долгосрочной перспективе… если не определяет оные, то влияет на них.
Цитирую статью Виктора Калугина из издания Собрания русских народных песен Петра Васильевича Кирееского (текст есть в Сети, например #475107):
О пушкинском замысле есть и другие свидетельства, но тем большее значение приобретает сам факт передачи Пушкиным своих записей молодому Петру Киреевскому. Произошло это 20 августа 1833 года, когда Пушкин, Соболевский и Шевырев, встретившись в Москве, в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот, приняли решение передать все свои записи и само дело издания «большого собрания» Петру Киреевскому. Речь шла именно о большом собрании, о соединении всех имевшихся «малых» в единый фольклорный свод. Вскоре после этой встречи Соболевский сообщил поэту Востокову, что Киреевский уже «получил от Языкова, Шевырева и А. Пушкина более тысячи повестей (имеются в виду исторические песни и былины. — В. К.), песней и так называемых стихов».
Петр Киреевский сразу же приступил к осуществлению этого замысла. 14 октября 1833 года (то есть через три недели после встречи с Пушкиным, Соболевским и Шевыревым) он писал Николаю Языкову: «Знаешь ли ты, что готовящееся собрание русских песен будет не только лучшая книга нашей Литературы, не только из замечательнейших явлений Литературы вообще, но что оно, если дойдет до сведения иностранцев в должной степени, и будет ими понято, то должно ошеломить их так, как они ошеломлены быть не желают! Это будет явление беспримерное».
У Петра Киреевского были все основания для такой оценки. «У меня теперь под рукою большая часть знаменитейших собраний иностранных народных песен», — сообщал он в том же письме, сравнивая эти знаменитейшие собрания с готовящимся, русским, и приходя к выводу, что большинство из иностранных сборников составлены «не по изустному сказанию, а из различных рукописей» и что песни в них «обезображенные и причесанные по последней картинке моды».
Принципиальное отличие «готовящегося собрания русских песен» от всех других отечественных и зарубежных сборников заключалось в том, что песни в нем записаны «прямо с голоса». А это уже само по себе являлось новым словом в мировой фольклористике.
По предварительным подсчетам, это издание 1833 года должно было состоять из четырех томов, что в количественном отношении тоже превышало все знаменитейшие зарубежные сборники. «Известнейшее собрание шотландских песен Вальтера Скотта, — писал Петр Киреевский по этому поводу, — содержит в себе 77 нумеров, собрание шведских песен, которого количественному богатству немцы дивятся, заключает в себе 100 нумеров». У самого же Петра Киреевского к этому времени было уже более двух тысяч песен «могущих поступить в печать», подготовленных к изданию.
Но этому изданию 1833 года, как, впрочем, и изданию 1837 года, не суждено было увидеть свет. Причины разные, в том числе и тяжелое заболевание печени, которым Петр Киреевский страдал всю жизнь. Так, например, 14 ноября 1833 года, то есть как раз во время подготовки издания, Авдотья Петровна сообщала Жуковскому: «Петр уже три месяца не встает с постели. Мучительную и опасную болезнь переносит он с какой-то ненынешней твердостью. Когда ему лучше, он роется в преданиях, составляет, выправляет легенды, нынешним летом собранные у нищих, песни русские и пр.».
Но не менее веской причиной являлся сам объем издания. Уже тогда, в самом начале «предприятия», имея на руках две тысячи текстов, Петр Киреевский говорил о своем намерении ограничиться примечаниями «только самыми необходимыми и короткими», а иначе — это его собственные слова — «если поступать совестливо и отчетливо, это задержало бы издание на несколько лет».
Но в том-то и дело, что несовестливо и неотчетливо Петр Киреевский поступать не мог. Положение осложнялось еще и тем, что с годами «обильные песенные потоки» не иссякали, а увеличивались. Две тысячи песен намечавшегося издания 1833 года — это записи самого Петра Киреевского, семьи Языковых, а также «вклады» Пушкина, Соболевского, Востокова. Но уже вскоре в его руках окажутся не две тысячи песен, а вдвое, втрое, в десять раз больше… Общий же объем Собрания народных песен П. В. Киреевского таков, что не только дореволюционная, но и современная наука до сих пор не в состоянии осуществить его полное издание[109]. А Петр Киреевский был один…
[109] Этой теме посвящено специальное исследование: «Судьба песен, собранных П. В. Киреевским» («Песни, собранные писателями. Новые материалы из архива П. В. Киреевского». «Литературное наследство», том 79. М., 1968).
Желаемое объяснение выделено жирным.
Фактом же, причём досейчас недостаточно хорошо известным (!) даже заинтересованным (!!!) исследователям является то, что определяющей причиной… крайне скудной представленности элементов Собрания в дореволюционной издательской традиции были не перечисленные сложности, а банальная активность цензуры (казалось бы, при чём тут немцы)?
Интересующимся вопросом рекомендую обратиться к третьему и возможно четвёртому томам крайнего юбилейного (2006 года) ПСС.
