The Independant: Сравните репортажи из Мосула и Восточного Алеппо – это многое скажет о скармливаемой нам пропаганде.

Рассуждения Патрика Кокбурна из The Independent относительно освещения западными СМИ месопотамских событий. С напоминанием, к чему приводят аберрации восприятия.

Статья по-своему любопытная, привожу перевод.

Источник

Я был в Иране вначале 2011 года, когда репортажи из оппозиционных источников в изгнании твердили, что гражданские протесты захлестнули страну. Это было похоже на правду. Действительно, 14-го февраля в северном Тегеране прошла 30-тысячная демонстрация (напоминающая массовые протесты против предположительно подстроенных президентских выборов 2009-го года), которая застала правительство врасплох. Звучали оптимистичные комментарии со стороны западных экспертов, предполагавших, что Арабская Весна добралась и до Ирана.

Однако, к тому моменту как я добрался до Тегерана, ничего интересного в городе не происходило – только бойцы спецполиции стояли под дождём, скучая и маясь от безделья. Было похоже, что протесты стихли, однако я проверил интернет и обнаружил, что заблуждаюсь. Глашатаи оппозиции утверждали, что протесты кипят еженедельно, причём не только в северном Тегеране, но и в других иранских городах. Их заявления подкреплялись онлайн-трансляциями с толпами демонстрантов, стоящих напротив рядов спецполиции и ополчения.

Я нашёл нескольких знакомых иранских корреспондентов, сотрудничающих с международными СМИ, и спросил, почему не могу отыскать демонстрантов. Репортёры были хорошо осведомлены, но не могли работать, поскольку их аккредитации были приостановлены властями Ирана. Они смеялись, пока я описал им свои тщетные поиски антиправительственных выступлений, а потом объяснили мне, что я не смог отыскать протестующих толп, потому что они разошлись ещё в начале месяца.

Журналист, обычно симпатизирующий оппозиции, сказал, что "проблема заключается в том, что в наши дни картинка происходящего в Иране поступает главным образом от иранцев, проживающих в изгнании, и обычно является продуктом фантазии или пропаганды." Я спросил об онлайн видео-трансляциях, и он ответил, что они, скорее всего, были состряпаны оппозицией во время прошлых демонстраций. На одном из видео, предположительно снятых зимой, были отчётливо видны деревья в листве, на что он мне и указал.

Я поинтересовался у журналистов, не видят ли они в происходящем вины иранского правительства, которое, вместо того, чтобы позволить работать заслуживающим доверия местным репортёрам, ограничивает их работу и создаёт, тем самым, вакуум информации, в который хлынула пропаганда оппозиции. Репортёры согласились, что в этом есть зерно истины, однако мрачно добавили, что даже если бы им было позволено давать новости открыто, их западные редакторы "не поверили бы, потому что изгнанники со своей прессой убедили западные СМИ в том, что Иран кипит от протестов. И если наши сообщения опровергают это, то наши боссы просто начинают думать, что нас запугали или перекупили."

Это поучительная история, потому что позднее в том же году в Ливии и Сирии активисты оппозиции захватили контроль над медийным полем и вытеснили все иные трактовки происходящего. В Ливии Каддафи был демонизирован как единственный источник всех бед его страны, а его противники восхвалялись как отважные борцы за свободу, которые должны были принести либеральную демократию народу Ливии. Вместо этого, что было вполне очевидно с самого начала, свержение Каддафи стремительно ввергло Ливию в состояние жестокой криминализованной анархии, просвета которой не видно.

В современных Сирии и Ираке можно видеть те же процессы в действии. В обеих странах крупные городские центры арабов-суннитов – Восточный Алеппо в Сирии и Мосул в Ираке – осаждены проправительственными войсками при мощной поддержке зарубежных военно-воздушных сил. В Восточном Алеппо до 250 тысяч мирных жителей и восьми тысяч мятежников находятся под ударом Сирийской Армии, поддерживаемой шиитскими военизированными формированиями из Ирана, Ирака и Ливана, и усиливаемой российскими и сирийскими военно-воздушными силами. Бомбардировки Алеппо закономерно вызвали отвращение и осуждение по всему миру.

Но взгляните, как отличается освещение в массмедиа симметричной ситуации в Мосуле, в 300 милях восточнее Алеппо, где один миллион человек и 5 тысяч бойцов ИГИЛ [ОЗ РФ] окружены Иракской Армией, сражающейся плечом к плечу с курдской Пешмергой, шиитскими и суннитскими военизированными формированиями при поддержке американской военно-воздушной кампании. В отличие от Алеппо, в Мосуле обороняющуюся сторону обвиняют в том, что она угрожает жизням мирных жителей, используя их в качестве живого щита и препятствуя их выходу из-под огня. В Восточном Алеппо, к счастью, нет никаких живых щитов (хотя ООН и утверждает, что половина гражданского населения хочет, но не может покинуть город) – одни только невинные жертвы российского варварства.

Разрушение Алеппо российскими воздушными ударами сравнивают с разрушением Грозного в Чечне шестнадцать лет назад, но, удивительным образом, никому не приходит в голову параллель с Рамади, с 350-тысячным городом на Евфрате в Ираке, который был разрушен на 80% воздушными ударами американской коалиции в 2015 году. Параллели можно продолжить: мирные жители обоснованно опасаются того, что сирийская секретная полиция Мукхабара сможет сделать с ними, в случае, если они попытаются бежать или выйти через правительственные блокпосты.

Но в начале этого года я разговаривал с несколькими водителями грузовиков из Рамади, которых нашёл спящими под мостом в Киркуке. Они сказали мне, что не могут даже вернуться к руинам своих домов, потому что блокпосты на дороге в город заняты особенно буйными шиитскими ополченцами. Рамадинцам определённо пришлось бы заплатить крупные взятки, не говоря уж о том, что у них были бы хорошие шансы закончить день в тюрьме, на дыбе или в могиле.

Наступление на Мосул ведут элитные специальные подразделения иракских антитеррористических войск, так что шиитские ополченцы не должны будут заходить в город, оставшееся население которого состоит почти исключительно из суннитов. Но в последние несколько дней эти же самые спецподразделения вошли в город Бертелла, что на основной дороге к Мосулу. Они ехали на чёрных "хаммерах", которые, по сообщениям, были украшены религиозными флагами шиитов. Когда курдские бойцы попросили убрать флаги, им отказали. Иракский солдат по имени Али Саад был процитирован со словами: "Они спросили нас, ополченцы ли мы. Мы ответили, что мы не ополченцы, мы Иракские войска, и наши убеждения незыблемы."

Возможно, ИГИЛ не станет сражаться за Мосул, но есть и вероятность обратного – тогда перспективы гражданского населения будут мрачными. ИГИЛ не стала сражаться до последней капли крови за Фаллуджу, что к западу от Багдада, поэтому большая часть города осталась невредимой. Но она билась за Халилдию, соседний город с 30-тысячным населением. Если верить американцам, в городе остались стоять только четыре здания.

Крайняя предвзятость зарубежных СМИ при освещении аналогичных событий в Ираке и Сирии будет годами ещё служить богатейшим источником материала для кандидатских диссертаций, когда студенты-аспиранты возьмутся за предмет пропаганды и злоупотребления ею.

За последние пять лет освещение войн в Сирии и Ираке успело стать шаблоном. Почти ничего не изменилось с 2003 года, когда в Ираке оппозиция Саддаму Хуссейну сумела убедить зарубежные правительства и медиа в том, что вторгшиеся армии Америки и Британии будут встречены цветами на улицах Ирака. Уже год спустя оккупанты сражались за свои жизни. Обманутые пропагандистами оппозиции и собственными фантазиями, зарубежные правительства и журналисты абсолютно неверно истолковали местный политический ландшафт. Многое из этого происходит и сейчас.