В ка­че­стве пред­ва­ри­тель­но­го за­ме­ча­ния, во­пло­ща­ю­ще­го со­вре­мен­ный опыт про­сто на­пом­ню на­блю­де­ния Де­ни­са Со­ко­ло­ва на пред­мет того, над чем можно сме­ять­ся, а над чем не нужно и чем чре­ва­то на­ру­ше­ние за­пре­та.
В про­дол­же­ние темы РКЛ по­ла­гаю необ­хо­ди­мым про­ци­ти­ро­вать ещё одну ста­тью сбор­ни­ка.
И ни в коем слу­чае не верь­те тем, кто пред­по­ло­га­ет при­част­ность спец­служб наших «парт­нё­ров» к ка­та­стро­еч­но­му валу чёр­но­го юмора. Это конь­с­пи­ро­ло­гия и по­то­му оче­вид­ная, не тре­бу­ю­щая до­ка­за­тель­ства чушь.

---

Салтыков-​Щедрин. Ис­то­рия од­но­го го­ро­да

Ста­рые вещи обыч­но про­из­во­дят луч­шее впе­чат­ле­ние, чем они того за­слу­жи­ва­ют. Их скра­ши­ва­ет дол­гое неупо­треб­ле­ние. Кин­жал, ко­то­рым вы­пус­ка­ли кишки, — те­перь «иг­руш­кой зо­ло­той он бле­щет на стене», вы­зы­вая за­вист­ли­вые вздо­хи кол­лек­ци­о­не­ра: ну как же, ста­рая ра­бо­та, ру­ко­ять, резь­ба, вещь. В то время как если бы на кин­жал по­смот­рел бы непо­сред­ствен­ный поль­зо­ва­тель, то ска­зал бы: ну да, ну ножик, мас­сив­ный, пло­хая сталь, для боя не го­дит­ся, а вот ре­зать горло свя­зан­ным плен­ни­кам в энном ко­ли­че­стве — это как раз, для того и делан. И на­зва­ет­ся этот нож «сер­бо­рез».

Но це­ни­те­ли на это не смот­рят. Их в ос­нов­ном ин­те­ре­су­ет эс­те­ти­ка: а как будет смот­реть­ся эта же­лез­ка вон на той стен­ке. И они со­вер­шен­но правы — зна­че­ние есть упо­треб­ле­ние, и те­перь это не кин­жал, а иг­руш­ка зо­ло­тая. Да и за­ре­зать им ни­ко­го нель­зя, ибо туп.

Но бы­ва­ет и на­обо­рот: со вре­ме­нем вещь ста­но­вит­ся опас­нее, имен­но из-за внеш­ней без­обид­но­сти. В ба­буш­ки­ном сун­ду­ке лежит склян­ка с белым по­ро­шоч­ком от кры­сок. В па­пи­ном ящич­ке — ржа­вая брит­ва. По­ро­шо­чек, раз­ла­га­ясь, де­ла­ет­ся всё ядо­ви­тее. А лез­вие, про­ржа­вев, при по­пыт­ке им по­брить­ся сулит порез и за­ра­же­ние крови

Так что все­гда по­лез­но пом­нить про­стую муд­рость Алисы из Стра­ны Чудес: если долго дер­жать в руках рас­ка­лен­ную до­крас­на ко­чер­гу, то можно об­жечь­ся; если очень долго ре­зать палец ножом, из паль­ца в конце кон­цов пой­дет кровь, а если вы­пить слиш­ком много из бу­тыл­ки, на ко­то­рой на­ри­со­ва­ны череп и кости, то почти на­вер­ня­ка рано или позд­но по­чув­ству­ешь недо­мо­га­ние.

То же самое от­но­сит­ся и к раз­но­го рода «яв­ле­ни­ям духа». Лю­би­те­ли ли­те­ра­ту­ры во­об­ще и рус­ской в част­но­сти тоже склон­ны за­бы­вать о самом про­стом: зачем были пи­са­ны те книж­ки, ко­то­ры­ми они ла­ко­мят­ся.

В принципе-​то они знают, что нема­лое ко­ли­че­ство «ми­ро­вых ше­дев­ров» пи­са­лась по вполне кон­крет­ным по­во­дам, часто очень пас­куд­ным, но склон­ны это иг­но­ри­ро­вать. Ну и что, если такая-​то эпи­грам­ма была пу­ще­на про гос­по­ди­на NN, дабы опо­ро­чить его чест­ное имя в гла­зах света? Кого ин­те­ре­су­ет честь NN, ко­то­рый уж три­ста лет как за­стре­лил­ся! А мы вот те­перь можем невоз­бран­но на­сла­ждать­ся изя­ще­ством рифмы. Убий­ствен­ной, хе-хе.

Од­на­ко не стоит так уж бла­го­ду­ше­ство­вать. На «рус­ской полке» всё ещё стоят кни­жеч­ки, ко­то­рые можно тро­гать толь­ко в ре­зи­но­вых пер­чат­ках, а чи­тать лучше в ска­фандре выс­шей био­ло­ги­че­ской за­щи­ты.

Для на­ча­ла на­пом­ним за­быв­чи­вым кое-​что из того, о чём от­кры­то го­во­ри­ли со­вет­ские учеб­ни­ки. В ко­то­рых было чёр­ным по бе­ло­му пи­са­на та про­стая прав­да, что рус­ская ли­те­ра­ту­ра была по боль­шей части «крайне кри­тич­на» по от­но­ше­нию к су­ще­ство­вав­ше­му в стране строю. Вклю­чая форму прав­ле­ния, государственно-​территориальное устрой­ство, гос­под­ству­ю­щее ве­ро­ис­по­ве­да­ние, куль­ту­ру и т. п. Тем самым ли­те­ра­ту­ра эта прямо или кос­вен­но ра­бо­та­ла на тот или иной ва­ри­ант го­су­дар­ствен­но­го пе­ре­во­ро­та.

То есть, если пе­ре­ве­сти вы­ше­ска­зан­ное на про­стой рус­ский язык: книж­ки в Рос­сии пи­са­лись в ос­нов­ном для того, чтобы по­двиг­нуть народ убить Царя, за­ре­зать попов и вос­ста­но­вить Поль­шу.

От про­ве­де­ния ка­ко­вых мер ожи­да­лось, по слову Ро­за­но­ва (од­но­го из немно­гих, пи­сав­ше­го не за этим, а об этом), что яб­ло­ни будут пло­до­но­сить две­на­дцать раз в году.

Ну что ж. В конце кон­цов про­грам­ма была при­ве­де­на в ис­пол­не­ние. Вне за­ви­си­мо­сти от на­ше­го от­но­ше­ния к ре­зуль­та­там — книж­ки можно ста­вить в шкаф. «От­ра­бо­та­ло». Можно, на­ко­нец, спо­кой­но на­сла­ждать­ся вязью сло­вес.

Но не всё так про­сто. Да, то­пор­ные ре­во­лю­ци­он­ные агит­ки сей­час и в самом деле не вы­зы­ва­ют ни­че­го, кроме брезг­ли­во­го недо­уме­ния. Роман «Что де­лать» пре­вра­тил­ся даже не в ну­ле­вую, а в от­ри­ца­тель­ную эс­те­ти­че­скую ве­ли­чи­ну — треш для эс­те­тов, «в на­ту­ре Со­ро­кин». А по­след­ние тома Тол­сто­го, где «про­тив Церк­ви» и «ана­фе­ма», про­сто никто не чи­та­ет. Оста­лись вся­кие при­ят­ные яв­ле­ния жизни — Пуш­кин там, До­сто­ев­ский, — ко­то­рые для своих вре­мён были ско­рее ис­клю­че­ни­ем (они не очень хо­те­ли убить Царя и где-​то даже воз­ра­жа­ли про­тив такой идеи), ну а те­перь вполне, вполне. Мы же ведь по­ня­ли, что Царя убили зря, бо яблок от того стало ро­дить­ся мень­ше преж­не­го.

Од­на­ко ж не будем за­бы­вать, с какой ма­ши­ной мы имеем дело. Как и вся­кое хо­ро­шо спла­ни­ро­ван­ное пре­ступ­ле­ние та­ко­го уров­ня, рус­ская ли­те­ра­ту­ра кри­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния ра­бо­та­ла сразу по несколь­ким на­прав­ле­ни­ям и с раз­ной глу­би­ной за­хва­та объ­ек­тов. Фельетонщики-​щелкопёры от­стре­ли­ва­лись по те­куч­ке, гоня перед собой тучу гряз­ных слу­хов. Люди по­со­лид­нее за­глуб­ля­ли боль­ше, под­де­вая плу­гом «ин­сти­ту­ты» — мо­нар­хию, цер­ковь, го­су­дар­ство. А самые-​самые ко­рен­ни­ки, не пре­не­бре­гая всем вы­ше­озна­чен­ным, впрыс­ки­ва­ли чер­ниль­ный ядок в «самую ма­точ­ку», «в Рас­се­юш­ку ко­со­пу­зую» и в рус­ский народ. Ко­то­рый ядок и по­сей­час пре­крас­но рас­хо­дит­ся по нашим жи­лоч­кам.

Одно из самых мер­зост­ных, во­ис­ти­ну иуди­ных со­чи­не­ний из этой по­след­ней ка­те­го­рии была на­пе­ча­та­на в жур­на­ле «Оте­че­ствен­ные за­пис­ки» в 1869–1870 гг., и было с вос­тор­гом при­ня­то об­ра­зо­ван­ной пуб­ли­кой. В том же 1870–м оно было из­да­но от­дель­ным из­да­ни­ем.

То была книж­ка гос­по­ди­на Салтыкова-​Щедрина «Ис­то­рия од­но­го го­ро­да».

Предыс­то­рия. Вы­пуск­ник но­мен­кла­тур­но­го Алек­сан­дров­ско­го лицея, ду­хов­но вскорм­лен­ный Бе­лин­ским и пе­ре­до­вы­ми фран­цуз­ски­ми иде­я­ми (зна­ко­мая кар­ти­на, ага?), Сал­ты­ков начал свою ли­те­ра­тур­ную ка­рье­ру с за­уряд­ной хулы на вла­сти. За что был «со­слан в Вятку», как пи­са­ли со­вет­ские учеб­ни­ки, — умал­чи­вая, что со­слан­ный был на­зна­чен стар­шим чи­нов­ни­ком осо­бых по­ру­че­ний при гу­бер­на­то­ре, а потом со­вет­ни­ком гу­бер­на­тор­ско­го прав­ле­ния. Вер­нув­шись в Пе­тер­бург, он при­во­зит с собой «Гу­берн­ские очер­ки», по­нят­но ка­ко­го со­дер­жа­ния. Даль­ше про­дол­жа­ет за­лу­пать­ся, сов­ме­щая это с ка­рье­рой — и до­слу­жил­ся, сукин кот, до вице-​губернатора Твери. За уча­стие в под­го­тов­ке ан­ти­пра­ви­тель­ствен­ных вы­ступ­ле­ний в 1861–1862 году его, на­ко­нец, вы­ну­ди­ли оста­вить долж­ность. После чего иудыш пе­ре­хо­дит в от­кры­тую жур­наль­ную фрон­ду, раз­вёр­сты­ва­ет бля­дье хайло и на­чи­на­ет крыть «рас­се­юш­ку» по ма­туш­ке, с от­тя­гом и сма­ком.

Несколь­ко слов о твор­че­ском ме­то­де СЩ. Надо ска­зать, что, в от­ли­чие от мно­гих и мно­гих за­бы­тых под­ра­жа­те­лей, он тонко по­ни­мал при­ро­ду глума. Би­че­ва­ние дей­стви­тель­ных по­ро­ков, даже вы­пя­чи­ва­ние их — это всё ранит не столь уж силь­но, по­то­му что об­суж­де­ние дей­стви­тель­ных непри­ят­но­стей, даже в из­де­ва­тель­ском тоне, всё-​таки вклю­ча­ет разум. Го­раз­до боль­ше­го можно до­бить­ся, если из­де­вать­ся над ве­ща­ми невин­ны­ми или даже по­хваль­ны­ми — ска­жем, над фор­мой носа жерт­вы, или над её лицом. При этом внеш­ность может быть иде­аль­ной. Тут важен тон. Что-​то вроде — «у пись­мо­во­ди­те­ля было слав­ное от­кры­тое лицо, вы­со­кое чело его не пе­ре­се­ка­ла ни еди­ная мор­щи­на… сло­вом, это было лицо из тех самых, что так лю­би­мы на­чаль­ством». Всё, неве­до­мый пись­мо­во­ди­тель уни­что­жен — сло­веч­ком «чело», на­мё­ком на «из­ви­ли­ну» и упо­ми­на­ни­ем «на­чаль­ства». Ещё лучше — глу­мить­ся над тем, чего нет. На рус­ской почве эту ме­то­ду пер­вым пред­ло­жил Го­голь, но Щед­рин вла­дел при­ё­мом в со­вер­шен­стве. «У ми­ни­стра N на плече вско­чил необык­но­вен­ный прыщ, пре­вра­тив­ший­ся во вто­рую го­ло­ву, го­раз­до ум­ней­шую пер­вой. Не то чтобы пер­вая была глупа, она была даже где-​то и тол­ко­ва, но го­ло­ва, вы­лу­пив­ша­я­ся из прыща, и вовсе была кла­де­зем муд­ро­сти…» — на­ча­ло ти­пич­ной «щед­рин­ской» ска­зоч­ки. По­ни­ма­ю­щие чи­та­те­ли по­хо­ха­ты­ва­ли над «под­ра­зу­ме­ва­е­мой фи­гу­рой» — ско­рее всего, умным и чест­ным че­ло­ве­ком, ко­то­ро­го вроде бы и не за что взять. Но клещ при­це­пил­ся — и на ре­пу­та­ции вы­ска­ки­ва­ет прыщ. «Умная го­ло­ва, ещё ум­ней­шая пер­вой». Гы-​гы-гы. Бу­га­га.

Впро­чем, на­сто­я­щим ноу-​хау СЩ была спо­соб­ность об­га­дить сло­вом не че­ло­ве­ка, а целый слой людей. Уже с «Гу­берн­ских очер­ков» он нашёл себя в новом жанре — а имен­но, в из­де­ва­тель­ствах над раз­ны­ми клас­са­ми и со­ци­аль­ны­ми сло­я­ми Рос­сий­ской им­пе­рии. Тут его скор­пи­о­ний та­лант рас­цвёл: он, как тогда вы­ра­жа­лись, «про­та­щил» в своих кни­жи­цах почти всех, от про­вин­ци­аль­но­го дво­рян­ства до «гос­под таш­кент­цев»… Ко­ро­че, к мо­мен­ту на­пи­са­ния «Ис­то­рии» он уже имел за­слу­жен­ную ре­пу­та­цию ма­сте­ра то­таль­ной из­дёв­ки.

И как вся­кий ма­стер, он не мог не за­ду­мы­вать­ся о ше­дев­ре.

По­нят­ное дело, та­ко­вым ше­дев­ром могло бы стать толь­ко осме­я­ние и ога­и­ва­ние уже не какой-​нибудь «части Рос­сии» (пусть самой ха­рак­тер­ной), но Рос­сии и рус­ских in toto, «в общем и целом». Обос­рать «эту стра­ну» с ног да го­ло­вы, обос­рать вонь­ко и липко — так, чтобы под­лая не от­мы­лась вовек.

Толч­ком к твор­че­ству и мо­де­лью для сбор­ки гос­по­ди­ну Сал­ты­ко­ву по­слу­жи­ла книга Ва­шинг­то­на Ир­вин­га «Ис­то­рия Нью-​Йорка», пред­став­ля­ю­щая собой ле­то­пись сме­ня­ю­щих друг друга гу­бер­на­то­ров. Ра­зу­ме­ет­ся, книж­ка по­слу­жи­ла толь­ко схе­мой — ну и на­ве­ла на мысль.

В прин­ци­пе СЩ было бы вполне до­ста­точ­но по­ра­бо­тать в своём обыч­ном стиле «ши­ро­кой па­но­ра­мы» — то есть прой­тись по всей Руси-​матушке, пе­ре­би­рая ей ко­сточ­ки. По­лу­чи­лось бы что-​то вроде Го­го­ля, толь­ко злее и под­лее. Но это по­ка­за­лось ему недо­ста­точ­ным.

Как из­вест­но, самая оскор­би­тель­ная ру­гань — ма­тер­ная, то есть по­но­ся­щая не толь­ко са­мо­го че­ло­ве­ка, но и его маму, папу, etc, etc. По­то­му что «лич­ное» че­ло­век пе­ре­жить ещё может, но вот по­но­ше­ние семьи, ро­ди­те­лей — это дей­стви­тель­но «под­се­ка­ет под самый ко­ре­шок». Щед­рин (сам хо­ро­ший ма­тер­щин­ник) до­ду­мал­ся до про­сто­го и ге­ни­аль­но­го: об­ва­лять в дерь­ме ПРЕД­КОВ рус­ских людей, при­чём не толь­ко отцов-​матерей, а взяв­шись за дело по­сле­до­ва­тель­но, всех рус­ских «от Рю­ри­ка». То есть весь народ, как он есть. По­это­му Щед­рин взял­ся за неви­дан­ное с ха­мо­вых вре­мён дело: на­пи­сать ис­то­ри­че­скую са­ти­ру.

По­лу­чил­ся ше­девр ру­со­фоб­ской ли­те­ра­ту­ры. Даль­ней­шие упраж­не­ния на рус­скую тему — вплоть до ны­неш­не­го «шен­де­ро­ви­ча» — вышли, как из го­го­лев­ской ши­не­ли, из этой пас­куд­ной книж­ки.

Стоит от­ме­тить, что от­кры­тый ав­то­ром жанр остал­ся уни­каль­ным. Един­ствен­ное по­до­бие в ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ре — «Ост­ров пинг­ви­нов» Ана­то­ля Фран­са, ис­то­ри­че­ская са­ти­ра на la belle France, не иду­щая с тво­ре­ни­ем СЩ ни в какое срав­не­ние по мер­зо­сти бес­стыд­ства. Да ещё ки­тай­ский ин­тел­ли­гент Лао Ше за­му­тил «За­мет­ки о ко­ша­чьем го­ро­де», нечто в том же духе, но толь­ко ан­ти­ки­тай­ское. За что ему раз­би­ли го­ло­ву хун­вей­би­ны — и, чест­но го­во­ря, в дан­ном кон­крет­ном слу­чае осуж­дать их слож­но… Но и фран­цуз и ки­та­ец про­сто не могут даже срав­ни­вать­ся с по­га­ным Щед­ри­ным: в них всё-​таки было слиш­ком много че­ло­ве­че­ско­го, а не бе­сов­ско­го.

Пе­ре­ска­зы­вать сюжет и пе­ре­чис­лять щед­рин­ские гэги нет смыс­ла: все чи­та­ли, все отра­ви­лись. От­ме­тим толь­ко, что в «Ис­то­рии» автор иг­ра­ет на всей кла­ви­а­ту­ре доз­во­лен­ных и недоз­во­лен­ных при­ё­мов на­не­се­ния сло­вес­но­го ущер­ба. Чего стоит, на­при­мер, тща­тель­ное со­би­ра­ние смеш­ных и оскор­би­тель­ных про­звищ, да­ва­е­мых друг другу жи­те­ля­ми раз­ных краёв и гу­бер­ний, с по­сле­ду­ю­щим вы­ва­ли­ва­ни­ем на стра­ни­цу спис­ка: «мор­же­е­ды, лу­ко­еды, гу­ще­е­ды, клю­ков­ни­ки, ку­ра­ле­сы, верт­ячие бобы, ля­гу­шеч­ни­ки, ла­пот­ни­ки, чер­но­не­бые, дол­беж­ни­ки, про­лом­лен­ные го­ло­вы, сле­по­ро­ды, гу­бо­шле­пы, вис­ло­ухие, ко­со­брю­хие, ря­пуш­ни­ки, за­уголь­ни­ки, кро­шев­ни­ки и ру­ко­суи». (В пись­ме в ре­дак­цию «Вест­ни­ка Ев­ро­пы» — до­ку­мен­те в неко­то­ром роде вы­да­ю­щем­ся — Салтыков-​Щедрин ввин­чи­ва­ет: «если уж сам народ так себя че­стит, то тем более права имеет на это са­ти­рик»). Или вот такое: «го­ло­во­тя­пы на­ча­ли устра­и­вать­ся внут­ри, с оче­вид­ною целью до­бить­ся какого-​нибудь по­ряд­ка. На­ча­лось с того, что Волгу то­лок­ном за­ме­си­ли, потом те­лен­ка на баню та­щи­ли…» — даль­ше идёт глум­ли­вое пе­ре­би­ра­ние рус­ских по­го­во­рок. Или вдруг, по­сре­ди ско­тье­го ржача, стивен-​кинговская такая кар­тин­ка: «И Дунь­ка, и Мат­рен­ка бес­чин­ство­ва­ли неска­зан­но. Вы­хо­ди­ли на улицу и ку­ла­ка­ми сши­ба­ли про­хо­дя­щим го­ло­вы, хо­ди­ли в оди­ноч­ку на ка­ба­ки и раз­би­ва­ли их, ло­ви­ли мо­ло­дых пар­ней и пря­та­ли их в под­по­лья, ели мла­ден­цев, а у жен­щин вы­ре­за­ли груди и тоже ели». Это, типа, рус­ская ис­то­рия, «чуть под­чёрк­ну­тая», ага? Сго­дит­ся и во­вре­мя по­поль­зо­ван­ная биб­лей­ская ци­та­та: «На­де­ли на Ев­се­и­ча аре­стант­ский убор и, «по­доб­но неве­сте, на­встре­чу же­ни­ха гря­ду­щей», по­ве­ли, в со­про­вож­де­нии двух пре­ста­ре­лых ин­ва­ли­дов, на съез­жую».

Но самый-​самый цимес — это раз­ли­тое по тек­сту глум­ле­ние ни над чем. Здесь ис­че­за­ет даже пред­мет, вер­нее — ста­но­вит­ся неваж­ным. Вот, к слову, такой пас­саж: «Гра­до­на­чаль­ни­ки вре­мен Би­ро­на от­ли­ча­ют­ся без­рас­суд­ством, гра­до­на­чаль­ни­ки вре­мен По­тем­ки­на — рас­по­ря­ди­тель­но­стью, а гра­до­на­чаль­ни­ки вре­мен Ра­з­умов­ско­го — неиз­вест­ным про­ис­хож­де­ни­ем и ры­цар­скою от­ва­гою. Все они секут обы­ва­те­лей, но пер­вые секут аб­со­лют­но, вто­рые объ­яс­ня­ют при­чи­ны своей рас­по­ря­ди­тель­но­сти тре­бо­ва­ни­я­ми ци­ви­ли­за­ции, тре­тьи же­ла­ют, чтоб обы­ва­те­ли во всем по­ло­жи­лись на их от­ва­гу. Такое раз­но­об­ра­зие ме­ро­при­я­тий, ко­неч­но, не могло не воз­дей­ство­вать и на самый внут­рен­ний склад обы­ва­тель­ской жизни; в пер­вом слу­чае, обы­ва­те­ли тре­пе­та­ли бес­со­зна­тель­но, во вто­ром — тре­пе­та­ли с со­зна­ни­ем соб­ствен­ной поль­зы, в тре­тьем — воз­вы­ша­лись до тре­пе­та, ис­пол­нен­но­го до­ве­рия. Даже энер­ги­че­ская езда на поч­то­вых — и та неиз­беж­но долж­на была ока­зы­вать из­вест­ную долю вли­я­ния, укреп­ляя обы­ва­тель­ский дух при­ме­ра­ми ло­ша­ди­ной бод­ро­сти и несто­мчи­во­сти».

Это ис­тин­ный ше­девр под­ло­сти. Даже невин­ней­шая «езда на поч­то­вых» — и та ста­вит­ся лыком в стро­ку, вы­рас­та­ет до сим­во­ла, ста­но­вит­ся пунк­том об­ви­не­ния. И уж во вся­ком слу­чае, го­ме­ри­че­ски смеш­на. «Ездит на поч­то­вых», гы-​гы-гы. Бу­га­га, бу-​бу-га-га, со взрё­вы­ва­ни­ем и взрыв­ным от­де­ле­ни­ем газов.

Обо­рот­ной сто­ро­ной всего этого глу­ме­жа ока­зы­ва­ют­ся чуть ли не ми­сти­че­ские про­зре­ния. Несчаст­ный Да­ни­ил Ан­дре­ев в «Розе Мира» на пол­ном се­рьё­зе до­ка­зы­вал, что в виде Угрюм-​Бурчеева Сал­ты­ков изоб­ра­зил Ста­ли­на. Иные шли даль­ше и чи­та­ли «Ис­то­рию» как ка­ри­ка­ту­ру имен­но на со­вет­ский пе­ри­од… И все схо­дят­ся в одном: вот она, Под­лин­ная Ис­то­рия Рос­сии.

Это и не уди­ви­тель­но. С ис­то­ри­ей мы зна­ко­мим­ся не по учеб­ни­кам, а по «ху­до­же­ствен­ным книж­кам». То есть на­сто­я­щие учеб­ни­ки ли­те­ра­ту­ры — это ро­ма­ны. По­это­му, что бы там ни пи­са­ли в школь­ных про­грам­мах, учеб­ни­ком фран­цуз­ской ис­то­рии в Рос­сии были, есть и будут «Три муш­ке­тё­ра». И «пре­крас­ную Фран­цию» пред­став­ля­ли, пред­став­ля­ют и пред­став­лять будут «так, и толь­ко так». То же самое верно от­но­си­тель­но всех осталь­ных стран. Для любой можно ука­зать на­сто­я­щий учеб­ник её ис­то­рии. На­при­мер, «ис­то­рия аме­ри­кан­ско­го Юга» — это «Уне­сён­ные вет­ром», дру­го­го нет.

Так вот. На про­тя­же­нии по­след­не­го сто­ле­тия ОС­НОВ­НЫМ УЧЕБ­НИ­КОМ РУС­СКОЙ ИС­ТО­РИИ В РОС­СИИ ЯВ­ЛЯ­ЕТ­СЯ «ИС­ТО­РИЯ ГО­РО­ДА ГЛУ­ПО­ВА». Любые дру­гие учеб­ни­ки толь­ко на­кла­ды­ва­ют­ся на эту из­на­чаль­но за­дан­ную кар­тин­ку.

Впро­чем, толь­ко ли учеб­ни­ком?

Поз­во­лю себе неболь­шое от­ступ­ле­ние. Вуль­гар­ная ин­тер­пре­та­ция од­но­го из­вест­но­го по­ло­же­ния кван­то­вой ме­ха­ни­ки гла­сит: на­блю­да­тель вли­я­ет на на­блю­да­е­мый объ­ект одним фак­том на­блю­де­ния. Во­прос: имеет ли место нечто по­доб­ное в делах об­ще­ствен­ных?

А пур­куа бы не па? Вот цы­ган­ка за­гля­ды­ва­ет в ко­ля­соч­ку к мла­ден­цу, — а мама гру­дя­ми бро­са­ет­ся и за­кры­ва­ет ре­бё­ноч­ка. Чтобы не сгла­зи­ли. По­то­му что, хучь и суе­ве­рие… а всё-​таки лучше не надо. «Дур­ной глаз». «Не надо смот­реть».

А вот есть рус­ский народ. Живёт себе, что-​то де­ла­ет. И вот в нём (или вне его — сей­час это неваж­но) по­яв­ля­ют­ся некие на­блю­да­те­ли. Ко­то­рые его на­блю­да­ют, ска­жем так, дур­ным гла­зом. Смот­рят, смот­рят, вгля­ды­ва­ют­ся. И людям от этого ста­но­вит­ся плохо. Из рук всё ва­лит­ся. Но­жень­ки не ходят. Не хо­чет­ся ни­че­го. Токмо водку вты­кать и морды друг другу ко­ря­вить. «Жить-​то неза­чем».

А если не толь­ко на­блю­де­ньи­це вклю­чить, но ещё и опи­са­ньи­це… О-о. «Тут та­ко­го по­на­де­лать можно». «Паль­чи­ки об­ли­жешь».

Есть, есть такие люди. Сами ино­гда — «ми­лей­шие», «мухи не оби­дят». А глаз — дур­ной. В каж­дом оке — по два зме­и­ных зрач­ка. По­смот­рит на мо­ло­ко — мо­ло­ко скис­нет. По­смот­рит на стра­ну — стране пло­хе­ет.

Ино­гда мне ка­жет­ся, что Салтыков-​Щедрин и ему по­доб­ные сгла­зи­ли Рос­сию. На­ве­ли на неё порчу.

В де­ревне бы — со­бра­лись му­жич­ки ночью, да по­жгли бы из­бён­ку, где такие живут. По­то­му что — рожь не ро­дит­ся, а это се­рьёз­но.

Но мы — го­род­ские, куль­тур­ные. В сглаз не верим.

А зря.

---

К. Кры­лов, ста­тья из сбор­ни­ка пуб­ли­ци­сти­ки «Нет Вре­ме­ни» (2007 год из­да­ния).
Про­дол­же­ние темы, на­ча­той в ста­тье про уни­каль­ность фе­но­ме­на РКЛ.